Екимов Борис В снегах
Борис Екимов
В снегах
Зима нынче, слава богу, снежная. Давно таких снегов не бывало. Вот и февраль пришел, а все сыплет, метет. Хорошо глядеть из окошка на снежную замять. Соскучились по снежку. Не грех и прогуляться по белой дороге ли, тропке. Вовсе хорошо, когда едешь заснеженной белой степью. Сечет по окнам машины, ленивая поземка перебегает дорогу. По обочинам - стайки хохлатых жаворонков. Им - снег ли, метель - надо кормиться. Травы в степи нынче замело. В колено снег да в пояс. Вот и подались жаворонки к дороге.
Нынешний снег нашим людям в радость. Вспомнила наконец о нас небесная канцелярия, спохватилась. Ведь все прошлое лето - словно пйкло: с весны до осени - ни дождинки. Засуха, какой давно не бывало. Ко всем напастям еще и эта.
"...Обращаем Ваше внимание на катастрофическое положение в сельском хозяйстве, которое сложилось в результате диспаритета цен... и в связи с жесточайшей засухой".
Все верно: и диспаритет налицо, и засуха. Но нынче разговор о другом. Разговор о колдунах. Один из них живет в рабочем поселке Быково, в степном Заволжье. Виктор Андреевич Парчак, сорока трех лет, родом сельский, образование высшее, отец троих сыновей, до 1991 года трактор и комбайн не водил, пахать и сеять не умел. Работает со своим родственником Петром Николаевичем Смутневым, тоже начинающим хлеборобом, на 400 гектарах земли. В 1995 году, в жесточайшую засуху, получил по 32 центнера озимой пшеницы с гектара. А рядом, на той же земле, по 2 - 3 центнера наскребали.
- Колдун, - объяснили мне. - Везде - сушь, а над ним дожди идут. Значит, умеет колдовать.
Что ж... Познакомиться с колдуном всегда интересно. Но не зря говорят, что внешность порой обманчива. Виктор Андреевич оказался отнюдь не богатырем с плечами в косую сажень. Роста среднего и в плечах узковат. И все его хлеборобские успехи - это лишь работа.
И начало было обычным. 1990 год. Огляделись, подумали и поняли, что прежней жизни пришел конец. Надо начинать новую. Четыре мужика, связанные родством и свойством, во главе с В. А. Парчаком взяли 1000 гектаров брошенной земли совхоза "Волжский".
- Неудобья... Это мягкое слово ничего не говорит, - вспоминает Парчак. Эти земли более пяти лет не пахались. Осот там был выше человеческого роста и в руку толщиной. Там косули водились.
- Кто-кто?.. - удивленно переспрашиваю я.
- Косули. Я сам удивился. Но ведь лес стоял осотовый, глушь, они и прижились. И уходить не хотели. Мы рубим осот... Буквально топорами рубим... Они уходят вглубь. Это были джунгли, а не пашня. С ранней весны мы начали чистить землю, пахать...
Но прежде чем пахать, был первый решительный шаг: несколько дней раздумий, а потом три месяца тяжкой маеты.
- Обдумали и решили, и правильно сделали, - вспоминает Парчак. Заниматься землей - значит, надо иметь свою технику, а не ходить с протянутой рукой. Взяли кредит более двухсот тысяч рублей. 1990 год. Тогда это были великие деньги. Кое-кто за голову хватался: "С ума сходите?! Наберите старенького, подлатайте. На первое время сойдет". Мы взяли кредит. Техника тогда была недорогая, но купить ее было негде. За три зимних месяца я исколесил полстраны, а в области могу и сейчас нарисовать план всех райагроснабов. За три месяца я потерял одиннадцать килограммов веса, но к весне у нас была вся техника, нужная для работы. И брал я ее не внатяг, а с запасом, чтобы первые, самые трудные, пять лет быть во всеоружии.
С первых теплых дней Парчак с товарищами взялись за землю. До июня они сумели вспахать лишь 400 гектаров из тысячи, хотя работали по двенадцать четырнадцать часов. И сутки, и двое, и трое могли не уходить с поля. Это была изнурительная, тяжкая работа.
2 и 3 июня 1991 года шел дождь. Его Парчак помнит и нынче. После этого дождя посеяли просо на отвоеванных 400 гектарах. Получили урожай - 600 тонн. Реализовали. Цена тогда была хорошая, получили деньги и разделились.
Не ругались, не спорили, не упрекали друг друга, а просто поняли, что вместе - не по пути. Разные по характеру, по жизненным взглядам люди. Одни считали, что нельзя тратить себя, "надрываясь" в работе на пределе. Парчак считал, что нужно. И он остался вдвоем со своим нынешним напарником П. Н. Смутневым. Полученные деньги пошли на погашение кредита, на удобрения, на горючее - словом, на жизнь для земли и себя, это едино.
- Многие из начинающих земледельцев, - говорит Парчак, - работают на барыш, а не на урожай. Для урожая, для земли нужно покупать удобрения. А для барыша можно и обойтись год-другой. Это уже психология: "Как это я из кармана живые деньги выну, отдам, а неизвестно, что будет..." Мы же работаем на урожай сегодняшний и завтрашний.
Приехал я в Быково, искал Парчака, спрашивал о нем.
- Это который колдун? Над которым дожди идут?
- Это который везучий?
Может, и вправду колдун ли, везучий?
- Ни одного дождя за лето, как и у всех, на поле у Парчака не было, сказал мне человек знающий, начальник районного сельхозуправления. - Первые капли упали во время уборки и пошли во вред. Про везение и тем более про колдовство - это басни да бабьи сплетни. Человек работает не жалея себя. И не просто "на дурака прет", а соблюдает все требования агрономической науки. У него были не хорошие и даже не отличные, а идеальные пары. Для наших краев это - в любую засуху спасенье. У него были отличные семена. Он вовремя отсеялся. Он применял удобрения. Отсюда и результат.
В 1995 году Парчак и Смутнев с 200 гектаров озимой пшеницы получили по 32 центнера, а с 200 гектаров проса - по 15 центнеров с гектара. Первый за лето дождь пошел во время уборки, и потому проса собрали меньше, чем могли бы.
Нынешнее лето. Жестокая засуха. Хлеба буквально "горели". Актировали, списывали, гоняли комбайны, собирая крохи. Соседние с Парчаком колхозные поля дали по 2,5 центнера с гектара пшеницы.
- Почему? - спрашиваю я у Парчака.
- Все просто, - отвечает он на мое недоумение, - и ничего не нужно придумывать! Тем более что я и придумать ничего не смогу, я не агроном. Трактористом и комбайнером прежде не был. Надо делать так, как говорит наша агрономическая наука. Точно и твердо выполнять все ее предписания. Вот и все.
На мой взгляд, это главная причина успеха Парчака. Он не "выдумывал велосипеда". Он точно, со старанием выполнял все агрономические требования, все, что до него уже десять раз проверили и доказали многолетним опытом, наукой и практикой не на какой-нибудь, а на нашей волгоградской земле. К примеру, в первый год на парах он проводил более десяти культиваций за сезон.
Пахота ли, сев, культивация - для Парчака все важно и все главное.
- Обойду всех агрономов, - говорит Парчак, - посоветуюсь. Литературу читаю. Все выполняю в точности. У меня день уходит, чтобы войти в работу, отрегулировать агрегаты. На какой глубине идут лапка, сошник, норма высева, заделка семян в почву - все важно и все должно быть так, как положено. После пахоты, боронования, культивации, сева любой клочок моего поля можно проверить. Даю сто процентов гарантии: никаких отклонений от нормы.
И прежде, а в последние годы особенно много приходится видеть на полях наших горького. Зеленая трава стоит по колено, а убеждают: "Это - черный пар. Припоздали с культивацией, но не беда, успеем..." Успеют. Только проку от такого "черного пара" нет. Скачет сеялка за трактором, того и гляди оторвется. Пашня, считай, не бороненная. "Ничего, - машут рукой. - Дожди пройдут, все прибьется, вырастет". Конечно, вырастет, только вот что? Осот, розовый вьюнок, полевая ромашка.
За годы своей работы Парчак и Смутнев получили и реализовали три тысячи тонн зерна. Всего лишь на 400 гектарах. Иные колхозы на десяти тысячах гектаров получают зерна в два раза меньше.
Но... "от земли не будешь богатым, а будешь горбатым" - не мною придумано. Живет Парчак в том же доме, в каком жил и раньше. "Мерседесов" и даже "Жигулей" не купил. Все полученные деньги вложены в производство. Провели к своему участку дорогу из бетонных плит, построили склад для техники, семян, удобрений. Протянули электролинию, смонтировали подстанцию. Скважина, водонапорная башня, склад горюче-смазочных материалов. Государство помогало мало, а главное, с опозданием на полгода. Тогдашняя инфляция эту помощь "съедала".
Позади пять лет работы. Самой трудной, потому что это было начало. Что впереди?
- Для меня стало ясно, - говорит Парчак, - что на наших землях можно получать по сорок - пятьдесят центнеров озимой пшеницы на парах. Так я и буду работать.
Но, отработав пять трудных лет и получив около трех тысяч тонн зерна, Парчак не разбогател. Не все планы его сбылись. Он хотел на своей земле построить хороший большой дом, и, может быть, с бассейном, что при нашей жаре вовсе не роскошь. Хотел разбить сад и парк. Хотел построить свой элеватор для зерна. Не вышло. И не его в том вина. Пусть государство не выполнило свои обещания: дом для фермера и прочее. Но самое горькое - год 1993-й, когда 700 тонн пшеницы отдали государству и ждали денег за нее целый год. При тогдашней инфляции деньги обратились в дым. Год жизни. Год тяжкого труда.
И когда говорит Парчак: "Страна должна повернуться лицом к крестьянину", он имеет в виду только одно: "Честно расплачивайтесь за мою пшеницу, за мой труд. Чтобы я не ждал и не выпрашивал свои деньги месяц, два, три, а то и год. А еще - цены должны быть сообразными: за железку, за хлеб, за горючее".
Конечно же, не обошли мы в наших разговорах темы общие и насущные: колхоз и фермер.
- Поработав фермером, а потом объединившись в колхоз, я буду уже другим, сказал Парчак.
- Вы вернетесь в колхоз? - изумленно спросил я. - Зачем?
- Конечно, не в прежний, - ответил мой собеседник. - Но объединяться мы все равно будем, рано или поздно. На других принципах. Это необходимость. Потому что я зерно получил и отдал его чужому дяде, который смелет его, испечет хлеб, сделает макароны и получит доход больший, чем я. Значит, нужна своя переработка. Но в районе четыреста фермеров. Не заводить же нам четыреста пекарен, четыреста мельниц. Это - деньги на ветер. Надо объединиться. На какой основе, тут надо думать. Но объединяться все равно будем.
Мы говорили о многом. В конце разговора я спросил у него:
- У вас трудное позади. Но если бы сейчас вам предложили еще тысячу гектаров земли, такой же запущенной, джунгли, в которых кабаны и косули. Вы бы взяли?
- Взял бы. Мы бы смогли ее обработать. Подросли сыновья, племянники. Они уже работают на тракторе, на машине.
- А пять тысяч гектаров? - загорелся я. - Взять и отвечать за эту землю, чтобы и она могла по тридцать, по сорок центнеров с гектара давать? Пусть с сезонными работниками, с наемными. Но смогли бы?
- Можно, - твердо ответил Парчак.
- А десять тысяч гектаров?
- Все можно при желании.
- Но где вы возьмете людей? Ведь в колхозе работники нынче известные.
- Будут работать. Даже те, кого из колхоза выгоняют. Со мной бы работали. Им ведь "папа" нужен. Колхоз приучил к "папе". Без него не могут. Но о чем сейчас говорить, когда и нынешние двести гектаров мне не принадлежат. Я просил - не дают. А если бы я знал, что эти двести гектаров - это моя земля, моя и моих сыновей, то я бы сейчас не сидел сложа руки, я бы со всей округи навоз возил от ферм. Колхозам навоз не нужен, не до него. А я бы возил. И в следующем году получил бы по шестьдесят центнеров с гектара. Но чья эта земля?.. Непонятно.
Так вот, не больно весело, закончился наш разговор.
Возвращался я в город. Заволжье - край пустынный. Нынче - и вовсе. Вон кошара овечья, но возле нее - ни сена, ни соломы. Значит, нет и овец. Вон еще одна такая же. А там - бывший животноводческий комплекс на десять ли, на двенадцать тысяч голов. Хорошо, если сотня-другая коров в его стенах осталась. Хоть и глубокий снег, но видно, что тянется и тянется вдоль дороги непашь. Почти полтора миллиона гектаров остались в области с осени невспаханными. Почти третья часть. Это - по всей области. А здесь, в глухом Заволжье, в Быковском районе, больше половины земли не пашется. Времена нынче - трудные.
Все понимаю. Но почему работящий умелый Парчак, отец трех сыновей, не может получить эту брошенную землю? Ведь тогда на ней не бурьян будет расти, а пшеница. И урожай будет не 5 центнеров с гектара, а 30 и 40.
Почему в другом, но тоже нашем краю такие же толковые хлеборобы Чичеров и Ляпин не могут получить столько земли, сколько им по силам? Там ведь тоже сыновья уже поднялись.
Почему о земле с тоскою говорят братья Пономаревы и могучий их батя? Почему Виктор Иванович Штепо не может осуществить планы свои? А ведь все они наши кормильцы. Не горстями зерно дают, а тысячами тонн.
Тянется вдоль дороги заметенная снегом непаханая земля, молчит. Но уже пригревает солнце, скоро весна. Что она принесет нам? А что она может принести?!
Вот строки из обращения к руководству нашей области Аграрного союза и профсоюза агропромышленного комплекса:
"В агропромышленном комплексе Волгоградской области сложилось катастрофическое положение.
...во многих хозяйствах не отапливаются школы, детские сады, ремонтные мастерские.
...остановлен ремонт техники.
...идет сброс скота, растет падеж, падает продуктивность".
Во всем этом много и много правды. Но не вся она здесь. Есть правда иная.
В Калачевском районе бывший совхоз, а ныне коллективное сельскохозяйственное предприятие "Советское" не выделяется какими-то особыми землями. Дожди и снега, степные ветры и летнее солнце - такие же, как у всех. И люди - обычные селяне ли, хуторяне. Проблемы - все те же: неплатежи. Молокозавод задолжал, мясокомбинат задолжал, плодоовощные базы не платят. А пахать, сеять, урожай убирать и жить надо.
Но, в отличие от многих других, в коллективном хозяйстве "Советское" вся земля вовремя вспахана, засеяна и урожай убирают неплохой. Озимой пшеницы собрали в 1995 году по 16 центнеров с гектара, ячменя - по 9,5. С поливных земель получили 1200 тонн овощей.
Если в области и в районе сокращается поголовье скота, то в "Советском", напротив, понемногу растет. Если везде падают надои, то здесь они поднимаются. В 1995 году получили в среднем по 3180 килограммов молока от каждой коровы. Привесы скота тоже год от года не уменьшаются. Падеж в 1995 году по сравнению с 1994-м значительно снижен.
Как ни крути, а показатели - упрямая вещь. Получается: не хозяйство, а оазис благополучия среди всеобщей разрухи.
Год 1995-й закончили пусть с невеликой, в 600 миллионов рублей, но прибылью. Средняя зарплата работников - 340 тысяч рублей. Задолженность по зарплате есть. Но она такая, как у администрации района: в феврале ждут ноябрьской получки.
Но "благополучный остров" в нынешней сельской разрухе - факт сомнительный. Сомневался и я. Не раз приезжал в хозяйство, приглядывался, спрашивал.
Нынешний мой рассказ о том, что и сегодня в сельском хозяйстве можно держаться на плаву. Не вырезать скот, не губить землю, не разрушать производственную структуру, не лишать работы людей. Трудно, но можно. Пример тому - коллективное хозяйство "Советское".
На мой взгляд, как и прежде, всякий дом хозяином крепок. Недаром говорили: "Без хозяина товар плачет", "Не купи села, купи приказчика", "Без хозяйского пригляду одни муравьи плодятся".
Таким вот рачительным хозяином ли, приказчиком является в "Советском" Николай Петрович Мелихов. Человек он еще молодой, но хозяйственник опытный, специалист, умеющий работать с людьми.
Ничего нового, мне кажется, он не придумал. Технология в полеводстве, в животноводстве вековечна: досыта корми корову - она молока даст; вовремя вспаши, вовремя посей - получишь урожай.
Но в нынешнее время великий труд и умение руководителя заключаются именно в том, чтобы коровы были накормлены, а земля вспахана. Не рыдать, не бить себя в грудь на высокой трибуне, не ждать, когда "наши придут", обрекая хозяйство на развал, а людей на нищету. Работать. Думать. Находить наилучшие хозяйственные решения.
В "Советское" не течет ручей бесплатной солярки или бензина. И запчасти для тракторов и автомобилей с поклоном сюда не несут.
- Мы делаем все, - говорит Николай Петрович, - чтобы работа в поле, на ферме не останавливалась. Потому что любой простой - это разложение коллектива. У нас не хватает топлива, а у кого-то, у железнодорожников, у военных, не хватает мяса, молока, овощей. Вот и выход.
В других хозяйствах округи давно забыли лозунг: "Навоз - на поля!" И, кажется, резонно: бензин дорогой. В "Советском" вывозят ежегодно на поля около двадцати тысяч тонн навоза. И, наверное, поэтому во многих хозяйствах скотина и соломке рада, а здесь заготовили сено, сенаж и силос. А значит, постоянно текут "молочные" деньги. Средняя цена реализации литра молока была в 1995 году 800 рублей, себестоимость - 400 рублей. Вот она - прибыль.
С овощных полей тоже идет доход. Получили хороший урожай и удачно продали перец, баклажаны. Нашли покупателей на семена томатов. Капусту не продали всю осенью, когда она стоила 500 рублей за килограмм, а заложили в хранилища. И теперь продают по 1500 рублей.
Постоянно в 30 магазинов Волгограда сейчас везут из "Советского" лук, капусту, морковь.
Вот и собираются понемногу доходы молочные, овощные, зерновые, с подсолнечника. За год таких денег набежало три миллиарда. Покупали горючее, запасные части, ремонтировали животноводческие помещения и построили два новых. Готовили к зиме гараж, МТМ, где сейчас, зимой, идет ремонт техники. Понемногу, но хозяйство строит жилье, каждый год сдавая по одному дому.
А в строительстве жилья своими силами в 1995 году явное оживление: 38 человек взяли участки под застройку. Конечно, хозяйство им посильно поможет.
Такую тяжкую ношу, как стройка, не взваливают на себя люди вовсе безденежные. Уже упоминал я, что средняя зарплата в прошлом году была 340 тысяч рублей в месяц. Но это - средняя. От "уравниловки" в хозяйстве давно отказались. Оплата на всех участках сдельная, стимулирующая высокие результаты труда. Например, за январь 1996 года одной доярке начислено 550 тысяч рублей, а другой - 322 тысячи. То же - у телятниц, у скотников. Сколько надоил молока, сколько получил привеса - столько денег и получи. И зарплата руководителей всех рангов, специалистов напрямую зависит от результатов труда возглавляемых ими служб. Бригадир животноводов, к примеру, получает 1,7 среднего заработка своих подчиненных.