Он в ответ ударил меня по ушам, сразу обеими руками. Но и мне не было больно, я не почувствовал ничего. Кроме нового прилива совершенно восхитительного бешенства. Ударил кулаком. В лицо. В поганый гноящийся глаз. В зубы. В остренькие кривые зубы. Чтобы сломать.
Дальше я мало что помнил. Я орал, бил, сам пытался укусить… Потом пришел в себя. Резко.
Я сидел на Баркове. Кулаки мои были разбиты. Губы тоже. Лицо… Казалось, что лица совершенно не было. Да, не было у меня больше лица, одна боль.
Во рту вкус железа и что-то твердое на языке. Я сплюнул. Оказалось — зубы, их осколки. Не думал, что зубы можно так раскрошить…
Барков выглядел не лучше. Его лицо представляло собой спекшуюся кровяную корку, розовую, будто уже покрытую тонкой кожицей… Он больше не был похож на чудовище. Человек, только с разбитым, развороченным лицом.
— Что… — прошепелявил Барков, — что это… было…
Губа у него треснула и выбрызнула наружу сукровицу. Ненормального красного цвета. Наверное, на самом деле из-за освещения так кажется.
Я повалился вбок.
— Что это было? — повторил Барков и сел.
— Надо бежать… — прохрипел я. — Мы чуть не убили… друг друга…
— Надо бежать… — Барков потрогал себя за голову. — Наваждение какое-то… Знаешь, мне показалось, что ты… похож на… одним словом, не на человека…
— Мне тоже. Галлюцинация.
— Надо найти Аполлинарию… — Барков поднялся на ноги, его тут же качнуло, но он удержался. — Времени мало…
Я тоже поднялся. Стоять было тяжело. Голова кружилась, глаза бродили по сторонам. Барков ощупывал себя, переломы, видимо, искал.
— Где бластер? — спросил он.
Бластер валялся метрах в двух. Хорошо, что не попался под руку во время «выяснения отношений», а то раскрошенными зубами дело не ограничилось бы.
— Первый раз, — сказал я.
— Что первый раз?
— Первая драка в моей жизни.
— Ну и как?
— Плохо, — ответил я. — Не понравилось.
Барков покивал.
— Мне тоже в первый раз не понравилось. Потом привык…
Ну да, подумал я. У них там на «Блэйке» и не к тому еще привыкнешь.
— Хорошее местечко, — усмехнулся Барков, бросив взгляд по сторонам. — Отличное местечко…
— Да, — пробормотал я. — А ведь все, что ты рассказывал про этот корабль, правда. Не зря его сюда загнали… Зря мы только в него полезли…
— Ничего, выберемся, — в голосе Баркова, кажется, звучала уверенность. — Главное, не паниковать. Самое главное!
Барков выплюнул зуб, наступил на него, раскрошил подошвой. Затем подошел к оружию, наклонился, подобрал, закинул на плечо.
— Туда, — махнул рукой Барков, — нам туда…
Костыли бы мне, подумал я. И пошагал вслед за Барковым.
Мне казалось, что мы прошли весь коридор, но конца видно не было, ни в одну, ни в другую сторону.
Бесконечный коридор. Мы застряли в бесконечном коридоре.
— Очень похоже на ленту Мебиуса, — сказал я. — Пространство, замкнутое на себя. Или есть еще такие бутылки, в которых дна нет…
— При чем тут лента? — возразил Барков. — Просто тут зло.
— Зло?
— Зло. Или ты не знаешь, что такое зло?
— Почему не знаю, знаю… Зло — это…
Вдруг я подумал, что действительно совсем не знаю, что такое зло. Я с ним раньше не встречался. Самым страшнейшим злом, которое я знал, была плохая погода. Но с плохой погодой было легко разобраться. Ее можно было разогнать. Еще проще было взять и отправиться куда-нибудь. На Кубу или на солнечный Барбадос. Как разобраться с плохой планетой, я не знал.
А Барков, видимо, в зле неплохо разбирался. И я, наверное, буду в нем неплохо разбираться. Если выберусь отсюда.
— Зло — это когда ничего уже нельзя исправить, — попытался я сформулировать.
— Как ты сказал?
— Зло — это когда ничего уже нельзя исправить, — повторил я. — Только что придумал. Знаешь, а ведь действительно, у нас такому совсем не учат. А ведь надо учить…
Барков схватил меня за руку, указал пальцем.
Посреди коридора кто-то стоял. Что-то стояло. Темнело.
— Это она, — прошептал Барков. — Линка…
Я пригляделся и обнаружил, что на самом деле Груша. Мне показалось, что она подвешена к потолку. На ниточках. Или на крючках. Потом пригляделся и понял: просто Груша стояла в такой вывернутой позе, что даже было трудно поверить.
С правой руки Груши капала кровь.
Барков снова указал пальцем. И я увидел, как капающая кровь впитывается в палубу. В сталь.
— Надо ее снять, — сказал Барков. — Сейчас же…
Мы кинулись к Груше, подхватили под руки и сдернули с невидимых крючков. Груша вцепилась в нас так сильно, что я почувствовал, как ее ногти впились мне в кожу.
— Красный человек… — произнесла Груша. — Красный человек, красный человек…
Она стояла и все повторяла, повторяла: «Красный человек, красный человек, красный человек…» — так что я даже стал оглядываться в поисках того человека. Она никак не могла в себя прийти, и Барков стукнул ее по голове. Груша растеклась по стене.
— Так лучше, — сказал он.
Смешно, но Грушины косички были твердые, они стояли торчком.
— Что с ней? — спросил я.
— Шок, — ответил Барков. — Видимо, она наткнулась на что-то… Страшное. Она одеревенела от ужаса.
— Что нам с ней делать?
— Отойдет, — успокоил меня Барков. — Она отходчивая, я заметил… Надо вынести ее на воздух…
Барков замолчал, будто к чему-то прислушиваясь.
— Где он тут, воздух? — помотал головой я. — Знаешь, коридор был ведь совершенно прямым, а мы заблудились.
— Знаю. И все гораздо хуже.
— Что ты имеешь в виду?
— Скоро ночь, — ответил Барков. — Ночью тут будет… будет плохо… совсем…
— Может, назад в рубку вернемся? Там лучше.
— Мы уже не вернемся. Надо только вперед…
— А-а-а!!! — завопила вдруг Груша.
Мы не могли ее удержать. Груша билась в припадке, хотя я висел на одной ее руке, Барков на другой. Барков снова пытался ее вырубить, однако у него не получилось — Груша дрыгалась слишком мощно. В конце концов она отшвырнула меня, и я брякнулся о стену. И тут же Барков, изловчившись, все-таки стукнул Грушу по голове. Та отключилась.
— Черт! — снова выругался Барков. Ударил разбитым кулаком в стену, поморщился.
— Что такое «черт»? — спросил я, поднимаясь на ноги. Мне давно хотелось узнать. Интересное слово.
— Черт? Не знаю. Старое слово. Что-то нехорошее. Сделаем так…
Прямо по курсу послышалось идиотское игогоканье, затем поскуливание, какой-то грохот — и показался Колючка.
По коридору шагал Колючка. Вернее, не шагал, а перемещался. Он был перемазан той самой коричневой дрянью, в которую влетел при входе я.
— Колючка… — удивленно прошептал я.
Он прилипал правой лапой, дергал ее, утрачивал равновесие, влипал в палубу другой лапой, падал на бок и прилипал передними лапами, стремился оторваться, прилипал спиной, топорщил иглы и вскакивал. Дальше все начиналось по кругу.
Перемещение его было настолько смешным, что если бы существовал конкурс «Дурацкая походка», то Колючка занял бы на нем все призовые места.
Тем не менее каким-то непостижимым образом Колючке перемещаться удавалось. Мы с Барковым, раскрыв рты, глядели на это чудо. Потом случилось и вовсе невообразимое — Колючка ухитрился оторваться сразу всеми четырьмя лапами, подскочил вверх, но приземлился не очень удачно, на морду. И прилип ушами.
Дернулся. Уши затрещали.
Колючка запищал и попробовал освободиться, отталкиваясь передними конечностями. Не получилось — лапы проскользнули. Колючка пошел вправо. Он пищал и катался по кругу, центр которого приходился на уши. Когда уши скручивались до предела разрыва, Колючка начинал разворачиваться в другую сторону, не забывая косить глаза, взвизгивать и корчить зверские рожи.
Просто невыносимо на такое глядеть. Колючка гениален. Даже избыточно гениален. Если бы его взяли в цирк, то клоуны навсегда остались бы без работы. На него бы с Луны прилетали смотреть…
Первым засмеялся я. Почти сразу же засмеялся Барков. Мы смеялись и смотрели на квазикролика, выписывающего по коридору психопатические окружности.
А потом послышался смех откуда-то сбоку. Я скосил глаза — смеялась Груша. Похохатывала, прислонившись к стене. Вытирая лоб рукавом. Пришла-таки в сознание.
Мы смеялись. Смеялись по-настоящему, от души, забыв про коридор, забыв про все, что с нами приключилось, забыв, что находимся в опасности. Просто смеялись и смеялись.
Колючка замер, установился на задние лапы и теперь старался оторвать от палубы свои уши. Не получалось.
— Что тут происходит? — наконец подала голос Груша. — Что у вас с лицами?
— Так, — отмахнулся Барков, — упали с лестницы. А у тебя? У тебя что с лицом?
— Что тут происходит? — наконец подала голос Груша. — Что у вас с лицами?
— Так, — отмахнулся Барков, — упали с лестницы. А у тебя? У тебя что с лицом?
— Так, — тоже отмахнулась Груша, — лестница на меня упала. Ой, не могу…
Она указала рукой на Колючку. Колючка трагично вздохнул и смиренно опустился на палубу.
— Оторвите его… Оторвите дурака от пола… — попросила Груша сквозь смех.
Я отвалился от стены и поплелся к Колючке. Ухватил его покрепче за уши, дернул. Колючка отлип от металла, чуть не прилип ко мне, я вовремя отпрыгнул в сторону и увидел следы. Свои следы — черные. И место увидел, где я вытирал свои подошвы о стену.
— Выход, — указал я пальцем. — Он совсем рядом. Там.
Через минуту мы были на свободе. Груша сразу поперла вверх, к расселине, обратно. Я последовал ее примеру. Изо всех сил.
Глава 14. Резонансная энергетика
Мы не бежали. Мы летели. Истерически, бешено, почти что в панике.
Страх навалился, едва мы вылезли из корабля. Первобытный страх толкнул нас в спины, и мы понеслись. Я бы сказал, что мы бежали, как звери. Сбоку бешено, натыкаясь на камни и отскакивая от них, как теннисный мячик, прыгал Колючка.
Когда оставалось метров пятьсот, вперед вырвалась Груша. Она добралась до расселины первой и ввинтилась в нее с удивительным проворством. Вслед за ней туда подбежал Барков. Заглянул через ее плечо и отвалился к камню.
Я оказался у финиша последним. Приблизился к проходу, но тут из него показалась Груша с перекошенным, дергающимся лицом. И сразу рванула направо, вдоль стены кратера.
Я заглянул в расселину и увидел камень. Прохода больше не было.
Мы с Барковым ничего не сказали друг другу. И так все понятно. А потом мы кинулись за Грушей, которая быстро прыгала по камням вдоль стены кратера.
Остановились километра через три, не меньше, когда я почувствовал, что скоро начну выдыхать куски легких. Остальные, видимо, ощущали приблизительно то же.
Груша, едва остановившись, сразу упала в обнимку с белым гладким валуном. Упали и мы с Барковым. Петр бросил бластер и пополз за пузатый камень, и его стошнило.
Сбоку хрипло дышала Груша. Мощные у нее легкие. Хихикал рядом Колючка. Я дышал мелко. Смотрел вниз.
Там ничего не происходило. «Ворон» темнел на солнечном склоне, щерился острыми краями. Как вчера. Как всегда за последние не знаю сколько лет.
Груша очухалась. Встала на четвереньки и, тряся головой, направилась к Баркову. Тот лежал на животе, стараясь подняться, но вяло. Груша доползла до него и схватила за ноги. Потянула к себе, перевернула, напрыгнула, прижала. И стала методически, наотмашь, лупить его по щекам. Триумф веса.
Я не спешил кидаться в бой, наблюдал. Был уверен, что Баркова так просто не взять, не такой Петр человек.
И действительно. Сначала Барков не сопротивлялся, потом от оплеух сознание у него, видимо, прояснилось, и он стал ставить блоки. Еще минуты через две пришел в себя окончательно и ткнул Грушу в нос. Та ойкнула. Барков ткнул еще раз, Груша схватилась за лицо, Барков уперся ей в плечи, напрягся и отвалил в сторону. Затем встал.
— Ловушка… — прохрипела Груша. — Он затащил нас в ловушку…
— Я не хотел, — возразил Барков. — Я не знал, честное слово.
Груша поднялась. По лицу у нее расплывалось оранжевое кровавое пятно. Я оторвал лоскуток от комбинезона, сунул Груше, она вытерла лицо.
— Надо идти дальше, — предложил я. — Кратер большой, вполне может быть где-то еще один выход.
— Да нет никакого выхода! — застонала Груша и отбросила лоскут. — Вы что, не понимаете? Кратер — мышеловка, корабль — приманка! Его брат, — Груша ткнула пальцем в Баркова, — тоже попался! Он сунулся в корабль и попался!
Барков был растерян. Видимо, такого он не ожидал.
— Ну что? — усмехнулся я. — Теперь ты веришь в Призрак?
Груша промолчала.
— Нет, это обычный обвал! — выкрикнул я. — Вполне может быть, что обычный обвал. Когда мы шли сюда, ты слишком мощно двигала своими боками и сдвинула гору. Надо меньше жрать!
— А идиот Петюня сжег передатчик… — Груша шмыгнула носом. — И теперь мы попались…
Но ведь на самом деле вполне могло быть и так, как я сказал, — расселину могло завалить совершенно случайно. Значит, надежда есть. Поэтому сказал:
— Хватит нюнить. Будем думать.
— Да, надо действительно проверить кратер. — Барков потер щеки, поправил на плече бластер. — Пошли.
Петр повернулся к Груше. Та всхлипнула.
— Вставай, Лина. — Барков похлопал ее по плечу.
Наверное, они на «Блэйке» все друг друга по плечам похлопывали. Обычай у них такой.
— Надо, надо идти. Надо успеть…
Барков поглядел в небо. И я понял, что Барков надеется успеть до темноты.
Кратер оказался больше, чем казалось. Мы шагали и шагали вдоль неровной черной гряды, а ей все не было конца. Выхода не было. Встретилось несколько трещин, но сквозь них никак не продраться. Так, пещерки, куда не смог втиснуться даже худой Барков.
Мы вернулись к расселине, когда уже стало темнеть. Сидели на камнях и смотрели вниз. Устало похихикивал Колючка. «Ворон» лежал перед нами.
Он был мертв. На первый, во всяком случае, взгляд. Но с темнотой корабль оживится. Не знаю как, но с наступлением темноты «Ворон» проснется. Так я думал.
— Что теперь будет? — нервно спросила Груша.
— Залезем на скалу, — предложил Барков.
— Один тут уже залез… — буркнула Груша. — Залез, да не слез.
— Скала самая высокая здесь.
— Он прав, — согласился я. — Нам не следует внизу оставаться, надо повыше, как можно выше.
— А потом? — без злобы осведомилась Груша. — Потом что? Твой брат залез повыше — и… Дурацкая планета!
— «Ворон» — проклятый корабль, — вздохнул Барков. И повторил: — Проклятый.
— А может… — Груша поморщилась, — может, все-таки… не корабль? Возможно, тут что-то с ядром, периодически происходят мощные магнитные выбросы, примерно как солнечные протуберанцы. А? Возможно, аномалия ядра как раз под нами? И первый, и второй корабли попали в магнитный шлейф планеты, потеряли управление и совершили аварийную посадку. Разбились, одним словом. И «Ворон» тут ни при чем?
— Да, — кивнул я, — ни при чем… А как быть с домом?
— С каким домом? Ах, с тем самым… Так тоже магнитные выбросы. Воздействие на мозг. Я же говорю — все могло привидеться.
— Обоим? — едко поинтересовался Барков.
— Обоим. У вас восторженное мировосприятие. Одинаковое. Резонансная энергетика. Вот вам и пригрезилось.
Говорила Груша неубедительно. Ребенок, который идет со свечкой через темноту, тоже твердит: «Чудовищ не бывает, чудовищ не бывает, чудовищ не бывает…» Убеждает себя, что чудовищ нет.
И их нет. В девяноста девяти процентах случаев.
Резонансная энергетика…
— Дай часы, — сказал Барков.
— Что?
— Часы дай!
Груша хмыкнула, сняла с пояса часы и протянула их Баркову. Он принялся разглядывать заднюю крышку. Обнаружил замочек, подцепил его ногтем, крышка откинулась.
В часах не было механизма. Там была пара каких-то шестеренок, и все.
— И что? — растерянно спросила Груша. — Муляж часов? Почему их тогда сюда отправили? Да еще в контейнере?
— Потому, — хмыкнул Барков.
Он осторожно закрыл крышку и так же осторожно вернул их Груше со словами:
— Будем надеяться, что все обойдется.
И Барков пошагал к скале. Колючка за ним. Мы остались вдвоем с Грушей. У нас было несколько минут. Кругом тихо и почему-то очень спокойно. Странное ощущение. Наверное, от усталости. Такое тупое и слегка безразличное состояние, непонятно почему счастливое.
— Он нас дурит, — шепотом сказала Груша. — Барков нас обманывает. И еще кролик… Тебе он не кажется несколько ненормальным?
— Глупый вопрос. Кажется ли мне ненормальным двухметровый кролик-кенгуру с шипами на спине? Да. Но не более, чем дом-людоед. Впрочем, в дом ты не веришь…
— А ты не думаешь, что он как бы свинчен? То есть собран? Как конструктор?
Я хотел сказать, что именно так мне и показалось в первый раз, едва я только его увидел. Но сказал другое:
— Просто инопланетный зверь. Ты сама говорила, он водорослями питается…
— Он вообще не питается. Роботу не нужно питание.
— Что?!
— Колючка — робот, — заявила Груша. — Не животное, а робот. Сразу же видно. Ни в одном животном не могут сочетаться такие несочетаемые детали. Тут явно биомеханика, я не сомневаюсь. Но я недавно поняла, раньше была слишком отвлечена. Знаешь, ты тогда отошел, а у него глаз выскочил, правый. Выскочил и повис на прозрачной веревочке. А Барков глаз назад вставил, вернул на место. Меня он не видел. Колючка — робот.