– Анжелика – мама Тимофея, – перевел Петр Петрович. – А Боря – мой брат.
– Простите, а где же они брали деньги на удовольствия? – задал закономерный вопрос Ипсиланти, когда хозяйке понадобилась длительная пауза после эмоционального монолога, чтобы проглотить слезы.
– Бизнес... – презрительно бросила Лидия Евгеньевна. – Этот вид деятельности до добра не доводит, потому что у нас в стране бизнесмены – бандиты, жулики, воры.
– Лидуся, ты преувеличиваешь, – совсем тихо промямлил муж.
– Так чем они занимались? – гнул свое Ипсиланти. Он не любитель эмоций и прочей ахинеи, уводящей в сторону.
– Анжелика содержала притон, – понесло Лидию Евгеньевну. – Все эти девочки, подиумы... Вам понятно? – Ипсиланти кивнул, мол, понятно, хотя не совсем понял. – В юности она мечтала сделать карьеру модели, участвовала в конкурсах, даже зарубежных, что-то там выигрывала. Позже поставляла девиц в модельные агентства. Боря предпринимателем был, а поначалу он снабжал Анжелику деньгами. Он хорошо раскрутился, как тогда говорили, из нищеты шагнул в мир больших денег.
– А конкретно, на чем сделал деньги ваш брат? – спросил Ипсиланти Петра Петровича.
Тот открыл было рот, но жена открыла свой рот раньше:
– На металлоломе.
– На цветных металлах, – поправил ее Петр Петрович.
– Где же был Тимофей, когда родители умерли от передозировки? – не дал хозяйке дома развить тему по поводу металлов Георг.
– В канаве, – подхватила она. – Мы нашли его на улице. Грязного, вшивого привези сюда. Отмыли, приодели, а он сбежал. Опять нашли. Он снова сбежал. Больше месяца дома не задерживался.
– Насколько мне не изменяет память, у Летовой он жил больше полугода, – вставил Краснов.
– Вот-вот, я так и знала, что нас будут упрекать, – всплеснула руками Лидия Евгеньевна. – Летова хитрая. Она догадывалась, что Тима, когда достигнет совершеннолетия, станет наследником неплохого состояния, вот и задурила мозги ребенку. Открою секрет: она была влюблена в Борю, хотя являлась подругой Анжелики. Когда ни придешь, вечно у них сидит... Как липучка!
– Анжелика жаловалась вам на нее? – спросил Ипсиланти. – Ну, дескать, эта Летова мне надоела, преследует моего мужа Борю...
– Не жаловалась. Она не ладила с нами по причине звездной болезни.
– Домик у вас действительно большой, – произнес Ипсиланти, осматриваясь. – Как вам удалось его построить? Ведь это сумасшедшие деньги.
– Это дом брата моего мужа, мы переехали сюда после его смерти, – ответила Лидия Евгеньевна. – Наша квартира маленькая, там ребенку и нам было бы неудобно жить, свою квартиру мы сдаем, платим налоги.
– Что ж, спасибо. – Встал Ипсиланти и начал прощаться.
По дороге к автомобилю Краснов и Георг молчали.
– А знаешь... было такое дело... – произнес наконец в задумчивости Краснов. – Одна благополучная пара... Нет, подробностей не помню. Ты поторопился уйти, мы ничего толком не выяснили.
– Ты, может, и не выяснил, а мне пока достаточно, – заводя мотор, бросил Георг. – Значит, так, Валера. Мне нужно дело родителей Тимофея. И я хочу знать подробности о доходах Свищевых, включая покойников. Согласись, иметь домишко в стиле эдинбургской темницы далеко не каждому по карману.
– Сейчас скажешь, что Лидуся и Петя укокошили родственничков из-за избушки.
– Сначала изучу дело, потом скажу, что я по этому поводу думаю. Вокруг данной семьи странная неразбериха. О Летовой в магазине хорошие отзывы, правда, она часто опаздывала на работу, но в рекламном агентстве о ней говорили как о неплохом специалисте. Соседи ее любят... Ничего не понимаю. Два факта против нее: три трупа в квартире и заявление о похищении мальчика. А это ого-го! Так, завтра у нас по плану Марьяночка... Ух, и чертовка!
– Ну, вы, ребята, даете!
Сказать, что Герасим был потрясен, – ничего не сказать, хотя внешне это почти никак не проявлялось: ну, побледнел немного, ну, ослаб слегка... Дар знает его с детства, лучшего друга не бывает. Вий, Гера и Юлька – все его друзья. Тем не менее ему не хотелось, чтобы Гера знал правду, очень не хотелось. Герасим прошел до середины комнаты, встал перед двумя заговорщиками, как немой укор. Дар покосился на Юльку – ничего, держится, лишь потупилась. Поднял глаза на Герасима, вздохнул:
– Нехорошо подслушивать.
– У жены научился, – парировал тот. – Значит, один стволами заведует, другой мочит людей, третья им помогает. Да вы синдикат бандитов!
– Каждый зарабатывает на жизнь, как умеет.
Это была слабая попытка Дара отмахнуться от нежелательной темы. Но Герасим посчитал себя вправе продолжить разговор:
– Моя жена зарабатывает? А я наивно полагал, что неплохо ее обеспечиваю. Значит, ты не случайно оказался у Люды. А она? Тоже ваша сообщница? Вы для меня играли в игру «не знаю, не понимаю»?
– Никто не играл, – промямлила Юля. – Не думай плохо обо всех. Люда не помогала, Вий тоже не в курсе, но, думаю, догадывается. О Людмиле с Тимой ты знаешь столько же, сколько и все мы. Помогала Дару только я. Изредка.
– Помогала – громко сказано, – попытался выгородить Юльку Дар.
– Да ну! – не поверил Гера. – В чем же состояли ее обязанности? Дар, я тебя спрашиваю. Мне-то, мужу, не мешало бы знать.
– Ни в чем, – ответил Осокин. Это был страшно неприятный разговор, но перед ним друг, которого он подвел, пользуясь услугами его жены, подвергая ее опасности.
– Как ты могла во всем этом участвовать? – процедил Гера. Однако говорил тихо, ровно, он вообще на удивление умеет владеть собой. – Моя жена – пособница киллера... Вот это да! Чего тебе не хватало? Адреналина?
Юля молчала, сообразив, что любые оправдания сейчас неуместны, их Герасим просто не воспримет. И тогда Дар, понимая, что Гера может и не простить их, мягким тоном произнес:
– Хорошо, скажу. Но лишь потому, что мы сегодня в равном положении, и потому, что я, не подумав, втянул и тебя, о чем жалею. Если б не случайные обстоятельства, ты не узнал бы ничего...
Об их отношениях можно было бы написать роман, над которым ночами рыдали бы юные девы. Когда-то Дар и Вий на границе Чечни с Ингушетией отбили Юльку у боевиков. Истерзанную девушку обогрели, откормили, она привязалась к Вию и Дару, повсюду сопровождала их, а с Даром у них разгорелся, можно сказать, боевой роман. Но ранили Вия, одновременно тяжело ранили Дара, Юля заботливо ухаживала за обоими. Когда же Вий поправился, оба поднимали на ноги Осокина. Вояки из парней были уже негодные, но, как оказалось, и счастье уже невозможно, особенно для Дара. Все трое приехали в один город, к Дару, а тут новые переживания: его маме по ошибке сообщили, что сын погиб, последствия – инфаркт, затем смерть. Вию город понравился, он остался с другом, чуть позже Юлька вышла замуж за их друга Герасима. Это одна часть, ее Гера знал.
Вторая. Пенсия по инвалидности, которую дали Дару словно в насмешку, не могла его обеспечить, а тотальное равнодушие чиновников доводило до белого каления. В конце концов, он понял, что всем на него плевать. Если бы умер, оно, наверное, было б лучше – экономия. Но вот какая штука: умирать-то не хотелось, а закономерная злость росла, тем более, что он видел, какой разгул творится вокруг. Сами обстоятельства подвигнули его поискать занятие. А что он умел? Классно стрелять. Этому научила армия. Если мама с детства приобщала его к литературе, то дед, пока был жив, учил защищать себя, записал внука в группу самбо. Позже Дар осваивал рукопашный бой в разных секциях, армия дополнила умения. Поэтому вопрос, как зарабатывать на жизнь, решился сам собой: стрелять за деньги, но к мишеням в будущем он подходил избирательно. Осталось найти заказчиков и позаботиться о том, чтобы не лишиться головы. Самые доверительные отношения у Осокина были с Юлькой, она, благодаря мужу имевшая доступ к состоятельным людям, предложила помощь. Поначалу Дар благородно отказывался, однако самостоятельно не придумал, как получить заказ и остаться в тени. Интернет отпал, уже были случаи, когда киллеров отлавливали через компьютерную сеть.
Часть третья. Юля подошла к поискам практично, ведь ей тоже не нужна была репутация агента киллера. Она понимала, что нужно изобрести свой способ добывания клиентов. Юля придумала текст: «Услуги: избавляю от неприятностей. Звонить каждый день с 14 до 15 часов». Туманно? Но тот, кому надо, поймет. К записке прилагался мобильный телефон Дара. Данный номер он никогда не пользовал в обычных переговорах, это был «рабочий» телефон, зарегистрированный на несуществующее имя. Далеко не всем Юля подбрасывала записки, лишь тем, у кого возникали существенные проблемы, то есть жизнь или бизнес висели на волоске. По телефону переговоры, естественно, не велись, а всего-то договаривались о встрече. Встреча происходила в безлюдном и темном месте, Дар обязательно менял внешность, Юлька проверяла, не устроили ли засаду менты – являлась на место встречи за час, выбирала наблюдательный пункт, просматривала местность, только по ее звонку появлялся Дар. Сначала он получал аванс, после «избавления от неприятностей» оставшуюся сумму, но каждый раз придумывал новый способ забрать деньги. Юля денег не брала. Вот и конец истории.
Эпилог. Последний раз Юлька допустила маленький промах, это и беспокоило Дара. На одной из тусовок в туалете она застала плачущую знакомую. Та в порыве ярости поносила Фисуна на чем свет, из-за него у мужа и еще у нескольких уважаемых людей города возникли крупные проблемы на уровне жизни и смерти. Всегда осторожная Юля дала женщине координаты Дара, правда, соврала, будто записку кто-то подбросил в ее сумочку. Знакомая не проявила острого интереса к информации, но записку сунула в бюстгальтер, и женщины принялись говорить на отвлеченные темы. Все.
Герасим, высушав рассказ, потер подбородок. Он был озабочен не меньше Дара, но и не отошел еще от шока.
– Итак, ты у нас убийца... – сказал он, всматриваясь в лицо Осокина, будто искал в нем новые, незнакомые черты.
– Киллер, – поправил Дар.
– Не вижу разницы, – с досадой бросил Гера.
– Я объясню, если ты захочешь услышать. Я не выполняю заказ, если дочь надумала пришить мать, чтобы присвоить квартиру, или надоевшая жена хочет замочить изменника-мужа из ревности. Это не по моей части, я не кровожадный и не жадный. Мой принцип – отстреливать волков. Волков всегда отстреливают, когда их много. Я всегда выясняю, чем те, кого хотят убрать, эти, с позволения сказать, люди занимались, сколько они, карабкаясь вверх, истребили народу.
– Послушать тебя, так ты – современный Робин Гуд, – скептически фыркнул Гера.
– Да куда мне, – буркнул Осокин. – Все гораздо проще, Гера. Знаешь, нет у меня желания принять то, что мне определили: подохнуть медленной смертью. Когда меня посылали на смерть и на убийство одновременно в армии, то не спрашивали, хочу я туда идти или нет. Меня заставили. Не спрашивали и потом, когда за малым не убили и я стал инвалидом, хватит ли мне пенсии. Никого не интересовало мое будущее, может, и я на что сгожусь. Меня сначала использовали на полную катушку, а потом определили место: отстой. Определили те, кого я валю по заказу, ну, или подобные. Это они установили такие порядки, не я. А я умею то, чему меня научили: метко стрелять по цели. Хорошо, Гера, быть порядочным, когда тебя не загоняют в угол, а когда ты в углу, хочется дать по тем рукам, которые тебя туда толкнули. В общем, не будем языками трепать, я виноват перед тобой, каюсь. Но не больше. Перевезу ребят, и ты свободен. Или теперь откажешь им в доме?
– Не откажу, – хмуро произнес Герасим. – Юля будет жить с ними.
– Я не... – попробовала она возразить.
– Будешь! – рявкнул он. От неожиданности она вздрогнула, ведь Герасим впервые позволил себе повышенный, даже слишком резкий тон. Впрочем, он тут же его и снизил, но продолжал упрямо: – Ты будешь делать то, что я скажу. Вы тут все натворили немало, теперь желательно выжить всем, а выживают не поодиночке. Я не разделяю, Дар, твоих взглядов, но и не берусь судить тебя, это на твоей совести. Одно скажу: ты не должен был втягивать Юльку.
– Прости, если можешь, – сказал Дар и вышел.
Он понимал, что сейчас здесь лишний, Юле и Герасиму надо остаться одним.
Во время паузы обоим – и мужу, и жене – стало неуютно. Герасим молчал, потому что был обижен и недоверием, и той жуткой новостью, которую узнал случайно. И вообще он растерялся. Юля тоже молчала, не зная, что говорить.
– Ты его так любишь, что не дорожишь жизнью? – спросил тихо Герасим.
– Между прочим, жизнью я обязана ему, – сказала она. – Конечно, я люблю Дара, но это ничего не меняет. Я и тебя люблю.
– Всегда хотел это услышать и услышал, – грустно произнес он. – Правда, момент не совсем подходящий...
– Гера, прости меня, – вдруг огорошила его Юлька.
Огорошила потому, что она всегда забывала просить прощения, когда была неправа. Наверное, до сих пор она не считала себя таковой. Выходки Юльки он принимал за чудачества, небольшой сдвиг по фазе, относился к ним терпимо. Ему не пришлось пережить то, что досталось на долю Дара, Юльки, Вия, поэтому Гера всегда чувствовал себя чуточку неловко рядом с ними, хотя это глупо, что он понимал прекрасно. Но есть вещи, которые он никогда не поймет, какие б ни были причины. Герасим не принимал выбранную Даром профессию, и участие Юльки в его делах не мог оправдать ничем. Но сейчас, если он не пересилит себя и не простит, что из этого получится? Сколько той жизни, чтоб вмертвую стоять на принципах, испортить себе и им существование?
Гера протянул руку Юле, та пересела к нему на подлокотник, обняла и еще раз сказала: прости.
Глава 16
– Ну, Марьяна, давай, рассказывай еще раз и показывай, как было дело, – сказал Ипсиланти. – Но со всеми подробностями.
Свою машину он поставил на то место, где был обнаружен автомобиль Елецкого. Два оперативника по ходу дела изображали действующих лиц. Марьяна, уткнув нос в воротник шубки, сначала издала тяжкий вздох недовольства, после начала:
– Когда он свернул с дороги, я не обратила на это внимания. Да кто бы его заподозрил? Расплатилась я с ним по-честному, отдала и за автоген, и пачку евриков кинула по пятьдесят. Что, мало? Да он таких бабок сроду не видел, урод...
– Марьяна, по существу, – прервал поток ее возмущений Георг.
– Ну, вот. Еду я, не подозреваю, какую каку он припас для меня. Вдруг Радик остановился. Смотрю – темно, машины не едут навстречу. Спрашиваю, мол, где это мы? Извини, говорит, мотор заглох. Я ему: ремонтируй, кретин. А он: сейчас. Вышел. Копается в моторе, я сижу в машине, в окно пытаюсь разглядеть хоть что-нибудь... А ни хрена не видно, и странное у меня ощущение появилось, будто я на «Титанике» в открытом океане, айсберга только не хватало, но и он скоро прибыл. Радика не вижу, чего он там делает – тоже, крышку-то он задрал, в смысле капот. И вдруг слышу, вроде шепчется. С кем это ты там? – спрашиваю. В ответ – молчок. А потом крышка закрывается, и вижу я уже не одного Радика, а еще и какого-то мужчину. С пистолетом. Представляете?
– Как этот второй оказался здесь? – полюбопытствовал Краснов.
– Ой, ну сами же просили по порядку, догадалась про него я уже после всего, – возмутилась Марьяна. – Думаете, мне приятно вспоминать?
– Хорошо, хорошо, молчим, – успокоил ее Краснов.
– Ну и... – подгонял Ипсиланти.
– Короче, я обомлела. Думаю: только б не кокнули из-за бабок. Трясусь. А тот, незнакомый мужик, пистолетом показывает Радику, мол, на место иди. Смотрю, Радик в штаны наложил, лепечет, мол, что такое, я ж тебе доверял... то есть мужику доверял. И садится рядом со мной... – В этот момент оперативник, изображающий Елецкого, упал на сиденье водителя. – Да, так и было. Знаете, я хоть и в шоке была, чуть не описалась, а при памяти. Мне стало понятно, что они в заговоре против меня, но мужик все переиначил, со своим планом приперся. Меня такое возмущение взяло, так обидно стало... Ну, Радику и говорю: «Ах, ты мудак!». И в волосы ему вцепилась...
– Стоп, Марьяна, – остановил ее Ипсиланти. – Покажи, как ты это делала.
– Что... за волосы его таскать? – указала она пальцем на оперативника.
– Не сильно, просто покажи.
Марьяна, извинившись – она все же воспитанная женщина, – запустила пальцы в волосы оперативника и продолжила:
– И тут он меня поцарапал. Случайно. Мы ж в одежде, неудобно. Он отбивался, но у меня силенок поболе, чем у него. Он лапы ко мне тянет... – Оперативник смешно замахал руками, Марьяна его ударила по рукам и снова вцепилась в его голову, тот немного поморщился, видимо, сильно ухватила. – Когда я его по рукам огрела, тогда и поцарапал он меня. Но я не почувствовала. И вдруг мужик с пистолетом заорал на нас: «Руки по швам»! Я оттолкнула от себя Радика, сильно боялась того мужика. А он, Радик, сидит, матами, как мой покойный муж, сыплет. И тут... знаете, это полной неожиданностью для меня явилось... мужик выстрелил в Радика. Через лобовое стекло – пах! Я так и прилипла к сиденью. Нет, ну, страшно же! А тот, с пистолетом, обошел машину, открыл мою дверцу и говорит: «Где деньги»? И пистолет перед моим носом держит. Я говорю: отдам, отдам, только прошу не убивать меня, а он опять спрашивает: «где деньги?» Нет, он не спрашивал – рычал, как собака на цепи. А деньги я положила в баул на самое дно. Ну, ему и отвечаю: бабки в багажнике. Он не убил меня, наверное, хотел сначала удостовериться, что бабки со мной, приказал выйти, достать сумку. Поднял он крышку багажника, я туда полезла... И представьте: у меня хватило ума сказать, что не помню, в какую сумку положила. Он мне велел достать обе. И тут мне пришла идея... ну, как будто я не могу поднять баул. Он меня оттолкнул, наклонился к багажнику... Знаете, мне очень хотелось жить, от этого, думаю, и сил прибавилось, хотя вообще-то я никогда хилой не была. Короче, тут я изо всех сил багажником по нему как...
– Э! Потише! – выставил руку, защищаясь, второй оперативник, изображавший незнакомца и нырнувший сейчас в багажник.
– Да не бойся, я не собираюсь по тебе грохать багажником, а то влепите мне...
– Дальше, – приказал Ипсиланти.
– Я его багажником – бах! Он от боли крякнул. Ну-ка, по позвоночнику-то железкой заехать... Но я на этом не остановилась. Быстро подняла багажник и еще раз даванула по мужику. У него ноги подкосились, смотрю – обмяк. Я подумала, что грохнула его. Меня такой ужас прихватил... Но ужас ужасом, а спасаться надо. Я схватила свои сумки, нашла пистолет – он, я видела в багажник упал, – и побежала к трассе. Думала пешком добираться до аэропорта, но повезло – такси попалось. Все. А, да! Еще я чуть в машину не врезалась, когда к трассе бежала в темноте не разглядела ее. На этой машине, наверное, тот мужик приехал.