— Что кажется маловероятным. — Таннер Болт раздраженно вздохнул. — Давайте встретимся с Энди и посмотрим, к чему это приведет. У нас больше нет свободы маневра.
Настал час ужина, а за ним пришел закат. Я сидел один в своем «доме с привидениями» и напряженно размышлял о лживой Эми. Может, и беременность — ложь? Несмотря на то что у нас был секс от случая к случаю, по моим расчетам, забеременеть она могла. С другой стороны, она же знала, что я попробую рассчитать.
Правда или ложь? Если она соврала, то исключительно для того, чтобы втоптать меня в грязь.
Я всегда надеялся, что у нас с Эми будут дети. Одной из причин, по которым я сделал ей предложение, как раз и было желание иметь общих ребятишек. Помнится, впервые я подумал об этом месяца через два после того, как мы начали встречаться. Я шагал из Кипс-Бея, где жил тогда, к любимому крошечному парку на берегу Ист-Ривер, мимо гигантской лего-конструкции — штаб-квартиры ООН; флаги мириада стран вились на ветру. «Как бы это понравилось малышу», — подумал я тогда. Яркие цвета — так легко запомнить, какой флаг какой стране принадлежит. Вот тебе Финляндия, а вот Новая Зеландия. Мавритания — улыбка циклопа. А потом я понял, что это должно понравиться не какому-то ребенку, а НАШЕМУ — моему и Эми. Наш ребенок валялся бы на полу в гостиной с затрепанной энциклопедией, как я когда-то. Но он был бы не один. Я пристроился бы рядом. Помогал бы запоминать флаги, а не вариться в собственном недовольстве, чему я научился у отца. Я бы хотел стать хорошим папой.
Потом я представил, как Эми устроилась рядом с нами на полу: улеглась на живот и ногой указывает на флаг Палау — желтый, чуть в стороне от центра, кружок на синем фоне. Почему-то я подумал, что этот флаг станет ее любимым.
С тех пор образ мальчика был вполне реальным (иногда девочки, но чаще всего — мальчика). Неизбежным. Меня мучили хронические боли неутоленного отцовства.
Через месяц после свадьбы, стоя с зубной нитью во рту перед аптечкой в ванной, я неожиданно подумал: «Она хочет детей, верно? Надо спросить. Конечно, я должен спросить». И когда я впервые задал вопрос — издалека, обтекаемо, — она ответила: «Да-да, конечно-конечно… Когда-нибудь». И каждое утро глотала пилюлю перед тем, как почистить зубы. Три года подряд она принимала противозачаточное. А я мучился, изводил себя, но так и не смог твердо заявить: «Хочу, чтобы у нас был ребенок!»
С началом безработицы мне подумалось, что мечты могут исполниться. У нас появился досуг. Однажды за завтраком Эми оторвала взгляд от своего гренка и заявила: «Я больше не принимаю таблетки». Просто и буднично сообщила о свершившемся факте. Она не употребляла противозачаточных три месяца, но ничего не произошло. Через некоторое время после переезда в Миссури она настояла на медицинском обследовании нас обоих. Когда Эми бралась за дело, для нее не существовало полумер. «Мы скажем, что пытались завести ребенка целый год». Я, как последний дурак, согласился — в то время мы вроде даже не прикасались друг к другу, но по-прежнему считали, что ребенок нам нужен. Как же иначе?
— Предупреждаю, тебе тоже придется сдавать анализы, — сказала Эми по пути в Сент-Луис. — Сперму, в частности.
— Знаю. А почему таким тоном?
— Ну, я думала, ты для этого слишком гордый. Или стеснительный.
На самом деле во мне кипела дрянная смесь того и другого. Тем не менее я покорно явился в медицинский консультативный центр и направился в специальную полутемную комнатку. Мужики приходили сюда с одной-единственной целью: полирнуть сучок, передернуть затвор, погонять лысого, подергать корнишон, придушить одноглазого удава, потеребить моржа, попеть соло, замочить бельишко в собственном соку… Я часто прибегаю к юмору в целях самозащиты.
В кабинете стояло обитое винилом кресло, телевизор с видеопроигрывателем и стол, на котором лежала пачка чистых салфеток и коробка с дисками. Судя по женским прическам (и вверху и внизу), порнофильмы снимались в начале девяностых. Действо было умеренно жестким. Вот интересный вопрос: а кто же подбирает фильмы для пунктов приема спермы? Кто определяет, что понравится мужчине, но чтобы не слишком унизить женщин, кроме тех, что внутри этих стен: медиков и жен, полных надежд и накачанных гормонами?
Еще дважды я посещал этот кабинет — в консультативном центре любят перестраховываться. А Эми между тем не делала ничего. Должна была принимать гормоны, но все не начинала. Она вообще палец о палец не ударила. Это ей предстояли беременность и роды, поэтому пару месяцев я старался не грузить ее, не перегибать палку. Просто поглядывал на пузырек с пилюлями — не уменьшается ли уровень. Наконец, одним зимним вечером, выпив несколько кружек пива, я поднялся на крыльцо, вошел в дом, сбросил обледеневшую одежду и, устроившись рядом с Эми на кровати, ткнулся носом ей в плечо, прошептав в теплую кожу: «Давай сделаем ребенка, Эми, давай сделаем малыша…» И она ответила: «Нет». Я ожидал смятения, нервозности, неуверенности: «Ах, Ник, смогу ли я быть хорошей мамой?» А тут холодное, обезоруживающее «Нет». И никакой лазейки. Я ожидал нервозности, опасений, переживаний. «Ник, а я смогу быть хорошей мамой?» Очередное, которое ее больше не интересовало. «Я поняла, что на меня навалится самое трудное, — рассуждала она. — Все эти подгузники, врачи, воспитание… А ты будешь витать, как вольный ветерок, и изображать веселого папочку. Мне придется вкалывать, чтобы вырастить из них хороших людей, но ты обязательно все испортишь. И все равно они будут тебя любить, а меня ненавидеть».
Я пытался доказать Эми: все будет совсем не так, но она не верила. Убеждал ее, что не просто хочу ребенка — ребенок мне совершенно необходим. Я должен был убедиться, что способен любить всей душой и что со мной маленькое существо всегда будет чувствовать себя желанным в этом мире. Я хотел доказать, что могу лучше исполнять отеческий долг, чем мой беспутный родитель. Я выращу человека, не похожего на меня.
Но как я ни старался, Эми оставалась непоколебима.
Год спустя я получил извещение из клиники. Врачи предупреждали, что не будут хранить мою сперму, если мы не свяжемся с ними. Я оставил распечатанное письмо на обеденном столе как откровенный упрек. Через три дня увидел его в мусорном ведре. Больше мы эту тему не затрагивали.
К тому времени я уже пару месяцев тайно встречался с Энди, а потому не имел морального права проявлять недовольство. Но боль оставалась, я продолжал мечтать о нашем — моем и Эми — ребенке. Я привязался к нему. Я был уверен: у нас с Эми получился бы замечательный малыш.
Марионетки настороженно следили за мной черными глазами. Выглянув в окно, я убедился, что фургоны с телевизионщиками закрылись, и вышел в теплую ночь. Самое время прогуляться. Даже если попадусь на глаза какому-нибудь репортеру-одиночке из желтой прессы, плевать.
Я пересек наш пригород, потом шагал три четверти часа по Ривер-роуд и наконец по шоссе через Карфаген. Полчаса среди грохота моторов и ядовитого выхлопа. Мимо автосалонов с грузовиками, выставленными на продажу, как коробки с конфетами. Мимо забегаловок быстрого питания, винных магазинчиков, мини-маркетов и заправок. И вот я в центре. Ни одного пешехода за все это время, только безликие силуэты за стеклами скользящих мимо автомобилей.
Время подбиралось к полуночи. Я миновал «Бар», несмотря на то что очень хотел зайти. Один-два репортера наверняка там торчат, поджидая меня. Я бы на их месте так и поступил. Но мне хотелось в какой-нибудь другой бар. Побыть среди людей, посмеяться, снять напряжение. Минут за пятнадцать я добрался до другого питейного заведения, на противоположном краю городского центра, где обычно собиралась молодежь, — дешевле и шумнее, чем у нас, зато и по субботам к утру все уборные заблеваны. Но здесь любят околачиваться сверстники Энди. Вдруг кто-то из друзей вытащил ее этим вечером развеяться? Встреча с ней была бы подарком судьбы. Хотя бы оценить ее настроение. Ну а если нет, то хлебнуть какого-нибудь пойла.
Я потусовался в баре. Энди не видать. Бейсболка с длинным козырьком частично скрывала мое лицо, и все равно, пробираясь в толпе, я нет-нет да ловил пристальный взгляд. Меня узнавали. «Это тот самый парень? Нет, правда?»
Середина июля. Если так пойдет и дальше, к октябрю Ник Данн приобретет настолько дурную славу, что под него начнут рядиться на Хеллоуин. Копна светлых волос, книга «Удивительная Эми» под мышкой. Го сказала, что ей полдюжины раз звонили и спрашивали, нельзя ли купить в «Баре» сувенирную футболку? Только этого нам и не хватало.
Присев у стойки, я попросил виски. Бармен, парень приблизительно моего возраста, слишком долго и пристально разглядывал меня. Явно размышлял, стоит ли обслуживать этого типа. В конце концов с откровенной неохотой, раздувая ноздри, поставил передо мной стаканчик. Когда я потянулся за бумажником, халдей торопливо выставил перед собой ладонь:
— Парень, мне твои деньги не нужны. Вообще.
Я все равно оставил плату на стойке. Вот же гандон…
Когда я дал знак, что не прочь бы повторить, он зыркнул на меня, покачал головой, а потом склонился к женщине, с которой о чем-то болтал. Пару секунд спустя она покосилась на меня, притворяясь, что просто смотрит по сторонам. Кивнула, в то время как губы шевельнулись: «Да, это он. Ник Данн».
Бармен ко мне так и не подошел.
И нельзя заорать, нельзя стукнуть кулаком по стойке: «Эй, мудила! Ты мне дашь гребаного вискаря или нет»? Нельзя становиться в глазах людей, которые и так о тебе невысокого мнения, законченным дерьмом.
Значит, единственный вариант — сидеть и терпеть. И я не уходил. Склонился над пустым стаканом и сделал вид, будто глубоко задумался. Проверил запасной телефон, вдруг звонила Энди. Не звонила. Потом вытащил основной мобильник и разложил пасьянс, притворяясь, будто занят очень важным делом. И все это со мной сотворила моя жена. Превратила в человека, который не может купить выпивку в родном городе. Господи, как же я ее ненавидел…
— Это был скотч?
Рядом со мной стояла девушка не старше Энди. Азиатская внешность, черные длинные волосы, деловой прикид. Очень симпатичная.
— А?
— Что вы пили? Скотч?
— Да. Возникла маленькая проблема…
Она отошла к дальнему концу барной стойки, улыбкой привлекла внимание бармена и вернулась с виски, и не в наперстке, а в нормальном большом стакане.
— Держите! — Она протянула выпивку, и я не стал отказываться.
Она подняла свой стакан. Мы чокнулись.
— Можно присесть?
— Я ненадолго, уже собирался уходить. — Я огляделся, ожидая увидеть нацеленную на нас фотокамеру.
— Да ладно… — проговорила она, улыбаясь через силу. — Я могла бы притвориться, будто не знаю, что вы Ник Данн. Но я не собираюсь унижать вас. Между прочим, я на вашей стороне. Вы угодили в очень непростую ситуацию.
— Спасибо. Да, времена непростые.
— Я серьезно. Слыхали про эффект Си-эс-ай?[8] Присяжные насмотрелись этого сериала и уверовали: наука может доказать что угодно.
— Слыхал.
— Угу. А еще есть «эффект злого мужа». Граждане видели так много детективов, где убийца — муж, что теперь слепо верят: муж всегда будет плохим парнем…
— Спасибо, — кивнул я. — Очень похоже на правду. Сразу приходит в голову Эллен Эббот…
— Сука она, — сказала моя новая знакомая. — Эллен Эббот, мягко говоря, косная дура, мужененавистница, корчащая из себя Фемиду. — Она снова подняла стакан.
— Как вас зовут? — спросил я.
— Еще скотча?
— Отличное имя.
Представилась она Ребеккой. У нее была кредитная карточка и привычка пить виски как воду: «Повторим? Еще по одной?» Родилась она в штате Айова, в Мускатине — тоже городок на реке Миссисипи, — и переехала в Нью-Йорк после колледжа, чтобы писать, как и я. Работала помощником редактора в трех периодических изданиях: свадебный журнал, журнал для работающих мам, журнал для девочек-подростков. Все они закрылись в последние годы, и ей пришлось устроиться в криминальный блог под названием «Whodunnit»; вот она и решила (Хи-хи!) во что бы то ни стало получить у меня интервью. Блин, а ведь мне понравилась ее детская настырность: «Взяла и полетела в Карфаген — ни у кого во всем Интернете нет интервью Ника Данна, а у меня будет, хоть в лепешку расшибусь!»
— Я долго ждала вместе со всеми около вашего дома, потом у полицейского участка. И вдруг решила: срочно надо выпить. И тут вы заходите. Просто невероятно, да? Так не бывает в жизни.
Она заложила волосы за уши. Серьга в виде золотого колечка мелко тряслась.
— Мне пора идти, — вздохнул я.
Слова будто прилипали к языку — похоже, я опьянел.
— А вы не скажете, почему сюда пришли? Должна заметить, что это смелый поступок — появляться без друга и вообще без поддержки. На вас тут хреново смотрят.
Я пожал плечами: подумаешь, горе.
— Люди берутся судить, ничего о вас не зная. По фотографиям, сделанным в парке мобильником. Я хочу сказать, что вы, наверное, похожи на меня — росли благопристойным членом общества. Никто не хочет знать истинную историю. Все хотят только… прикола. Вы меня понимаете?
— Я устал от людей, осуждающих меня по той единственной причине, что я подхожу под определенный шаблон.
Ребекка подняла брови, ее серьги задрожали.
Я представил Эми, сидящую в своем тайном убежище, хрен знает где, за режиссерским пультом этого спектакля. Рассматривает меня под разными углами, даже на расстоянии видит каждое мое шевеление. Могу я что-нибудь сделать, чтобы она захотела положить конец этому безумию?
— Все думают, — начал я, — что наш брак дышал на ладан. А на самом деле Эми незадолго до своего исчезновения подготовила для меня охоту за сокровищами.
Моя жена добивается одного из двух. Или я должен получить достойный урок и понести наказание, как плохой непрощенный мальчишка. Или я должен получить достойный урок и вернуть ее любовь, как послушный прощенный мальчишка.
— И это очень необычная охота, — улыбнулся я.
Ребекка покачала головой, продолжая сверлить меня хмуроватым взглядом.
— Моя жена так делала в каждую годовщину нашей свадьбы. Первая подсказка приводит туда, где я найду следующий намек, и так далее. Эми… — Я попытался выдавить слезу, а потом сделал вид, будто смахиваю ее. Часы над входной дверью показывали ноль тридцать семь. — Прежде чем исчезнуть, она разложила все подсказки. Все намеки на события последнего года.
— Прежде чем исчезнуть в день вашей годовщины?
— Только это и помогает мне держаться. Я чувствую нашу близость.
Ребекка вынула флип-камеру:
— Дайте мне интервью, пожалуйста. Под запись.
— Плохая идея.
— Я добавлю свои комментарии. Те, в которых вы нуждаетесь. Я клянусь, Ник. Мои объяснения будут для вас очень полезны. Скажите хоть несколько слов.
— Слишком опасно, — покачал я головой.
— Повторите на камеру то, что сейчас говорили мне. Ник, я серьезно. Я полная противоположность Эллен Эббот. Я Анти-Эллен-Эббот. Вы нуждаетесь во мне, как никогда в жизни. — Пожирая меня глазами, она подняла камеру; на меня уставился красный огонек.
— Я не шучу, выключите…
— Ну помогите девочке. Если я возьму интервью у Ника Данна — моя карьера состоялась. Значит, одно доброе дело в этом году вы уже сделали. Ну пожалуйста. Ник, одна минута. Всего лишь минута. Я клянусь, вы будете выглядеть положительно.
Она кивнула на ближайшую кабинку, где мы могли бы укрыться от взглядов зевак. Я согласился. Мы перебрались, и все это время огонек целился в меня.
— Что вы хотите узнать? — спросил я.
— Расскажите об охоте за сокровищами. Это звучит так романтично! Увлекательно, заманчиво, вдохновляюще, располагающе.
«Возьми развитие сюжета в свои руки, Ник, — подумал я. — Подыграй общественности и жене. Сейчас я должен быть любящим мужем, который обязательно разыщет свою пропавшую половинку. Я любящий муж и хороший парень. Такому можно верить. Я далек от совершенства, зато моя жена — само совершенство. Впредь я буду очень и очень послушным».
Мне это удастся легче, чем изображать грусть. Я уже упоминал, что могу быть светлым, как солнце в ясный день. Едва я заговорил, спазм сжал мое горло.
— Могу честно признать, моя жена — самая отпадная девчонка, которую я когда-либо встречал. Сколько парней могут заявить то же? Я женился на самой отпадной девушке из всех, что когда-либо встречал.
«Гребаная сука, гребаная сука, гребаная сука… Вернись домой, чтобы я мог задушить тебя собственными руками…»
Эми Эллиот-Данн
Спустя девять дней.
Я проснулась с натянутыми нервами. Нет. Нельзя, чтобы меня здесь нашли! Вот отчего я просыпаюсь — эти слова так и вспыхивают в мозгу, а вот денежки мои как раз наоборот, спешат растаять, и к тому же Джефф с Гретой выдвинули свои алчные антенны. А еще я провоняла рыбой.
Что-то не то в поведении Джеффа, в том, как он греб тогда к берегу — к моему свернутому платью и денежному поясу. И в том, как Грета пристрастилась к «Шоу Эллен Эббот». Эта парочка заставляет меня нервничать. Или это уже паранойя? Я похожа на Эми из Дневника: ах, муженек действительно хочет меня убить или я все придумала?! Впервые мне всерьез стало жалко ее.
Я делаю два звонка на прямую линию помощи в розыске Эми Данн. Разговариваю с двумя разными людьми, даю им два разных совета. Не угадать, как скоро волонтеры обратятся в полицию, — они кажутся совершенно равнодушными.
В библиотеку я направилась в мрачном настроении. Нужно собирать вещи и сматываться отсюда. Вымыть комнату с хорошим чистящим средством, полностью уничтожить все отпечатки пальцев, собрать все волосинки. Стереть воспоминания об Эми (о Лидии и Нэнси тоже) и дать деру. Быстрое отступление — залог спасения. Даже если Джефф и Грета подозревают, кто я на самом деле, пока не поймана во плоти, я в порядке. Эми Эллиот-Данн похожа на йети — сказочное существо, которое все мечтают увидеть, а они — два мошенника из Озарка, которых просто поднимут на смех вместе с их путаной историей. Уеду сегодня же. Такое вот решение окончательно созрело в моей голове, когда я входила в прохладную и почти всегда безлюдную библиотеку с тремя всегда свободными компьютерами. Мне нужно войти в Сеть, чтобы справиться о судьбе Ника.