Найти ее двор не составило труда. Вадим забежал в подъезд. Там прямо у двери, опершись на облупленную стену, сидя спал вонючий бомж. Под его штанами расползлась лужа. Бомж то и дело всхрапывал и сучил ногами. Косясь на него, Вадим едва не споткнулся о ступеньку. Удержался. Странно, что бомжа никто не гонит.
На площадке по пять квартир, значит, пятнадцатая на третьем этаже, крайняя справа. Ни на одной двери не было номера — приходилось считать, поднимаясь, и мысленно развешивать номера. По идее эта, украшенная схематично нарисованным членом и соответствующей надписью внизу. Н-да-а, девушка, любят тебя соседи!
Палец лег на кнопку звонка. Надавил — раз, другой, третий. Не работает. Пришлось стучать. Сначала — костяшками пальцев, потом — кулаком. Глухая она, что ли? Или соврала?
— Кто? — наконец донесся недовольный голос.
— Я! Да открывай же!
— Кто это «Я»? Много вас всяких тут шастает.
— Ну, подвозил тебя недавно.
— А-а-а! Добрый лунарик! Никак знакомиться явился? А машинку свою, что, внизу оставил?! Совсем сдурел?
Изнутри донеслись скрежещущие звуки — девушка открывала многочисленные замки. Выглянула в щелку, распахнула дверь… выхватила пистолет и рванула вниз по лестнице. Загрохотали ботинки, девушка обложила кого-то по матушке. Выглянув в оконный проем (без стекол и рам), Вадим сам чертыхнулся. Черноволосая разгоняла бомжей, которые рассматривали Эйприл, решая, потрошить ее или нет. Завидев пистолет, они расползлись по углам. Когда девушка вернулась, Вадим кивнул на пистолет и кисло улыбнулся.
— Только не говори, что у тебя есть разрешение. Ты что, в органах служишь?
Девушка отдышалась, откинула волосы с раскрасневшегося лица, сказала тихо:
— Прости, ты о чем?
До Вадима дошло, что он сморозил глупость, но в чем именно глупость, сообразить было трудно. Думая, что девушка неправильно поняла слово «органы», он уточнил:
— Ну, из полиции.
И тут она запрокинула голову и расхохоталась. Вадим сжал челюсти. Чего она ржет-то? Психическая.
— То есть… ты хочешь сказать, что, — девушка давилась смехом, — что… у тебя нет… оружия? Что… ой, прости… ми-ли-ция только стреляет?! И ты поперся в пекло? Ты бы… еще с голой жопой к пидорам явился!
Похоже, Вадим таки был идиотом, потому что смысл ее речей все больше ускользал. Как будто он разговаривал с инопланетянином. Не выдержав, он заорал:
— Хватит кривляться! — он ударил стену. — Можешь объяснить, что происходит, или нет? Зачем я, по-твоему, приехал?
Узкое лицо девушки вытянулось еще больше, она начала пробираться к квартире.
— Ты сумасшедший, лунарик?
— Боюсь, что да, да! Я — псих, меня надо в дурку, ага. — Он отрешенно смотрел, как с разбитой руки капает кровь.
— Куда? Куда тебе надо?
— В дурдом, — сказал Вадим равнодушно и зашагал вниз по лестнице.
Почему-то девушка догнала его, развернула, заглянула в глаза:
— И куда ты теперь?
— Домой.
— Где ты живешь?
Вадим назвал адрес. Девушка схватила его за рукав и потащила за собой.
— Ну знаешь! Ну и шуточки у тебя! Имя-то хоть скажешь?
— Вадим.
— Я Сандра.
Квартира Сандры напоминала барак в казарме: облупленные стены, панцирная кровать у стены, доисторический колченогий стол и вполне современный шкаф. Паркет на полу вздыбился и жутко скрипел. Усадив гостя на единственный стул, Сандра взяла со стола стремного вида самокрутку, чиркнула «Зиппой» (паленой, китайской, наверное). Завоняло. Не табак, не ганжа — дерьмо сушеное. Вадим уронил голову на сложенные руки. В сознании было пусто и грязно, как в комнате после вечеринки. Он боялся думать и строить предположения. Стоя у порога правды, боялся отворить дверь и узнать.
— Чай или что-нибудь покрепче?
— Мне бы не чаю. Мне бы понять, что происходит, — сказал Вадим жалобно.
— Ничего. Почему ты думаешь, будто что-то происходит? Откуда ты вообще взялся? Ты головой не ударялся случайно?
— Нет.
Не поверила. Ощупала его голову, взъерошила волосы и проговорила:
— Тебе к лунарям надо. Если это просто стресс, то помогут. Если нет… Увы.
— Знать бы еще, кто такие лунари. Слушай, я случайно не сплю, а? Вот, возьми, ткни в меня вилкой.
Сандра швырнула протянутую вилку в угол комнаты.
— Значит, все мы тут спим. Говоришь, что ты живешь на Гоголевском… И где же? Где ты хранишь свою машину? Почему ты еще жив? Это ведь у тебя на пальце — золото? Да там, у Баронства, только торгаши живут, а они не психи, чтобы сюда соваться. Короче, или говори правду, или вали к черту и не пудри мне мозги. Не похож ты на дурика. И что играешь, тоже не похоже. Рассказывай по порядку, с самого начала.
— С рождения, что ли?
— Дурак. С утра. Последовательно.
— Да ничего особенного. Раздолбали на работе, пригрозили уволить…
— Где ты работаешь? Кем?
— Дизайнером.
— Ни фига себе! Дизайнер… это что? Ладно, проехали… Потом?
— Потом меня на Рублевку друган позвал, на пикник к его крестному, который в строительной фирме не самый последний человек. Ну, я думал устроиться…
— Что такое пикник? — с серьезным видом спросила Сандра.
— Ну, люди едут на природу, жарят шашлык, это мясо, — на всякий случай добавил Вадим, — выпивают…
— Шаш — кто?.. — Сандра хихикнула. — Мясо. Хорошо живешь, раз мясо жрешь. В лесу…
— По-моему, не я псих, а ты. — Вадим поднялся. — Пока ты мне на голову не свалилась, все было хорошо. Ездишь теперь по ушам. Какие-то лунатики у тебя, погони… это… это — мания преследования! — Он ткнул пальцем в потолок. — И вообще… ты мне снишься. Ты и эти сраные трущобы!
— Значит, снюсь? — Сандра отодвинула занавеску, похожую на дырявую половую тряпку, толкнула Вадима к окну. — Полюбуйся. На природу он собрался! Да туда никто не сунется добровольно! Во-первых, земельники, во-вторых, радиация. Мясо… Крыс все жрут, очнись, дружок, крыс! Радиоактивных голых крыс!
— Альтернатива, — пробубнил Вадим и рухнул прямо на пол. — Черт. Лучше бы ты мне снилась! Блин, у вас тут что, война? И угораздило же!
— А сам-то ты откуда? — проговорила Сандра уже без тени иронии.
— Откуда, откуда… Отсюда! Из Москвы… но из другой. Из Москвы, где чисто, мирно, никто не стреляет, можно поехать в лес и пожарить мясо, рыбу в речке половить. Не в городе, конечно, в области… А здесь небось подохла вся рыба… Блин, — он сжал голову, — с кем воюем-то?
— Выходит, ты не тутошний? А ну дай-ка на тебя посмотреть.
Вадим поднялся. Сандра обошла вокруг, разглядывая его как музейный экспонат.
— Да, шмот странный. Ничего подобного я у лунарей не видела, — приговаривала она себе под нос. — И вряд ли за полтора года у них что-то изменилось. Е-мое, какая я легковерная!
Ее лицо понемногу менялось: сначала на нем читалось недоверие, потом — интерес и, наконец, восхищение.
— Как же тебя угораздило?
— Если бы я знал! Ехал, ехал и не заметил… только потом… Думал, просто заблудился, заехал в плохой район. Что мне теперь делать?
— Давай, что ли, хряпнем? — предложила она, пошарила по стене под древним, битым молью ковром.
С легким свистом фальшь-стена опустилась на тросах, открыв взору вполне приличное помещение с мягким уголком, книжной полкой и комодом.
— Ну, что ты косишься? Здесь, если узнают, что у тебя есть что-то интересное, это что-то сразу же отнимают. Иди сюда. Дай посмотрю на твою травму.
Откупорив бутылку водки, она полила ушибленную руку Вадима. Жжется! Пришлось стиснуть зубы.
— Ты хряпнуть предлагала, — проговорил Вадим, разглядывая покрасневшие костяшки пальцев. — Как у нас говорят, без пол-литры не разберешься.
— У нас тоже так говорят.
Вадим отказывался принимать происходящее, теплилась коматозная надежда: сон, психоз. Чтобы выжить, надо закопать трусливые мыслишки, действовать по обстоятельствам… И выпить, естественно.
— Тебе нужно коня спрятать. Иначе до утра его разберут на запчасти… на органы то есть, — Сандра приложилась к горлышку, поморщилась. — Что ты об этом думаешь?
— Что надо выжить. Надо принять происходящее. И при этом не сойти с ума. Слушай, наверно, я умер. Умер и попал в ад?
— Да не кипишуй ты. Все в норме. И твой коняжка нам еще пригодится.
Вадиму не понравилось это «нам», но он промолчал. Девушка продолжила:
— Я же тебя не гоню, ты мне спас если не жизнь, то честь и достоинство, — тут она криво улыбнулась, — точно. Так что я твой должник. Да присядь ты! Маячишь, думать мешаешь.
Вадим закашлялся от едкого сигаретного дыма. Сандра дымила, как коксохимкомбинат.
— Есть тут одно место — бункер. Его знакомый барон к рукам прибрал, сам там редко появляется и разрешил мне жить. Но теперь-то я не одна… А, хрен с ним, поехали. — Она вскочила с дивана и заходила по комнате.
— Я же тебя не гоню, ты мне спас если не жизнь, то честь и достоинство, — тут она криво улыбнулась, — точно. Так что я твой должник. Да присядь ты! Маячишь, думать мешаешь.
Вадим закашлялся от едкого сигаретного дыма. Сандра дымила, как коксохимкомбинат.
— Есть тут одно место — бункер. Его знакомый барон к рукам прибрал, сам там редко появляется и разрешил мне жить. Но теперь-то я не одна… А, хрен с ним, поехали. — Она вскочила с дивана и заходила по комнате.
— Барон, в смысле настоящий барон? Ни-че-го не понимаю.
— Бароны — самые хитрые, сильные и злобные, волки среди людей. У баронов дома отапливаются, освещаются… В общем, это бандюганы, которые сумели урвать кусок посочнее.
Вернув на место фальшь-стену, Сандра направилась к выходу. Вадим потащился следом. У двери она стянула с него черную кожаную куртку с красными вставками, напялила и сказала:
— Уж извини, но у нас мужики так не одеваются. И даже у лунарей не одеваются. Смотри, как мне подошла.
— А знаешь, из чего сделана эта куртка? — проговорил он на ходу.
— Не-а.
— Из кожи.
Сандра осторожно ощупала куртку, точно она была из хрусталя.
— Из чьей?
— Из человечьей, из чьей же еще, — сморозил Вадим и тут же пожалел: девушка сорвала с себя куртку и бросила прямо в спящего бомжа, который с недовольством хрюкнул, но не проснулся.
— Пошутил я! Пошутил! — Он бросился спасать дорогую сердцу вещь, поднял и вскинул руки, будто сдаваясь. — Свиная кожа. Ну, свиньи… розовые, с пятаками.
— Придурок, — проговорила она, успокаиваясь. — Знаешь, для нас свиная кожа такой выделки более фантастична, чем человеческая. Когда я была лунарем, у нас поймали маньяка. Он брал красивых девушек отсюда, из нижнего города, фотографировал, насиловал и живьем снимал с них кожу. И долго не давал умирать, для этого есть много приспособлений. У него в доме… это была богатая сволочь… стоял огромный шкаф, забитый изделиями из кожи. И на каждом изделии — фотография с именем.
— То есть лунари — это каста? И бароны — каста?
— В некотором смысле. Я тебе все покажу. И расскажу. На вот. — Она протянула миниатюрный пистолет.
Вадим повертел его в руках и вернул.
— Я толком и стрелять не умею… Ну, был на стрельбах в армии от универа. Но чтобы в живого человека…
— Мальчик из Поднебесья, — вздохнула она. — Ты живешь в раю!
— Жил, — сказал Вадим и стартанул, не надевая шлем, чтобы слышать Сандру.
— Едем через мост, на улицу Науки. Знаешь, где это?
— Понятия не имею. Показывай.
Унылые пейзажи тянулись бесконечно. Серые спальные районы чередовались с развалинами. Похоже, здесь уже давно ничего не строилось. Кое-где виднелись высоченные каменные заборы, защищающие десяти-двенадцатиэтажные дома. Ничто не напоминало район Филевского парка.
— Там живут бароны, — прокомментировала Сандра, склонившись над его ухом, когда он притормозил. — Девяносто девять процентов из них — отморозки. У них свои банды. У некоторых — целые недурно вооруженные полки. Бордели, заводики, где дурь делают. И золота там — завались. Кланы между собой раньше враждовали, сейчас вроде все поделили, мирно сосуществуют. Скоро увидишь аккуратненькие пятиэтажки, это жилища барончиков — тех, кто неплохо выслужился перед баронами. В таких домах — бронедвери и взвод охранников. От налетов неудачников защищаются.
— Веселенько, — пробормотал Вадим и тронулся с места. — Девяностые форева!
— Че-го? Говори громче! Ветер же в лицо!
— Да так! Ничего!
Как только выехали на мост, Вадим затормозил.
Там, где, окутанные шапкой облаков, должны были нависать над городом башни Москва-Сити, высились шпили сталинских небоскребов, вроде главного здания МГУ. Мрачные, из темного кирпича, протыкали они серое небо. Вадим слез с мотоцикла и слепо пошел вперед. Одна, две… Семь… Да сколько их там, этих шпилей? Переходами соединены, вся та территория, которая раньше под Сити была, — застроена.
Сандра вытащила из рюкзачка и сунула ему бинокль. Вадим на секунду зажмурился и только потом поднес его к глазам.
Участок Третьего кольца, район Тестовской, был превращен в укрепрайон. Бетонные отбойники, вспаханная, рыхлая земля. Периметр. С небольшого возвышения открывался вид на высоченный забор с караульными башнями, прожекторами, колючей проволокой. За всем этим — забор еще выше.
— Там пять ступеней защиты, — подсказала Сандра.
В горле у Вадима пересохло. Похоже, со стороны суши к высоткам не было доступа, бывший старый райончик, Камешки, что ли, — смешной такой, пятиэтажные кирпичные дома которого казались на фоне новых небоскребов спичечными коробками, — давно сровняли с землей, траншеями изрыли.
Или не строили никогда. Сколько лет этому кошмару? Зачем? Господи, зачем в Москве новый Кремль? Пять заборов, полоса отчуждения… Размах, характерный для прошлой эпохи, помпезность и монументальность совка.
А башни впечатляли. Ни выбитых стекол, ни грязи.
— Что это?
— Дом лунарей. Институт. Город в городе. Сердце страны, честь ее, ум и совесть.
Сандра говорила с горькой иронией, и Вадим решил не уточнять.
— Сколько там живет этих… лунатиков?
— Без малого триста тысяч, из них треть — обслуживающий персонал и солдаты с ограничением в правах. Ровно столько могут позволить себе нормальную жизнь. Ровно на такое количество людей хватит ресурсов. По всему миру то же самое. Китай почти весь вымер. Африка и Австралия превратились в пустыню. Пора убираться: вечереет. Ночью даже страх перед местью лунарей не остановит этих крыс. Трогай!
Вадим отдал ей бинокль, нехотя отвернулся от «Сити». Завел мотоцикл.
К месту добрались затемно: об уличном освещении можно было забыть до лунной ночи. Чтобы не привлекать внимание, Вадим выключил фары. Ехали недолго. По прикидкам Вадима, убежище было частью довоенных бункеров и находилось за дачей Сталина. Вопрос, был ли в этом мире Сталин и случалась ли Вторая мировая, Вадим решил пока не задавать.
Широкий ход начинался из подвала полуразрушенного дома. Сандре пришлось попотеть, прежде чем она справилась со ржавыми замками. Вадим катил Эйприл по темному коридору с небольшим уклоном. Сандра шла следом, светила под ноги синеватым фонариком, работающим на динамомашинке. Толку почти не было, зато шума — предостаточно. Коридор закончился бетонной стеной. Вадим ощупал ее: шершавый бетон, бетон… металл.
— Отойди-ка. — Сандра ухватилась за огромный металлический руль, вмонтированный в стену, и принялась его крутить в разные стороны, как если бы это был штурвал корабля. Раздался щелчок. Скрипнули петли, и дверь с протяжным стоном приоткрылась.
Сандра вошла первой, загорелся свет — она дернула за рычаг, торчащий из стены.
— Загоняй машину. Сюда, к стеночке. Вот так.
Дверь захлопнулась за спиной Вадима. Внезапно нахлынула паника. Что он знает о Сандре? Ничего. Вдруг она охотница за головами? Приволокла к черту на рога, чтобы запереть, сдать своему этому… барону, получить денежки, или что у них там, и жить припеваючи. А его порежут на органы…
— Мне здесь не нравится, — сказал он по возможности бодро. — Если я захочу уйти… Я хочу отсюда выбраться!
Эх, нужно было брать пистолет!
— Куда ты пойдешь ночью один без оружия?
— Я могу, да? Прямо сейчас открыть дверь и уйти?
— Да пожалуйста! Но ты же не идиот!
— Она не заперта?
— Изнутри она открывается просто. Там выемка есть… да, эта. Нажимаешь, и…
Щелчок. Сандра не солгала. Она действительно добрая фея. Все-таки не зря он ее подобрал. Как говорится, делай добро и бросай его в воду.
Сандра не двигалась: ждала. Вадим закрыл дверь и виновато развел руками.
— Правильный выбор! — сказала Сандра и уселась за огромный овальный стол.
Вадим рухнул на разложенный диван, задрал голову, разглядывая сводчатый потолок и вогнутые стены, увешанные странными картинами.
Не удержавшись, Вадим приблизился к стене, чтобы внимательнее рассмотреть картины. Выполнены они были по большей части маслом и вблизи представляли собой беспорядочную мешанину мазков. Пришлось переключиться на акварели.
— Это что? Чье?
— Моего знакомого, Леон, он… художник, несмотря на то что барон. Когда у него начинает сносить башню, он запирается тут и рисует. Он вообще-то хороший парень, хотя и странный. Тут еще вторая комната есть, его мастерская. Туда лучше не ходить.
— Приперлись же, — пробурчал Вадим.
Его влекло к небольшому пейзажу: синеватая гладь озера, переходящая в лиловое небо, посреди которого — сотканное из облаков женское лицо.
Портретов среди картин не было. Одни пейзажи. Фантастические животные. Невиданные цветы.
Зачарованный, слонялся Вадим от стены к стене, от картины к картине. В груди ныло, словно в каждый рисунок было заложено чувство: вот светлая-светлая тоска по несбывшемуся, вот тоска вязкая, хватает за ноги и тянет в зыби, здесь — бессильная ярость разбивается волнами об острые скалы. Хватит, и так кошки всю душу изодрали!