Когда Маккензи ушла наверх, в свою комнату, Бобби принес Лейси стакан лимонада и сел на диван.
– Похоже, что первый день в школе прошел успешно, – усмехнулся он.
– Лучше, чем ожидалось. – Лейси кивнула.
Она была такой бледной. Он знал, что она все еще испытывает сильные боли, которые лекарства не могут унять. Или, скорее, она не принимала лекарства в тех дозах, которые могли облегчить боль, потому что ее тогда клонило в сон, а она хотела бодрствовать все время, будто боялась пропустить что-то важное.
Все ее баловали, обслуживали со всех сторон, и она этого заслуживала. Дом был полон чувства вины. В первую очередь Клей корил себя за то, что взялся за переобучение Волка и, как было известно Бобби, Маккензи две или три ночи засыпала в рыданиях от того, что ослушалась и вошла в загон, когда ее предупреждали не делать этого. Но Лейси ни на кого не таила обиды.
– Я так счастлива, что жива, – говорила она так часто и с таким пылом, что он начинал подозревать, что лекарства, возможно, иссушают ей мозги… слегка.
– Тебе скоро понадобится поговорить с ней о сексе, – сказал Бобби.
– Уже?
– Мальчики – крутые, у них в ушах серьги, и они считают, что Маккензи – горячая.
Лейси хихикнула.
– Думаю, она взяла школу штурмом, – сказал Бобби.
Лейси улыбнулась ему:
– Ты как будто испытываешь отцовскую гордость.
– Я горжусь ею, – сказал он медленно, – и я люблю ее. Но она не моя дочь, Лейси. – Он покачал головой: – Жаль, что не моя, но… не моя.
Она на несколько дюймов приподняла голову в кресле.
– Почему ты все еще так считаешь?
Настало время сказать ей. Не было смысла замалчивать правду дальше.
– Посмотри в ее глаза, а потом посмотри на мои.
Она нахмурилась:
– У вас обоих голубые глаза.
– А потом, – Бобби почувствовал, как быстро забилось его сердце, – посмотри в глаза своего брата.
Глава 46
Лейси хотела сказать Бобби, что он говорит нелепости. Клей никак не мог быть отцом Маккензи. Но еще до того, как она открыла рот, чтобы заговорить, доказательства стали всплывать в ее голове одно за другим. Не одни только глаза Маккензи, хотя, конечно, у нее на самом деле были прозрачные голубые глаза, как у ее отца и брата, тогда как у Бобби они были темно-синие, а у Джессики зеленоватые. Но еще и долговязая фигура, которая была семейной чертой О’Нилов, но никак не Джессики и не Бобби. И очертания зубов, и излом бровей. Тем не менее это предположение казалось ей абсурдным.
– Клей никогда бы не стал спать с Джессикой! – замерла Лейси. – Он не переносил ее. Мы были не больше чем мелкими раздражителями для него в то лето. И у него была подружка – Терри. Женщина, на которой он женился, когда они окончили колледж.
Бобби пожевал губу, не совсем уверенный, надо ли продолжать.
– Что заставляет тебя так думать? – сама продолжила разговор Лейси.
Бобби наклонился вперед и положил локти на колени.
– Когда я впервые увидел Клея здесь, в доме смотрителя, он показался мне знакомым, но я не мог понять, откуда я его знаю. Я решил, что встречал его где-то в то лето, так как ты и я довольно много гуляли вместе. Но несколько недель назад Маккензи и я были во дворе, разговаривали с хозяйкой Волка. Клей, естественно, тоже был там. Собаку тогда только что привезли, – Бобби упомянул имя Волка с извиняющимся видом. – Солнце было очень яркое, и в какой-то момент Клей обернулся посмотреть на дом, и солнце светило ему в глаза, и они были похожи…
– О, я знаю, что ты имеешь в виду, – оборвала его Лейси. Не было нужды заканчивать предложение. – Как будто ты видишь их насквозь, когда солнце попадает на них.
– Именно, – согласился Бобби. – Они необычные, правда? И я вспомнил, что я однажды их уже видел.
– Где?
– На одной из тех вечеринок, куда мы ходили в то лето. Ты помнишь, какими были те вечеринки, правда?
Она кивнула. Легкие наркотики. Секс. Рок-н-ролл, необязательно под музыку. У нее тогда в душе переплетались два чувства: любви и ненависти к этим вечеринкам. Легкий секс, который она дарила, наряду с огромным количеством алкоголя, который она выпивала, мучил ее совесть. Иногда ее брат бывал там. Он кричал на нее, говорил, что им с Джессикой не место на вечеринках для старших ребят, и как же прав он оказался в этом. Но Лейси просила оставить ее в покое. Она терпеть не могла, когда он оказывался рядом, потому что тогда ей нужно было держаться подальше, чтобы Клей не увидел, чем она там занималась, и чтобы он не сказал отцу, что именно она там делала.
– Джессика была в одной из спален, – продолжал Бобби. – Мы поссорились или что-то в этом роде. Я не помню, но мы холодно относились друг к другу какое-то время. Меня это убивало, потому что я знал, что она там с кем-то еще.
Лейси так крепко сжала свой стакан с лимонадом, что у нее заболели пальцы. Она боялась подумать о том, куда приведет этот рассказ.
– В доме было довольно темно, но в гостиной горела лампа, – окунулся в воспоминания Бобби. – Когда я услышал, что дверь в спальню открылась, я как бы… не помню точно, но я околачивался поблизости, стараясь выглядеть хладнокровным, но на самом деле желая посмотреть, с кем она там была. Парень вышел, и свет в гостиной попал ему прямо в глаза. Он моргнул от яркого света, и я увидел, какие они у него странные. Он смотрел прямо на меня, но я не думаю, что он знал, что Джессика моя подружка.
Закрыв рукой рот, Лейси на мгновение онемела, забыв о своих болях.
– Ты уверен, что это был Клей? – шепотом спросила она.
Бобби кивнул:
– Я на девяносто восемь процентов уверен.
Лейси выдохнула и положила голову на кресло. Неужели Клей действительно мог спать с Джессикой? Это казалось невероятным. Джессике едва исполнилось пятнадцать, а ему семнадцать. При взгляде назад разница в возрасте не кажется такой уж большой, но в то время она казалась непреодолимой.
А как же Терри? Лейси не могла представить, что Клей обманывал ее. Тогда, в те прошлые дни, она считала брата застегнутым на все пуговицы моралистом. Может быть, она ошибалась?
– Если он действительно спал с ней… – мысли Лейси перегоняли друг друга. – Как ты думаешь, он мог заподозрить, что Маккензи его дочь?
– Не думаю, что он знает разгадку этой тайны, – задумался Бобби. – Джессика с самого начала заставила всех поверить, что Маккензи – моя дочь, поэтому, я думаю, такая мысль не приходила ему в голову. Но, подозреваю, именно поэтому Джессика была так непреклонна в том, чтобы Маккензи попала к тебе. – Он сидел прямо, жестикулируя руками в воздухе для большей убедительности. – Она знала, что Маккензи была ребенком О’Нил. В случае своей смерти Джессика хотела, чтобы Маккензи была частью твоей семьи – частью семьи Клея. И это был, как она считала, единственный способ сделать это.
– Этим также объясняется, почему она отказывалась говорить тебе о том, что ты – отец Маккензи, – решила Лейси.
Все произошедшее начинало приобретать кошмарный смысл.
– И то, почему она не могла сказать правду тебе, Лейси, – добавил Бобби. – Она не могла сказать тебе, что спала с твоим братом.
– О, господи! – Лейси схватилась за голову, пытаясь осмыслить все это. – И он стал так близок с ней эти несколько недель.
– Я был рад этому, – сказал Бобби. – Они и вправду проявляют интерес друг к другу.
– Я думаю, нам надо поговорить с ним.
Бобби удивился:
– Ты так решила? Не хочешь подождать, пока не будешь чувствовать себя лучше?
– Я не смогу расслабиться, пока не переговорю с ним об этом, – сказала Лейси. – Не в обличительном тоне, разумеется, – быстро добавила она, – потому что кто знает, может, мы все-таки ошибаемся. Но, я думаю, ему надо знать, что мы выяснили.
Она закрыла глаза, внезапно осознав ситуацию.
– О, Бобби… Если она дочь Клея, значит, я втянула тебя во что-то, что не имеет к тебе никакого отношения!
Он улыбнулся, снова наклонившись вперед и взяв ее за руку:
– Ты можешь допустить хоть на мгновение, что я об этом сожалею?
Глава 47
Они решили подождать несколько дней, прежде чем говорить Клею о своих подозрениях, чтобы иметь шанс продумать, как следует преподнести то, что они ему скажут. К тому же им надо было подобрать такой момент, когда ни Джины, ни Маккензи не будет рядом. Хотя иногда даже самые продуманные решения дают осечку. В тот же вечер, когда Джина повезла Рани в гости к Генри, а Маккензи была наверху, делая домашние задания, Клей вошел в гостиную, включил какие-то новости по телевизору и сел на диван.
Он повернулся к Лейси и Бобби.
– Как вы оба поживаете? – спросил он, настроенный на разговорчивый лад, и они с Бобби переглянулись. Лейси знала, они думают об одном и том же: воспользоваться возможностью или нет? Решение за них двоих приняла Лейси, и она надеялась, что Бобби был не против.
– Нам надо кое о чем поговорить с тобой, – с замиранием сердца начала она.
– Как вы оба поживаете? – спросил он, настроенный на разговорчивый лад, и они с Бобби переглянулись. Лейси знала, они думают об одном и том же: воспользоваться возможностью или нет? Решение за них двоих приняла Лейси, и она надеялась, что Бобби был не против.
– Нам надо кое о чем поговорить с тобой, – с замиранием сердца начала она.
Серьезность ее тона вызвала озабоченность у Клея.
– Тебя беспокоит, что Маккензи будет работать с собаками во время учебного года? – тут же спросил он.
Лейси отрицательно качнула головой.
– Серьезнее, чем это, – сказала она, и Клей нажал на пульт дистанционного управления, чтобы отключить телевизор.
– Давай оставим телевизор включенным, – предложил Бобби, глядя на Лейси в ожидании согласия. – Фоновый шум нам не помешает.
Она поняла. Он беспокоился, что Маккензи сможет расслышать, о чем они говорят.
Клей еще раз нажал на пульт. Диктор рассказывал о том, как прошел первый день школьных занятий в Северной Каролине, показывая кадры с ревущими первоклассниками в их новых классах после того, как их оставили мамы.
– Итак, – сказал Клей, – что происходит?
Лейси хотелось бы, чтобы Бобби сказал ему, но она считала, что будет лучше, если он узнает все от нее, поэтому она быстро произнесла.
– Бобби и я думаем, что есть вероятность того, что ты… ты являешься отцом Маккензи.
Она видела, как сильно побледнело его лицо, и ждала, что Клей начнет протестовать, но он удивил ее.
– Мне казалось странным, – тихо сказал он, – что у нее мои глаза.
Лейси разрывалась на части между изумлением и облегчением. Он уже знал. Ей не придется вдаваться в подробности того, как Бобби видел его выходящим из спальни на той давней вечеринке.
Клей посмотрел на Бобби.
– Ты более логичный кандидат, – объяснил он. – Ты был с Джессикой все лето. А я был с ней всего один раз.
– Я отношусь к редкой породе обладателей чрезвычайно ленивой спермы, – сказал Бобби. – Я не смог оплодотворить ни одну женщину, даже тогда, когда старался. Я люблю Маккензи, но у меня были сомнения на ее счет с самого начала.
Лицо Клея уже не было таким бледным, но теперь на щеках у него проступили красные пятна. Он повернулся к Лейси:
– Джессика когда-нибудь говорила тебе, что между нами… что-то было?
Она покачала головой. Ей нужны были подробности. Она хотела знать, как это ему взбрело в голову спать с ее пятнадцатилетней подружкой. Но то, что произошло двенадцать лет назад, не имело значения сейчас. На самом деле не имело. Значение имел только вероятный результат той ночи – Маккензи.
– Нет, не говорила, – призналась она, – но я вполне уверена, именно поэтому она захотела оставить Маккензи со мной. Так она могла оставить дочь ближе всего к тебе.
Клей вертел пульт дистанционного управления, который лежал на подлокотнике дивана, и Лейси заметила, что пальцы у него слегка дрожат.
– Маккензи – прекрасный ребенок, – твердо заявил он. – Мне все равно, моя она дочь или Бобби. Она – часть нашей семьи.
– Думаю, нам лучше сделать анализ ДНК, – подвел итог Бобби, переводя обеспокоенный взгляд с Клея на Лейси. – Я знаю, мы оба беспокоимся о ней, но думаю, нам нужно знать определенно.
Клей кивнул.
– И если окажется, что это я, что мы ей скажем?
Впервые Лейси поняла, почему ее отец ждал, пока ей исполнится шестнадцать, чтобы сообщить, что ее биологическим отцом является Том. Она могла бы не справиться с этой новостью в четырнадцать.
– Мы скажем ей правду, – сказала Лейси, – но не сейчас. Она пережила слишком многое за прошедшие несколько месяцев. – Она повернула голову в своем откидном кресле так, чтобы прямо смотреть на Бобби. – Если, конечно, ты сможешь побыть в роли отца еще некоторое время.
– Я бы смог побыть в этой роли до конца жизни, – сказал Бобби.
Глава 48
– Я скучала по этим прохладным летним вечерам, когда была в Северной Каролине, – с удовольствием протянула Фей.
Они с Джимом сидели в его горячей ванне напротив друг друга; теплая пена плавала вокруг них. Темные прибрежные облака были такими низкими, что, казалось, они нависают в небе прямо над домом Джима.
– Я позабыла уже, как невыносимо жарко там бывало.
– У Фреда в коттедже не было кондиционера? – спросил Джим.
Фей рассмеялась.
– Я удивляюсь, что там была водопроводная вода, – сказала она. – А насекомые! Я до сих пор расчесываю комариные укусы.
Она пробыла у Фреда пять дней. Приятных дней, по большей части, когда она узнавала поближе незнакомого человека, который был ее сыном. За те полтора дня, что прошли с ее возвращения в Сан-Диего, она, казалось, говорила только о Фреде, анализируя сына и свой визит, и Джим ни разу не выразил недовольства. Он знал, она не может удержаться. Вот и сейчас.
– Так странно, Джим, – делилась она. – Если бы я встретила Фреда в Принстоне, с его прекрасно устроенной жизнью, отличной карьерой, дипломом юриста… красивым домом, добрым супругом, я бы была поражена тому, как замечательно все обернулось для него. Вместо этого я встретила его погрязшим во лжи. Я встретила его в наихудший момент его жизни. Теперь я переживаю, не мог ли он унаследовать некоторые психологические проблемы своего отца.
– А ты говорила с ним об этом? – спросил Джим.
Она покачала головой.
– Я поговорю как-нибудь, но сначала нам нужно было узнать друг друга снова.
Джим провел ногой по ее голени под пенистой водой.
– А теперь я хотел бы узнать тебя… снова.
– Позже, – она улыбнулась. – Я обещаю.
– А, ты еще не все сказала, не так ли? – сказал он, оставляя свои попытки. – Одна черта, которая привлекла меня в тебе, – это твое упорство, поэтому, полагаю, я не могу жаловаться.
– Спасибо, – поблагодарила Фей. – За то, что не жалуешься. За то, что выслушиваешь, как я говорю и говорю. Без конца.
– Давай, вперед, – подбодрил он. – Что там еще у тебя на уме?
– Помнишь, как я говорила тебе, что каждый молодой пациент, который попадал в программу по избавлению от болей, заставлял меня думать о Фреде? – спросила она.
– Угу.
– Сегодня у нас появился новый пациент. Восемнадцатилетний парень. Молодой человек.
– А, – сказал Джим, – и он тоже напомнил тебе о Фреде?
– Самое смешное, – она провела пальцами по воде, – я вообще не подумала о нем. Я думаю, это наваждение не будет больше беспокоить меня теперь, когда я видела Фреда во плоти. Вместо этого я думала о той молодой женщине, Лейси О’Нил.
– Что заставило тебя думать о ней? – удивился Джим.
– Пациента год назад укусила за плечо собака. Рана зажила хорошо, но после укуса он страдает от сильнейших болей. Ну разве это не ирония судьбы? – Она подняла бровь, глядя на Джима. – Не помню, чтобы у меня в программе был хоть один человек с болями после укусов, и вот вдруг он появляется… Так вот, я подумала, как дела у Лейси, как она выздоравливает после нападения собаки и манипуляций Фреда. – Фей часто думала о Лейси, припоминая ярость на ее лице в тот вечер, когда она с шумом и грохотом покинула коттедж Фреда. Фей много знала о ярости. В ее программе было множество пациентов, у которых источником боли была их злость. Злость на болезнь. Злость на водителя другой машины, из-за которого они получили травму спины. Злость на Всевышнего за то, что он заставил их страдать. Злость, которая способствовала лишь продолжению болей. Один из пунктов программы, которую она создала, – один аспект, который больше всего возмущал ее пациентов, пока они не вникали в его цель, – заключался в том, чтобы научиться освобождаться от этой злости.
– Я ее совсем не знаю, – продолжила Фей. – Я могу только представлять себе, как бы я чувствовала себя в ее положении. Но она была в такой ярости, когда уходила от Фреда в тот день, что…
– Не вини ее, – вставил Джим.
– Конечно нет, – сказала Фей. – Но она была готова излить злость в свидетельство об убийстве своей матери, чтобы Захарий оставался в тюрьме… навсегда. Написать что-то по-настоящему губительное для комиссии по досрочному освобождению. А потом на нее напала эта собака и…
– Что ты пытаешься сказать, дорогая? – Джим подвинулся к ней поближе и обнял ее за плечи. – Ты считаешь, что Зак должен быть освобожден досрочно?
Она покачала головой. Она не могла выразиться яснее, потому что ее мысли еще не сформировались как следует.
– Дело не в том, что я хочу, чтобы Зах вышел из заключения, – сказала Фей. – Дело в том, что я хочу, чтобы Лейси поправилась. Она страдала слишком сильно от рук моей семьи, и я не могу поверить, что мой сын усугубил ее страдания. Ее злость вполне обоснована, как и у всех пациентов, с которыми я работаю, но в конце концов это может только навредить ей.
– Знаешь, к какому мнению о тебе я пришел, Фей?
– К какому?
Он потрогал ее висок и повертел там пальцем.
– Ты из того сорта людей, которые не могут успокоиться, пока не примут действий по поводу того, что вертится у них в голове.