Принцы строили планы спасения, а Феликс (его ранение оказалось легким) считал себя новым королем Герцословакии.
Василисе и королеве вместе с Михаилом позволяли выходить в парк подышать воздухом. По пятам за ними следовал гвардеец революции с винтовкой наперевес. Скоро Василиса подружилась с охранником – его звали Яковом, ему было девятнадцать, он был белобрыс и лопоух и происходил из семьи священника. Молодой человек с робостью относился к Любомировичам, титуловал их «ваше величество» или «ваше высочество», смущался, когда королева Мария просила у него разрешения еще немного погулять и задержаться в парке сверх положенного часа, и ужасно краснел, когда к нему обращалась Василиса.
Удивительно, но такая жизнь казалась девушке превосходной, и принцесса не могла сказать, что ей хотелось возвращения в столичный дворец с его утомительными и бессмысленными придворными ритуалами.
Тем временем в Экаресте произошли новые политические изменения. Главой Временного правительства теперь являлся тот самый граф, что стрелял в Феликса. Этот демагог рассчитывал стать президентом Герцословакии, выборы которого были назначены на весну следующего года. Он посетил Любомировичей и заявил:
– Ради вашей же безопасности вы будете отправлены на спецпоезде в дальнюю провинцию! Ведутся переговоры с европейскими державами, но пока никто не желает принимать вас у себя. А в столице вы больше никому не нужны!
– Он боится, что нас освободят монархисты, – прокомментировал Феликс после того, как балабол отбыл восвояси.
– Кстати, говорят, что договоренность с Англией пока не достигнута, потому что Временное правительство желает получить за нас колоссальный выкуп, – добавил Адриан. – Так называемые либералы хотят продать нас, словно на аукционе, и передать той стране, которая предложит больше.
Василисе нравилось гулять по парку под охраной Якова и смущать молодого революционера. Она плела венки из ромашек и надевала ему на голову. Яков натужно улыбался, краснел и неловко снимал их, однако не выбрасывал, а бережно совал в карман.
Перед отъездом в провинцию королевская семья две ночи подряд зашивала в корсеты платьев фамильные драгоценности – их передали Любомировичам преданные слуги (из Алмазного кабинета к тому времени уже исчезла большая часть сокровищ: постарались занявшие дворец повстанцы). Королева, которая начала выходить из апатии, снова становилась энергичной и властной дамой, пояснила:
– Эти мерзавцы революционеры не посмеют обыскивать женщин. А когда мы окажемся за границей, нам потребуются деньги. Джордж, ты должен потребовать компенсацию! Нам должны вернуть все драгоценности и наше личное имущество! Они отобрали у нас страну, но не имеют права забирать нашу собственность!
* * *Бывший королевский поезд унес Любомировичей из Экареста. Монарх и его семья расположились в элегантных уютных вагонах, обставленных с вызывающей роскошью. Яков в числе прочих охранников сопровождал их.
Василиса, еще ни разу не ездившая по Герцословакии так далеко за пределы столицы, с большим интересом сидела у окна и взирала на неведомый ей мир. Поля, леса, деревушки, города... Поезд прошел и мимо моря, и Василиса зажмурилась – золотое солнце, пуская блики, играло на лазоревой воде. Но вот дорогу обступили высокие, величественные горы.
– Это край вулкодлака, – пояснил Яков и, конфузясь, преподнес принцессе подарок – потрепанную книжицу с легендами о кровожадном обитателе здешних чащоб. Во время завтрака в вагоне-ресторане Кароль жестоко пошутил:
– Сестренка, тебе суждено, кажется, стать женой простого мужика – если не дебила Никодимушки, так лопоухого поповича Якова! Он смотрит на тебя глазами преданной собаки!
Василиса, почувствовав, что слезы заструились ручьями по лицу, выбежала из-за стола.
Наконец поезд прибыл к месту назначения. На запыленном деревянном вокзале королевское семейство встречали со старорежимными почестями – тамошний глава революционного комитета явно благоговел перед Георгием, беспрестанно кланялся и называл его «ваше величество».
Любомировичей доставили в небольшую деревушку, где им был отведен двухэтажный деревянный дом местного богача – тот сбежал за границу, и его хоромы пустовали. Прохаживаясь по обставленному по-мещански особняку, Георгий комментировал:
– Ну что же, весьма неплохое пристанище для бывшего монарха и его семейства. Только вот крыша прохудилась… Но ничего, с этим я справлюсь!
Король черпал силы в физическом труде, ему нравилось столярничать и плотничать, и он даже как-то огорошил семью заявлением:
– Когда мы окажемся за границей, в изгнании, я смогу вас обеспечивать, зарабатывая на жизнь изготовлением шкафов и табуреток.
– Как можно, отец! – изумился Феликс. На что король ответствовал:
– Сын мой, я не вижу в этой профессии ничего зазорного. Ведь и супруг Девы Марии, Иосиф, отчим Господа нашего Иисуса, тоже был плотником!
Возобновилась размеренная, сонная жизнь. Георгий проводил большую часть времени в мастерской, оборудованной в сарае, ему помогали или Адриан, или Михаил. Королева Мария сидела в своей комнате и писала мемуары. Феликс и Кароль держались особняком – они вроде бы планировали побег и даже получали через доверенных людей шифровки от монархистов из соседнего губернского города: те обещали их вот-вот освободить. Василиса же много читала, работала в саду, обучала Якова игре на фортепиано – и вдруг поняла, что влюбилась в лопоухого неловкого юношу.
Наверное, влюбилась она в него уже давно, но только сейчас, когда с приближением осени деревья начали желтеть, а ночи стали холодными, она призналась в этом себе. Похоже, и Яков был к ней неравнодушен, потому что, когда их руки случайно соприкасались во время игры, он краснел, сопел и отводил взор. А как-то утром Василиса обнаружила у себя на подушке трогательный букетик полевых цветов, кем-то старательно собранных и перевязанных выцветшей шелковой ленточкой. Ей не требовалось ломать голову над тем, чтобы угадать имя тайного поклонника. Яков ничего не говорил, но и так все было ясно. Букетик принцесса засушила в Библии, и он был для нее дороже любых роскошных корзин с орхидеями и магнолиями, которые некогда украшали королевскую резиденцию в столице.
Но что ожидало Якова и ее? Она с семьей скоро отправится в заграничное изгнание, а он, юный революционер, останется в Герцословакии. Василиса предпочитала не думать о будущем, а наслаждаться каждым мгновением настоящего. Она знала: если Яков рядом, то ничего плохого с ней не случится. Молодой человек был таким трогательным, таким милым…
Месяцы, которые семья бывшего короля провела в провинции, были, наверное, лучшим временем в жизни Любомировичей. Даже Георгий как-то признался, что благодарен судьбе за то, что ему пришлось отречься: иначе бы он никогда не понял, какое удовольствие приносит работа плотника.
Мария чувствовала себя на удивление хорошо. Нервные припадки исчезли, воспоминания о старце Никодиме приходили все реже и реже. Она много времени проводила на свежем воздухе или за чтением книг из библиотеки хозяев особняка.
Зато старшие братья, Феликс и Кароль, были полны решимости. Молодые люди на полном серьезе полагали, что все еще можно изменить, а Феликс строил планы относительно того, что он предпримет, когда взойдет на престол. Однажды, услышав очередной его разговор с Каролем и Адрианом, Василиса не выдержала и сказала:
– Но ведь мы больше никогда не вернемся в Экарест, Феликс! Тебе не суждено стать королем!
Старший брат ужасно разозлился, накричал на принцессу, наверное, первый раз в жизни. А потом принялся издеваться над чувствами Якова к Василисе.
– Ты не хочешь обратно во дворец, потому что тебе хорошо здесь в компании твоего лопоухого поклонника-красноармейца? И когда вы намерены обвенчаться с ним, сестренка? Или венчания не будет и вы просто распишетесь – или как это называется теперь? Запомни: ты Василиса Любомирович, в тебе течет королевская кровь, так что коммунистическое быдло тебе не пара! Если он еще раз посмеет взглянуть на тебя, а сверну этому гадкому утенку шею!
Осень вступала в свои права, и в течение всего нескольких дней сделалось вдруг очень холодно. Новости поступали в провинцию крайне скудно. Вначале семейству бывшего короля ежедневно доставляли газеты, в том числе и столичные, однако потом сообщение с Экарестом было нарушено. Василисе хотелось, чтобы их пребывание в горной деревушке никогда не прекращалось. Куда они отправятся, кому нужны отрекшийся от престола король и его семейство? Коронованные родственники, разбросанные по всему свету, не торопились предоставить им убежище. После окончания войны у каждого были свои проблемы – политические, экономические, социальные, – и мало кто желал ломать голову над судьбой Георгия Любомировича, его жены и отпрысков.
В начале ноября, во время обеда (рацион становился все скуднее и скуднее, однако королевский повар, который по собственному желанию последовал с королем в изгнание, творил подлинные чудеса), двери столовой распахнулись и показалась процессия из нескольких типов, облаченных в скрипящую черную кожу, с револьверами на поясе. Среди них была и молодая женщина, вернее, почти еще подросток, которая тем не менее старалась держаться как взрослая. Глядя на нее, Василиса подумала, что и ее собственная судьба могла бы повернуться совершенно иначе: родись она в простой семье, то, не исключено, находилась бы сейчас на стороне революционеров.
– Граждане Любомировичи! – начал, откашлявшись, сутулый мужчина с козлиной бородкой и в пенсне. – Два дня назад в Экаресте победила Великая социалистическая революция. Узурпаторский режим Временного правительства, состоявшего из буржуев, дворян и прочих холопов да негодяев, низвергнут. Вся власть перешла к коммунистическому правительству под руководством товарища Хомучека, в Герцословакии провозглашена диктатура пролетариата.
Король и королева непонимающе переглянулись, а принц Феликс насмешливо скривился:
– Значит, нашей бедной страной теперь будут управлять лапотники и тупицы из числа рабочих и крестьян? Да уж, великолепный жребий, нечего сказать!
Девица в куртке подскочила к Феликсу и залепила ему пощечину, одновременно выкрикнув:
– Молчать! Наступило светлое будущее, которого мы так долго ждали! Темная эпоха монархии наконец-то окончательно завершена!
– И что это значит для нас, господа? – поинтересовался Георгий, вытирая губы салфеткой. – Нас наконец-то отпустят за границу? Ведь бывший король, как я полагаю, диктатуре пролетариата не требуется…
Члены делегации коротко посовещались, и один из них заявил:
– Вы набиваете свое брюхо, в то время как простой люд голодает! Отныне вы будете получать по два блюда три раза в день. Никаких излишеств, никаких деликатесов, все, как у обычных людей. Убираться в особняке будете сами, потому что вас никто не станет обслуживать. Понятно вам, граждане заключенные?
– Мы уже стали заключенными… – проронила королева Мария после того, как представители новой власти удалились. – Старец так и предсказывал…
Георгий кашлянул – ему было неприятно напоминание о покойном Никодиме и о том, что супруга изменяла ему с ним. Король сумел простить жене, и между ним и Марией возникло чувство былой близости.
Верные слуги, которым было предложено покинуть семейство короля, присоединиться к революционерам и даже вернуться обратно в столицу, приняли решение остаться при Любомировичах. Георгий, узнав об этом, прослезился, троекратно расцеловал каждого из смельчаков со словами:
– Я никогда этого не забуду, мои дорогие, никогда! Каким же слепым я был раньше… Если бы я с самого начала доверял тем, кто мне предан и верен, а не всяческим проходимцам... Вот она, кара за мои грехи! За то, что ночь, когда был убит мой брат, я провел в… в непотребном месте…
Георгий вспомнил давнюю историю, и Василисе сделалось не по себе.
Пора очарования миновала, наступали новые времена. Вместе с холодами пришли и жесткие порядки. Через несколько дней после того, как сообщение со столицей было наконец-то восстановлено, в провинцию прибыл отряд, состоявший из идеологически проверенных товарищей, преданных бойцов революции. В их задачу входило охранять короля и его близких.
Новые охранники сильно отличались от старых – они хамили, грубили, хлопали дверями, тыкали королю и королеве, издевались над принцами и приставали к Василисе. Из прежних остались только пожилой Иван да молодой Яков, а другие исчезли. Потом горничная, вся в слезах, доложила его величеству, что бывших охранников, назначенных еще Временным правительством, просто-напросто расстреляли. А среди них был молодой боец, приглянувшийся несчастной…
Георгий собрал свое семейство в музыкальном салоне. Трещали дрова в буржуйке, но в комнате все равно было холодно – прибывшие охранники специально побили окна, и в особняке гуляли ужасные сквозняки.
– Я опасаюсь того, что новая власть будет гораздо более радикальной, чем старая, – сказал, прохаживаясь по салону, король. – И я постоянно думаю о Екатеринбурге, о судьбе Романовых…
Королева, заломив руки, воскликнула:
– Они не посмеют этого сделать, Джордж, потому что тогда были совсем иные времена! И я не могу поверить, что наши британские или голландские родственники откажутся принять нас!
Принц Феликс жестко заявил:
– Этих красных сволочей надо расстреливать, как бешеных собак! Мы с Каролем и Адрианом приняли решение – при первой возможности вы вместе с Василисой и Мишей отправитесь за границу, а мы останемся в стране и возглавим монархическое движение. Потому что я хочу получить то, что мне причитается, – корону Герцословакии!
Георгий и Мария пытались переубедить старших сыновей, однако ничего не вышло. Феликс даже обмолвился:
– Режим коммунистов не так прочен, как они стараются уверить. Провинция, в которой мы находимся, скоро окажется в руках преданных нам повстанцев. Они освободят нас, вы отправитесь за границу! А мы начнем борьбу с люмпенами.
Георгий печально промолвил:
– Сын мой, думаю, что нам надо принять жребий Господень без ропота. Если ему было угодно вверить Герцословакию в руки большевиков, то ничего изменить уже нельзя. Самое важное, что мы живы и здоровы! И ни ваша матушка, ни я не хотим расставаться с вами.
Но старшие принцы, уверенные в том, что с революционной гидрой надо бороться только при помощи оружия, остались непреклонны. Впрочем, политические вопросы Василису совсем не занимали. Она была очень рада тому, что Яков по-прежнему находился в охране особняка – молодого человека сочли идеологически подкованным. Он, кстати, подтвердил: его товарищей в самом деле расстреляли.
– Но что будет с нами? – поежилась Василиса.
И тогда, в порыве чувств, Яков обнял ее, прошептал:
– Я не посмею, чтобы с вами… с тобой что-то произошло!
Затем, видимо испугавшись своего эмоционального порыва, молодой человек отпустил Василису и, густо покраснев, уставился в пол. Принцесса же поцеловала Якова в щеку, покрытую пушком, и шаловливо сказала:
– А вы, оказывается, настоящий Айвенго!
Кто такой Айвенго, Яков не знал, и Василисе пришлось объяснять ему. Ей было так легко, так хорошо рядом с молодым человеком! Однако они не могли проводить вместе много времени: по приказу комиссара, отвечавшего за охрану семьи бывшего короля, Яков теперь сторожил особняк снаружи, а в самом здании находились чванливые и беспардонные субъекты.
* * *Приближался Новый год. Король поинтересовался у своих тюремщиков, могут ли они устроить небольшой семейный праздник, и получил наглый ответ:
– Праздник будет, когда вас всех вышвырнут за границу, твое бывшее королевское величество! Или думаешь, что ты и твои родственнички нам нужны?
И все же Любомировичам было дозволено скромно отметить Новый год. Королева с младшим сыном и дочерью принялись за изготовление гирлянд и игрушек из старых газет и прочих подручных средств. Король под присмотром двух охранников сходил в лес и принес оттуда небольшую сосенку.
Это был первый Новый год королевского семейства вдали от Экареста. Василиса вспомнила, что прошлый Новый год они отмечали во дворце и тогда всем заправлял еще старец Никодим... И вот же все разительно переменилось, как будто не год миновал, а целое столетие!
Георгий смастерил великолепные елочные украшения из консервных банок, покрасил их, и семейство принялось наряжать елку. Глядя на раскрасневшегося от радости отца и улыбающуюся маму, Василиса внезапно подумала, что заточение в этом холодном доме на краю света – самый ценный подарок, который могла сделать им судьба. Ведь именно здесь они почувствовали, как любят друг друга…
В салон, где наряжали елку, вошел принц Кароль, плотно затворил дверь и заговорщическим шепотом произнес:
– Только что получены вести от наших преданных сторонников… Нас освободят самое позднее в конце недели. Дела коммунистов в столице очень плохи!
Король и королева, переговариваясь по-английски или по-французски, начали строить радужные планы относительно того, что будут делать, когда окажутся вне пределов Герцословакии.
– Мы поселимся где-нибудь в провинции… – мечтательно произнес бывший монарх. – Если попадем в Великобританию, то явно окажемся не в шумном Лондоне, а в Шотландии или Корнуолле, на побережье… Или во Франции, в Бретани… Только мы и верные слуги. У нас будет небольшой особняк, в котором мы станем все делать сами. О, это будет счастливое время!
Он нежно обнял Марию и поцеловал ее в висок. А Василиса почувствовала, что на глаза у нее наворачиваются слезы, – ей ведь предстоит расстаться с Яковом...
* * *Рано утром тридцать первого декабря, когда стрелки часов приближались к половине четвертого, Якова кто-то грубо разбудил. Молодой человек, спавший в своей каморке, подскочил и увидел перед собой одного из старших товарищей.