Я кивнула ему и сосредоточила все внимание на своей работе.
— Мы не думали, что они доберутся в такую даль. До форта расстояние большое, дорога трудная. Но они добрались. — Джейми прикрыл глаза. — Моего отца не было дома, уехал на похороны в соседнее поместье. А я был в поле вместе с другими мужчинами, потому что приближалось время жатвы, дел полным-полно. Моя сестра оставалась в доме одна, если не считать двух или трех служанок, и они все убежали наверх и попрятались, когда увидели красные мундиры. Они думали, что солдат прислал дьявол, и, говоря по правде, я не считаю, что они так уж ошибались.
Я отложила вехотку, при помощи которой обрабатывала рану. Самая неприятная часть работы кончилась; оставалось только наложить припарку — не имея ни иодина, ни пенициллина, это было лучшее, что я могла сделать, — и хорошенько перевязать рану. Молодой человек не открывал глаз и, по-видимому, ничего не замечал.
— А я как раз вернулся к дому, — продолжал Джейми, — потому что мне надо было взять из амбара часть упряжи. Услышал шум, услышал, что моя сестра кричит в доме.
— Ну? — Я постаралась произнести слово как можно спокойнее и ненавязчиво, но мне ужасно хотелось узнать побольше о капитане Рэндолле. Пока что история, которую рассказывал Джейми, не расходилась с моим первым впечатлением от него.
— Я вошел в дом через кухню и увидел, что двое обшаривают кладовую и набивают ранцы мукой и беконом. Одного я хватил кулаком по голове, второго выкинул в окно вместе с его ранцем и прочей амуницией. Потом я кинулся в гостиную и нашел там свою сестру Дженни и двух солдат. У Дженни было разорвано платье, у одного из солдат расцарапано лицо. — Он открыл глаза и улыбнулся невеселой улыбкой. — Я не стал задавать вопросы. Мы начали драться, и я вложил бы как надо им обоим, но тут вошел капитан Рэндолл. Он остановил драку самым подходящим способом — приставил к голове Дженни пистолет…
Вынужденный капитулировать, Джейми был немедленно связан солдатами. Капитан Рэндолл очаровательно улыбнулся своему пленнику и сказал: «Так-так. У нас тут две злые кошки, которые царапаются. Надеюсь, что тяжелая работа поможет исправить норов, а если не поможет, придется познакомить, вас еще с одной кошкой, ее называют девятихвосткой. Но для иных кисок имеются у нас и другие лекарства. Что ты на это скажешь, славная кошечка?»
Джейми прервал свой рассказ и тяжело задвигал челюстями.
— Он заломил Дженни руку за спину и держал ее так, — продолжил Джейми через несколько секунд. — Но тут он отпустил ее, чтобы обхватить за грудь. — При воспоминании об этой сцене Джейми неожиданно усмехнулся. — Дженни изо всех сил наступила ему на ногу, а локоть впечатала прямо в живот. Он скрючился. Она извернулась и двинула его коленом в пах. — Джейми фыркнул от смеха. — Он выронил пистолет, и Дженни потянулась за ним, но один из драгун, которые держали меня, опередил ее…
Я закончила перевязку и тихо стояла возле него, положив ему руку на здоровое плечо. Мне было необходимо, чтобы он. рассказал все, но я боялась, что он перестанет говорить, если вспомнит о моем присутствии.
— Когда Рэндолл очухался и начал нормально дышать, он приказал солдатам вытащить нас обоих во двор. С меня стянули рубашку, привязали к дышлу телеги, и Рэндолл начал бить меня своей саблей плашмя по спине. Он был в бешенстве, но владел собой. Бил он меня больно, но недолго. И это было не самое невыносимое. — Оттенок злой радости в голосе Джейми теперь совсем исчез, и мышцы плеча у меня под рукой напряглись. — Он перестал бить меня и повернулся к Дженни, которую держал один драгун. Он спросил, хочет ли она посмотреть еще или предпочитает пойти с, ним в дом и оказать ему более ласковый прием. — Плечо резко дернулось. — Я не мог, пошевельнуться, но я крикнул ей, что мне не больно, мне и вправду было не очень больно, и чтобы она не соглашалась ни за что, даже если мне перережут глотку у нее на глазах. Они держали ее позади меня, я не мог видеть, но по звуку догадался, что она дала ему пощечину. Должно быть, так, потому что Рэндолл после этого сгреб меня за волосы, откинул мою голову назад и приставил нож к горлу. «Я, пожалуй, приму твое предложение», — прошипел он сквозь зубы и кольнул меня ножом так, что закапала кровь. Я видел кинжал совсем близко, а капли крови падали в пыль под телегой… — Голос у него сделался какой-то сонный, и я решила, что от боли и усталости он впал в некое гипнотическое состояние и не помнил, что рядом с ним нахожусь я. — Я хотел крикнуть сестре, сказать ей, что предпочитаю смерть ее бесчестью по вине такого мерзавца, но Рэндолл убрал кинжал с моего горла и всунул его мне между зубами. Я ничего не мог выговорить.
Джейми вытер губы, словно вновь почувствовал на них горький вкус стали. Он умолк, глядя куда-то в пространство.
— А что же произошло потом? — Мне, наверное, не следовало спрашивать, но я не удержалась.
— Она пошла с ним, — отрывисто произнес он. — Она боялась, что он убьет меня, и, наверное, не ошибалась. Что было дальше, я не узнал тогда. Драгун ударил меня по голове прикладом мушкета. Я очнулся связанный в телеге, полной цыплят, меня везли в Форт-Уильям.
— Понимаю, — как можно мягче сказала я. — Простите меня. Это было ужасно для вас.
Он вдруг улыбнулся, и выражение усталости исчезло.
— О да, цыплята не слишком приятная компания, особенно если ехать приходится долго.
Он понял, что перевязка закончена, и на пробу повел плечом, но тотчас сморщился от боли.
— Не делайте этого! — встревожилась я. — Вам нельзя двигать плечом. Ни в коем случае. — Я окинула взглядом стол, чтобы проверить, остались ли там подходящие полосы полотна. — Сейчас прибинтую вам раненую руку к боку. Посидите спокойно.
Он не отвечал, но заметно расслабился, когда понял, что боли не будет. У меня возникло странное ощущение близости по отношению к почти незнакомому молодому шотландцу, частично, как я думала, из-за ужасной истории, которую он мне рассказал, а частично из-за того, что мы долго ехали вместе, прижавшись друг к другу, в дремотном молчании сквозь ночь. Кроме своего мужа, я спала с немногими мужчинами, но заметила, что перед этим непременно возникало именно такое ощущение близости, словно бы твои собственные смутные мысли смешивались с его и накрывали обоих неким покрывалом бессознательного взаимопонимания. Атавизм, возврат к прошлому, как считала я. В старые, более простые времена (подобные этому? — прозвучал в голове вопрос) спать в присутствии другого человека считалось актом полного доверия. Если доверие было обоюдным, то сон рядом сближал больше, нежели телесное соединение.
Закончив бинтовать, я помогла Джейми надеть рубашку из грубого льняного полотна. Он встал, заправил одной рукой рубашку в килт и улыбнулся мне:
— Благодарю вас, Клэр. У вас легкие прикосновения.
Мне показалось, что он собирался коснуться моего лица, но передумал и опустил поднятую было руку. Кажется, он испытывал то же ощущение близости, что и я. Поспешно отведя глаза, я ответила на его благодарность небрежным жестом: пустяки!
Только теперь я пригляделась к комнате и обратила внимание на темный от сажи камин, узкие незастекленные окна, тяжелую дубовую мебель. Электрические провода отсутствуют. Полы голые. На кровати нет блестящих медных ручек.
Все это выглядело и впрямь как замок восемнадцатого века. Но как же Фрэнк? Человек, встреченный мною в лесу, был потрясающе на него похож, но, судя по тому, что рассказал о капитане Рэндолле Джейми, у него внутренне не было ничего общего с моим ласковым, миролюбивым мужем. Но если все происходящее реально — а я даже в глубине души начинала это признавать, — то он и в самом деле совершенно другой человек. Тот, кого я знала лишь по генеалогическим хартиям, вовсе не обязательно передал свои черты потомкам в наследство.
Но меня-то сейчас в первую очередь интересовал Фрэнк. Если я нахожусь в восемнадцатом столетии, то где же он? Я не вернулась в дом миссис Бэйрд — что он предпримет в связи с этим? Увижу ли я его когда-нибудь снова? Мысль о Фрэнке оказалась последней каплей. С того момента, как я вступила в крут каменных столбов и моя обычная жизнь кончилась, на меня нападали, мне угрожали, меня похитили и вообще принуждали. Я не ела и не спала больше суток… Я все еще старалась сдерживать себя, но нижняя губа задрожала против моей воли, и глаза наполнились слезами.
Я отвернулась к огню, чтобы спрятать лицо, но было поздно. Джейми взял меня за руку и ласково спросил, что случилось. Отблеск огня сверкнул на моем обручальном кольце, и я разревелась.
— О, я… я сейчас… сейчас все будет в порядке… только… мой муж… я не…
— Ах, так вы овдовели, вот оно что! — В его голосе было столько искреннего сочувствия, что я окончательно потеряла контроль над своими эмоциями.
— Нет… да… я имею в виду, что я не… да, так и есть!
— Ах, так вы овдовели, вот оно что! — В его голосе было столько искреннего сочувствия, что я окончательно потеряла контроль над своими эмоциями.
— Нет… да… я имею в виду, что я не… да, так и есть!
Сломленная своими переживаниями и усталостью, я буквально повалилась на Джейми, истерически всхлипывая.
У него оказалась нежная душа. Он не стал звать на помощь, не отстранился от меня в смущении… Он сел и усадил меня к себе на колени при помощи здоровой руки и начал бормотать что-то доброе и ласковое мне в ухо на гэльском языке. Я горько рыдала, охваченная страхом и невыносимым стыдом, но постепенно стала успокаиваться на широкой и теплой груди человека, который гладил меня по голове и по спине. Слезы иссякли, я в изнеможении опустила голову Джейми на плечо. Смутно подумала, что не случайно его так любят лошади. Будь я лошадью, увезла бы его, куда он только захочет.
Эта нелепая мысль не слишком совпала с другой: что молодой человек не доведен до полного изнеможения. Собственно говоря, такое соображение в равной мере могло смутить нас обоих. Я откашлялась, вытерла слезы рукавом и слезла с колен утешителя.
— Простите… то есть я хочу сказать, что благодарна вам… но я… — отвернувшись от него, бормотала я с пылающим лицом.
Джейми немного покраснел, но нисколько не смутился. Он притянул меня снова к себе за руку, приподнял мой подбородок так, чтобы видеть лицо, и сказал:
— Вам не надо меня бояться. И вообще никого, пока я с вами.
Он отпустил меня и повернулся к камину.
— Вы нуждаетесь в горячем, — продолжал он тоном, не допускающим возражения. — Нужно чего-нибудь поесть. Это поможет вам лучше всего.
Меня насмешили его старания налить похлебку одной рукой, и я стала ему помогать. Он оказался прав: еда помогла мне. Мы ели похлебку и жевали хлеб в дружественном молчании, разделяя удовольствие от тепла и сытости.
Наконец Джейми встал, поднял с пола упавший плед и положил его на кровать. Подтолкнул меня.
— Поспи немного, Клэр. Ты устала, а — похоже, кто-то захочет поговорить с тобой довольно скоро.
То было неприятное напоминание о моем двусмысленном положении, но я слишком устала, чтобы думать об этом теперь. Для проформы пролепетала нечто протестующее по поводу постели, но в данный момент для меня не было в мире ничего более соблазнительного. Джейми заверил меня, что себе он найдет ложе где угодно. Я опустила голову на груду пледов и уснула прежде, чем Джейми дошел до двери.
Глава 5 МАКЕНЗИ
Я проснулась в состоянии полной прострации. Смутно помнила, что произошло нечто невероятное, но не соображала, что же именно. Я спала очень крепко и, очнувшись, некоторое время не осознавала ни кто я, ни тем более где нахожусь. Мне самой было тепло, но в комнате стоял пронзительный холод. Я попыталась поглубже зарыться в мой кокон из пледов, но голос, который разбудил меня; не умолкал:
— Просыпайтесь, барышня! Просыпайтесь, пора вставать!
Голос был низкий и добродушно-грубоватый, чем-то напоминающий лай тех собак, которые сторожат овец.
С величайшей неохотой я с трудом приоткрыла один глаз и увидела гору, облаченную в коричневое домотканое полотно. Мистрисс Фиц-Джиббонс! Ее явление тотчас привело меня в полную ясность рассудка, и память ко мне вернулась. Значит, все это реально.
Завернувшись от холода в покрывало, я нерешительно выбралась из постели и поскорее направилась к очагу. Меня ожидала чашка горячей похлебки, которую принесла с собой мистрисс Фиц-Джиббонс; я проглотила похлебку и почувствовала себя так, как, вероятно, чувствует уцелевший после массированной бомбежки. Мистрисс Фиц-Джиббонс тем временем разложила на постели полный набор одежды: длинную светло-желтую сорочку, отороченную узким кружевом, нижнюю юбку из тонкой хлопчатобумажной материи, две верхние юбки коричневого цвета и лимонно-желтый корсаж. Шерстяные чулки в коричневую полоску и пара желтых домашних туфель завершили ансамбль.
Не принимая никаких протестов, дама заставила меня сиять мое не соответствующее обстоятельствам одеяние и наблюдала за тем, как я облачаюсь в принесенное ею. Слегка отступив назад, она полюбовалась делом рук своих.
— Желтый цвет вам идет, милочка, впрочем, я так и думала. Подходит к каштановым волосам и добавляет немножко золота в ваши глаза. Погодите, вам же нужна еще лента.
Сунув руку в обширный, словно сумка, карман, она извлекла из него пучок лент и какие-то украшения.
Слишком ошеломленная, чтобы возражать, я позволила ей причесать меня и стянуть лентой волосы с боков назад. Лента была бледно-желтая; завязывая ее, мистрисс Фиц-Джиббонс кудахтала по поводу того, как неженственно носить волосы до плеч.
— — Господи помилуй, дорогая, как это вас угораздило так коротко остричься? Вам пришлось маскироваться, да? Я слыхала, что некоторые девушки так поступают, чтобы скрыть во время путешествия свой пол и уберечься от проклятых красномундирников. Ничего себе настало времечко, говорю я, если леди не могут чувствовать себя в безопасности на дороге.
Она суетилась вокруг меня, осматривала со всех сторон, то поправляя выбившуюся кудряшку, то одергивая складку. Наконец она осталась удовлетворена моим видом.
— Так, теперь все хорошо. Можете перекусить, и я отведу вас к самому.
— К самому? — сказала я, вполне, однако, равнодушная к тому, какое имя стоит за этим словом. Кто бы ни был этот Сам, он, конечно, будет задавать мне нелегкие вопросы.
— Ну да, к Макензи то есть. К кому же еще?
В самом деле, к кому же еще? Замок Леох, как мне смутно припомнилось, располагался в самой середине земель клана Макензи. Очевидно, что главным таном — вождем клана — является один из членов рода. Я начала понимать, почему наш маленький конный отряд скакал всю ночь, чтобы добраться до замка: это самое безопасное место для тех, кого преследуют солдаты короны. Ни один английский офицер, обладающий хотя бы каплей здравого смысла, не завел бы своих людей столь глубоко во владения клана. Поступить подобным образом значило бы рисковать нарваться на засаду в первой же рощице. А у ворот замка решилось бы появиться только хорошо вооруженное войско. Я пыталась вспомнить, заходила ли когда-нибудь английская армия так далеко, но тут мне пришло в голову, что возможный удел замка — куда менее уместный повод для размышлений, нежели мое непосредственное будущее.
Мне не хотелось ни лепешек, ни овсянки, которые принесла мистрисс Фиц-Джиббонс на завтрак, но я отломила кусочек лепешки и сделала вид, что жую и глотаю, — мне надо было выиграть хоть сколько-нибудь времени для размышлений. Когда мистрисс Фиц-Джиббонс пришла за мной, чтобы вести к Макензи, у меня уже был готов примерный план поведения.
Лэрд принял меня в помещении, расположенном наверху каменной лестницы в один марш. Комната находилась в башне и потому была круглой формы, покатые стены украшены картинами и гобеленами. Другие комнаты в замке показались мне достаточно удобными; но пустоватыми, а эта была битком набита предметами роскоши: заставлена мебелью, украшенной резным орнаментом, и тепло освещена огнем камина и свечей — как бы в противовес дурной погоде за окнами. Во внешних стенах замка были проделаны высокие узкие окна типа бойниц, здесь же окна оказались иные: более современные, длинные, двустворчатые, они хорошо пропускали дневной свет.
Едва я вошла, мое внимание привлекла огромная металлическая клетка, хитроумно сконструированная таким образом, чтобы вписываться в округлую форму комнаты от пола до потолка; клетка полна была множеством маленьких птичек — зябликов, овсянок, синиц и других певуний. Я подошла поближе, и передо мной замелькали пушистые тельца и блестящие глазки-бисеринки, они напоминали драгоценности, рассыпанные по зеленому бархату листьев дуба, вяза и каштана — все эти деревья были заботливо посажены в горшки с мульчированной почвой[9]. Веселый щебет говорливых пташек сопровождался трепетом крылышек и шорохом листьев, когда обитатели клетки перепархивали с одного деревца на другое.
— Хлопотливые маленькие создания, не правда ли? — раздался позади меня глубокий, приятный голос, и я обернулась с застывшей улыбкой.
Колам Макензи сложением и высоким лбом напоминал своего брата Дугала, однако жизненная сила, которая у Дугала производила пугающее впечатление, здесь была смягчена приветливостью, но приветливостью активной, живой. Более смуглый, чем брат, с глазами голубовато-серыми, а не карими, Колам излучал столь же сильную жизненную энергию, настолько сильную, что вы чувствовали себя не слишком уютно, если он приближался к вам чересчур близко. Мне это казалось тем более неудобным, что прекрасно вылепленная голова и длинный торс сочетались с обескураживающе кривыми и короткими ногами. Мужчина, который мог бы иметь рост в шесть футов, едва доставал головой мне до плеча.