– Кто тебя ждет в другом городе с твоими игрушками? – скептически заметил Осокин. – Думаешь, там нет таких умных? Да тебя сдадут, как только вытащишь первую. Вон у нас сколько проблем всего только из-за двух игрушек.
– О чем вы говорите? – недоумевала Люда, слушая их кодированный диалог. – Я ничего не понимаю. Кто вы такие?
– Женщина, молчи, мы обсуждаем серьезный вопрос, – мягко сказал Вий.
– А у меня не серьезный? – возмутилась Люда. – Мне-то что делать? В моем доме убиты три человека. Три! И они остались там. Наверное, их уже нашли. А меня нет. Я сбежала. Кто я после этого? Ага, молчите...
– Она права, – согласился Осокин. – С ней тоже надо что-то решать.
– Куда-нибудь их денем, – отмахнулся Вий.
– Нас приходили убить, – не слушая мужчин, бубнила Люда, пытаясь постигнуть непостижимое. – Что мы им сделали? За что нас убивать? Куда это вы нас надумали девать? – вдруг напряглась она.
– Не паникуй, – вяло бросил Дар. – Ты жива вместе с твоим Тимой до сих пор, и согласись, это похоже на чудо.
– А ты откуда там взялся? – не унималась Люда.
– Я? – улыбнулся Осокин. – Мимо шел.
– Ну, мы и вляпались... – качал головой Вий. – Не, Дар, нам не жить, это вопрос, кажется, решенный. Я имею в виду тех, кто... уф!
– А я про что? – вздохнул Осокин. – Побег не поможет.
– Что ты предлагаешь? – заинтересовался Вий, так как почувствовал, что у друга есть решение стратегически важной задачи – остаться в живых.
– Ну, пока план такой, – сказал Осокин. – Вы сидите здесь до тех пор, пока вас не обнаружат.
– Нас могут найти и здесь? – похолодела Люда.
– Они, как я понял, все могут, – сказал Дар. – Но до этого дня далеко. Из нас четверых, считая и Тимофея, только я могу выходить отсюда, поскольку меня никто не видел рядом с вами. Постараюсь узнать, кому понадобилось пришить Тимофея с Людой. Заодно перетаскаю твои игрушки, Вий.
– А это возможно? – оживилась Люда. – Ты сможешь узнать? А что потом, когда ты узнаешь, кто нас... Что будем делать?
– Когда выясню, тогда и решать будем.
– Машина нужна, – повторил Вий. – Без нее нам труба. Как ты перевезешь игрушки? Винты как уложишь? Это же не маслята и не картошка, которым нужна только сумка. Любой водила, когда ты будешь таскать игрушки, заподозрит... и настучит. И потом, Дар, не будешь же ты по одной возить? Смешно, честное слово. И драпать на колесах быстрей, чем на двоих.
– Машина у меня есть, – сказал Осокин. – Но на запаску починим джип, вдруг и он пригодится. Все, мне пора.
– Дар, возьми ключи от квартиры. – Вий встал, порылся в карманах джинсов, но ключи нашел в нагрудном кармане куртки. – Забери бабки из глиняной вазы, стоит на шкафу.
– Я пошел, – хлопнул по плечу Вия Дар, а Людмиле подмигнул.
– Сколько это будет продолжаться? – ревела в голос Марьяна, нервы ее окончательно сдали. – Не могу я больше торчать здесь. Хочу в ванную... хочу кусок мяса...
– С кровью? – полюбопытствовал водитель.
– Отвали! – рявкнула Марьяна и разревелась с новой силой. – И еще хочу жареной картошки... пить хочу... чая с кофе... сока... Спина болит. Хочу спать в постели, а не в этой телеге. Я угорела. Ну, почему ни одна машина не едет?
– Продовольствие подвозят тем, кто недалеко от города застрял, – зевнув, сказал водитель. – А мы далеко, сюда не доезжают... Гляди! Машина!
Завывания Марьяны прекратились, она уставилась на дорогу, которая в глазах у нее – видно, от голода – расплывалась. Навстречу ехал микроавтобус. Нет, он полз, как ползет улитка. Думая, что это мираж, Марьяна крепко зажмурилась, потом вытаращила глаза. Автобус не исчез, он действительно полз к ним. И тогда Марьяна выскочила, побежала навстречу, размахивая руками и крича осипшим голосом:
– Э-эй! Я вот! Сюда!
Но моросивший дождик, смешанный с отшлифованным льдом, сделал дорогу гладкой, как стекло. Марьяна не удержалась на ногах, которые пытались опередить падающее тело, грохнулась на лед, еще и проехала пару метров, разодрав колготки и ладони. Тем не менее это ее не остановило: не переставая призывно кричать, она скользила, пытаясь подняться, однако ее грузное тело то и дело падало. Наконец автобус дополз, остановился, из него вышла женщина, одетая по-деревенски – в ватник, пуховый платок и валенки. Она пошла к несчастной, распростертой на ледяной трассе Марьяне, и было не понятно, почему женщина не падает. Странно цокая, она приблизилась к Марьяне, которая рассмотрела на валенках нелепые повязки, охватывающие ступни. Видимо, повязки держали железные приспособления против скольжения.
– Ах, ты бедненькая! – закудахтала тетка. – Держись за меня, поднимайся. И сколько ж дней ты тут?
– Не помню, – хныкала Марьяна, поднимаясь. – Я ужасно хочу есть. И пить. Заберите меня отсюда... пожалуйста. Умоляю вас, заберите...
– Идем в автобус, там и попить, и поесть найдем. Пирожки по десять рублей, чебуреки по двадцать пять...
– С чем пирожки? – алчно сверкнула глазами Марьяна.
– С картошкой, с печенкой, с капустой, – перечисляла тетка.
– Вы отвезете меня в город? Я заплачу, хорошо заплачу.
– Отвезем, отвезем.
В это время из такси выскочил водитель, заподозрив, что его бросят. А Марьяна ринулась к нему, ведь в его машине ее вещи, ее бешеные деньги.
Водитель купил еды и остался ждать погоды. С горем пополам Марьяну привезли в город. По дороге она ела все подряд – пирожки со всеми начинками, чебуреки, домашний тортик, запивая помоями под названьем кофе. Тетка с мужем плевали на гололедицу, каждый день выезжали на трассу и кормили тех, кто застрял. Суть вот в чем: большой транспорт проехать по узкой и скользкой дороге не мог, встал и застопорил проезд. Муж подвозил жену до начала трассы, а там она с термосом на горбу ходила по машинам. Властям удалось эвакуировать кое-какой транспорт, высыпав горы песка на дорожное полотно, а тетка решила бизнес продолжить, для чего пустилась с мужем в опасное путешествие. Марьяне был до лампочки теткин бизнес, она лишь усердно поглощала ее пирожки с чебуреками. Плохо соображая, назвала домашний адрес, но, когда подъехали к дому Фисуна, Марьяна увидела свет в окнах и вспомнила, что здесь произошло.
– Ой, нет, мне лучше в гостиницу, – сказала она.
Только бы помыться, чтоб от нее в поезде не шарахались люди, и немного отоспаться, а утром... прощайте родные пенаты. Она сняла номер, расплатилась евриками и наконец вошла в него, где было тепло и имелись все прелести цивилизации. Предел мечтаний! Тут-то и начались у нее спазмы в животе. Марьяну мутило, и в конце концов она ринулась к унитазу. Переела. Ничего, пройдет.
– Ну, Фисун, гадский папа! – в перерывах между общением с унитазом, выкрикивала Марьяна. – Я все равно уеду! Ты меня не задержишь! Чтоб тебя черти рвали на части!
Под началом Калюжника три бригады, в каждой по десять человек. Подобное распределение сил удобно, надежно и эффективно. Если вдруг в рядах бойцов окажется слабак, то при таком задержании милицией он не растреплет больше, чем знает, а простым воинам много знать не положено. В клане строгие правила, ослушание жестоко карается. Калюжник – рослый, откормленный, медлительный, с тяжелым взглядом мутно-голубых глаз, угрюмый нравом.
Он спал, когда некий трезвон прорубил в сознании дыру, из которой кто-то тормошил его: проснись, проснись. Калюжник открыл глаза и понял, что его будит телефон. Снял трубку, сонно пробормотал:
– Алло!
– Витяня, это Клок. Счет к тебе.
Калюжник – лицо особо приближенное, но не к Богомолу, а к его слуге по фамилии Клочко (кличка Клок). Торгует Клок охраной, по-другому не скажешь. Ну, можно и так выразиться: внаем ее сдает. Охрана сейчас мно-огим нужна, да не абы какая, не пацаны Калюжника. Его-то ребята для черной работенки, а у Клочко калиброванные качки.
– Счет? – Покрылся испариной Калюжник, сел на кровати, мгновенно проснувшись. – Передай, я все понял. Из-под земли добуду рыжую кошку и...
– Веришь, что это она твоих убаюкала? Ха-ха-ха... Мне так не кажется. В общем, у меня есть дополнительное задание: найди того, кто это сделал. Ну, и пацана с девчонкой, само собой. Иначе, кореш, я тебе не завидую. Твои парни были? Твои. Где они сейчас?
– Понял. А Вия?
– И Вий – твоя головная боль. Не надо было громить клуб, сначала следовало взять его. Нету мозгов у тебя, Витяня, это плохо. А бригадир их иметь обязан. Тебе доверили четыре дела, как самому крутому, но все они с успехом провалились. У тебя были вроде лучшие пацаны, а теперь мы одной бригады не досчитываемся. Как так получилось?
Калюжник послушал короткий вздох сожаления, потом в виски долго кололи гудки. Мозгов, говорит, нету? Несправедливо. Калюжник – один из немногих понимает, что дела творятся дерьмовые. Нет, не преступная деятельность клана его беспокоит. Еще чего! Без этого никуда. А вот несвобода тяготит. Он в услужении, как последний раб, какую плату кинут, ту и подбирает, и пикнуть не смеет. Он, всегда стремившийся к свободе, теперь абсолютно зависим.
Его воспитывал сосед, сожитель матери – отшлифованный рецидивист с определенным кодексом чести. Его Калюжник уважал, на него ему хотелось походить. Внешнюю сторону он ухватил сразу, старался держаться весомо, мало говорил и всем видом обозначал силу. Две ходки – закалился морально и физически. Когда Калюжник вернулся после второго срока, его пригрел Клок. Он из так называемых бобров и держит масть. Клок и есть начальник над бригадирами, а над ним свое начальство. Они все – умные мозги, а Калюжник с пацанами – их войско всего-то, соответственно валенки. Войску выдается... зарплата! Ага, всю жизнь Калюжник мечтал зарплату получать... Нет, на хрена он тогда вступил в гильдию воров? Чтоб зарплату получать? Чтоб звонил какой-то отутюженный Клок и угрожал? Да Калюжник лучше будет... И тут Виктор горько усмехнулся: а ведь он боится. Боится Богомола вместе с припудренным Клоком. Есть одна истинная ценность на белом свете – жизнь, ее можно разменивать, когда ты ей хозяин, а когда кто-то тебя разменивает... сводит скулы от злобы.
– Ммм... – зашевелилось нечто под одеялом.
Калюжник вскочил, схватил пистолет – он всегда был под рукой – и сдернул с кровати одеяло. На постели лежала голая телка, худая, как из прямоугольников составленная – одни углы торчат.
– С ума сошел? – села она. – Отдай одеяло.
– Ты кто?
– Ну, даешь! – Она стала на четвереньки, добралась до края постели и вырвала одеяло. – У тебя амнезия, да? Мы всю ночь...
Калюжник опустил голову. И он голый. Ничего не помнит. Так напиваются от страха – до потери пульса. Ну, теперь хоть есть способ загнать страх – вон он, способ, на кровати в одеяло кутается. Правда, там и подержаться-то не за что, но сойдет. Он прыгнул на постель, подмял под себя визжащую телку, которой явно нравилось подобное обращение. Вдруг снова звонок. Калюжник уже на телке был, не намеревался брать трубку, но... Страх, черт его возьми! Страх заставил ее взять.
– Витяня, это опять я, Клок. Вия доставь живым. Трупом вы его всегда успеете сделать, а нам от него кое-что нужно в качестве компенсации. Даю наколку, где он...
Несколько слов – и Калюжнику стало не по себе: эти монополисты хреновы, скрутившие группировки в один жгут, абсолютно все знают, от них не спрячешься. Он положил трубку, задумался. А если во всех городах сидят Богомолы, все у них схвачено, про всех они знают? Сожитель мамы говорил: во всем должно быть равновесие. Выходит, равновесие нарушено, а это означает – не быть ему хозяином себе...
– Эй, – подбросила его бедрами телка. – Думалка отвалится.
Ну да, кому-то мозги – лишняя часть в голове, но Калюжнику они пригодятся.
Глава 10
Стемнело. Осокин ехал в такси, придумывая, как сказать Вию о, мягко говоря, новых неприятностях. Собственно, как о них ни говори, результат будет один. На квартире Вия побывали погромщики, вазы разбиты, мебель тоже. Осокин искал между черепков, перьев и обломков деньги, надеясь, что погромщики их не заметили, но – увы. Налет говорит о серьезном заявлении, что чистого неба Вию не видать.
Сейчас Осокин ехал к клубу – забрать деньги из тайника, заодно взять несколько стволов. Не помешает и карманная артиллерия – гранаты. Что-то непонятное вокруг происходит. Поднять ствол на мальчишку и девчонку – последнее дело. Что они сделали и кому? А ведь причина должна быть...
Осокин подъехал к клубу, расплатился с водителем и направился к потайному ходу через дворики, предполагая, что центральный вход под прицелом. Без сомнения, Вия пасут. Переступая кучки из угля, который лежит здесь годами, он вошел в заброшенную котельную, пошарил рукой, в нише нашел керосиновую лампу. А зажигалка у Дара всегда с собой, хотя он не курит. Пробираясь к бункеру, он подивился дальновидности Вия. Кто мог подумать, что начнется светопреставление и придется прятаться? Теперь осталось открыть крышку люка и спуститься вниз, а оттуда дверь ведет в бункер.
Он влез в люк, натянул сверху крышку, после отыскал ключ и вошел в бункер. Включив электрический свет, нашел футляр аккордеона, поставил его на стол, внутрь укладывал стволы, гранаты, патроны. Ну, что еще? Автоматы? Влезли две штуки и несколько рожков. Все...
Осокин напряг слух и затаил дыхание. Точно: шаги. Одиночные. Кто-то спускается по винтовой лестнице. Второй пары ног не слышно. Дар выключил электричество, хотя света из бункера не видно – проверяли. Так, теперь некто неизвестный вошел в комнату под лестницей. Осокин стоял, раздумывая, что делать. Надо бы посмотреть на храбреца, но где гарантия, что тот не угостит его пулей?
Дар слышал, как под ногами «гостя» шуршит бумага, хрустит стекло, звякают черепки... Вот он споткнулся. Ходит, ходит... Что ему надо? Осокин вынул из внутреннего кармана вязаную шапочку, приладил ее на голову. Одно движение – и лицо спрятано под маской. А шаги неизвестного слышались все отчетливей. Он остановился за стеной, наверняка рассматривает углы, стену. Ни фига не увидит, не догадается, что за стеной есть комната. В бункере слышны все движения, даже шепот, особенно из подвала, где Вий принимает гостей. Никакого фокуса нет, просто установлены подслушивающие устройства. Если бы менты нашли арсенал, Вию долгие годы пришлось бы наблюдать небо в клеточку, а прогулки его ограничивала бы колючая проволока.
Неизвестный отошел от стены. Заскрипела лестница – он поднимается наверх. Дар выждал несколько минут, ну, кажется, пора и нос высунуть, а то шибко любопытно, кто такой там шастает и что ему нужно. Дар опустил отворот шапочки на лицо, снял с предохранителя ствол, вот теперь он готов к встрече. Стена отодвигается – примитивно ездит по специальным рельсам, на резиновых роликах сверху и снизу. Но стена – не совсем стена, это сваренная арматура, которая представляет собой каркас, а каркас обложен кирпичом с обеих сторон для тяжести, оштукатурен со стороны гостиной для красоты. Это элементарная предосторожность. Однажды был милицейский рейд в клуб, и Вий немного дергался, когда осматривали все помещения, но о существовании хитрой конструкции никто не догадался. К тому же надо знать, как эта штука работает, просто так стену не сдвинешь. Вий хотел запатентовать изобретение, ведь в нашей горячо любимой стране многим-многим нужен такой бункер с выдвижной стеной, но Дар покрутил пальцем у виска, он и успокоился.
Осокин выскользнул в проем, тщательно задвинул стену. Теперь он двигался бесшумно, карабкаясь по перилам винтовой лестницы, а не по ступенькам, перила не издают скрипа. Осокин выбрался наверх, в зал, и сразу же увидел крупного мужчину, который стоял к нему спиной, Дара он не услышал. Вдруг Осокин улыбнулся, потому что понял: мужчина его чует. Может, на нюх, хотя Дар не пользуется одеколонами, может, он чует его шкурой, биотоками, но чует. Редкое качество, присущее умному, пытливому зверьку. Неизвестный стал интересен Осокину.
Внезапно мужчина повернулся и выбросил вперед руку с пистолетом:
– Руки вверх!
И осекся, потому что увидел прямо перед собой дуло пистолета и сверкавшие сквозь прорези в маске глаза. Ипсиланти – это был он – даже не понял, когда этот человек вскинул руку с пистолетом. Вот только что видел его без оружия, а потом сразу же узрел ствол. Как точно подметили киношники: дуло пистолета почему-то растет, растет... И кажется: вот, сейчас вылетит пуля, будет лететь долго, ты успеешь ее рассмотреть, но почему-то у тебя не хватит времени увернуться. В солнечном сплетении почувствовались мелкая дрожь и легкая тошнота. Были опаснейшие ситуации, однако впервые Ипсиланти целился в человека, на сто процентов уверенный: если понадобится, он выстрелит. И впервые пистолет наставлен на него, считай, в упор. Жутковато. Пусть лжецы рассказывают сказки о собственной храбрости и стойкости, а видеть дуло и думать о смерти жутко. Но Ипсиланти слишком горд, чтобы показать свой страх кому-либо.
– Опусти ствол, – спокойно сказал он. Но человек в маске и не подумал выполнить приказ. – Я неплохо стреляю. Метко.
– Я тоже, – сказал Осокин. – Предупреждаю: в любом случае успею выстрелить.
Они стояли друг напротив друга с вытянутыми руками, в которых держали по пистолету, и не стреляли. Возможно, потому, что не было повода.
Еще недавно Вий втайне мечтал о потомстве, наследнике, сыне. Общаясь с Тимкой, он передумал иметь детей.
– А почему у тебя один глаз моргает, а второй нет? – Это уже был тысяча первый вопрос мальчишки. – У тебя в глазу протез? Да? Протез? А где его делали?
Вий теоретически знал, что детей отличает любознательность и что вопросы они задают каждые полчаса, но этот одиннадцатилетний экземпляр побил все рекорды. Поначалу Вий отвечал, причем только на один из двадцати ответов давал правильный. Потом понял: маленький иезуит прекрасно знает ответы на свои вопросы. Тимка получал удовольствие, когда сам же и отвечал на них. В конце концов надоело! Вий попросил его отстать, попросил вежливо, как взрослого человека. Потом достал из холодильника вареную колбасу, отрезал шмат толщиной с ладонь и начал есть.