Только дурак мог так долго гоняться за химерой. Я два с лишним года уверял себя, что люблю Селин Дарнье, и наконец полностью поверил в это. Только дурак мог не почувствовать, что от этой любви остались одни клочки.
Любовь по привычке, вот как это называется. Я закрывался от Вероники всеми возможными ширмами, я возводил между нами крепости и рыл овраги. Я говорил себе, что меня рядом с ней держит долг, ответственность, жалость, в конце концов! Даже когда наши отношения перестали быть платоническими, это не раскрыло мне глаза.
Мне нужно было увидеть, как она убегает от меня в церкви, чтобы понять, каким я был дураком!
Она отпустила меня, освободила мне путь к Селин. Теперь я мог спокойно уехать, и никто не посмел бы меня обвинить. Я был абсолютно чист. По крайней мере, в глазах общества. Ведь это Вероника бросила меня, а не я ее. Я должен был радоваться, должен был благодарить Веронику за ее мужественную жертву.
Но мне хотелось рвать на себе волосы и проклинать собственную слепоту. Потому что Селин Дарнье на самом деле не интересовала меня. Потому что если бы Вероника сейчас вернулась…
Черт. Я очнулся от ступора и бросился ей вдогонку. Не только я, конечно, но и ее отец и кто-то еще. Я не обращал ни на кого внимания. Все равно, что скажут и подумают люди. Я должен догнать Веронику, объяснить ей…
Но я опоздал. Она уезжала, окончательно и бесповоротно. Ей не нужны были мои слова и объяснения. Она приняла очень серьезное решение и выполнила его, не дрогнув. Вероникой можно было только восхищаться…
– Что она себе позволяет, нахалка! – воскликнул у меня над ухом ее отец.
– Вероника тут ни при чем, – машинально ответил я. – Во всем виноват я.
Но мистеру Маунтрою было не до подробностей. У него были более насущные дела – объясниться с гостями, извиниться, отправить всех обратно. Я находился рядом с ним, но едва сознавал, что делаю. На меня бросали сочувственные и любопытные взгляды, а мне хотелось крикнуть, что я не заслужил соболезнований. Я сам отказался от Вероники, и мне некого винить…
Я уехал домой, не дожидаясь, пока Маунтрой потребует от меня объяснений. Ему все расскажет Вероника. И про мои отношения с Селин, и про то, как она увидела нас в церкви. При мысли о Селин я чувствовал почти физическую боль. Женщина, которую я совсем недавно боготворил, была мне отвратительна теперь. Какое право она имела вмешиваться в мою жизнь? Мужчины для нее не больше чем игрушки, а любовь – пустячная забава. Ей было невыносимо видеть меня с другой женщиной, и она начала за мной охоту. А я пошел у нее на поводу…
Все в моей квартире напоминало мне о Веронике. Вот ее любимая чашка, которую она однажды чуть не разбила. А вот мягкий плед, в который она всегда заворачивалась, когда было холодно. Здесь она любила сидеть, подогнув ноги, а на этом стуле обычно лежала ее одежда… Удивительно, сколько мелочей неосознанно удерживает память. Я повсюду видел ее и слышал ее голос, беззаботный смех. Как я был глуп и самонадеян! Я принимал ее любовь как должное…
А сколько всего бедной девочке пришлось вынести из-за меня! Она первая призналась мне в любви, потому что я, слепец и дурак, в упор не замечал ее. Она мирилась с моей холодностью и недостатком внимания. Она никогда не упрекала меня, если я предпочитал одиночество ее обществу. Она перенесла нашу первую встречу с Селин, она поверила мне, когда прочитала ту ужасную статью в «Дейли миррор»… И все это для того, чтобы на собственной свадьбе увидеть, как жених целует другую женщину.
Что Вероника думала, когда шла ко мне под руку с отцом? Я только что был с Селин, а теперь стою у алтаря и собираюсь жениться на ней… Должно быть, она решила, что я женюсь на ней исключительно из жалости. Но ей не нужны были одолжения, и она сбежала…
Сам того не желая, я много чего натворил. И разбираться с этим должен был я сам…
Вначале следовало поговорить с Селин, чтобы между мной и Вероникой больше ничего не стояло. Вечером я поехал к ней в театр, заранее зная, что разговор будет непростой. Селин слишком привыкла побеждать, и ей нелегко будет признать свое поражение… Хотя поражение ли? Она ведь все-таки сорвала мою свадьбу, так что счет пока в ее пользу…
Театр поразил меня своим многоголосьем и суетой. Удивительно, но теперь я на все смотрел иначе… Когда Селин появилась на сцене, прекрасная как всегда, ей рукоплескали десять минут. Вот она, ее стихия! Эта женщина не может любить на равных, она может только повелевать и снисходить. И я еще наивно полагал, что буду с ней счастлив!
Селин пела, а я впервые за почти три года хладнокровно оценивал ее. Она бесспорно талантлива. Она рождена для сцены… А кого любил я? Настоящую Селин Дарнье или же ее многочисленных героинь, таких красивых, таких искренних…
В гримерку Селин меня пустили беспрепятственно, хотя остальные поклонники толпились у входа в театр, ожидая, когда она поедет в отель. Меня Селин явно ждала, не сомневалась, что я приду. Лишь одного она не могла предугадать. Что я приду, чтобы попрощаться.
Селин разыграла передо мной настоящий спектакль. Вначале – нежная возлюбленная, которая наконец дождалась своего мужчину. Сердце любого дрогнуло бы при виде ее обольстительной улыбки и сияющих глаз. Но игривую нимфу сменила разъяренная фурия, как только я сказал Селин о том, что люблю Веронику. Великая Селин Дарнье не допускала мысли о том, что ею могут пренебречь… Как и следовало ожидать, она меня прогнала. Величественным королевским жестом, также взятым из какого-нибудь спектакля. Мое заблуждение длиной в три года благополучно закончилось.
Дома у Вероники я застал только леди Маунтрой. Полулежа на диване, она томно листала журнал и едва цедила слова.
– Понятия не имею, куда делась девочка… И мой муж куда-то уехал… Очень некрасиво получилось сегодня с вами, мистер Фоссет… Вероника очень несобранная… Она еще так юна… Может быть, вы выпьете со мной чаю?
Тут впервые с начала нашей беседы в глазах этой вялой красавицы, так похожей на Веронику, промелькнула искра интереса. Но у меня не было времени на чай, и я откланялся. Я не сомневался, что в этом доме есть люди, которым точно известно, куда уехала Вероника.
Как полагается, дворецкий поначалу не желал откровенничать со мной. Тайны хозяев – превыше всего, а я в его глазах еще не стал членом семьи. К тому же это внезапное бегство Вероники наверняка показалось ему подозрительным. Что ты сделал ей такого, раз она решилась тебя покинуть? – читал я ясно в его глазах. Но я настаивал.
– Мне необходимо ее увидеть. Каждый день промедления может быть роковым.
Это стало последним доводом, и крепость вассальной верности рухнула. Вероника в родовом поместье своего отца где-то в Девоншире… Я бросился на вокзал и сумел купить билеты только на завтрашний поезд. Что ж, всего лишь еще одна бессонная ночь метаний и размышлений…
«Жимолость» я нашел на удивление быстро. Поместье лорда Маунтроя было хорошо известно местным жителям. Меня проводил бойкий мальчишка на велосипеде и получил в награду несколько пенсов… «Жимолость» чем-то отдаленно напоминала поместье моего отца, только выглядела не в пример ухоженней. Большой краснокирпичный дом, увитый плющом, прямоугольные окна в добротных деревянных рамах, старинная черепица на крыше… От него веяло прошлым, когда жизнь текла размеренно и неторопливо, а люди не сходили с ума в гонке за достижениями прогресса.
Странно, что Вероника предпочла спрятаться именно здесь. Я был уверен, что она до мозга костей дитя города и жить не может без его постоянной суеты. В этой глуши ей даже вечерние туалеты не понадобятся, не говоря уже о драгоценностях и прочих атрибутах жизни состоятельной английской аристократки.
Я нерешительно позвонил в дверь. Если Вероника не захочет разговаривать со мной, я буду ночевать под ее окнами как средневековый трубадур до тех пор, пока она не смилостивится…
Но Вероники дома не оказалось. Дверь мне открыла полная круглолицая дама, которая, как я сразу понял, не имела ни малейшего понятия, кто я такой и что произошло между мной и юной мисс Маунтрой.
– О, мисс Вероника отправилась погулять со своим отцом, – сообщила она мне с забавным акцентом.
Она впустила меня в дом и провела в большую комнату с голубой мебелью. Там царил идеальный порядок, но чувствовалось, что этой комнатой редко пользуются. Мрачноватая обстановка как нельзя лучше соответствовала моему настроению, вот только уверенности в себе она мне не прибавляла. Маунтрой наверняка уже в курсе, чем объясняется загадочное поведение его дочери на свадьбе, и вряд ли мне обрадуется. Что ж, тем лучше. Я должен отвечать за все свои поступки…
Я не услышал, как они вошли в комнату, и вопрос Маунтроя застал меня врасплох. Я обернулся. Лорд стоял у двери, а за его спиной маячила… Нет, лучше пока не думать о ней, а сосредоточиться на разгневанном отце.
Я не услышал, как они вошли в комнату, и вопрос Маунтроя застал меня врасплох. Я обернулся. Лорд стоял у двери, а за его спиной маячила… Нет, лучше пока не думать о ней, а сосредоточиться на разгневанном отце.
– Я приехал поговорить с Вероникой, – сказал я и поразился собственному спокойствию.
Правда, Маунтрой совсем не походил на разгневанного отца. Он быстро подошел ко мне и протянул руку.
– Рад видеть вас, Майкл, – четко произнес он и улыбнулся. – Сразу хочу извиниться перед вами за ее поведение. Я не сделал этого вчера…
Маунтрой небрежно качнул головой в сторону Вероники.
– В этом нет необходимости, сэр. – Я недоумевал про себя. С какой стати мне оказывают радушный прием? Неужели Вероника до сих пор ни о чем не рассказала отцу?
Я посмотрел на нее. Вероника все еще стояла у двери, прислонившись головой к косяку. Она выглядела настолько уставшей и несчастной, что у меня защемило сердце. Подлец я после всего, что сделал с ней… Тут Вероника молча подняла палец и приложила его к губам. Понятно, ее отец еще ничего не знает.
– Думаю, что Вероника сама извинится перед вами, – сурово проговорил мистер Маунтрой и покосился на дочь. – Подойди сюда и все объясни Майклу… Я надеюсь, что это недоразумение…
Это было уже слишком.
– Простите, сэр, но я хотел бы поговорить с Вероникой наедине, – твердо сказал я. – Если она не возражает.
В глазах Вероники мелькнула растерянность. Конечно, она не посмеет отказаться в присутствии отца. Раз она ничего ему не сказала, он считает ее бегство причудой избалованной девчонки и сочувствует мне…
Вероника и сама понимала это.
– Естественно, она не возражает, – ледяным тоном произнес мистер Маунтрой и вышел из комнаты.
Я подождал, пока за ним закроется дверь, прежде чем начать.
– Вероника…
Но она не дала мне договорить.
– Зачем ты приехал? Вернуть подарки или попросить у меня благословения?
Я невольно улыбнулся. Несмотря на бледное личико и измученный вид, это была та самая Вероника, задиристая и язвительная.
– Я приехал попросить прощения.
– Зачем? – Она неестественно высоко подняла брови.
Казалось, самообладание возвращается к ней с каждой секундой нашего разговора. Меня же оно, наоборот, покидало. Тягаться с женщиной в сарказме невозможно. Тем более с любимой женщиной…
– Почему ты ничего не рассказала отцу? – ответил я вопросом на вопрос.
Лицо Вероники вспыхнуло.
– Потому что я не хотела, чтобы он чувствовал себя униженным! – отрезала она.
Теперь пришел мой черед краснеть. А я еще считал ее легкомысленной! Девочка права. Маунтрой умер бы со стыда, знай он, что его дочери предпочли другую женщину…
– Прости, я не подумал об этом, – вздохнул я.
Я не сомневался, что мне будет трудно говорить с Вероникой. Но только сейчас я понял, что это не просто трудно, а практически невозможно. Вероника не поверит ни единому моему слову. Она слишком оскорблена и слишком часто верила мне в прошлом. Она нашла в себе силы убежать со свадьбы, она сможет и без меня прожить…
– Конечно, ты об этом не подумал! – насмешливо воскликнула она. – К сожалению, я хорошо знаю, чем были заняты твои мысли. Или, вернее, кем!
Ее внезапная злость обрадовала меня. Раз она злится, значит, я все еще небезразличен ей.
– Господи, никак не могу поверить в то, что я была такой дурой! – продолжала она. – Если бы я не полезла к тебе со своими идиотскими признаниями, ты бы никогда не обратил на меня внимания. А я еще радовалась, что помогла тебе преодолеть свою застенчивость, думала, что ты меня стесняешься…
Я молчал. Здесь мне нечего было возразить.
– И потом… я ведь отлично видела, что ты не похож на влюбленного жениха… Как будто я не знаю, как выглядят по-настоящему влюбленные мужчины! Но я убеждала себя, что ты просто не такой, как все, и что воспитание не позволяет тебе открыто проявлять свои чувства… Ты даже целовал меня без желания… Скажи, ты представлял себе Селин на моем месте, когда мы занимались любовью? Или же тебе не нужно было представлять? О господи…
Вероника вдруг закрыла лицо руками и зарыдала. Я много раз видел, как плачут женщины, я помнил слезы в хрустальных глазах Селин, но никогда мне не было так больно… Я шагнул к Веронике и попытался обнять ее. Она отпрыгнула от меня, как только я дотронулся до ее плеча…
– Что тебе нужно? Зачем ты приехал? Хочешь сказать, что я говорю неправду?
Ее глаза горели яростью, и меня поразила столь резкая смена настроения. Вероника была готова вцепиться мне в лицо как дикая кошка, и нельзя сказать, что я этого не заслужил!
– Ты во многом права, – кивнул я. Вероника застонала.
– Я не буду ни оправдываться, ни просить прощения, – твердо продолжал я. – Селин Дарнье действительно долгое время была для меня…
Я запнулся. Кем была для меня Селин? Идеалом женщины? Гениальной певицей? Объектом преклонения?
– Не хочу я ничего знать! – закричала Вероника и закрыла руками уши.
Этот нелепый детский жест вывел меня из себя.
– Вероника, черт возьми, ты выслушаешь меня или нет? – вскипел я, схватил ее ладони и с силой опустил их вниз. Видимо, было что-то в моем лице, что заставило ее испуганно ойкнуть и замолчать.
– Долгое время я любил Селин Дарнье…
Губы Вероники задрожали.
– Или думал, что люблю, – поправился я. – Сейчас это неважно. И должен признаться, что твое признание в любви на балконе застало меня врасплох. Мне было неудобно разочаровывать тебя, и я…
Вероника всхлипнула и стала вырываться, но я крепко держал ее.
– Я думал, что мне все равно придется жениться рано или поздно, так что почему бы не ответить на искренний порыв такой молодой и красивой женщины…
– Ты обманывал меня! – перебила меня Вероника. – Ты говорил, что любишь…
– Да, – кивнул я. – Я так усердно уверял себя, что женюсь на тебе, не испытывая никаких серьезных чувств, что ничего не понял вовремя… А потом появилась Селин и совершенно сбила меня с толку. Раньше она едва замечала меня, а сейчас буквально преследовала… Она может быть очень обольстительной…
Вероника быстро-быстро заморгала, стараясь не расплакаться.
– Не сомневаюсь, – вставила она, пытаясь иронизировать сквозь слезы.
– А я слишком привык думать, что люблю ее… И даже в день нашей свадьбы я был уверен, что, жертвуя любовью, исполняю свой долг…
– Хорош долг! – фыркнула Вероника.
– И только когда ты убежала, я понял… – Я вздохнул и произнес на одном дыхании: – Что на самом деле я люблю не Селин Дарнье. Я люблю тебя.
Вероника явно не ожидала этого. Она открыла рот и даже перестала вырываться из моих рук.
– Я никогда не смогу это объяснить, – покачал я головой. – Но когда я смотрел тебе вслед, отдельные кусочки мозаики как будто сложились у меня в голове. Я знал, что теперь свободен и должен радоваться, потому что Селин ждет меня. Она неоднократно говорила о том, что любит… Но я не мог ни радоваться, ни бежать к ней… я не хотел… Что за насмешка судьбы? В одну минуту и нашел и потерял женщину, которую люблю…
Вероника слушала меня как зачарованная. Мне не терпелось поцелуями стереть с ее лица удивленное выражение, но я больше не имел на это права… Теперь я смиренный проситель и должен ждать, пока королева не вынесет свой приговор.
– А где сейчас Селин? – спросила Вероника.
– Я не знаю. Я был у нее вчера вечером и все ей сказал…
– Все-все? – ахнула Вероника.
– Абсолютно. Что я ошибался и что я еду к тебе, чтобы просить прощения… Сможешь ли ты забыть, что я когда-то был таким идиотом?
Глаза Вероники снова влажно заблестели, но я внезапно понял, что этих слез страшиться не нужно. Не знаю, чем я заслужил такое блаженство, но она прощает меня и готова дать мне еще один шанс…
– Я никогда больше не заставлю тебя плакать, – пробормотал я, наклоняясь к ней. – Слово джентльмена.
– Не надо, – рассмеялась она сквозь слезы. – Пусть на этот раз это будет слово любящего мужчины…