Исследование проб атмосферы показало, что она состоит из плотной неизвестной смеси инертных газов, которую невозможно получить в условиях земных лабораторий.
По данным сейсмографов, под этой поверхностью лежало каменное и лишенное какой бы то ни было жизни ядро настоящего Харона, имевшего двести миль в поперечнике.
Планета Вечной Мерзлоты была идеальным местом для ведения войн.
Несмотря на все преимущества, которые они приносят торговле, войны действуют разрушающе на человеческое тело, поэтому ко второму десятилетию двадцать первого века для войн было создано множество правил, условий и ограничений, которые можно было бесконечно усовершенствовать, подобно игре в бейсбол или законодательному проекту. Из-за перенаселенности Земли все войны перенеслись на Харон, который был расчерчен огромными линиями параллелей и меридианов в подобие космической доски для игры в дротики.
На Земле мир должен был поддерживаться любыми способами, и потому зачастую составлялись списки желающих повоевать на Харрне, причем наиболее престижными считались экваториальные районы, куда поступало чуть больше света. Англо-Бразильская война, тянувшаяся с 1999 года, занимала секторы 159 - 260, по соседству с явано-гвинейским конфликтом. Она называлась Продолжительным конфликтом.
Продолжительный конфликт велся при многочисленных и сложных правилах.
К примеру, строго ограничивались орудия уничтожения. Также закрывался доступ к Харону некоторых высококвалифицированных специалистов, которые могли бы создать неоправданное преимущество для одной из сторон.
Штрафы за нарушение этих правил устанавливались очень высокие. И, несмотря на все предосторожности, враждующие стороны несли большие потери.
Потому-то на Хароне требовался цвет английской молодежи, не говоря о тех, кто уже вступил в пору зрелости.
Воспользовавшись этим, Брюс Эйнсон записался в качестве человека, не занимающего никакого положения, и незаметно выскользнул из поля зрения общества.
Несколько сот лет назад он скорее всего вступил бы в Орден крестоносцев.
Во время светового десятичасового перелета, разделявшего Землю и Харон, он мог бы с презрением размышлять о красивой ремарке сэра Михали о том, что количество мыслей в человеческой голове обратно пропорционально количеству солнца вокруг него. Он мог бы заняться подобными размышлениями, если бы это было возможно в набитом до отказа «Брюннере». Но Эйнсон вместе со своими товарищами высадился на планету Вечной Мерзлоты уже с замороженными воспоминаниями.
Глава 11
Если выинтеллектуал, один из способов доказать обратное - это ходить взад-вперед по палубе сканирования, неряшливо закатав рукава своей рубахи. Вложив в зубы свежую крепкую сигару, вы прогуливаетесь и громко смеетесь над своими шутками или же смеетесь над шутками своего собеседника. Таким образом, матросы, приходя сюда для того, чтобы поглазеть на Вселенную, видят, что и вам ничто человеческое не чуждо.
Латтимор подумал, что второй штурман Марсель Глит, с которым он беседовал в эту минуту, совершенно не справляется со своей ролью. Смеяться над тем, что сказал Глит, было верхом неприличия. Глит был обвенчан с серьезностью, и их брак походил скорее на похоронную процессию.
- …вполне возможно, - говорил тот, - что созвездие с указанными координатами может оказаться родиной наших пришельцев. Вокруг шести звезд образуется около пятнадцати планет, и по мнению Меллора из Георазведки, с которым я разговаривал в прошлую вахту, похоже, что по крайней мере шесть из них земного типа.
Латтимор подумал, что посмеяться здесь было действительно не над чем, хотя зрители были - несколько матросов гоготали около главной доски объявлений над обращением миссис Вархун.
- Поскольку все шесть земных планет расположены на расстоянии двух-трех световых лет от Клементины, - продолжал Глит, - представляется вполне разумным продолжить поиски там. Еще одно их неоспоримое преимущество в том, что они отстоят друг от друга всего на несколько световых дней.
Здесь можно вставить хотя бы одобрительную усмешку.
Глит продолжал свои рассуждения, но вахтенный гонг напомнил ему о цели посещения палубы сканирования, и он направился в навигационный отсек. Латтимор отвернулся и стал смотреть в иллюминатор, прислушиваясь к комментариям трех человек, разговаривающих сзади.
- «Вклад в будущее человечества!» Это мне нравится. - воскликнул один из них, прочитав объявление.
- Да, но заметь, что после взывания к твоим лучшим чувствам они в оправдание предлагают пожизненную пенсию, - заметил один из его товарищей.
- За такую плату я не дал бы замуровать себя заживо на пять лет на чужой планете, - сказал третий.
- А я бы согласился, чтобы избавиться от вас, - отпарировал первый.
Латтимор согласился с мыслью, что это обычный древний способ подшучивания через оскорбления. Он часто размышлял над этим словесным насилием, воспринимаемым людьми как остроумие, - вне сомнения, тем самым человек очищался от ненависти к своим собратьям. Его совсем не трогали замечания в адрес миссис Вархун. Как бы она ни была холодна, в ее идее заключалось рациональное зерно, ибо существует много различных типов мужчин, в частности и такие, что могли бы откликнуться.
Он смотрел во Вселенную, которую «Ганзас» окружал в данный момент. На фоне утробной темноты мерцало несколько близких и туманных огней. Они напоминали пчелиные соты, как их видит пьяная пчела крупным планом - нечетко, с искажениями в оптическом нерве. Но, как говорят ученые, оптический нерв человека не приспособлен к восприятию реальности.
Поскольку истинную природу Вселенной могли описать лишь транспонентальные уравнения, получалось, что это неясное мерцание, похожее на ухмыляющегося мелкого рачка с усом голубого кита, и было тем, что в действительности представляют собой звезды.
«Платон, - подумал Латтимор, - почему тебя нет здесь сейчас!»
Он оторвался и направил свои мысли в кухню. Что бы вы ни говорили, ничто так не способствует установлению гармонии между человеком и Вселенной, как хороший синтетический бифштекс.
- Но, Михали, - продолжала Энид Эйнсон, - с тех пор как Брюс познакомил нас, я всегда думала, что ты тайно привязан ко мне. Я имею в виду твои взгляды и что ты согласился стать крестным отцом Альмера - ты всегда заставлял меня считать, что… - Она сжала руки. - А ты лишь забавлялся.
Он был настроен очень официально - скала, о которую разбивались волны ее пафоса.
- Быть может, я отношусь ко всему с естественной учтивостью, Энид, но ты увидела в ней больше, чем есть на самом деле. Единственное, что я могу сделать, так это сердечно поблагодарить тебя за столь лестное предложение. Но…
Неожиданно она вскинула голову. Теперь была очередь разгневаться - довольно унижении. Она сделала властный жест.
- Ты можешь больше ничего не говорить. Я скажу лишь, что мысль о твоей воображаемой привязанности - как часто я, глупая, представляла, что только дружба с Брюсом удерживала тебя от ухаживаний, - была единственным, что в эти годы поддерживало меня.
- Постой, я уверен, что ты преувеличиваешь…
- Сейчас говорю я! Теперь я вижу, что все твои шуры-муры, этот поддельный венгерский шарм ничего не значат. Ты всего лишь подделка, Михали, романтик, питающий отвращение к романам, донжуан, который боится женщин. Прощай, Михали, и будь ты проклят! Из-за тебя я потеряла и мужа, и сына.
Она хлопнула дверью.
Михали трясло. Он приложил руки к пылающим щекам и старался не смотреть на себя в зеркало.
Самым ужасным было то, что, не испытывая ни малейшего физического интереса к Энид, он восхищался ее силой духа, и, зная, каким сложным человеком был в действительности Брюс, он действительно поддерживал ее теплыми взглядами и случайными рукопожатиями - лишь для того, чтобы показать, что кто-то в этом мире способен оценить ее добродетели.
Вот уж действительно - остерегайтесь жалости!
- Дорогой мой, она уже ушла?
Он услышал требовательный голос своей любовницы из гостиной, примыкавшей к залу. Конечно, она подслушала всю сцену с Энид. Не было сомнений, что вернувшаяся с пленэра на Персидском заливе или где-нибудь еще очаровательная А Чи проявит к инциденту большой интерес.
На следующую вахту после того, как Брайан Латтимор почувствовал себя мелким ракообразным, к миссис Вархун пришел доброволец. Это событие повергло ее в невероятное возбуждение, и Латтимор поспешил не упустить случая обхватить ее за полные плечи.
- Спокойно, Хилари! Ужасно видеть хорошенького космографа в таком волнении. Вы хотели получить волонтера, вот и получили. Теперь идите и поразите его.
Немного смутившись, миссис Вархун высвободилась. Что за сильные животные эти мужчины! Одному Богу известно, на что будет похож этот, если при очередной посадке он метафорически перенесется к востоку от Суэца. По крайней мере у женщины есть свои средства защиты: она всегда может сдаться.
- Спокойно, Хилари! Ужасно видеть хорошенького космографа в таком волнении. Вы хотели получить волонтера, вот и получили. Теперь идите и поразите его.
Немного смутившись, миссис Вархун высвободилась. Что за сильные животные эти мужчины! Одному Богу известно, на что будет похож этот, если при очередной посадке он метафорически перенесется к востоку от Суэца. По крайней мере у женщины есть свои средства защиты: она всегда может сдаться.
- Это особый волонтер, мистер Латтимор. Говорит ли вам что-нибудь имя Самюэля Мелмуса?
- Абсолютно ничего. Хотя, стоп! Боги и печные горшки! Это же сын Эйнсона! Вы имеете в виду - он и есть волонтер?
- На рабочей палубе он не пользуется популярностью и чувствует себя одиноко. Один его приятель по имени Квилтер поставил ему синяк.
- Опять Квилтер? Он там, кажется, заводила. Надо поговорить с капитаном.
- Я хочу, чтобы вы постояли со мной, покуда я излагаю дело этому молодому Эйнсону, конечно, если вы не очень заняты.
- Хилари, я готов постоянно стоять рядом с вами. Ур-органический стиль (как и все прочие названия
течений в искусстве, неточный по причине своей бессмысленности) придавал кабинету миссис Вархун невыносимо капризный вид. По потолку, полу и стенам пролегали переплетающиеся друг с другом увеличенные во много раз волокна тканей. В центре сидел одинокий Альмер Эйнсон с зеленым фонарем под одним глазом и головой, практически слившейся со вздувшейся шеей. Увидев входивших миссис Вархун и Латтимора, он встал навстречу.
«Бедняга, - подумал Латтимор, - только женщина или эвкалипт могли заключить, что парень решил замуровать себя на чужой планете из-за такой ерунды, как синяк. Вся его жизнь, и жизнь его родителей, и родителей его родителей, и так далее вплоть до тех первых спятивших умников, которые решили, что их не устраивает жизнь животных, были прелюдией к принятию им такого решения. Подбитый глаз послужил лишь поводом. А кто, кроме самого Бога, может поручиться, что этот повод был случайностью? Быть может, ребенку пришлось спровоцировать насилие, чтобы удостовериться в том, что внешний мир есть сплошная агрессия».
Какой-то частью сознания Латтимор подумал (и не без удовлетворения): «Меня неправильно воспитывали, иначе этот мальчик, поднявшийся с видом осужденного на казнь, не смог бы вызвать подобной цепочки рассуждений».
- Садитесь, мистер Мелмус, - сказала миссис Вархун приятным голосом, который Латтимор нашел неприятным. - Это консультант полета мистер Латтимор. Он также хорошо знаком с проблемой общения, которая перед вами возникнет, и может дать кое-какие советы.
- Здравствуйте, сэр, - молодой Эйнсон улыбнулся подбитым глазом.
- Сначала о программе-максимум, - начала миссис Вархун и с очаровательной самоуверенностью вставила фразу из военного жаргона, - обрисую обстановку, как говорится. Мы выйдем из ТП-полета около созвездия, содержащего по меньшей мере пятнадцать планет, шесть из которых, по данным видеообзора с «Мариестоупса», обладают атмосферой, близкой к земной. Как вы знаете, наших пришельцев нашли неподалеку от космического корабля - и мы надеемся в ближайшее время определить, принадлежал ли он им или же какому-нибудь другому виду, так или иначе с ними связанному. Присутствие корабля предполагает отлаженность космического сообщения в пределах созвездия. В таком случае нам потребуется обследовать все населенные планеты.
Еще на Земле было решено установить на первой планете автоматический пост наблюдений.
А теперь у меня возникла идея, которую одобрил капитан Песталоцци. Она заключается в том, чтобы оставить на наблюдательном посту человека. Поскольку мы сможем обеспечить его пищей и всем необходимым, а судя по нашим пленникам, аборигены не должны относиться к нам враждебно, он сможет чувствовать себя в безопасности. Итак, вы согласились стать этим волонтером.
Они улыбнулись друг другу с облегчением. Но разглядел ли этот мальчик, спросил себя Латтимор, ложь, скрытую в словах миссис Вархун? Кто знает, какие опасности могут таиться на родной планете этих риномэнов и не живет ли там некая разновидность фермеров, для которых они служат аналогом наших селекционных датских ландгрейских свиней?
И кто знает, в какого дьявола может превратиться этот современный святой Антоний в незнакомом, чуждом его природе окружении? В отличие от других, от этого зла невозможно было оградиться.
- И естественно, мы проследим, чтобы вы были хорошо вооружены, - сказал он вслух и по взгляду миссис Вархун понял, что она восприняла это как маленькое предательство.
Сжав губы, она повернулась к Эйнсону:
- Теперь о том, что от вас требуется. Мы надеемся, что вы научитесь общаться с ними.
- Но ведь специалисты на Земле не смогли ничего добиться. Как же вы хотите, чтобы я…
- Мы вас научим, мистер Мелмус. До нашего выхода из ТП еще целых восемь дней по земному исчислению, и за это время можно горы свернуть. На Земле задача могла казаться невыполнимой, но на родной планете этих существ она может значительно облегчиться. Наши пришельцы могут проявить гораздо большую общительность у себя дома.
Мы думаем, что их реакцию парализовало увиденное на Земле, начиная от наших звездных кораблей и так далее. Вы, вероятно, знаете, что мы произвели вивисекцию шести тел разных возрастов. Анализ их костных тканей заставляет думать, что они живут несколько сот лет, и в пользу этого говорит их нечувствительность к боли.
Если все это так, то у них должно быть, продолжительное детство.
Здесь я подхожу вплотную к следующему вопросу. Любой биологический вид способен чему-либо научиться в начальный период всей своей жизни, в младенчестве, и мы думаем, что это правило должно соблюдаться во всех галактиках.
На Земле дети, по каким-либо причинам не научившиеся говорить до двенадцати-тринадцати лет, уже теряют шанс навсегда. Это подтверждается многими примерами, например в Индии, когда дети вырастали среди обезьян или волков. Если упущено в детстве, им уже не суждено обрести дара речи.
Поэтому я считаю, что возможность выучить наш язык имеют только детеныши этих существ. Одна из наших задач - поселиться как можно ближе к одному из таких младенцев.
Мы не отрицаем, что установить контакт с ними может оказаться невозможным. Но такой вывод должен иметь подтверждение.
Высадив вас, корабль займется обследованием остальных планет созвездия: безусловно, мы возьмем с собой на Землю несколько этих существ или даже создадим базу на одной из других планет - это будет уточняться по ходу дела. Как бы то ни было, вы - мой проект номер один.
Минуту Альмер молчал, он думал о том, как велика воля случая. Совсем недавно он был неотъемлемым звеном в цепочке личных взаимоотношений, состоявшей из его отца, матери, его девушки и в меньшей степени - дяди Михали. Теперь, когда он обрел кажущуюся свободу, его интересовал лишь один вопрос:
- Как долго я буду находиться на этой планете?
- Не больше года, это я обещаю. - Миссис Вархун с облегчением заметила, как расправились его брови.
Опять все трое переглянулись, улыбаясь, но во взглядах мужчин чувствовалась неловкость.
- Как ты сам ко всему этому относишься? - с сочувствием спросила миссис Вархун Альмера Эйнсона.
«Ради дьявола, скажи ей, что понимаешь, как далеко от желудка ты вытянул свою шею, - подумал Латтимор, играя метафорой, которая пришла ему в голову несколько дней назад. - Скажи, что не можешь так дорого заплатить за необходимый тебе катарсис. Или обратись за помощью ко мне, и я скажу это за тебя».
Молодой человек действительно посмотрел на Латтимора, но в его взгляде были скорее гордость и возбуждение, чем призыв к помощи.
«Хорошо, - решил Латтимор, - значит, мой диагноз был полной нелепицей; он - скорее победитель, чем побежденный. Человек, который отвечает за себя сам».
- Это назначение делает мне честь, - сказал Альмер Эйнсон.
Глава 12
Вселенная заняла свое обычное положение, подобно собаке, на которую шикнули. Теперь уже не «Ганзас» окружал ее, а она обволакивала огромный корабль, который задним ходом приземлялся на планету. Планету окрестили Песталоцци, в честь капитана, хотя, как заметил штурман Глит, существуют и более приятные имена.
На Песталоцци все было чудесно.
В приземных слоях воздуха содержалось необходимое количество кислорода и отсутствовали какие бы то ни было вредные для земных легких испарения. Не нашлось даже бактерии или вируса, с которыми в случае необходимости не справился бы медицинский отсек.
«Ганзас» приземлился вблизи экватора. Днем температура поднималась не выше двадцати градусов Цельсия, а ночью не опускалась ниже девяти.
Период обращения вокруг оси составлял двадцать четыре часа девять минут, что вполне соответствовало земному. Это означало, что здесь любая точка экватора движется быстрее, чем на Земле, и весь мир обладает гораздо большей массой.