Кто-то явился нежданным. Голоса нескольких репортерш вплетались в общий шум, напоминая крики чаек.
«Что-то пошло не так», — подумал я.
Трижды пропищал входной звонок. Ник-ник! Ник-ник! Ник-ник!
Я резко поднялся. Прошлый месяц выбил из меня нерешительность. Неприятности нужно встречать быстро.
Дверь отворилась.
На крыльце я увидел жену.
Она вернулась.
Эми Эллиот-Данн босая стояла на пороге в тонком розовом платьице, которое липло к телу, будто мокрое. Ее щиколотки были сплошь в багровых кровоподтеках. С запястья свисал обрывок бечевы. Волосы были коротко подстрижены и размочалились на кончиках, что навевало мысли о тупых ножницах. Лицо испуганное, губы припухшие. По щекам текли слезы.
Когда Эми протянула руки ко мне, я заметил бурые кровяные пятна на лифе платья. Она пыталась что-то сказать, но рот открывался и закрывался беззвучно, будто у выброшенной на берег русалки.
— Ник! — наконец сумела выкрикнуть она (эхо пробежало меж пустых домов) и упала в мои объятия.
Как же мне хотелось убить ее!
Если бы мы оказались наедине, мои пальцы, возможно, сами сомкнулись бы вокруг ее шеи, сминая нежную плоть. С каким наслаждением я бы ощутил, как пульсирует ее кровь под моими ладонями… Но нас окружали люди, вооруженные фотокамерами, и они прекрасно знали, кто эта вернувшаяся блудная дочь. Толпа приходила в движение так же неотвратимо, как и механизм часов с кукушкой. Несколько щелчков, несколько вопросов, а потом сущая лавина света и шума. Камеры впились в нас, репортеры, выкрикивая имя Эми, мчались к дому с микрофонами. От гвалта заложило уши. Поэтому я сделал то, что должен был сделать по всем законам жанра, — крепко обнял ее и выкрикнул:
— Эми! Боже мой! Эми!
После уткнулся ей в ухо и, выигрывая у папарацци каких-то пятнадцать секунд, прошептал едва слышно:
— Ты мерзкая сука…
Погладил жену по волосам, нежно взял ее лицо в ладони, а потом втащил гадину в дом.
За стенами нашего жилища бесновалась толпа, и мне это напоминало рок-концерт.
— Эми! Эми! — Кто-то запустил горсть щебня в наше окно. — Эми! Эми!
Моя жена восприняла внимание толпы как должное. Помахала свободной рукой бушующей за окном своре гиен. Затем повернулась ко мне с победоносной улыбкой. Улыбка жертвы, пережившей жестокое насилие; сверкающая улыбка финальной сцены из старых телефильмов; улыбка, когда мерзавцу-антагонисту воздали по заслугам и мы точно знаем, что бедняжка-героиня может дальше свободно идти по жизненному пути. Стоп-кадр.
Я указал на бечевку, обрезанные волосы, засохшую кровь:
— Итак, твоя версия, супруга?
— Я вернулась, — всхлипнула Эми. — Я вернулась к тебе. — И потянулась, чтобы обнять меня.
Я шагнул назад:
— Твоя версия, Эми.
— Дези… — шепнула она дрожащими губами, — Дези Коллингс похитил меня. Это было утром… В день нашей годовщины. Позвонили в дверь. Я подумала… Ну не знаю, я подумала, что это ты прислал цветы.
Я вздрогнул. Эми всегда умеет найти, чем бы уколоть. Я очень редко дарил ей цветы, а вот Ранд Эллиот присылал жене букет еженедельно на протяжении всей их супружеской жизни. Две тысячи четыреста сорок четыре букета против моих четырех.
— Цветы или еще что-то… — продолжала она. — Я, не раздумывая, открыла. Там стоял Дези, и взгляд у него был очень странный. Решительный. Как будто он наконец надумал что-то осуществить. А у меня в руках была рукоятка от марионетки, от Джуди… Ты нашел марионеток? — Эми застенчиво улыбнулась и выглядела при этом ужасно милой.
— О! Я нашел все, что ты припрятала для меня.
— А я тогда подобрала рукоятку от Джуди. Наверное, она выпала… Когда я открыла дверь, то замахнулась и попыталась ударить Дези. Он отобрал рукоятку и стукнул меня. Сильно. Следующее, что я увидела…
— Ты сымитировала свое убийство и сбежала.
— Ник, я все могу объяснить.
Нестерпимо долгое мгновение я смотрел на нее. Перед глазами проплыли дни отдыха под горячим солнцем и песок побережья, руки Эми на моей груди, семейные обеды в доме ее родителей, когда Ранд, подливая мне в стакан, дружески похлопывал по плечу. Я видел нас, распростершихся на ковре в моей небогатой нью-йоркской квартирке, глядящих на ленивые лопасти вентилятора. Видел мать моего будущего ребенка и ту жизнь, о которой я некогда мечтал. Один или два удара сердца я от всей души не хотел, чтобы она говорила правду.
— Почему-то я не думаю, что ты сможешь объяснить все. Но интересно посмотреть, как ты попытаешься.
— Выслушай меня…
Она хотела взять меня за руку, но я отскочил. Отвернулся, перевел дух, а после опять встал лицом к лицу с Эми. К моей жене опасно поворачиваться спиной.
— Ну, давай же, Ник. Выслушай меня прямо сейчас.
— Ладно, хорошо. Почему каждая новая подсказка в охоте за сокровищами была спрятана в том месте, где я имел… э-э-э… отношения с Энди?
Она вздохнула, опустила глаза. Я заметил, что ноги у нее мокрые.
— Я ничего не знала об Энди. Ну, пока не увидела ее по телевизору. Тогда я была привязана к кровати в доме Дези. В его особняке на озере.
— Значит, это не что иное, как совпадение?
— Я прятала подсказки в местах, которые так или иначе были значимы для тебя. — По щеке Эми скатилась слеза. — Твой кабинет, где ты хоть как-то удовлетворял свою тягу к журналистике. — (Я фыркнул.) — Ганнибал, который, как я все-таки поняла, имеет для тебя огромное значение. Дом твоего отца — твоей полной противоположности, причинившей тебе столько страданий. Дом твоей мамы, где сейчас живет Го. Эти две женщины сумели вырастить тебя хорошим человеком. Но… я не удивлена, что ты прошелся по тем же местам с… — Она склонила голову к плечу. — Скажем, с подругой. Ты всегда любил повторяться.
— А почему во всех этих местах обнаружились улики, подтверждающие мою виновность в твоей смерти? Женские трусы, твоя сумочка, дневник. Кстати, о дневнике. Эми, как ты объяснишь все то вранье, которым он наполнен?
Она улыбнулась и покачала головой, словно жалея меня.
— Я все могу объяснить, — повторила Эми.
Я смотрел в ее заплаканное симпатичное личико, опустил взгляд на платье, запятнанное кровью:
— Эми, а что с Дези?
Она снова покачала головой, улыбаясь с едва заметной грустинкой.
И тогда я решил позвонить в полицию, но стук в двери подсказал, что копы прибыли незваными.
Эми Эллиот-Данн
Вечер возвращения.
Внутри меня все еще сперма Дези, подтверждающая, что он насиловал меня, так что медкомиссия получит все необходимые данные. Запястья, израненные веревкой, поврежденное влагалище, синяки на теле — учебник по судмедэкспертизе. Пожилой врач с влажным дыханием и толстыми пальцами производит осмотр полостей таза и одновременно чистку. А детектив Ронда Бони в это время держит меня за руку — ее холодная кисть напоминает цепкую птичью лапку, так что тепла и поддержки я не ощущаю.
Она улыбается всякий раз, когда считает, что я не вижу ее. Похоже, детектив радуется, что Ник не такой плохой парень, каким его сделали. О да! Все женщины Америки вздыхают одновременно.
В особняк Дези отправили полицейский наряд. Его найдут голым и бездыханным, с миной удивления на лице и несколькими белокурыми волосками, зажатыми в кулаках. Постель пропиталась кровью. Нож, которым я его зарезала, а также избавилась от пут, валяется на полу неподалеку от спальни — я его бросила, направляясь в гараж. Там я забралась в антикварный «ягуар», все еще оставляя кровавые следы, и двинула прямиком домой, к любимому мужу. Мои инстинкты были низведены до животного уровня — я ни о чем не думала, кроме возвращения к Нику. Так возвращается, намыкавшись, потерявшаяся собачонка.
Пожилой доктор возносит благую весть — серьезных повреждений нет, а также нет необходимости в чистке матки: я сбросила плод раньше. Бони продолжает сжимать мою руку, бормоча при этом:
— Господи, вы столько пережили… Найдете ли силы, чтобы ответить на несколько вопросов?
Хороший переход — от соболезнований к допросу. Я всегда знала, что некрасивые женщины или чрезмерно почтительны, или излишне бестактны со мной.
Тест. Вы Удивительная Эми. Вы пережили ужасное похищение, а следом череду изнасилований. Вы убили похитителя и вернулись к мужу, который, как оказалось, изменял вам. Вы:
а) пожелаете прийти в себя и попросите немного времени, чтобы собраться с силами;
б) потерпите немного, поскольку так, и только так можно помочь полиции в расследовании;
в) выберете, кому в первую очередь дать интервью; компенсация за перенесенные страдания в виде, скажем, договора на книгу не будет лишней.
Ответ: б).
Удивительная Эми всегда ставит интересы других людей выше собственных.
б) потерпите немного, поскольку так, и только так можно помочь полиции в расследовании;
в) выберете, кому в первую очередь дать интервью; компенсация за перенесенные страдания в виде, скажем, договора на книгу не будет лишней.
Ответ: б).
Удивительная Эми всегда ставит интересы других людей выше собственных.
Вымывшись в больничной душевой, я натянула одежду, которую Ник привез из дому. Джинсы со складками из-за того, что слишком долго лежали сложенными, и хорошенькая блузка, пропахшая пылью. Направляясь в полицейский участок, мы с Бони молчим в машине, пока я не спрашиваю слабым голосом о родителях.
— Они ожидают вас в участке, — отвечает детектив. — Когда я сообщила, что вы живы, они рыдали. От нахлынувшего счастья и облегчения. Мы позволим вам побывать в крепких родных объятиях до того, как пристанем с вопросами.
Репортеры уже окружили здание полицейского участка. Площадка для автомобилей радостно сияет огнями, как олимпийский стадион. Здесь нет подземной парковки, поэтому мы подъезжаем прямиком к крыльцу, где бушует безумная толпа. Я вижу мокрые губы и брызги слюны — каждый старается перекричать других; сверкают фотовспышки, горят лампочки видеокамер. Толпа напирает и давит всем скопом, качаясь то вправо, то влево на пару дюймов. Каждый хочет подобраться ближе ко мне.
— Я боюсь выходить, — говорю я Бони, в то время как к стеклу припечатываются мясистые ладони фотографа, пытающегося удержать равновесие. — Их слишком много.
Она гладит меня по руке и просит чуть-чуть подождать. Двери полицейского участка открываются, и выбегают копы в форме и касках, выстраиваясь в две линии, защищая меня с обеих сторон и удерживая прессу. Этакий почетный караул. Мы с Рондой бежим внутри коридора, взявшись за руки, как молодожены, прямо к моим родителям, которые ждут на пороге. Тут уж каждый репортер имеет возможность сделать фотографию, как мы с мамой обнимаемся, и она шепчет мне в ухо: «Деточка моя, деточка моя, деточка моя…» И мой папа, рыдающий так громко, что едва не срывается на кашель.
Потом меня повели дальше, как будто я не наездилась за сегодня вдоволь. Устроили в комнатушке с удобными, но дешевыми офисными стульями. Мне всегда кажется, что их обивку делали из вторсырья. Никаких окон. В углу мигает видеокамера.
Вовсе не это я себе представляла. Обстановка не располагает к тому, чтобы чувствовать себя защищенной.
Мне составляют компанию Бони, ее напарник Джилпин, два агента ФБР из Сент-Луиса, которые хранят молчание практически все время. Мне дают воды, а потом Бони начинает разговор.
Б.: Итак, Эми, для начала позвольте вас поблагодарить за то, что согласились встретиться с нами сразу после возвращения. В случаях, подобных вашему, очень важно провести опрос как можно раньше, пока свежи воспоминания. Вы даже не представляете себе, насколько это важно. Так что наша беседа принесет огромную пользу. Мы выясним все подробности, и тогда вы с Ником вернетесь к нормальной жизни.
Э.: Я только этого и хочу.
Б.: И вы это заслужили. Итак, если вы готовы начинать, я хотела бы уточнить время. В котором часу Дези появился на вашем пороге? Вы помните?
Э.: Думаю, около десяти утра или чуть-чуть позже, поскольку я слышала, как Тевереры разговаривали, направляясь к автомобилю, чтобы ехать в церковь.
Б.: Итак, вы открыли дверь. Что было дальше?
Э.: Я сразу почувствовала что-то неладное. Прежде всего хочу сказать, что Дези с юных лет писал мне письма. Но в последние годы его одержимость пошла на спад. Он сумел убедить меня, что является просто моим старым приятелем, заявлять в полицию было не о чем, и мне пришлось примириться с ним. Я даже помыслить не могла, что он способен на прямое физическое насилие. Хотя я испытывала дискомфорт от близкого соседства. Географического, я имею в виду. Возможно, именно это и толкнуло его на преступление. Понимание того, что я нахожусь так близко. Он вошел в дом… взмокший и нервничающий, но выглядел решительно. Когда он позвонил, я была наверху, собиралась погладить платье, и вдруг заметила на полу тяжелую деревянную рукоятку от марионетки Джуди. Я поняла, что выронила ее. Сами куклы я к тому времени уже спрятала в дровяном сарае, поэтому я просто подняла палку. И держала ее, когда открывала дверь.
Б.: У вас очень хорошая память.
Э.: Спасибо.
Б.: И что же было дальше?
Э.: Дези вошел. Он расхаживал по гостиной, все больше и больше волнуясь, даже впадая в неистовство, я бы сказала. Потом он проговорил: «А как вы подготовились к юбилею?» Я испугалась. Он знал, что в тот день была годовщина нашей свадьбы, и это бесило его. Вдруг он рванулся ко мне, сжал запястье и выкрутил руку. Мы боролись. Я хочу сказать, мы отчаянно боролись.
Б.: А дальше?
Э.: Я оттолкнула его и на секунду вырвалась. Побежала на кухню. Там мы опять сцепились. Дези ударил меня деревянной рукояткой от Джуди по голове. Я упала, и он ударил еще. Дважды или трижды. Помню, на несколько секунд я ослепла, голова кружилась, но я пыталась выхватить у него палку. Тогда Дези резанул мне по руке своим перочинным ножом. У меня остался шрам. Хотите посмотреть?
Б.: Да. Шрам упомянут в протоколе медицинского освидетельствования. Вам повезло, что это просто порез.
Э.: Поверьте, болит он совсем не как простой порез.
Б.: А каким образом он ударил ножом? Угол наклона…
Э.: Я не помню точно: резал меня он или я напоролась на лезвие случайно — я потеряла ориентацию в пространстве. Я помню только дубинку, лежащую на полу, потом я опустила глаза и увидела, как ее заливает моя кровь. По-моему, после этого я потеряла сознание.
Б.: Где вы очнулись?
Э.: В гостиной, связанная по рукам и ногам.
Б.: Вы кричали? Пытались привлечь внимание соседей?
Э.: Конечно я кричала. Вы слышали, о чем я рассказывала? Я была избита, связана мужчиной, который преследовал меня больше десяти лет, мужчиной, который совершил попытку самоубийства в моей комнате общежития.
Б.: Хорошо-хорошо, Эми. Простите, мы ни в коей мере не хотели этим вопросом поставить под сомнение правдивость ваших показаний. Мы всего лишь пытаемся составить максимально подробную картину случившегося, чтобы завершить следствие и вернуть вас к привычной жизни. Хотите еще воды? Или кофе?
Э.: Чего-нибудь горячего. Я замерзла.
Б.: Нет ничего проще. Принесите, пожалуйста, кофе. Что же происходило потом?
Э.: Мне кажется, первоначально он намеревался схватить меня и увезти, но так, чтобы следы говорили о побеге жены от мужа. Я очнулась как раз в тот момент, когда Дези закончил вытирать кровь на кухне и поставил, как были, несколько антикварных рамочек, которые упали, пока мы боролись. Избавился от дубинки. Но как я понимаю, он очень торопился. Увидел кавардак в гостиной, подумал и принял решение так все и оставить. Пусть будет похоже на погром. Прежде всего, он оставил парадную дверь открытой, а вдобавок перевернул несколько предметов мебели. Ту же оттоманку. Вот поэтому сцена казалась такой двусмысленной. Там смешались правда и подделка.
Б.: Но каким образом Дези Коллингс оставил предметы, указывающие на виновность Ника, в тех же местах, где вы прятали подсказки к охоте за сокровищами? Кабинет Ника в колледже, Ганнибал, дом его отца, дровяной сарай рядом с домом Го?
Э.: Я не понимаю, о чем вы.
Б.: Женские трусы не вашего размера в кабинете Ника.
Э.: Ну, наверное, это трусы девушки, с которой он… за которой он ухаживал.
Б.: Не ее размер.
Э.: Ладно, я не могу это объяснить. Может, у Ника была не одна подружка?
Б.: В доме Билла Данна был найден ваш дневник. Обгоревший в печи.
Э.: А вы его читали, да? Это ужасно… Не сомневаюсь, Ник захотел от него избавиться. И я его не обвиняю. Ведь прочитав его, вы сразу сосредоточились на моем муже.
Б.: Мне интересно, почему он решил сжечь его в доме отца.
Э.: Хорошо бы спросить у Ника. (Пауза.) Ник часто ездил туда, чтобы побыть в одиночестве. Ему нравилось уединение. Я уверена, такое его поведение нельзя считать странным. И хочу сказать, в нашем доме он не мог сжечь дневник, ведь это место преступления и он ожидал повторного осмотра вашими людьми. О чем они подумают, если обнаружат пепел? Логичнее избавиться от тетради в отцовском доме. Думаю, это был весьма разумный поступок со стороны Ника, учитывая, что вы подозревали его.
Б.: Дневник сам по себе является уликой. Там описываются притеснения со стороны Ника и ваши страхи. Ваш муж не хотел ребенка, и вы боялись, что он готов убить вас.
Э.: Мне бы самой хотелось, чтобы дневник сгорел. (Пауза.) Позвольте быть предельно откровенной. В дневнике описаны наши взаимные разногласия за минувшие несколько лет. Записи не с лучшей стороны характеризуют наш брак, но я хочу объяснить кое-что. Я не бралась за перо, когда была очень счастлива. Скорее, когда испытывала обиду или боль и хотела дать выход негативным эмоциям… Могу показаться не совсем правдивой, но это всего лишь мой личный взгляд на некоторые события. Я хочу сказать, что в дневнике правда слегка искажена. Однажды Ник толкнул меня, он не хотел ребенка, у него были проблемы с деньгами… Но чтобы я боялась его всерьез? Я должна признать — хоть и с болью в душе, — что все это мои домыслы. Да, от проблем никуда не деться. Я сталкивалась с насилием довольно часто и в прошлом, люди преследовали меня по разным причинам, поэтому у меня развилась небольшая паранойя.