– Конечно они хороши! Практически так же хороши, как заставки твоего шоу, – и тут я решительно перешел государственную границу, без объявления войны. – Правда, Лондон переболел этим года три назад...
– Ясное дело, зайка, никто не знает лондонских трендов лучше жителей Самары, побывавших там в двухдневной турпоездке, – незамедлительно получил я симметричный удар из всех бортовых орудий.
Стоит ли говорить, что после того обмена любезностями мы стали особенно близки. Я запомнил в лицо каждого, кто посмеялся тогда его шутке. Так же, как и он – тех, кто одобрительно кивнул после моей репризы.
– Не знаю, какой я друг, но враг я хороший! – тихо сказал мне тогда Хижняк на выходе.
– Я помогу собрать тебе вещи после закрытия твоего проекта, – кивнул я в ответ.
«И понеслась череда увечий». Мы гадили друг другу по мелочам, уводили героев, играли на опережение с сюжетами программ. И все это происходило в ореоле слухов и сплетен, распускаемых на канале. И если какое-то время я старался от этого абстрагироваться, то последние шесть месяцев больше не мог себе позволить не участвовать в конфликте. Война заводила. Она давала силы оставаться живым. В общем, обычная теплая дружеская ненависть ведущих популярных программ.
Хижняк был бездарностью. Так считал не только я, но еще как минимум мои друзья – Антон и Ваня, а это, согласитесь, уже коллективное мнение. Хотя порой я слышал гнилой базар про то, что мы с Хижняком очень похожи, но это говорили, как правило, люди злые, нечуткие, неспособные отличить брит-поп от ленинградского клацанья по струнам.
– Поцелуемся? – Хижняк картинно раскрыл объятия.
– Если только в засос, зайка! – Я вытянул губы.
– Это пошло! – отстранился он. – Как в совковых сериалах или шоу средней руки с отечественными ведущими, косящими под Рассела Бренда.
– Я пытаюсь, – обескураженно развожу руками, – выглядеть так же круто, как ведущий высококачественного отечественного шоу. Как чувак, который косит под чувака, который десять лет назад косил под Ларри Кинга. Кстати, ты не пытался надевать в эфир подтяжки? Тебе бы очень подошло. Ах да, прости, я забыл, ты все еще носишь футболки «в облипку»... Как же я люблю людей, наглухо застрявших в восьмидесятых...
– Подражание, Андрей, – не самое плохое, что есть в человеке. Не переживай, все с этого начинали. Ты был не так плох в последнем эфире, еще бы научиться с «суфлера» читать...
– Смотришь меня, зайка? Не делай из меня кумира, я полон недостатков...
– Какая самокритика! – сочувственно кивает он. – Скажи, твоим гримерам много приходится работать, чтобы убрать эту, – он делает движение кистью вокруг лица, – нездоровую одутловатость? Или просто вы так свет ставите?
– Мы используем восковые маски. Именно это позволило нам выиграть «долю» на прошлой неделе, – хлопаю я его по плечу и прохожу вперед.
– Не сломай шейку бедра, ты слишком модельно ходишь! – несется мне вслед.
Я показываю из-за спины «фак».
В open space стоит такой гвалт, что кажется, я попал на биржу труда. Звонят телефоны, надрываются принтеры, журналисты громко переговариваются между собой. Набрав в легкие воздуха, я поправляю темные очки и прорезаю пространство, стараясь не оборачиваться, когда меня окликают. Короткая пробежка – и я скрываюсь от всего за дверью с табличкой «Padla Production».
В комнате, развалившись в глубоких креслах, сидят четверо – сценарист, редактор программы, ее помощница и моя ассистентка. Под потолком, повизгивая, крутится вентилятор с погнутыми лопастями, привезенный нашим режиссером из маленького станционного кафе, расположенного в глубине чего-то... кажется, Мексики. Большая плазма, разделенная на четыре части, показывает наш канал, Би-би-си, VH1, и Си-эн-эн. Собравшиеся сосредоточили свое внимание на экранах, хотя телевизор работает без звука. Вероятно, за время работы здесь у всех появилась способность читать по губам. Из колонок айподa льется All seeing I «Beat goes on».
Наш офис со временем превратился в некое подобие блошиного рынка. Стремясь комфортно обустроить свое пространство, каждый из нас натащил сюда кучу личных вещей. Вдоль стен стоят: доисторическая радиола «Ригонда», сноуборд, рулон с киноафишами пятидесятых, там-тамы, торшер без абажура, сломанные диджейские вертушки, гитара без струн, микрофонная стойка, доска для дартс, пустой аквариум, который я купил, чтобы поселить в нем хамелеона, которого так и не завел.
– Здравствуйте, коллеги! – Я снимаю темные очки и нарочито дебильно улыбаюсь. – Я все еще люблю вас!
– Нет, этого не может быть! Он так похож на Него! Просто одно лицо! – закрывается руками Вова Алдонин, сценарист проекта, двадцативосьмилетний гей по кличке «анальный карлик». Кличку, естественно, придумал я. – Не может быть, чтобы он сам заявился, собственной персоной!
На Вове синяя футболка с нарисованной кроссовкой ядовитого цвета, рваные серые джинсы, белые кеды и огромных размеров очки без диоптрий.
– Андрей, можно с вами сфотографироваться? А автограф? Я с Иркутска приехала, мы вас там все школой смотрим! – дружно защебетали Таня и Тоня, редактор шоу и ее помощница. Несмотря на пятилетнюю разницу в возрасте, совместная работа сделала их практически близнецами. Со временем я перестал удивляться тому, что у них и фамилия одинаковая – Петровы. Таня приобрела ее в замужестве, старшая, Тоня, вернула себе девичью.
– Судя по тому, что пять минут назад я встретил Хижняка, а также судя по шквалу аплодисментов, в которых вы меня искупали, у нас небольшие нестыковки, мелкие шероховатости, или, проще говоря, – полная жопа?
– У нас две новости: хорошая и отличная, – вкрадчиво начинает Гуля, моя ассистентка, симпатичная татарка двадцати одного года, с вечернего журфака МГУ, о чем свидетельствует надетая на ней футболка с надписью «Free Speech».
– Начни с хорошей, любовь моя!
– У нас слетели оба героя в «Городских новостях», – невозмутимо говорит Гуля. – Пилоты говорят, что до официального заключения правительственной комиссии давать комментарии не будут.
– Что же у нас сегодня катит за отличную новость? – В раздражении я закуриваю.
– Представитель компании, страховавшей авиашоу, тот, которого мы планировали на главного героя, прислал факс. – Гуля подает мне бумагу и смиренно опускает глаза.
– «К сожалению... мы пришли к выводу... – Я пробегаю глазами документ. – В будущем...». Блядь! Нет, вы послушайте, – обвожу я взглядом присутствующих, – этот мудак с труднопроизносимой фамилией не считает наше шоу «достаточно серьезным» ввиду... так, где это? Вот. «Ввиду его молодежной ориентации». Так и написал, скотина! Ориентация бывает гомо и гетеросексуальной. А у шоу только аудитория, баран!
– Еще «би», – встревает Вова.
– Что «би»?
– Бисексуальная ориентация, это когда...
– Это когда как ты? В самом деле, кем он возомнил себя, этот клерк? Властителем дум?
В комнате непривычно тихо. Вова погружен в ноутбук, Таня роется в сумке, а Тоня делает вид, будто за ней наблюдает. Гуля перекладывает с места на место мобильный. Из колонок нарастает:
– Я ошибаюсь, или это еще не все новости? Кто возьмет на себя смелость пристрелить мучающееся животное? – Я выпускаю дым под потолок и смотрю, как вентилятор неспешно кромсает его лопастями, превращая в пыль.
– Представитель страховой компании, этот урод, придурок и мудак, простите, – Гуля запинается, – будет завтра у Хижняка. Главным героем.
– Что?! – Я картинно наклоняюсь к ней, приложив ладонь к уху. – Можешь сказать это еще раз вот сюда? На восьмую камеру?
– Андрей, это ерунда! – разом затараторили Тоня и Таня. – Мы сейчас быстренько...
– ...Найдем новых героев, – подключается Гуля.
– ... Или напишем сценарий с новым сюжетом, – дружелюбно кивает Вован. – Или...
– То есть, кроме того что чуть более чем за сутки до эфира передача не готова, а наш главный герой нагло спизжен, у нас больше нет проблем?
– Никаких! – хором отвечают Таня и Тоня.
– Это обнадеживает. У меня только один вопрос: КАКОГО ГРЕБАНОГО ЧЕРТА ВЫ ЕЩЕ ТУТ СИДИТЕ?! – выкрикиваю я.
– Мы тебя ждали, – отдувается за всех Гуля.
– А я приду, верну героев, потом буду убивать Хижняка перед камерой, да? В рапиде, чтобы у вас «крупняки» получились?
В этот момент дверь офиса открывается, и вихрастая голова, просунувшись в щель, изрекает:
– Только что! Авария на мусоросжигающем заводе у МКАД! Взорвалась печь!!!
– Жертвы? – с надеждой в голосе вопрошает Вова.
– Уточняем, – отвечает голова.
– Группа готова к выезду? – взвизгивает Таня.
– Так! Быстро! – Я начинаю нарезать круги по комнате. – Гуля, собираешь оперативную информацию. Тоня, едешь на объект и пытаешься очаровать ментов, эмчээсовцев, кто там у нас еще?
– Уточняем, – отвечает голова.
– Группа готова к выезду? – взвизгивает Таня.
– Так! Быстро! – Я начинаю нарезать круги по комнате. – Гуля, собираешь оперативную информацию. Тоня, едешь на объект и пытаешься очаровать ментов, эмчээсовцев, кто там у нас еще?
– Представители мэрии Москвы?
– Постарайся сделать так, чтобы они к концу сюжета были в еще более полном говне, чем в начале!
– Героев сколько подбирать? – уточняет Вова.
– Не знаю, пока не решил. Да, Тоня, возьми с собой Анального карлика, он что-то у нас засиделся.
– Сам ты карлик! – огрызается Вова.
– Я не карлик, я мозг! – Я хлопаю в ладоши. – Работаем, работаем, работаем! Вы еще сидите?!
В комнате все приходит в движение, грохочут ящики, хлопают крышки ноутбуков. Один за другим комнату покидают все, кроме Гули.
– Я уже думаю про шоу, – обращаясь к ней, я плотно закрываю дверь офиса.
– Шеф! – Гуля достает из ящика своего стола ксерокопию фотографии Хижняка, поверх которой наложена круговая мишень, и прикрепляет ее к доске для дартс. Над фотографией надпись:
DIE, DESHOFFKA!
Я достаю из-под клавиатуры единственный дротик, дохожу до двери, резко разворачиваюсь и кидаю:
– Ха!
– Девять очков, – изрекает Гуля, глядя на дротик, вонзившийся в переносицу Хижняка. – На прошлой неделе было хуже.
– Но все равно есть над чем работать, да?
– Еще попытка!
– Скажи мне, что ему очень, очень больно!
– Он истекает кровью, шеф!
– Я тотально люблю тебя, Гульнара Ибрагимовна!
– Спасибо, Андрей Сергеевич!
– Хочешь выходной в пятницу?
– Нет. Ты все равно не подпишешь, проще заболеть.
– Ну скажи, что хочешь, дай мне ответить: «невозможно», потешить свой начальственный комплекс неполноценности.
– Не хочу. Я с понедельника и так в отпуске.
– Рррррр! – рычу я. – Моя маленькая неприступная татаро-монголочка! Как, кстати, твой бойфренд?
– Перманентно! – чихает Гуля.
– Смотри, чтобы к новому сезону никаких беременностей!
– Я повесила замок. Можно пойти пообедать?
– О! Как же я забыл-то. У меня тоже обед! С Семисветовой!!
– Действительно, как же ты забыл?! – кривится Гуля. – И у меня не записано...
– Кто бы сомневался! – хмыкаю я, открывая дверь. – Кстати, где? Надеюсь, в Останкино?
– Понятия не имею! – Гуля капризно вытягивает губы.
– Ты... – я пристально смотрю на нее, – ты убиваешь меня своей...
– ...бессердечностью. Обычно ты говоришь бессердечностью.
– Вот именно! – Я щелкаю пальцами. – Держи меня в курсе событий...
– Тебя, очевидно, сегодня не будет?
– Придумай ответ сама! – говорю я, уходя.
– Кстати, тебе сегодня звонили от Эрнста! – несется из-за двери.
– ЧТО?! – Я врываюсь обратно. – И что сказали?
– Сказали, перезвонят.
– Так! Ты сидишь здесь и ждешь звонка!
– У них сейчас тоже обед!
– Не уверен, что такие люди вообще едят! – У меня начинает стучать в висках.
– Они сказали, что перезвонят завтра, – уточняет Гуля.
– Как думаешь, что за тема?
– Придумай ответ сам!
– Давай пойдем в «Твин Пигс»!
– Давай не пойдем в «Твин Пигс»!
– Слушай, здесь уже есть невозможно! И потом, столько народу вокруг, все пялятся... – Даша говорит это весьма раздраженным тоном, кивком здороваясь, по меньшей мере, с каждым вторым.
– Интересно, что ты будешь делать в тот день, когда на тебя перестанут пялиться? – Я закуриваю и ныряю носом в меню.
– В смысле? – Мой вопрос вышел за рамки ее понимания. – Почему перестанут?
Семисветова проверяет, достаточно ли естественно ее платье в абстрактный сине-бело-голубой рисунок задралось, чтобы все увидели стройные ноги. Удовлетворившись платьем, она поудобнее устраивается на стуле, проводит рукой по волосам, и несколько браслетов на левом запястье мелодично звенят, потом бросает взгляд на свои большие, почти мужские часы и на секунду замирает. Вроде бы все в порядке, и она по-прежнему самая сексуальная, молодая и желанная звезда канала М4М, но вместе с тем...
– Хм! – Даша достает из сумочки пудреницу, придирчиво смотрит на себя в зеркальце, морщит нос, слегка вытягивает губы дудочкой, наносит пару мазков блеском, складывает все обратно и, весьма довольная произведенными действиями, ставит локти на стол. Затем сцепляет пальцы, кладет на них подбородок и, устремляет свой взор на меня. – Вот и не правда, Андрюшечка! Я все так же на свете всех милее, всех румяней и белее!
– А главное, умней, талантливей и сексуальней! – Я поднимаю указательный палец вверх.
– Не в рифму! – Она показывает мне язык.
– Конечно не в рифму, во времена Пушкина не было кабельного телевидения. А то он бы непременно написал: «всех моложе и моднее!»
– Если ты намекаешь на то, что мне скоро двадцать девять, то это меня совершенно не трогает! – Даша поворачивает руки ладонями ко мне, рассматривая свои ногти. – Я не чувствую своего возраста, а ты – яркий представитель мужчин-шовинистов!
Стоит отметить, что выглядит Даша в самом деле охуительно. Рыжеволоса, стройна, с высокой грудью и тонкой талией. Ей кажется, что когда она слегка прищуривает свои пронзительные голубые глаза, это делает их похожими на две далеких звезды, наполненных мудростью космоса и отражающих непрерывный, глубокий мыслительный процесс. Тогда как мне они напоминают два влагалища, ежеминутно готовых трахнуть этот мир. Заебать до смерти, а потом медленно, по кусочку, отправить в соблазнительный рот (нижняя губа пухлее, чем верхняя, что мне кажется весьма сексуальным). Даже слегка полноватые бедра не портят Дашу, а скорее намекают на готовность к деторождению.
Последние несколько месяцев Даша отчаянно пытается за мной ухаживать. Да-да, выглядит это совершенно по-мужски. Предложения подвезти меня до дома, приглашения посмотреть на свою кошку, еженедельные обеды вдвоем, постоянные сползания разговоров в сторону постели, пьяные танцы с объятиями на вечеринках, где мы как бы случайно встречаемся. Редкие ужины под предлогом обсуждения работы. «Ведь в наших программах так много общего», – говорит она, сравнивая еженедельный хит-парад и мое шоу. В наших программах общее только одно: желание трахаться, – когда-нибудь отвечу я.
Наши отношения давно уже воспринимаются всеми на канале как роман, хотя Семисветова при каждом удобном случае – читай: коллективной пьянке – заявляет: «Миркин мне как подружка, я могу проводить с ним все свободное время. С ним так интересно!». Глупо было бы отрицать, что мне льстит зависть окружающих, еще глупее – утверждать, что я не хотел бы переспать с красивой девушкой, на которую мастурбируют тысячи зрителей и весь канал М4М. Но меня останавливают три фактора.
Во-первых, служебный роман непременно станет достоянием широких масс общественности, особенно после его окончания. И соображение о том, что каждая вторая гримерша будет знать, как я скриплю во сне зубами, или мочусь в душе, или кричу во время оргазма, меня совершенно не греет. Согласитесь, нет ничего приятного в том, чтобы встречаться взглядом со стайкой редакторов в столовой, которые смотрят так, будто сотню раз с тобой переспали, всем своим видом показывая, мол, нам известно, что ты пердишь во сне.
Во-вторых, ходят слухи, которым я, мать их, очень склонен доверять: Семисветова спала (продолжает спать/переспит) с Хижняком. А секс втроем со злейшим врагом не входит в число моих любимых фантазий. Я был бы готов делить ее, скажем с Расселом Брендом, но уж никак не с этой примитивной воинствующей бездарностью.
В-третьих, Дашу не нужно завоевывать. За ней не нужно ухаживать, ее нет необходимости покорять. Она вся как на ладони – понятная и доступная. Мне кажется, я даже знаю, на каком боку она любит спать. Здесь нет страсти, а следовательно, никаких перспектив развития отношений. В этом случае даже одноразовое соитие не катит – оно будет превратно истолковано Семисветовой как моя готовность к роману.
Но как всякий тщеславный ублюдок я позволяю себе не сопротивляться ее настойчивым ухаживаниям. В конце концов кто знает, как оно все повернется? Мы уже не в том возрасте, чтобы разбрасываться такими активами. Хотя иной раз я говорю себе, что, в принципе, было бы неплохо – однажды и, конечно, безо всяких обязательств. И черт с ними, этими гримершами и Хижняком... Короче, хоть по губам себя бей.
– Что ты будешь есть, девушка без возраста? – улыбаюсь я.
– Я бы съела тартар из лосося, какой-нибудь очень легкий салат... – она чертит в воздухе замысловатые фигуры, означающие, видимо, легкость салата, – скажем, с крабом, потом...
– Ясно. Значит, как обычно: местную «Калифорнию» и говенное сашими из лосося, правильно? – Я откладываю меню. – Или еще что?