Он напряг всю волю, сдержанно улыбнулся в ответ. "Показалось, успокоил он себя. - Не расслабляйся". Он моментально возбудился. Качка и тряска в автобусе сделали свое дело. Теперь он весь горел от желания. Одного лица Генриха, стоявшего перед его внутренним взором, было достаточно, чтобы его охватил трепет, а тут он лежал, уткнувшись лицом в...
Сердце бешено колотилось, и он не мог осмелиться и пойти еще дальше, хотя сгорал от вожделения. может, рискнуть? О нем никто ничего не знал. Мог получиться скандал. "Расслабься, - говорил он сам себе. Постарайся уснуть" - он закрыл глаза.
Тело под ним снова зашевелилось, у него в ногах кто-то забормотал во сне, Внезапно ноги, на которых он лежал, разъехались в стороны, и он почувствовал, как таз слегка приподнялся, прижав промежность к его лицу. Твердое, от которого чуть не лопалась ткань брюк, уперлось ему прямо в губы. Он лежал тихо как мышь, двигаясь лишь в такт движениям автобуса, и когда машину потряхивало, его голова ходила туда-сюда, а губы елозили по твердому.
Наконец он открыл рот, заметив, что дрожит и что сердце готово вырваться из груди, и как можно осторожнее обхватил губами то, что распирало штаны изнутри. Оно оказалось довольно толстым и широким. Медленно и очень аккуратно он стал скользить открытым ртом вверх, едва касаясь зубами твердого. Толще всего он был внизу, у корня, и... нет, он был таким же толстым по всей длине - и длина эта была приличной. Открытый рот, скользя, добрался до ремня, но на этом не остановился, протиснулся под пояс, внутрь штанов. Полный кайф! Осторожненько, нежно сжал зубами самую его верхушку, ощутив такое сладострастие, что испугался, что сейчас поплывет и намочит себе все брюки. Сознание того, что рядом, отделенное от него всего двумя слоями одежды, напряженно пульсирует и бьется "это", было невыносимо.
Он глотнул ртом воздух, прикоснулся губами к шершавой ткани брюк, осторожно потрогал ее языком, просунул язык под отворот ширинки, но ничего не нашел там, кроме холодной металлической молнии. И вдруг ему безумно захотелось, чтобы он вошел глубоко в горло, такой не гнущийся, горячий, твердый и толстый. В его душе лихорадочно боролись разные чувства. Попробовать? А что будет, если тот проснется?
Мокрым кончиком языка он осторожно прошелся под отворотом по молнии до самого верха, пока в нос ему не ударил резкий запах кожи ремня. Ну, и что дальше? Язык скользнул выше, к поясу. Внизу, повыше собственного живота, он чувствовал свой член, который, натужно пульсируя, доставал до ребер. Рассудок говорил ему, что надо остановиться. Но он лишь закрыл глаза и принялся лизать ремень, сладострастно вдыхая просачивающийся из-под него теплый, упоительно нежный запах пота.
Конец ремня не был заправлен, но металлический язычок был продет в отверстие. Он решился. Осторожно сжав кончик ремня зубами, медленно стал разворачивать голову в сторону... Как раз в этот момент ноги под ним беспокойно задвигались, повернувшись на один бок, и, поработав еще немного зубами, он-таки высвободил ремень из пряжки.
Минуту он лежал спокойно, пытаясь взять себя в руки, восстановить дыхание и успокоить небольшую дрожь. Затем продолжил. Кончиком языка нащупал верхнюю пуговицу, обхватил ее губами, намочив слюной, и высвободил из петли.
В этот момент спящие у него в ногах заворочались во сне, как следует пихнув его и тело под ним. Он затаил дыхание, сердце стучало так громко, что он боялся, что это могут услышать другие. Когда тело под ним опять успокоилось, кончиком языка он нащупал замочек вверху молнии. Осторожно сжав зубами металлическую пластиночку, ее слегка заклинило, он поворочал ее туда-сюда, и ему удалось ее высвободить. Не разжимая зубов, он стал медленно передвигать замочек вниз. Когда он дошел до середины, молния вдруг полностью раскрылась сама по себе под напором распиравшей брюки и рвавшейся из-под нее наружу мощи.
Теперь из расстегнутых штанов выпирали вздыбленные трусы. Сначала он просто обнюхал их носом, затем раскрыл рот и, едва касаясь, обхватил головку губами, ощутив языком вкус просочившейся сквозь трусы маленькой капли. Омочив ею свои губы, он облизал их. Все его тело сладостно трепетало, когда он касался губами толстой, массивной головки, в такт биению сердца вздрагивавшей под тканью трусов. Он знал, что стоит ему хотя бы просто пошевелить собственным тазом, и он тут же кончит, причем так, как никогда не кончал. Но ему хотелось большего!
Под напором юной, нерастраченной силы трусы вздыбились вдоль всего живота, словно продолговатый шатер. До сих пор он ни разу не прибег к помощи рук, ему казалось, что это его еще больше возбуждает. Да он и не смел пошевелить ими, боясь, как бы парень не проснулся.
Он провел по трусам языком. В них был разрез! Влажный язык моментально проник в отверстие, покружил немного внутри и нащупал гладкую, горячую, упругую плоть. Массивный, толстый и длинный фаллос забился о небо, изливая потоки горячего густого сока, который, наполнив его рот, стал стекать по губам.
И в этот момент автобус остановился!
"Приехали!" - раздалось из кабины водителя. Совершенно ошарашенный, он едва успел облизать губы и проглотить сперму, как раздвижная дверь автобуса открылась и зажегся верхний свет.
Задыхаясь от волнения, он посмотрел вниз и увидел лицо Генриха. Молния был застегнута, ремень затянут, брюки в полном порядке. Только взгляд был слегка растерян. Когда они вошли на турбазу и стали распределяться по двухместным номерам, он услышал вдруг голос Генриха: "Надеюсь, никто не станет возражать, если я буду спать с Тимофеем?" А взглянув на него, увидел, как тот заговорщицки ему подмигнул. Они вошли в номер и закрыли за собой дверь. Генрих опустился на колени, поднес губы к пряжке его ремня и сказал: "Теперь моя очередь!"
("Влюбленный")
Тупик половых чудес
Обхватив голову руками, она не отрывала глаз от толстенной книги и слегка раскачивалась, разводя и вновь соединяя ноги, - как обычно делают при интенсивной зубрежке. Иногда девушка распахивала бедра настолько широко, что виднелись трусики из белой полупрозрачной ткани. И мое воображение постепенно разыгралось так, что яйца готовы были вот-вот взорваться, "Эх, - невольно подумалось, - попалась бы она мне в каком-нибудь другом месте, а не в читальном зале этой занюханной библиотеки..."
И тотчас за этой соблазнительной мыслью, расстегиваю ширинку... Девица читает... Кашляю один раз, второй, третий. Читает! Вытаскиваю из джинсов одеревеневший член и снова кашляю. Наконец-то она открывает глаза от книги и смотрит под мой стол... Делаю вид, будто занят конспектом, но чувствую, что возмутительница моего полового спокойствия заерзала, словно под задницей у нее вдруг появилась кнопка. Не спеша прячу свою "проветрившуюся" дубину и ловлю ошалелый взгляд красной, как рак, соседка. Повертев пальцем у виска (этот жест адресовался, конечно же, мне), она встает с места и удаляется в вестибюль, при этом нахально ухмыляясь и покачивая бедрами так, что мой осатаневший от желания стручок терял (вместе со мной, естественно) последние капли разума. "В туалет пошла, - догадываюсь и устремляюсь за ней. - В случае чего скажу, что ошибся!" Ныряю в заведение с буквой "Ж". Кабинки, кабинки... Дверца в одну прикрыта, но не заперта... Толкаю. Она! Знакомые трусики сиротливо свисали с ящичка для бумаги. Девушка отдергивает руку, но разве скроешь, чем она тут занималась?! Молча запираю кабинку и спускаю джинсы:
- Онанизм вреден для здоровья, возьми-км лучше это...
Она сдалась без сопротивления и взяла мой дрожащий член горячей и неумелой рукой.
- Поцелуй его...
Розовые губы девушки коснулись головки, и я, слегка притянув растрепанную головку, погрузил ствол в рот.
- Убери зубы и соси, - приказываю девушке и расстегиваю платье, чтобы снять бюстгальтер.
- Ноги устали, - прошептала она, - и платье мешает.
Абитуриентка (это я сразу же вычислил) слезла с унитаза, сняла платье и аккуратно повесила его. Я обнял незнакомку сзади, схватившись руками за упругие груди, а членом прижался к ягодицам.
- Наклонись!
Она согнулась и уперлась руками в стенку.
- Ты целка?
- Нет...
Мой искренне огорченный член вошел тем не менее по самые яйца. Она тихонько подмахивала и возбужденно дышла. Потом закинула руки за голову и стала гладить мои волосы.
- Кончать куда? - спрашиваю. - Сюда или в рот?
- Лучше в рот.
Пришлось вытащить член из влагалища и повернуть девицу к себе лицом. Ртом она действовала более умело, и по мне разлилась волна приближающегося оргазма.
И вскоре моя дубинушка яростно зафонтанировала. Теперь юная минетчица сосала, причмокивая, и сперма текла по подбородку.
- Фу, как неэстетично!
Девушка достала из кармашка платья зеркальце, платок, быстро вытерла лицо, а потом, конечно же, спросила, вставая с унитаза:
- Тебе хорошо со мной?
- Да... - отвечаю неопределенно, - но как бы мне теперь выйти отсюда?
- Тебе хорошо со мной?
- Да... - отвечаю неопределенно, - но как бы мне теперь выйти отсюда?
- Не торопись... Давай покурим?
Она достала сигареты и одну протянула мне. Курили, обнявшись, и я чувствовал, что во мне вновь пробуждается желание - ведь правой рукой она держала сигарету, а левой ласкала мой член и яйца.
- Давай в зад... - вдруг прошептала абитуриентка и швырнула дымящийся окурок в унитаз. - Правда, это несколько выходит за пределы моего обычного репертуара... Ну, да ладно... Говорят, что надо все испытать...
Она помогла рукой, и мой член ворвался в заднее отверстие. "Зубрила" застонала от боли, но сразу же стала подмахивать, все ускоряя движения. А потом схватила мою руку:
- Потри, потри клитор...
Мои пальцы погрузились в мокрое влагалище и уцепились за торчавший оттуда отросточек.
- Так... хорошо... - шептала девушка, дергаясь над унитазом. Милый мой, умница... О!.. Какой кайф!..
Этот оргазм был сильнее прежнего.
- Уходим по одиночке, - сказала она. - Сначала я, потом - ты.
- О'кей, разведай там. Если все чисто - тихонько свистнешь.
- Свистеть не умею, лучше кашляну. Вот так: кха-кха!
Она открыла кабину, собираясь выйти, но в дверях обернулась и сказала, улыбаясь:
- А ты мне понравился, может, еще встретимся? Конечно, не в библиотеке. Тебя как зовут?
- Колей меня зовут, Колей, - зашипел я в ярости, - давай короче, иначе накроют!
- А меня - Олей. Ладно, приходи к двенадцати в буфет, - она кокетливо улыбнулась. - Договорились?
- Да, да! - завыл я. - Смерти моей хочешь, что ли?
- Ну, пока! - Оля выпорхнула из кабины, и я трясущимися руками закрыл задвижку.
Мне было слышно, как она подошла к зеркалу и раковине, долго там мыла руки, а потом так же долго (или мне показалось?) их сушила. Наконец, завывание сушилки стихло, хлопнула входная дверь в туалет. Я ждал, затаив дыхание. И вот... Снова раздался скрип входной двери, после чего кто-то закашлялся: кха-кха-кха! Я рванулся к дверце кабинки, но громкое цоканье шпилек по кафельному полу остановило меня. "Чужой! Вернее, чужая..."
Заперев кабину, я взгромоздился на унитаз с ногами и сидел как петух на насесте. Цокающие звуки приблизились, затем хлопнула соседняя дверка и через тонкую перегородку донесся шорох: "чужая" задирала подол и стягивала трусы. Снова раздался кашель, потом - характерное журчание... Я был в смятении: мелодичный звук так меня возбудил, что центр тяжести тела резко переместился вверх, и я, потеряв равновесие, чуть не свалился с унитаза. К счастью, в последний момент удалось уцепиться за ящик с бумагой. Пальцы почувствовали что-то твердое, округлое. Зеркальце! Очевидно, абитуриентка забыла.
Задумчиво повертел находку в руках: "Свет мой, зеркальце, скажи..." Ага, стенка кабины не доходит до капитальной стены сантиметров на пять. Как раз щелка для моего зеркальца!
Оно задрожало в моих руках, когда в его овале мелькали расставленные ноги, спущенные до колен трусики, задранная юбка, придерживаемая пальчиками с наманикюренными ноготками. Девушка несколько раз присела - коротко и быстро, чтобы стряхнуть последние капельки с волос. Не меняя позы, вытащила бумажку из ящичка, промокнулась.
Едва она только натянула трусики, решил снять наблюдение, но проклятое зеркальце зацепилось углом за стояк сливного бачка и выскользнуло из дрожащих пальцев! Шуршание одежды в соседней кабинке прекратилось, и "чужая", басовито кашлянув, спросила:
- Светка - это ты, что ли?
Только об одном мечтал я в тот момент - стать (хотя бы на мгновение) женщиной! Тогда можно было бы ответить той, за стеной:
- "Нет, гражданка, вы ошиблись, я не Света". - Или что-нибудь в том же роде, и "чужая" сразу бы отстала. Но, увы, чудес не бывает, а говорить тоненьким голоском не умею - артист из меня никудышный. Так что, думаю, лучше отмолчаться. Может, она уйдет подобру-поздорову. Но я не учел, что молчание можно истолковать и как знак согласия.
- Светка! - Соседка до отвращения оказалась настойчивой особой. Оглохла, что ли? Я же вычислила тебя! Мне Надюха сказала, что ты поссать пошла.
Продолжаю молчать.
- Свет... не расстраивайся так, пожалуйста. И прости меня... Я же не знала, что Серега ходит с тобой... Ну дура я... Сама не знаю, как ляпнула, что трахнулась с ним... Если бы я только знала... ни в жизнь... Свет! А, Света? .. Ты плачешь, да?
Плакала не Светка... Кажется, это я уже плакал. Беззвучно, безнадежно, корча страшные-престрашные рожи...
- Свет, не плачь, пожалуйста. И не молчи, иначе нехорошее подумав... Ой, Светка, ты что там задумала? Не смей, Светка, слышишь!
И вот тут-то оно и случилось. Знакомые пальчики вторглись в мою территорию, а вслед за ними над стенкой кабинки взлетели каштановые кудри и появились широко распахнутые карие глаза. "Ничего себе мордочка", - фиксирую автоматически, но тут раздался истошный крик и "мордочка" исчезла так же внезапно, как и появилась.
- А-а-а! - истошно завопила "чужая".
"Эту телку нельзя выпускать!" - молнией пронеслось в моей голове, однако в этот самый момент с адским грохотом распахнулась соседняя дверца. Оставалось одно: запечатав ладонью вопящий рот, втащить все остальное ко мне в кабину. Острые зубки тут же вонзились в руку...
- Ой, мамочки, насилуют! А-а-а... гму, гму, пусти, негодяй!.. Подонок!.. А-гму-му-м...
Но мои руки крепко держали эту шальную девку: одна - в обхват груди, другая - под подбородком. Груди, кстати, у нее были хорошие. Большие, пухлые и очень приятные на ощупь!
- Тихо! Чего орешь? - прохрипел я ей в самое ухо. - Тебя режут, что ли? Я не собираюсь тебя насиловать...
- А...ш-ш-ш-то же ты здесь делаешь, с-с-скоти-на.. - прошипела "чужая" сквозь стиснутые зубы.
- Новенький я, ошибся туалетом... Чего тут такого? Можешь ты это понять или нет?! Сейчас успокоишься, и я тебя отпущу. На хрен ты мне нужна...
Последняя фраза явно обидела "чужую", и она вновь сделала попытку вырваться и что-то ответить, но тут снова хлопнула входная дверь! И у моей пленницы хватило такта (я не боюсь этого слова: кому же ведь охота стать посмешищем всей библиотеки?) притихнуть.
Две особы, переговариваясь, заняли кабинки. Они дружно отливали, не прерывая оживленную беседу. О, женщины! Они не могут удержать язык за зубами даже там, где молчание приличествует - каждому индивидууму. Подумав об этом, я еще сильней прижал грудь моей пленницы, отчего она прямо-таки приклеилась спиной к моей груди, а жопа прижалась к тут же зашевелившемуся члену, И мне пришлось предупредить "чужую":
- Пикнешь - утоплю а унитазе!
Она не обиделась, а, напротив, как-то обмякла. Дамы тем временем вышли из кабинок и направились к умывальнику.
- Говоришь, ошибся туалетом, - спросила вдруг "чужая" тихо-тихо. А зачем тогда подглядывал за мной?
- Я - подглядывал?! - искренне обижаюсь, - Да с чего ты взяла...
- Вон же, зеркало разбитое лежит... Эх, ты.
Разоблачение только усилило мое возбуждение. Пленница догадалась, что перед ней не маньяк-убийца, а вполне безопасный мудак-читатель и... в корне изменила ко мне отношение, став какой-то более "свойской".
- Кажется, ушли... - пробормотала "чужая", отнюдь не торопясь освободиться из моих объятий.
К счастью, кто-то опять вошел в туалет. Мы замерли, тесно прижавшись друг к другу.
- Черт возьми... - слабо возмутилась девушка. - Так они никогда не кончатся...
И тут, сам того не ожидая, целую девушку в щеку. Она дернулась, тонкие брови поползли было вверх, но тут же опустились. С каждой секундой из жертвы моя пленница превращалась в соучастницу, и это сближало нас... Настолько, что я уже беззастенчиво целовал эти сладкие губы. А потом мой язык забрел (совершенно случайно, конечно же) в розовое ушко, она стала таять как свечка...
"Чужая" задрожала, когда я задрал юбку и полез под трусики. Животик у нее оказался такой прохладный, а между ног, наоборот, было необыкновенно горячо и мокро. Интересно, давно ли она поплыла? Наш поцелуй ужасно затянулся, потом она вытащила из моего рта свой язык и попросила:
- Поцелуй... туда...
От поцелуя "туда" она повизгивала, слегка царапая ноготочками стенку кабины и мой затылок. Конечно, каштановая дырочка не была лесбиянкой, но кое-какой опыт подобных отношений у нее, как видно, все же образовался. Девушка откидывалась назад все дальше, пока, забросив руки за голову, не уперлась в стенку. Получился этакий полумостик или изящная арка.
Бедра были широко разведены, и я без труда, почти не целясь, заехал членом куда надо. Она терлась щелью вниз-вверх, а я толкал ствол вперед-назад. Все получалось довольно синхронно. Ласки моего языка, видимо, еще не успели погаснуть во влагалище, потому что "чужая" вскоре скоро стала кончать. Она кончала и все никак не могла кончить, причитая как заведенная:
- Ой, мамочка!.. Ой, как хорошо!.. Ах!.. Милый!.. Как зам-ме-чате-льно-о-о!.. О, Боже! Я хочу, чтоб и ты то-о-же кон... чи-ил... О! Давай, милый... хор... мой...
Я тоже кончил, но она не слезала с члена, пока тот сам не выпал оттуда. А потом ей захотелось пописать.