— Это подарок, — неуверенно произнесла Сьюзен. — От… кое-кого…
Гиппопотам воспоминаний сонно заворочался в болоте сознания. Она сама не могла понять, почему сказала то, что сказала. Уже много лет она не вспоминала о дедушке. До последней ночи.
«Я помню конюшню, — подумала она. — Такую большую, что даже стен не видно. Как-то раз я каталась на тебе. Кто-то держал меня, чтобы я не упала. Но с такой лошади упасть нельзя. Если она сама того не захочет».
— О-о-о-о. А я и не зна-а-а-ала, что ты ездишь верхом.
— Я… когда-то ездила.
— Зна-а-а-ешь, нужно платить. За то, что держишь ту-у-ут лошадь, — сказала Сара.
Сьюзен ничего не ответила. Почему-то она была уверена, что нужная сумма уже заплачена.
— А у тебя не-е-ет сбруи, — заметила Сара.
Тут Сьюзен не сдержалась.
— А мне она и не нужна.
— О-о-о-о, ездишь без седла, да-а-а? А правишь чем, уша-а-ами?
— Наверное, на сбрую у нее денег не хватило, — вставила Кассандра Лисс. — А ты, гномиха, чего уставилась? Это моя лошадь! Кончай на нее глазеть!
— И ничего я не глазею, — смутилась Глория.
— А то я не вижу, как у тебя слюни текут, — огрызнулась Кассандра.
По булыжникам быстро простучали каблучки, и Сьюзен одним прыжком вскочила на спину лошади.
Она окинула взглядом замерших в изумлении девушек, после чего оглянулась в сторону расположенной сразу за конюшнями тренировочной площадки. Там были установлены препятствия — простые жерди, положенные на бочки.
Лошадь, хотя Сьюзен даже пальцем не шевельнула, вдруг развернулась и рысью проследовала на площадку, направляясь к самому высокому препятствию. Потом возникло ощущение стремительно высвобождающейся энергии, затем — мгновенное ускорение, и препятствие промелькнуло где-то далеко внизу…
Бинки плавно затормозила и остановилась, переступая с копыта на копыто.
Девушки, видимо, лишившись дара речи, молча таращились на Сьюзен.
— А так и должно быть? — наконец спросила Нефрита.
— В чем дело? — удивилась Сьюзен. — Никогда не видели, как прыгает лошадь?
— Видели, — произнесла Глория медленно и осторожно, как будто боялась, что от звука ее голоса вселенная вдруг возьмет да и разлетится на мелкие кусочки. — Но все дело в том, что лошади обычно опускаются на землю.
Сьюзен посмотрела вниз.
Бинки висела в воздухе.
Какой приказ следует отдать, чтобы лошадь снова вошла в контакт с землей? До сих пор в подобных командах общество любителей верховой езды не нуждалось.
Словно уловив мысли девушки, лошадь начала плавно опускаться. На мгновение ее копыта погрузились в землю, словно земная твердь была не более плотной, чем туман, но затем, как будто поразмыслив немного, Бинки наконец определила верный уровень и решила остановиться на нем.
Первой обрела дар речи Сара Благост.
— Мы все расска-а-ажем госпоже Ноно, — пообещала она дрожащим голосом.
Сьюзен была порядком ошеломлена — она, можно сказать, впервые в жизни испытала настоящий страх, — но абсолютная глупость высказанных Сарой слов мгновенно вернула ей нечто похожее на прежнее благоразумие.
— Правда? — язвительно осведомилась Сьюзен. — И что же, интересно, вы ей расскажете?
— Ты заста-а-авила лошадь прыгнуть, а потом… — Девушка резко замолчала.
— Вот-вот, — кивнула Сьюзен. — По-моему, летающие лошади — не та вещь, о которой стоит всем рассказывать.
— И все равно та-а-акое поведение нарушает правила школы, — пробормотала Сара.
Сьюзен завела белую лошадь в свободный денник и начала чистить ее бока скребком. В кормушке с сеном что-то громко зашуршало, Сьюзен показалось, что там мелькнула белая кость.
— Крысы поганые, — вернулась в реальный мир Кассандра. — Развелись тут. Но госпожа Ноно уже приказала садовнику разложить по конюшне яд, я сама слышала.
— Сколько хорошей еды пропадет, — грустно отозвалась Глория.
Тут, похоже, в мозгу Сары зародилась какая-то мысль.
— Послу-у-ушайте! — вдруг воскликнула она. — Не могла же эта лошадь висеть в воздухе! Лошади ведь так не умеют!
— Стало быть, нам всем померещилось, — ответила Сьюзен.
— Она просто зависла, — сказала Глория. — Вот и все. Как в баскетболе[6]. Ничего другого и быть не могло.
— Да.
— Так все и было.
— Да.
Человеческий разум обладает уникальной способностью к восстановлению. Разуму троллей и гномов свойственна та же черта. Сьюзен удивленно смотрела на своих подруг. Висящую в воздухе лошадь видели все без исключения, но эти воспоминания тут же были тщательно спрятаны в самых далеких глубинах подсознания, а ключ в замке сломан.
— Кстати, — сказала она, не сводя глаз с кормушки, — никто из вас не знает, в этом городе есть волшебник?
— Я придумал, где мы будем играть! — радостно сообщил Золто.
— Где? — спросил Лава.
Золто рассказал.
— В «Залатанном Барабане»? — переспросил Лава. — Но там же топорами кидаются.
— Зато мы будем в полной безопасности. Члены Гильдии туда не суются.
— Да, конечно, потому что Гильдия теряет там своих членов. Вернее, их члены теряют там свои члены.
— Мы получим пять долларов, — сказал Золто.
Тролль замялся.
— Пять долларов мне совсем не помешают, — согласился он.
— Третья часть от пяти долларов, — поправил его Золто.
Лава нахмурился.
— Это больше или меньше пяти долларов?
— Послушайте, нас хоть заметят! — воскликнул Золто.
— А я не хочу, чтобы меня заметили в «Барабане», — упорствовал Лава. — Совсем не хочу. Оказавшись там, лучше спрятаться за что-нибудь и носа не высовывать — если хочешь покинуть этот трактир живым.
— Нам нужно что-нибудь сыграть, — не сдавался Золто. — Что угодно. А новый владелец трактира без ума от всяческих развлечений.
— У них, кажется, был однорукий бандит.
— Да, но его арестовали.
Одной из основных достопримечательностей Щеботана были цветочные часы. И часы эти были особенными.
Все лишенные воображения городские власти во всей множественной вселенной сооружают цветочные часы согласно простому принципу: берут громадный часовой механизм, маскируют его пошлой клумбой, а цифры высаживают миленькими цветочками[7].
Часы Щеботана, напротив, представляли собой круглую клумбу, усаженную двадцатью четырьмя видами цветов, тщательно отобранными согласно их способности открывать и закрывать бутоны в строго определенное время…
Когда Сьюзен пробегала мимо, лепестки пурпурного ползунка раскрывались, а цветы мэриных губок закрывались. Примерно половина одиннадцатого.
Улицы были пустынны. Люди, приезжающие в Щеботан в поисках приятного времяпрепровождения, предпочитали поскорее покинуть эти места. Щеботан был настолько респектабельным городом, что даже собаки тут спрашивали разрешения, прежде чем поднять ногу, причем в строго отведенных для этого местах.
Вернее, улицы были почти пустынны. Сьюзен казалось, что она слышит за своей спиной чей-то быстрый топоток, но ее преследователь двигался так быстро и прятался так умело, что разглядеть можно было лишь намек на какую-то неопределенных очертаний тень.
Возле улицы Трех Роз Сьюзен замедлила шаг.
Глория сказала, что волшебник живет именно здесь, где-то неподалеку от рыбной лавки. Знать о волшебниках ученицам колледжа было не положено. В личной вселенной госпожи Ноно волшебники занимали крайне низкое место.
В сгустившейся темноте переулок выглядел весьма зловеще. Тусклый свет факела, горящего в середине улочки, придавал теням еще более угрожающий вид.
Но тут Сьюзен заметила, что к стене одного из домов приставлена лестница и по ней явно собирается подняться какая-то девушка, облик которой показался Сьюзен неуловимо знакомым.
На звук шагов Сьюзен девушка обернулась, и лицо ее озарилось радостной улыбкой.
— О, привет, — сказала она. — Доллар не разменяешь?
— Э-э, что?
— Очень нужна пара монет по полдоллара. Такая такса. Но можно и медяками.
— Гм… Извини, вряд ли я смогу чем-нибудь тебе помочь. Мне выдают всего пятьдесят пенсов в неделю.
— Проклятье. Ладно, обойдусь как-нибудь.
Насколько могла судить Сьюзен, девушка была не из тех, что зарабатывают на жизнь в темных переулках. Она была крепкой и… чистой и походила, скорее, на медсестру, из тех, что помогают пациентам, возомнившим, будто бы они теперь навсегда прикованы к постели.
И было что-то очень, очень знакомое в ее облике…
Девушка вытащила из кармана платья клещи, поднялась по лестнице и скрылась в одном из окон.
Сьюзен овладели сомнения. Девушка вела себя по-деловому, но по собственному опыту, хоть и достаточно ограниченному, Сьюзен знала, что люди, взбирающиеся ночью по лестницам, — это Злодеи, которых Решительным Девушкам следует задерживать. Она уже собралась было отправиться на поиски ближайшего стражника, как вдруг в другом конце переулка открылась дверь.
Сьюзен овладели сомнения. Девушка вела себя по-деловому, но по собственному опыту, хоть и достаточно ограниченному, Сьюзен знала, что люди, взбирающиеся ночью по лестницам, — это Злодеи, которых Решительным Девушкам следует задерживать. Она уже собралась было отправиться на поиски ближайшего стражника, как вдруг в другом конце переулка открылась дверь.
Из нее вывалились двое мужчин в обнимку и веселыми зигзагами направились к главной улице. Сьюзен тихонько отошла в сторону. Что-что, а оставаться незамеченной она действительно умела.
Мужчины прошли сквозь лестницу.
Либо мужчины были не совсем материальны — однако издаваемые ими звуки говорили об обратном, — либо что-то было не в порядке с лестницей. Но девушка ведь поднялась по ней…
…А теперь спускалась, что-то торопливо пряча в кармане.
— Ангелочек даже не проснулся, — сказала она.
— Извини? — не поняла Сьюзен.
— У меня не было пятидесяти пенсов, — продолжала девушка, с легкостью забросив лестницу на плечо. — Но правила есть правила. Пришлось взять еще один зуб.
— Что-что?
— Все проверяется, понимаешь. Если количество зубов не совпадет с количеством истраченных долларов, меня ждут большие неприятности. Впрочем, ты сама знаешь, каковы правила.
— Какие правила?
— Я не могу всю ночь стоять тут с тобой и болтать. У меня еще шестьдесят посещений.
— Почему я должна знать о каких-то там правилах? Кого ты посещаешь? И зачем?
— Детей, конечно. А детей нельзя разочаровывать. Представь их лица, когда они поднимут подушки и ничего там не найдут.
Лестница. Клещи. Зубы. Деньги. Подушки…
— Только не думай, что я поверю, будто бы ты — та самая зубная фея, — с подозрением произнесла Сьюзен.
Она дотронулась до лестницы. Лестница показалась ей достаточно прочной.
— Не та самая, а просто зубная фея, — ответила девушка. — Странно, что ты этого не знаешь.
— Почему странно? — спросила Сьюзен, но девушка уже скрылась за углом.
— Потому, — раздался голос за ее спиной. — Потому что только посвященный способен видеть посвященного.
Она обернулась. В небольшом открытом окне сидел ворон.
— Лучше зайди в дом, — сказала птица. — В таких переулках можно встретить кого угодно.
— Кое-кого я уже встретила…
Рядом с дверью на стене дома висела бронзовая табличка. Которая тут же сказала Сьюзен, что тут проживает…
— К.В. Сырвар, доктор медицины (Незримый Университет), бакалавр магии, бакалавр финансов.
Впервые в жизни Сьюзен услышала, как говорит металл.
— Элементарный фокус, — небрежно заметил ворон. — Она почувствовала, что ты смотришь на нее, и…
— К.В. Сырвар, доктор медицины (Незримый Университет), бакалавр магии, бакалавр финансов.
— …Заткнись… Просто толкни дверь.
— Но она заперта.
Склонив голову на бок, ворон смерил ее глазками-бусинками.
— И тебя это останавливает? Хорошо, сейчас принесу ключ.
Через мгновение он вернулся и бросил на булыжную мостовую огромный железный ключ.
— А волшебник дома?
— Дома? Да, конечно. Храпит, как зверь.
— А я думала, волшебники по ночам не спят!
— Только не этот. В девять часов чашка какао, и через пять минут весь мир для него исчезает.
— Но я же не могу просто так войти в чужой дом!
— Почему? Ты же пришла ко мне. Как бы там ни было, мозг данного предприятия — я. А он просто носит смешную шляпу и размахивает руками.
Сьюзен повернула ключ.
Внутри было тепло. Комната была битком набита обычными волшебными атрибутами: горн, рабочий стол, заставленный колбами и заваленный свитками, книжный шкаф, полки которого прогибались под весом книг, с потолка свисало чучело аллигатора, тут и там стояли заплывшие воском свечи, на столе на черепе сидел ворон.
— Не удивляйся, — сказала птица. — Все это ты можешь найти в каталогах. И заказать по почте. Думаешь, свечи сами так заплыли? Над каждой не меньше трех дней работал опытный специалист.
— Все ты придумываешь, — уверенно произнесла Сьюзен. — Черепа по каталогам не продаются.
— Ну, тебе виднее, — хмыкнул ворон. — Ты ведь у нас образованная.
— Что ты хотел сообщить мне прошлой ночью?
— Гм? — переспросил ворон.
Клюв его сразу приобрел виноватый вид.
— Самый настоящий… Взаправдашний… И так далее…
Ворон озадаченно почесался.
— Понимаешь ли… На самом деле я не должен был говорить тебе это. Мне нужно было просто предупредить тебя о лошади. Но меня понесло. Кстати, лошадь появилась?
— Да!
— Так залезь на нее.
— Уже залезала. Таких лошадей не существует. У настоящих лошадей проблем с приземлением не бывает.
— Госпожа, лошадь более настоящую, чем эта, нужно еще поискать.
— И я знаю, как ее зовут! Я уже каталась на ней! Раньше!
Ворон вздохнул, вернее, издал клювом звук, похожий на вздох.
— Что ж, тогда залезай на лошадь и вперед. Он выбрал тебя.
— Вперед — это куда?
— А вот этого мне знать не положено. Ты должна сама все выяснить.
— Предположим, я полная дура и ничего не понимаю… Не мог бы ты хотя бы намекнуть, что произойдет?
— Ну… ты книжки читала? Наверное, не одну и не две. А ты никогда не читала о детях, которые оказывались в далеком волшебном царстве, где их ждали разные приключения, гоблины и все такое прочее?
— Конечно читала, — мрачно произнесла Сьюзен.
— Вот тебе и намек…
Сьюзен взяла пучок какой-то волшебной с виду травы и покрутила его в руках.
— Кстати, на улице я встретила девушку, которая заявила, будто бы она — та самая зубная фея.
— Ты что-то путаешь. Той самой быть не может. Я лично знаю трех зубных фей, а их, наверное, больше.
— Но зубных фей не существует. Я имею в виду… Не знаю. Я думала, это детские сказки. Как и Песочный человек или, скажем, Санта-Хрякус[8].
— Глядите-ка! — воскликнул ворон. — А наш тон немного изменился! И куда только подевалась твоя уверенность? Ты уже не говоришь: «Такого не может быть», а предпочитаешь: «Не знаю».
— Но всем же известно… То есть я хочу сказать, что существование старика с бородой, раздающего детям сосиски и требуху на День Всех Пустых, противоречит всякой логике.
— В логике я ничего не понимаю. Никогда ее не изучал, — заявил ворон. — По-моему, жить на черепе не совсем логично, однако я ведь на нем живу.
— И Песочного человека, который бродит повсюду и сыплет в глаза детям песок, чтобы они заснули, — его тоже не может быть, — продолжила Сьюзен, однако уже не столь уверенным голосом. — Сам подумай, таскать на спине мешок с песком — замучишься ведь.
— Возможно, возможно.
— Ну, мне пора, — сказала Сьюзен. — Ровно в полночь госпожа Ноно проверяет спальни.
— И сколько в школе спален? — поинтересовался ворон.
— Около тридцати.
— И ты веришь, что она проверяет все спальни ровно в полночь, но не веришь в Санта-Хрякуса?
— Все равно мне пора, — покачала головой Сьюзен. — Гм. Спасибо тебе.
— Запри за собой дверь, а ключ брось в окно.
В комнате было тихо, только потрескивали угли в камине.
— Ох уж эти современные дети… — сказал череп немного погодя.
— Лично я считаю, что во всем виновато образование, — откликнулся ворон.
— О да, — согласился череп. — Избыток знаний очень опасен. Куда опасней, чем недостаток. Я, когда еще был живым, всем об этом говорил.
— И когда же такое было?
— Не помню. Кажется, я был тогда достаточно осведомленным человеком. Учителем или философом… или кем-то еще навроде. А сейчас лежу на столе, и на меня гадит птица.
— Очень аллегорично, — заметил ворон.
Сьюзен не знала, что такое сила веры — об этом ей никто не рассказывал. И уж тем более никто не рассказывал ей о том, какие штуки способна вытворять сила веры в комбинации с высоким волшебным потенциалом и крайне низким индексом реальности, которые присущи Плоскому миру.
Вера создает пустое место. Которое обязательно должно быть заполнено.
И это вовсе не означает, что вера отвергает логику. Например, всем очевидно, что Песочный человек носит свой песок в маленьком мешочке.
На Плоском мире Песочному человеку не нужно заботиться о пополнении запасов песка.
Была почти полночь.
Сьюзен прокралась в конюшню. Нельзя же оставлять тайну нераскрытой!
В присутствии Бинки остальные постояльцы конюшни вели себя тихо. Большая белая лошадь светилась в темноте.
Сьюзен сняла с крюка седло, но по некоторому размышлению повесила его обратно. Какая разница — с седла тоже можно свалиться. И уздечка тут все равно что руль на камне.
Она открыла воротца, ведущие в денник. Обычно лошади не любят пятиться, ведь то, чего они не видят, для них просто не существует. Но Бинки сама вышла из денника, после чего приблизилась к большому чурбану, с которого девушки залезали на лошадиные спины, и выжидающе посмотрела на Сьюзен.