– Не прибедняйся, Ибрагим. Я готов снизить оптовую цену в два раза. Сорок – и забирай все.
– Я-лла… друг мой, у меня нет таких денег! Сорок! Раньше были, а теперь нет. Может, в рассрочку.
– Мне нужны деньги сейчас.
Это была ловушка, и Левитас в нее попался. Это была одна из его немногочисленных ошибок – просто нервничал очень. Теперь его собеседник знал, что деньги нужны срочно, и мог дожимать.
– У меня сейчас есть пять.
– Ты охренел? Пять за все восемьдесят?!
– Друг мой, это все, что есть.
– Займи! Ты же понимаешь, что это за товар. С ним с вами станут разговаривать совсем по-другому!
– Это сложный товар, друг мой. Кто его будет обслуживать? Без обслуживания это будет груда железяк.
– Я буду обслуживать.
– Друг мой, скорпион много чего говорил лягушке, когда ему надо было переправиться через реку. Но все равно ужалил…
Сошлись на семи миллиардах долларов. Это все равно было больше, чем оценивал его состояние журнал «Форбс». Вдвое…
Украина, Мариуполь Порт 20 июня 2021 года
– В целях скорого исполнения распоряжений командования приказываю: сегодня, 20 октября 1941 года, собрать, согласно переписи, и направить пешей колонной, в количестве…
Андрей Трофимович Титаренко, школьный учитель, а ныне начальник полиции и помощник бургомистра, заглянул в бумагу, чтобы не ошибиться в цифре:
– …триста тридцать шесть особей, из них… евреев – 302 особи, цыган – тридцать четыре особи, на пункт накопления и сортировки, станция Межевая.
Титаренко сложил лист аккуратно, по сгибам и сунул в карман гимнастерки…
Ян Валетов. Грустный танец фрейлакс.
Чтобы вывезти товар покупателю, Левитас решил использовать мощности порта Мариуполь…
Это было разумно со всех точек зрения. Мариуполь юридически принадлежал Донецкой области, но на самом деле контролировался мафией. Его стратегическое значение определялось тем, что в нем находился крупнейший в мире металлургический комбинат им. Ильича[47], и тем, что в нем находился один из крупнейших портов Украины, крупнейший по перевалке зерна и крупнейший по перевалке стали. В Мариуполь шли составы из Днепропетровска с готовой продукцией, там сталь грузили на корабли. За эти составы было проплачено, их никто не досматривал. Состав, в котором были заранее сделаны тайники для ядерных устройств, уже стоял на путях. Досматривать его никто не станет, да и как? Разбирать тяжеленные стопки проката? А на кой, простите? Где взять кран? И кто за все за это платит?
Кроме того, в Мариуполе стояли подконтрольные Левитасу отряды боевиков. Сам город считался прифронтовым и неблагополучным – слишком много ватников. Девятого мая 2014 года даже пришлось штурмовать горотдел милиции. А во время наступления лета 2014 года город чуть не взяли, пришлось откупаться, засылать барашка в бумажке. А то – ни зерно, ни сталь не отправить будет. Город удалось удержать, но там до сих пор в аэропорту был ППД украинской «Альфы». Там же стояли банды «Айдар» и «Азов», а также грузинский и польский батальоны неонацистов. Частично они финансировались Левитасом и поддерживали его…
Устройства вывезли из «Меноры» тремя большими банковскими «КамАЗами», принадлежащими банку Левитаса «Прайм». Сейчас Левитас и Этинзон стояли рядом с составом на грузовом дворе Меткомбината имени Петровского и смотрели, как устройства грузят в тайники, а сверху кладут стопы проката. Никто не знал, что именно они грузят, и никто не мог увидеть со спутника – двор был за – крытым…
– У моего отца, – вдруг сказал Левитас, – зарплата тут была сто восемьдесят рублей. Иногда премию платили. Десятку…
Этинзон пожал плечами – он был намного моложе и не застал ничего из этого.
– На дно ляжешь?
Этинзон покачал головой.
– Навряд ли. Я не могу без этого, ты знаешь. Это все равно, что самому в гроб лечь и закрыть крышку.
– Искать будут.
– Пусть ищут. У кого деньги, тот и прав.
– А я лягу. Надоело все.
– Сам-то веришь… шеф?
Левитас снял очки и начал тщательно протирать их. Этинзон был единственным, кто был ему нужен. Остальных можно бросить на съедение. Этинзону он пообещал миллиард.
– Хотелось бы верить…
Кран опускал очередную порцию проката, рабочие вязали узлы.
– Пойдешь с поездом. Я полечу вертолетом. Возьму с собой того поца… на случай, если амеры встрянут. Встретимся уже там.
– Не вопрос…
Левитас повернулся и, как-то сгорбившись, пошел с заводского двора…
Борис Левитас был человеком в быту очень скромным – никто и никогда не видел его в костюме дороже штуки баксов, звонил он по дешевой кнопочной «Нокии», ездил на «БМВ» седьмой серии, питался пельменями.
Тем не менее у него был личный самолет и вертолет. Самолет – аэробус, он никогда не удалялся от него дальше, чем на тридцать минут быстрой езды, и требовал, чтобы самолет был постоянно готов к взлету. Недавно ему подсказали, что аэропорт может быть блокирован, и он купил себе еще вертолет – «Белл 525», вип-версию. В отличие от самолета, ему не нужна была взлетно-посадочная полоса, и он мог забрать хозяина откуда угодно…
Вертолет забрал его с одной из посадочных площадок прямо в городе. Когда он разворачивался, чтобы взять курс на Мариуполь, город открылся Левитасу во всей своей красе. Своеобразный, красивый мужской, жесткой красотой город – он и сам немало приложил руку к его застройке, придирчиво выбирал стиль. Стиль, совершенно не похожий ни на слащавый киевский, ни на причудливый, перегруженный деталями одесский и львовский, ни на простецкий харьковский и донецкий. Мощный стиль.
Он не планировал это. Он не планировал то, что станет хозяином города. Он просто шел вперед, ступенька за ступенькой и не знал, что же в конце этой лестницы. Но не идти тоже было нельзя – тех, кто оступился, рвали на куски свои же. Он получал удары и наносил в ответ свои, мало жил в своем городе последнее время, предпочитая Европу – Швейцарию и Францию. Но он всегда мог вернуться. А теперь он покидал город навсегда. Город, чьи два берега стянуты стальными скрепами мостов. Город на обоих берегах великой реки, несущей свои воды в Черное море…
Больше он никогда не приедет сюда. Не увидит домов, которые он построил, которые он первый увидел еще в макетах. Не увидит работающих заводов. Не ощутит знакомого азарта борьбы с врагом.
Ему было грустно. Очень…
Когда состав показался на подъездных путях Мариупольского порта, Левитас от души выругался. Он думал, что Этинзон уже кинул его. Хотя этого не могло быть – Этинзон не знает покупателей, он все равно психовал. Позвонить бы, но он сам выкинул свой телефон и Этинзону приказал сделать то же.
За его спиной стояли спешно вызванные боевики батальона «Айдар», они юридически относились к МВД, но фактически – подчинялись только ему. Информация о зверствах этих боевиков вышла далеко за пределы Украины, но иначе было нельзя, меньшинство может удерживать в повиновении большинство только террором. Он любил их, тратил на них деньги. Начавшись с семи человек, которые ушли в лес с несколькими карабинами тренироваться на случай прихода русских, теперь это был усиленный батальон, обученный и экипированный по стандартам легкой пехоты. Они тренировались с натовскими инструкторами, и потому у них были не «АК», а «М4», на которые Левитас не пожалел денег. Не пожалел он денег ни на экипировку, только натовскую, ни на транспорт – легкие пикапы «Мицубиси» с пулеметами и автоматическими гранатометами, ни на средства наблюдения – в батальоне было достаточно и термооптических прицелов, и приборов ночного видения, и вообще всего. Одна рота батальона постоянно была расквартирована в Мариуполе для защиты порта и бизнес-интересов Левитаса.
Когда начался третий Майдан, батальон «Айдар» был одним из тех батальонов, что взбунтовались в полном составе и обеспечили победу революции, наряду с «Азовом» и некоторыми другими. После победы Майдана многие из руководства батальона ушли в политику, выдвинулись молодые бойцы. Мариупольской ротой командовал боец со смешной фамилией Желтый, но он предпочитал, чтобы его называли «Проводник». Это был парень из Днепродзержинска, соседнего с Днепропетровском города, он был из рабочих кварталов, но радикальный националист. До войны он участвовал в исторических реконструкциях боев УНА-УНСО, очень уважал Степана Бандеру. Как только началась война, одним из первых пошел в добровольцы. Проявил себя в самые первые дни, когда несколько непонятливых ватников вывезли в лесопосадку, и встал вопрос, кто будет убивать, – он вызвался добровольцем. И убил буднично, без истерик. Убил и закопал.
Сейчас Проводник и его люди охраняли пирс, к которому уже был пришвартован большой корабль, идущий на Ближний Восток. Левитас стоял на путях и нервно курил.
Когда показался поезд, он едва не сплясал, как смог, танец семь-сорок. Но сдержал себя, и, сойдя с путей, бодрым шагом направился навстречу поезду…
На этот раз к обычному поезду был прицеплен вагон-теплушка. В нем ехал Этинзон и с ним несколько человек охраны. Это могло показаться подозрительным, но отправлять поезд совсем без охраны тоже было нельзя. Они знали, как на украинских железных дорогах могут пропадать поезда. Сами не раз сталкивались…
Этинзон улыбался, хищно и весело, и по одной его улыбке можно было понять – все в порядке. С грузом и… со всем, что зависит от него.
– Как прошли?
– Норм все.
– Шмонали?
– Было немного.
– Кто на шмоне стоит?
– А… гвардейцы. Пришлось отстегнуть.
– Сколько?
– Двести.
Левитас выругался.
– Что за люди…
– Нормально… Подумали, я ноги из города делаю. Груз даже не смотрели.
– Это хорошо…
– А здесь что?
– Все тихо. Пока не просекли. В любом случае они нас прикроют.
Старший среди вызванных в порт боевиков «Айдара», увидев, что на него смотрят, почтительно кивнул…
От криков и шума залаяли собаки в ближайших к площади дворах, их беспокойный брёх встревожил собак на Шанхае, и многоголосый лай покатился вверх по склонам.
– Ой, что ж это делается!
– Да, успокойся ты, жидов вывозят! Че ревешь, корова?! Че тебе те жиды – родственники?
– Как тебе не стыдно, Захар! Люди ведь!
– Это жиды-то люди? Тьфу!
– Креста на тебе нет!
– На мне есть! А вот на них нету!
– Ой, это ж соседка моя, Софья Аркадьевна! Она же еще в школе меня математике учила!
– Что, ромале? Допрыгались? Ничего, ничего, теперь пахать на вас и сеять будем! Вместо коней, что вы у нас воровали![48]
На самом деле, Борис Львович Левитас ошибался. И Леонард Этинзон, самый умный человек Украины, ошибался. Они оба ошибались. Смертельно.
Это они сделали все, чтобы Украину, их родную Украину, накрыла коричневая ночь фашизма. Они, евреи, играли с огнем факельных шествий и расплавленной в лозунгах ненавистью нелюдской. Слава нации – смерть врагам. Москалей – на ножи. Коммуняку – на гиляку. Они давали деньги тем, кто рисовал на знаменах свастику и вскидывал руку в нацистском приветствии. Тем самым они плевали на могилы Бабьего Яра и пепелище Хатыни, на ров в их собственном городе, где были расстреляны больше трех сотен «особей» еврейской национальности.
Но они не только плевали на могилы мертвых, они ставили под угрозу жизни живых. Но сами не понимали этого. Они думали, что перехитрят фашизм, направят его кровожадную ненависть в своих интересах. И они покупали и покупали – форму, оружие, машины…
Им и в голову не приходило, что для этих пацанов они не бизнеры, не спонсоры – они недочеловеки. Такие же особи еврейской национальности, как и любые другие. Что тем пацанам, что родились в призаводских поселках, в которых не продохнуть от угара, а удобства по-прежнему во дворе, ничего так не хочется в жизни, как пощупать за вымя хозяев заводов, на которых они обречены работать за гроши, а потом сдохнуть от профзаболевания. Что они все прекрасно видят и понимают, как пара процентов населения страны владеет более чем половиной ее богатств, а почти половина в Верховной раде – евреи. Они все прекрасно видят, слышат и понимают. Они только ждут шанса. Когда поймут – можно!
И тогда пощады не жди…
– Граждане евреи! – Голос у правильного мужика был пожиже, чем у помощника бургомистра. – Все шмотье оставить там, слева. Кто поставил чемоданы – ходите направо, до ямы!
Колонна молчала и не двигалась с места.
Из шедшего в арьергарде грузовика на землю выпрыгнули люди в черном с короткоствольными автоматами в руках[49]…
С погрузкой тоже были проблемы. Ночь, мало того, что грузчики работать согласились только за пятикратную оплату, так еще выискался какой-то правдоруб, начал спрашивать «за таможенное оформление» металлопроката.
Шума не хотелось. Этинзон пошел в портконтору позвонить, все уладить. Левитас стоял у борта контейнеровоза, спешно, за бешеные деньги им зафрахтованного, и смотрел на порт, на завод, на домны. Где-то там, у горизонта, уже теплился рассвет.
Он понимал, что если его будут искать американцы, то ни Израиль, ни Кипр, ни Мальта, ни Швейцария не подойдут. Придется закапываться глубже. По газовым делам у него были контакты в Туркменистане – там он купил дом, приготовил все, на всякий случай, с кем надо договорился. Туркменистан – предельно закрытая страна, там недемократический строй, почти нет туристов и невозможно получить визу. В то же время благодаря газовым доходам там не так дико, особенно в Ашхабаде. Там его никто не будет искать и не найдет – он договаривался лично с президентом. Потом, несколько лет спустя, осмотревшись и поняв, что к чему, можно и нос высунуть. Сейчас время такое – год за три идет. Неизвестно, может, завтра мировая война разразится…
За спиной грохали стопки металла, лязгали сцепки вагонов – грузчики заканчивали грузить. Еще немного.
Бойцы «Айдара» настороженно смотрели во все стороны, обеспечивая безопасность.
Появился Этинзон. Судя по тому, что он появился один, без правдоруба, – договориться удалось и с этим. Договориться можно с любым, вопрос лишь в умении и желании договариваться. Как говорят в Одессе: я девушка порядочная, а потому – дорогая…
– Как?
– Нормаль.
– Пойдем на борт, что ли…
– Подожди…
Левитас недоуменно посмотрел: он что, собирается падать на колени и землю целовать? Но Этинзон всего лишь достал пачку сигарет.
– Покурю здесь в последний раз.
Левитас бросил взгляд на завод, на домны. И вдруг он увидел, как Проводник, стоящий лицом к нему за спиной Этинзона, достает пистолет.
Он сначала не понял… обернулся назад, думая, что опасность – сзади. Ну не может же быть! Но сзади был только корабль… он с ужасом повернулся…
Леня Этинзон был уже совсем рядом, когда пуля ударила его в спину. Он полетел вперед с искаженным от боли и гнева лицом. Левитас, раскинув руки, поймал его, прижал к себе, сам пошатнулся, но устоял. За спиной заговорили автоматы: это боевики на корабле били по его охране, по вертолету…
– Леня… – прошептал Левитас.
Этинзон открыл глаза:
– Ду… ра…
– Чего? Леня!
– Дураки… мы…
Этинзон кашлянул кровью и обмяк на руках у хозяина области.
Левитас поднял невидящие глаза на Проводника. Он держал пистолет Стечкина, но Левитас не видел его. Он видел форму, ее купил он… автоматы… их купил он… эти пикапы… их купил он.
Все купил он.
И теперь…
– Что же ты творишь, сынок… – спросил его Левитас.
– Жид мне не отец… – сказал, как плюнул, Проводник.
И выстрелил.
Нурислам Чамаев неспешно спустился с борта корабля. Он был без охраны, по крайней мере, видимой. Левитас и Этинзон лежали на грязном бетоне… хозяева области, хозяева трети страны. Дохлые, как рыба у Галатского моста в Истамбуле.
Все умирают…
Обмануть этих идиотов, бегающих со свастиками, было легко. Как отнять конфетку у ребенка. В конце концов, они сами рады были обманываться. Обезумевшее от ненависти украинское государство в целях организации каких-то там батов для возвращения Крыма впустило в страну, в Николаевскую, в Херсонскую области опытных вербовщиков и подстрекателей – «Аль-Каида», «Исламское государство», Нурджуллар, секта Фетуллаха Гюллена… короче говоря, сами, своими руками впустили на свою землю потомков тех, кто торговал славянами на арабских невольничьих рынках. Впустили тех, за изгнание кого с родной земли положило головы не одно поколение предков, с кем бились насмерть Суворов и Кутузов. С одной стороны – опытные, взрослые мужики, от которых за километр кровью смердит. С другой – пацаны, которых просто бросили в мясорубку войны, которые хотят побеждать, но не знают, как. И для которых джип за пятьдесят штук, который арабский шейх меняет, как только пепельница переполнится, – мечта всей жизни…
Они и сами не заметили, как впустили на свою землю смерть.
– Молодец.
Нурислам Чамаев достал айфон, щелкнул одного убитого, потом другого. В разведке тоже есть отчетность, потом скажут – не работаешь…
– Теперь слушай дальше. Корабль идет вот в этот порт. Вы сходите здесь.
– Деньги?
– Бача, разве я тебя когда-то обманывал?
«Бача» означало «мальчик для гомосексуальных утех». Но украинцы этого не знали…
– Вот, смотри…
Проводник раскрыл брошенную ему сумку. Там плотно лежали пачки пятисотевровых купюр. Столько он не видел и не получал за все время своей короткой жизни…
Ни он, ни его, не евшие в детстве досыта пацаны…