— Не тревожьтесь обо мне, Саксоночка. Это должно было произойти рано или поздно.
Он открепил кокарду от шапочки и с кислой усмешкой взвесил ее на ладони.
— Вы знаете мой девиз, барышня? — спросил он. — Я имею в виду — девиз моего клана?
— Нет, — ответила я. — Какой же он?
Джейми подбросил кокарду вверх, поймал ее и осторожно положил в спорран. Холодно глянул через распахнутую дверь на собирающихся беспорядочными кучками членов клана Макензи.
— Je suis prest, — ответил он на очень хорошем французском.
Обернулся и посмотрел на Руперта и еще одного огромного Макензи, которого я не знала: лица у обоих пылали как от внутреннего воодушевления, так и от духа спиртного, принятого, как видно, в немалом количестве. Руперт держал длинный тартан цветов Макензи.
Без долгих предисловий второй мужчина протянул руку к пряжке на килте Джейми.
— Саксоночка, вам лучше уйти, — посоветовал Джейми. — Женщине здесь не место.
— Я понимаю, — ответила я и получила в награду кривоватую улыбку.
На Джейми тем временем надели новый килт, а старый был из-под него просто сдернут к ногам, и, таким образом, скромность не пострадала. Руперт и второй мужчина взяли Джейми под руки и повели к выходу.
Я немедленно повернулась и направилась к лестнице на галерею для менестрелей, тщательно избегая смотреть на членов клана, мимо которых пришлось проходить. Свернув за угол, я остановилась и прижалась к стене, чтобы никто меня не заметил. Подождала, пока коридор на время опустеет, шмыгнула в дверь, ведущую на галерею, и поспешно закрыла ее за собой, прежде чем кто-нибудь вывернулся из-за утла и заметил, куда я скрылась. Откуда-то сверху на лестницу падал свет, и я вполне благополучно поднялась по разбитым ступеням. Карабкаясь туда, откуда шел свет и доносился шум, я думала о последних фразах нашего с Джейми разговора.
«Je suis prest». Яготов. Мне оставалось надеяться, что это так.
Галерея была освещена сосновыми факелами, которые то и дело давали ярчайшие вспышки, стоя в своих гнездах, окруженных черными пятнами сажи — следами предшественников. Несколько лиц повернулось в мою сторону, едва я появилась на галерее. Судя по всему, здесь, наверху, собрались все женщины замка. Я узнала Лаогеру, Магдален и некоторых служанок, которых мне приходилось встречать в кухне, — и, конечно же, величественную фигуру мистрисс Фиц-Джиббонс, занимающую почетное место возле балюстрады.
Завидев меня, она дружески кивнула, приглашая подойти к себе, и женщины потеснились, чтобы дать мне пройти. Я подошла к перилам — и весь Холл открылся предо мной.
Стены его были убраны ветками мирта, тиса и падуба; аромат этих вечнозеленых деревьев доносился и на галерею, смешанный с запахом дыма и мужских тел. Мужчин было несколько десятков, и у каждого одежда геральдической расцветки — у иных просто плед, наброшенный прямо на рабочую рубаху и потрепанные клетчатые штаны, да шапочка. Фасоны варьировались, но цвета оставались неизменными — темно-зеленый и белый.
Большинство, однако, было одето так же, как Джейми: килт, плед и шапочка, у многих прикреплены кокарды. Я отыскала глазами Джейми; по-прежнему мрачный, он стоял у стены Руперт затерялся в толпе, но двое куда более крупных Макензи стояли по левую и правую руку Джейми, точно телохранители.
Беспорядок и суматоха в Холле поулеглись после того, как постоянные обитатели замка оттеснили вновь прибывших к нижней части зала.
Вечер был сегодня особенный, и кроме юнца, который обычно играл на волынке в одиночестве, появились еще два волынщика; гордая осанка одного из них, а также сделанные из слоновой кости наконечники трубок его инструмента свидетельствовали о том, что это признанный мастер. Он кивнул двум другим, и зал наполнился густым басовым гудением волынок. Менее крупные, нежели боевые волынки Северной Шотландии, эти производили тоже достаточный шум.
Но вот в басовую мелодию ворвалась пронзительная трель, от которой у слушателей кровь закипела. Женщины вокруг меня пришли в возбуждение, и я вспомнила строчки из «Мэгги Лодер»[19]:
Женщины на галерее если и не сходили с ума, то, во всяком случае, были в полном восторге и, свешиваясь через перила, оживленно переговаривались и воздавали дань восхищения то одному, то другому из прогуливавшихся по залу особенно нарядных представителей сильного пола. Какая-то девушка обратила внимание на Джейми и с приглушенным восклицанием предложила подружкам полюбоваться им. Тотчас начались оживленные перешептывания и мурлыканье по поводу его наружности. Впрочем, многие говорили не столько об этом, но о том, как это он явился присягать. Я заметила, что Лаогера, увидев его, так и рассияла, и припомнила, как Алек говорил тогда в паддоке, что ее отец ни за что не выдаст дочь за того, кто не из клана Макензи. В самом ли деле он племянник Колама? Возможно, это лишь хитрость. Уловка, должная прикрыть человека, поставленного вне закона.
Музыка волынок достигла наивысшей громкости и страсти — и вдруг оборвалась. В полной тишине, наступившей в Холле, Колам Макензи появился в верхних дверях и торжественно прошествовал к воздвигнутому в почетном конце зала небольшому возвышению. Он не делал никаких усилий, чтобы скрыть свою немощь, но на этот раз и не выставлял ее напоказ. Он выглядел великолепно в своем лазурно-голубом кафтане, богато расшитом золотом, с серебряными пуговицами и розовыми шелковыми манжетами почти до локтя, Килт из тонкой шерсти спускался ниже колен, закрывая почти полностью ноги и короткие чулки. Шапочка голубая, но в кокарду вставлены перья, а не веточка падуба. Весь зал затаил дыхание, когда Колам занял свое место в центре возвышения. Кем бы еще он ни был, но актером он, во всяком случае, был.
Колам повернулся лицом к собравшимся, воздел руки и приветствовал всех громким кличем:
— Тулах Ард!
— Тулах Ард! — заревел зал в ответ. Женщина рядом со мной вся задрожала.
Затем Колам произнес короткую речь на гэльском языке. Она была несколько раз прерываема громкими криками одобрения, а сразу после нее началась церемония присяги.
Первым к возвышению подошел Дугал Макензи. Он остался стоять перед возвышением, и головах братьев оказались на одном уровне. Дугал оделся богато, но на его коричневом бархатном кафтане не было золотого шитья, и таким образом он не отвлекал внимания от великолепной пышности наряда Колама.
Дугал выхватил из ножен свой кинжал и опустился на одно колено, держа кинжал острием вверх. Голос у Дугала был менее сильный, чем у Колама, но все же достаточно громкий для того, чтобы каждое его слово услышали во всех уголках зала.
— Клянусь крестом нашего Господа Иисуса Христа и священным железом, что я держу в руке, посвятить мою преданность, верность и честь клану Макензи. Если рука моя когда-нибудь поднимется против вас, пусть этот кинжал поразит меня в сердце.
Он опустил кинжал и поцеловал его в том месте, где рукоятка соединяется с лезвием; затем вложил кинжал в ножны. Все еще коленопреклоненный, Дугал протянул Коламу обе руки, тот взял их в свои и поднес К губам в знак того, что принимает присягу. Затем он поднял Дугала на ноги.
Обернувшись, Колам взял серебряный кубок с накрытого тартаном особого столика. Тяжелую эту чашу с двумя ручками по бокам он поднял обеими руками, отпил из нее и протянул Дугалу. Тот сделал большой глоток и вернул кубок. Поклонился лэрду клана Макензи и отошел в сторону, освободив место следующему за ним человеку.
Процедура повторялась с неизменным однообразием — от клятвы до пригубливания кубка. Прикинув, сколько народа ждет своей очереди, я наново подивилась способности Колама поглощать спиртное. Я как раз занималась примерными подсчетами, сколько же ему придется выпить до конца вечера, когда увидела, что следующим в очереди стоит Джейми.
Дугал, принеся присягу, остался стоять позади Колама. Он заметил Джейми раньше, чем Колам, так как тот тем временем принимал клятву на верность от кого-то еще, и я увидела, что он очень удивился. Дугал подошел к брату и что-то тихонько сказал ему. Глаза Колама были прикованы к человеку, стоявшему перед ним, но сам он весь напрягся. Он тоже был удивлен — неприятно удивлен, как мне показалось.
Накал чувств в Холле, весьма высокий и при начале церемонии, теперь еще повысился. Если бы Джейми отказался от присяги, не исключено, что возбужденные члены клана растерзали бы его на части. Я потихоньку вытерла взмокшие ладони о платье, глубоко переживая свою вину за то, что ввергла Джейми в столь опасную ситуацию.
Он казался спокойным. В зале было жарко, но Джейми не вспотел. Он терпеливо дожидался своей очереди, ничем не показывая, что сознает опасность положения: сотня окружающих его, вооруженных до зубов мужчин немедленно кинется на того, кто рискнет выступить против Макензи и клана в целом. Вот уж действительно «Je suis prest»! Или он решил последовать совету Алека?
Как только настала очередь Джейми, ногти мои сами собой впились в ладони.
Он изящно опустился на одно колено и склонился перед Коламом в глубоком поклоне. Но вместо того, чтобы выхватить из ножен кинжал для присяги, он поднялся на ноги и посмотрел Коламу в лицо. Прямой, как стрела, он казался выше ростом и шире в плечах, чем любой из собравшихся здесь, а над стоящим на своих подмостях Коламом он возвышался на несколько дюймов. Я взглянула на Лаогеру. Когда Джейми выпрямился, она вся побелела, и кулаки ее были крепко сжаты, как и у меня.
Все глаза в зале устремлены были на Джейми, но он заговорил так, словно находился с Коламом наедине. Голос такой же глубокий, как у Колама, и каждое слово отлично слышно.
— Колам Макензи, я пришел к вам как родич и союзник. Я не даю вам клятву, ибо уже дал ее своему роду.
В толпе поднялся негромкий, но зловещий гул, однако Джейми не обратил на него внимания и продолжал:
— Но я согласен отдать вам то, что имею: мою помощь и мою добрую волю, если вы в них нуждаетесь. Я обязуюсь повиноваться вам как родственнику и как лэрду, и я считаю себя связанным этим словом до тех пор, пока остаюсь на землях клана Макензи.
Он умолк и стоял, высокий, прямой, держа руки по бокам. Теперь слово за Коламом, подумала я. Одно лишь его слово, один знак — и кровь молодого человека смоют завтра утром со ступеней.
Одно мгновение Колам стоял неподвижно, потом улыбнулся и протянул руки. И Джейми, помедлив тоже лишь один миг, вложил в них свои.
— Мы считаем за честь принять предложенные вами дружбу и добрую волю, — громко произнес Колам. — Принимаем ваш обет повиновения и приветствуем вас как союзника клана Макензи.
Напряжение в зале сразу упало, а на галерее почти слышен был вздох облегчения, когда Колам отпил из кубка и протянул его Джейми. Молодой человек принял кубок с улыбкой. Однако вместо обычного церемониального глотка он, осторожно приняв почти полный кубок, принялся пить из него. И продолжал пить, под удивленные и уважительные возгласы зрителей, которые наблюдали с возрастающим интересом за тем, как движутся мышцы гортани у пьющего из кубка. Мне подумалось, что ему вот-вот не хватит дыхания, но ничего подобного. Он выпил тяжелый кубок до последней капли, опустил его, шумно выдохнув воздух, и вручил сосуд Коламу.
— Большая честь для меня, — заговорил он немного охрипшим голосом, — быть союзником клана, в котором пьют такое прекрасное виски.
Рев одобрения встретил эти слова, и когда Джейми пошел к выходу, его то и дело останавливали, чтобы пожать руку или дать дружеского тумака по спине. По-видимому, в клане Макензи не только его глава Колам обожал театральные зрелища.
Жара на галерее была удушающая да плюс еще дым, подымавшийся снизу; у меня разболелась голова перед самым концом церемонии, о котором, как я поняла, возвестил в нескольких словах Колам. Нисколько не опьяневший после того, как приложился по меньшей мере к шести кубкам со спиртным, он говорил все тем же твердым голосом, который отдавался эхом от каменных стен зала. Мне подумалось, что нынче ночью у него и ноги не заболят, несмотря на то, что он так долго простоял на них.
Снизу донесся общий крик, снова загудели волынки, и торжественная сцена сменилась буйным разгулом. Куда более громким криком радости встретили появление бочонков с элем и виски на установленных для этого столах, а следом за спиртным внесли блюда с овсяными лепешками, хаггисом — вареной с примесью овсяной муки требухой, и мясом. Мистрисс Фиц, которая отвечала за эту часть процедуры, весьма опасно свесилась с балюстрады, зорко наблюдая за поведением слуг, разносивших яства, — проще сказать, юнцов, для которых еще далеко не пришел черед приносить присягу.
— А где же фазаны? — бормотала мистрисс Фиц, оглядывая приносимые блюда. — А тушеные угри? Черти бы побрали этого Мунго Гранта, я с него шкуру спущу, если он сжег угрей!
Поразмыслив хорошенько, она начала проталкиваться к выходу из галереи, очевидно, не в силах оставить на усмотрение не слишком усердного Мунго Гранта такую ответственную вещь, как угощение по случаю праздника.
Воспользовавшись возможностью, я двинулась вслед за ней, ибо мистрисс Фиц оставляла за собой широкий проход. Ко мне присоединилось еще несколько женщин.
Мистрисс Фиц, обернувшись и увидев за собой целое стадо особей слабого пола, сурово нахмурилась.
— А вы, барышни, немедленно отправляйтесь по своим комнатам, — распорядилась она. — Если не хотите оставаться в безопасности здесь наверху, бегите, да побыстрей, к себе. Не шастайте по коридорам и не прячьтесь по углам. Во всем замке не найдешь теперь ни одного трезвого мужчины, а через час они будут еще пьяней. Нынче вечером девушкам тут не место.
Толчком отворив дверь, она осторожно выглянула в коридор. Убедившись, что все спокойно, она начала по одной выпускать девиц из дверей, требуя, чтобы они немедленно отправлялись по своим спальням на верхнем этаже.
— Вам не нужна помощь? — спросила я, идя рядом с ней по коридору. — Я имею в виду — в кухне?
Она покачала головой, но за предложение поблагодарила улыбкой.
— Нет, барышня, ничего такого не надо. Вы тоже отправляйтесь к себе, вам тут так же опасно, как и другим.
И она ласково подтолкнула меня в спину, направляя в довольно-таки темный переход.
После встречи с представителями наружной охраны я была склонна последовать ее совету. Мужчины в холле буйствовали, плясали, продолжали пить, не помышляя ни о сдержанности, ни о контроле. Женщинам тут и вправду не место.
Но найти отсюда дорогу к моей комнате представляло в своем роде задачу. С этой частью замка я была почти не знакома, помнила только, что на следующем этаже есть проход к моей комнате, но никак не могла отыскать лестницу.
Повернув за угол, я наткнулась на группу мужчин. Я их не знала, они приехали из каких-то явно отдаленных владений клана и не привыкли к принятым в замке приличным манерам. Во всяком случае, я так решила, заметив, что один из них, вероятно, отчаявшись найти отхожее место, справлял малую нужду прямо тут, в углу коридора.
Я повернула прочь, намереваясь вернуться туда, откуда пришла, все равно, есть там лестница или нет. Меня остановило сразу несколько рук, и я оказалась прижатой к стене в коридоре, окруженная бородатыми горцами, от которых несло виски и на уме у которых было насилие.
Не находя смысла в долгих церемониях, один из мужчин ухватил меня рукой за талию, а другую руку запустил мне за корсаж. Наклонился поближе, так что я уперлась ухом в его заросшую волосами щеку.
— А что ты думаешь насчет сладкого поцелуя для храбрых парней из клана Макензи? Тулах Ард!
Я ответила грубым ругательством и изо всех сил отпихнула его от себя. Он был так пьян, что на ногах держался неустойчиво и повалился прямо на своего приятеля. Я метнулась в сторону и кинулась бежать, сбросив на ходу свои нелепые туфли.
Еще одна тень выросла передо мной, и я остановилась. Передо мной один, а гонятся за мной по меньшей мере десятеро, и они могут схватить меня несмотря на то, что нагрузились спиртным, Я ринулась вперед, намереваясь обойти его, но он быстро преградил мне дорогу, и я остановилась так неожиданно, что вынуждена была упереться руками ему в грудь — иначе я повалилась бы на него. Это оказался Дугал Макензи.
— Какого дьявола… — начал он, но тут же увидел гнавшихся за мной мужчин. Дугал толкнул меня себе за спину и рявкнул по-гэльски на моих преследователей. Они запротестовали на том же языке, но после короткой перепалки — ни дать ни взять стая грызущихся волков, компания удалилась в поисках лучших возможностей.
— Спасибо вам, — поблагодарила я Дугала, совершенно ошеломленная происшествием. — Спасибо. Я… пожалуй, я пойду. Здесь не стоит оставаться.
Дугал посмотрел на меня, взял за руку и повернул лицом к себе. Он был весь взъерошенный, растрепанный — явно принимал участие в разгуле, который происходил в холле.
— Совершенно правильно, барышня, — сказал он. — Вам здесь оставаться не стоит. Но поскольку вы уже тут, вы мне заплатите выкуп.
В полутьме заблестели его глаза. Он неожиданно привлек меня к себе и поцеловал. Крепко поцеловал, его язык коснулся моего, и я почувствовала во рту вкус и запах виски. Обеими руками он обхватил меня за бедра и притиснул к себе так, что я почувствовала напряженную, твердую мужскую плоть сквозь все мои юбки.
Он отпустил меня столь же неожиданно, как и привлек к себе. Неровно дыша, кивнул и повел рукой в сторону холла. Пригладил упавшую ему на лоб непокорную рыжую прядь.
— Уходите, барышня, — сказал он. — Пока не пришлось заплатить более высокую цену.
И я ушла, босиком.
Имея в виду события прошедшей ночи, я полагала, что обитатели замка наутро подымутся со своих постелей поздно. И спустятся вниз за подбадривающей кружкой эля, когда солнце будет высоко.