Он рванул ее к себе с невероятной силой и правой рукой внезапно наотмашь ударил по лицу.
— Петя! — Раиса Павловна взвизгнула приглушенно.
Вырвалась, хотела отпрянуть, но Петр Алексеевич приказал:
— Стой где стоишь.
И Раиса Павловна осталась перед ним на месте. И в странной позе — согнув ноги в коленях, чуть присев даже, чтобы он мог дотянуться.
А он ударил ее снова по лицу. Еще и еще.
И кто бы мог предположить из тех, кто видел Раису Павловну Лопыреву публично — в ее офисе в отеле «Москва», за «круглым столом», который она собирала в инициативном комитете для обсуждения животрепещущих, как ей казалось, вопросов, в кабинетах больших начальников, в думских кулуарах, где она так часто раздавала интервью журналистам, — да, кто бы мог предположить, что в супружеской спальне при закрытых дверях она униженно стоит вот так на полусогнутых, едва ли не руки по швам, когда муж-калека бьет ее с такой остервенелой и вроде бы совершенно неоправданной злобой.
За что?
Уж не сошел ли с ума Петр Алексеевич?
— Петя, Петя, Петяяяяяяяяяя…
— Молчи!!
Из носа Раисы Павловны хлынула кровь. И лишь тогда муж ее перестал бить.
— Казнишь меня, как палач. — Раиса Павловна всхлипнула.
— Молчи, морда… мордень…
Петр Алексеевич вытер руку, испачканную в крови и соплях жены, об одеяло. Раиса Павловна, шатаясь, направилась к двери ванной, смежной со спальней. Она умывалась там долго. А на кухню за чаем для мужа уже не пошла.
Потом она вернулась — уже умытая, с примочками на лице, и тихонько разделась — сняла халат, легла на свою кровать, укрывшись до подбородка.
Петр Алексеевич нажал кнопку на пульте, и в спальне погас свет.
Глава 19 Прогулка
Утро началось как-то вяло. Потеплело, но небо все в серых сырых тучах. Завтрак снова накрыли на кухне, но за столом Катя увидела только Женю. А где же все?
— Тете нездоровится, голова разболелась. Гена и Герман уже позавтракали. Папа делает лечебную гимнастику, а это долго в его случае, а Данилу где-то носит. Опять бегает, энергию тратит неуемную.
Так пояснила Женя, наливая Кате черный кофе.
Кате припомнился вчерашний разговор за ужином. И после ужина.
Она уже собиралась идти после ужина к себе, стояла у окна, смотрела в темный сад, Данила подошел к ней сам:
— Не воображай, — сказал он, — я не хотел тебе понравиться.
— Я и не воображаю, — Катя пожала плечами.
— Но нравлюсь я многим.
— Головокружение от успехов.
— А тебе у нас понравилось? — спросил Данила. — Вот здесь?
— Я рада Женю повидать и Петра Алексеевича.
— Но тебе понравилось у нас тут? — настойчиво допытывался Данила.
— Нн-нет. Не очень, — призналась Катя.
— Modus cigitanti, modus dicendi — образ мышления, манера выражаться, да?
— Не в манерах дело.
— Но ты все равно приезжай к нам почаще. И Женьку не оставляй. — Данила смотрел на Катю. — Так ты пойдешь со мной?
— Куда?
— В Большой театр, я же пригласил тебя.
В другой бы раз Катя ответила — это вряд ли. Но сейчас… она ведь обещала Лиле помочь разобраться. А не общаясь со всеми фигурантами это невозможно.
— Я твой номер мобильного из мобилы сестры свистнул, — признался Данила. — Я тебе позвоню, достану билеты. Опера, балет?
— На твое усмотрение, — ответила Катя.
Считай, что я сказала — «да»…
Такая вот беседа после ужина, а утром Данила не появился. Женя предложила, как и вчера, прогуляться.
Они оделись потеплее и вышли за ворота. Прошли по пустой тихой улице и углубились в лес. Женя вела Катю к Москве-реке.
— У Данилы была девушка? — спросила Катя.
— У него все девушки на час. — Женя ногой ворошила палую листву.
— Я к тому, что выходные и праздник, а он дома. И подружку не привез.
— У него подружки не задерживаются. Ты не обращай на него внимания.
— У него ссадины на лице.
— Это из-за бокса. Подпольные матчи на деньги, в ангарах их устраивают. Мафия, конечно, а кто же еще? Я его сколько раз просила. Он не слушает меня. Боюсь, убьют. Там ведь как — сначала бокс на ринге, а потом драка болельщиков.
— Убили твоего шофера, — сказала Катя. — Далеко отсюда то место?
Она прекрасно знала ответ. Но надо, надо говорить о самом важном.
— Возле станции, в другой стороне. Тут наш лес, тут спокойно.
— А мне не по себе что-то, — призналась Катя «доверчиво», — как я про убийство шофера узнала…
— Я стараюсь об этом не думать. Что я могу сделать? Что я могла сделать?
— А выходит, ты — последняя, кто видел его перед смертью, — заметила Катя. — Ты же сказала, что он отдал тебе документы из сервиса?
— Да, Фархад их мне отдал. Я из окна видела — папа с ним в саду разговаривал. А потом спустя какое-то время приехал Герман.
— Он сказал, что твоего шофера не видел в тот вечер. А у Германа кто-то есть?
— У него квартира на Тверской-Ямской, там много всякого народа кружится. Он старается широкие связи поддерживать со всеми, он же пиарщик. Он никогда не был женат. Они с Данилой ходят по клубам. Развлекаются. Холостяки есть холостяки. А что, тебе Герман понравился?
— Очень даже ничего, — усмехнулась Катя, — твоей тете с ним работать, наверное, приятно.
— Он пиарщик, — снова повторила Женя. — Они дьяволу готовы душу продать ради того, чтобы пиар шел и деньги капали. Герман по характеру на мою маму похож.
— На маму? Как это?
— Ну, она тоже любила шум, компании. Всегда вокруг нее большая тусовка — друзья, друзья друзей, мужчины. Папа ненавидел все это — всю эту светскую жизнь. А мама жить без этого не могла, сразу впадала в хандру.
— Красивая женщина.
— Красавица. Я так порой тоскую о ней.
— Я ее помню. Раиса Павловна совсем мало ее напоминает.
— Тетя другая.
— Твой отец быстро женился?
— Он в клиниках почти год лежал после аварии. Потом это кресло инвалидное. Бизнес стал по швам трещать. Мы постепенно разорялись. А тетя Рая имела достаточно своих денег, она уже тогда умела устраиваться к власти поближе. Папу она всегда жалела. А маму… знаешь, она ее осуждала при жизни. Ну, за ее стиль, за поведение…
— За поведение?
— Мама ведь изменяла отцу, — сказала Женя, — и мы об этом знали. И я, и брат. И сам папа. Чего они разводиться-то собрались?
— Но ведь не развелись же.
— Не развелись. А потом мамина смерть все уравняла. — Женя шла, прихрамывая. — Отец женился на тете Рае. Она его и морально поддержала и выходила после аварии, и деньгами тоже… Фактически это все ее — дом, где мы живем, деньги. Папа хорохорится, но он только бумаги подписывает у юристов.
По тропинке они вышли на высокий берег Москвы-реки.
— Хорошо тут у вас, — сказала Катя.
— А ты приезжай почаще, ладно?
Катя обняла подругу за плечи. Они смотрели на темную стылую осеннюю воду. И внезапно…
Нет, описать словами это невозможно.
Словно резкий укол.
Мурашки по спине.
Катя резко обернулась назад.
Стена леса. Голые деревья, а кусты все еще в желтых и багряных листьях.
Мертвая звенящая тишина.
Но в этой тишине…
Катя поклясться была готова: за ними кто-то наблюдает.
Глава 20 Брак — это святое
Герман Дорф стоял за толстым стволом большого раскидистого дерева с морщинистой корой. Он отлично видел и тропинку, и крутой берег Москвы-реки.
Две девушки, вышедшие на прогулку из дома, остановились как раз там, на утоптанной площадке, откуда открывался великолепный вид на реку.
По реке они все вчера мчались на катере, рассекая волны…
А сейчас две девушки стояли на краю обрыва, спиной к Герману Дорфу.
Так что подойди неслышно, протяни руку и столкни.
Обеих вниз.
А потом и сам туда за ними, в вечный покой. Быть может, легче это сделать вместе? Не одному? За компанию?
Некоторые мысли странны сами по себе. Они гибельны и опасны. Но словно крохотный неумолимый бур, они сверлят, и сверлят, и сверлят мозг.
Непреодолимое искушение…
Так и тянет…
Потому что никто, никто, никто не видит.
И не узнает.
Но нет…
Герман Дорф бесшумно попятился и скрылся в кустах орешника. Через пять минут он уже шагал по улице поселка. Вошел на участок, набрав код домофона на панели у калитки.
В саду и в патио — никого. На кухне — звяк, звяк, звякает столовая посуда и шумит вода. Горничная-филиппинка убирает со стола после завтрака.
— Герман, доброе утро.
Дорф обернулся — за его спиной на дорожке сада Раиса Павловна. Он вгляделся в ее лицо. Примочки помогли, но не так, как того хотелось бы. Не полностью.
— Он опять поднял на вас руку? — спросил Герман.
Раиса Павловна дотронулась до виска. Она шла от гаража в сторону дома. В гараже стояла ее машина, но Раиса Павловна в это утро не собиралась никуда уезжать.
— Этому надо положить конец, — сказал Герман.
— Бог простит, — прошептала Раиса Павловна.
— Но это ведь ни в какие ворота, он бьет вас!
— Бог простит. Я прощаю, я прощаю его.
— У вашего мужа с головой не в порядке, — сказал Герман, — и он не такой уж беспомощный, каким хочет казаться.
— Герман, я прошу вас…
— В конце концов, есть специальные учреждения… клиника… вы не хотите поместить его в клинику?
— Он мой муж, — кротко сказала Раиса Павловна. — Герман, поймите, для меня это не просто слова. Все, что я говорю публично, к чему всех призываю. Брак — это святое. Это основа основ. Законный брак — это таинство! Это союз между мужчиной и женщиной, когда двое — одно, что бы там ни выпадало в жизни на их долю. Я верю в это всей душой. Поймите, мы же в церкви с Петей обвенчаны. Это невозможно разорвать. Для меня все это свято. И когда я выступаю, когда беседую с людьми, с общественностью, с нашими активистами, я хочу донести до них частицу моей веры в этом вопросе. Это великие традиционные ценности. И я их разделяю.
Герман смотрел на нее. И странное выражение было на его лице.
— Это невозможно терпеть, Раиса Павловна.
— Я должна терпеть. Я жена своего мужа.
— Домострой какой-то.
— Это не домострой. Это христианское смирение и… я прощаю его, я каждый раз от всего сердца прощаю Петю.
— Ну давайте я с ним поговорю?
— Нет, нет, ни в коем случае.
— Давайте я поговорю с Данилой.
— Я запрещаю вам вмешиваться. И по поводу Данилы… Это вообще не его дело. Это наша жизнь с его отцом, моим мужем. Это наш брачный союз.
— Ну как хотите, — Герман вздохнул.
Он пропустил Раису Павловну на дорожке мимо себя, давая ей пройти к дому. Когда она скрылась за дверью, он сам отправился в гараж.
Пикнув сигнализацией, открыл дверь своего внедорожника, на котором катал всю веселую компанию в яхт-клуб лишь вчера.
Герман осмотрел салон — сколько грязи нанесли гости на коврики. Затем он открыл бардачок.
Достал из кармана куртки пистолет. Созерцал его пару секунд, а потом убрал подальше — вглубь.
У калитки послышались оживленные женские голоса.
Катя и Женя возвращались с прогулки.
Глава 21 Допрос
Как-то все скомкалось — весь этот день. И Катя никак не могла уяснить для себя причину — почему. И отчего так внезапно.
Вроде все шло так хорошо в этом доме — вечернее барбекю, на следующий день катер, потом парадный ужин. И вот сегодня — словно вымерли все.
Они с Женей вернулись с прогулки. В доме — тишина. Раису Павловну и Петра Алексеевича Катя так и не увидела. Потом Женя сообщила, что ее муж Геннадий и Данила скоро куда-то уезжают. «По делам, сказали».
И Катя решила — нечего тут больше ловить и высматривать. Все равно дело застопорилось.
Она объявила Жене, что тоже отбывает — надо засветло домой добраться, а то будут пробки.
Не так уж и далеко от Москвы, то есть совсем рядом — Прибрежный, а пробки лишь на въезде в самый центр, но Катя лукавила. Она решила заехать в ОВД к Лиле Белоручке.
Катя забрала вещи из комнаты, загрузила в багажник своей машины-малышки, Женя открыла автоматические ворота. Подошла к авто, наклонилась и поцеловала Катю в щеку — благо окно опущено.
— Созвонимся. Мы теперь опять будем вместе, да? — она смотрела на Катю с надеждой. — Знаешь, я считаю, если мы после стольких лет встретились вот так случайно — то это чудо. А у меня до этого чудес в жизни совсем не было. Не пропадай, ладно? А, Кать? Увидимся?
— Очень скоро, — пообещала ей Катя.
Она ехала по поселку… не в лучшем настроении. Она ведь обманывала Женю, да… Но вот вопрос: а была ли подруга с ней до конца откровенна?
Но в чем? В своей непричастности к убийству шофера Фархада? Подруга на допросе солгала, а вот Кате — как ей показалось, человеку совершенно «не в теме», она проговорилась. Случайно? Возможно. И не придала этому значения.
Но, с другой стороны, зачем Женьке убивать своего шофера?
Какой-то абсурд в самой постановке этого вопроса.
Мотив? Но какой у Жени мог быть мотив?
Красивый парень этот шофер Фархад. Был ее любовником?
Вот какая версия напрашивается в самый первый момент.
Самая пошлая версия.
Но если не такая, то какая же еще? Вообще, какие мотивы могли быть у людей этого благополучного дома для убийства шофера?
Нет, нет, пока никаких связей. Даже намека на связь.
А с другой стороны — номера телефонов Геннадия Савина и Германа Дорфа в мобильнике первой жертвы.
Но какая связь между Василием Саяновым и шофером Фархадом?
Опять никакой.
Лишь отсутствие гильз на местах преступлений.
Катя позвонила с половины пути Лиле Белоручке. Не ошиблась — та в выходной день в ОВД.
— Я еду от них домой, — доложилась Катя, — через десять минут буду у тебя.
Лиля сидела в своем маленьком кабинете — снова в форме, весьма официальный вид.
— Ты машину где оставила? — спросила она после того, как Катя подробно рассказала ей о событиях последних трех дней.
— Перед отделом.
— Пойдем, уберешь машину во внутренний двор. — Лиля встала.
— А почему?
— Я решила допросить мужа твоей подруги и ее брата. Имею полное право в рамках расследования уголовного дела по убийству. Так вот, оба приедут сегодня. Уже вот сейчас. — Лиля глянула на стенные часы. — Геннадий Савин сказал, что в будние дни он работает. И я пригласила его в выходной. И Данилу Кочергина тоже.
— Ты им звонила? — спросила Катя.
— Да, вчера утром.
— Но мы… мы на катере катались. Данила даже словом не обмолвился, что его в полицию вызывают. И Геннадий тоже, он дома оставался. Но за ужином и речь об этом не шла.
— При тебе, — сказала Лиля. — Мало ли о чем они говорят без тебя.
— А Германа Дорфа ты не станешь вызывать на допрос?
— Позже. Надо как-то обыграть твою информацию, что он приезжал к ним домой в тот вечер. Я вот что думаю — это же был осенний дождливый вечер. Восемь часов, половина девятого. Где их всех носило?
— Лопырева Раиса Павловна — деловой человек, политик. Геннадий работает. Данила… он — да, его точно где-то носило, как сказал Дорф. И потом у него наверняка есть квартира еще и в Москве. Герман Дорф приезжал, возможно в яхт-клуб, его лодка там. А Женя…
— Что Женя? — Лиля смотрела на Катю. — Тачка в ремонте, шофер пригнал… А что же хозяйка? Где она была? Говорит — на шопинге.
— Нет. — Катя решила сказать правду, так лучше. Пора пришла. — Она находилась дома в тот вечер.
И Катя рассказала все.
— Ясно, — Лиля кивала, — а на допросе в этом не призналась.
— Разные могут быть причины.
— Разные. А что она об отце говорила? Что это он, мол, видел шофера в тот вечер последним? Разговаривал с ним в саду?
— Так она мне сказала.
— Восемь часов, дождь шел. Что делает инвалид в кресле в саду? Мокнет?
— У них в патио есть где укрыться от дождя — крыша, навес. — Катя покачала головой. — Нет, Лилечка, так не годится их ловить — на противоречиях. Все противоречия пока по сути ничтожны. И ты их не поймаешь, не уличишь. Мне бы хотелось услышать содержание допросов. Как бы это организовать, а?
— Легко, — ответила Лиля. — Я их допрошу не здесь, а в кабинете экспертов. Там смежные комнаты — кабинет и лаборатория. Эксперт дома дежурит по вызову, кабинет пустует. Ты сядешь в лаборатории, дверь оставим приоткрытой.
— Затаюсь, — усмехнулась Катя.
Она отогнала машину во внутренний двор ОВД. Лиля открыла кримлабораторию. Катя подвинула стул к самой двери — подслушивать так подслушивать.
Через полчаса они приехали — и Данила, и Геннадий Савин. Майор Лиля Белоручка начала допрос с мужа.
Катя, сидя в своем укрытии, не видела их — только слышала голоса.
Удивительно, за эти три дня и за тот вечер в «Мэриотте» Геннадий не сказал со мной и двух фраз…
— Я вас вызвала в связи с расследованием уголовного дела об убийстве Фархада Велиханова, работавшего у вас в доме шофером. Я допрошу вас по поручению следствия.
— Я так и понял.
Геннадий Савин начал отвечать на стандартные вопросы «шапки» протокола. Год и место рождения, адрес… Местом работы своей он назвал департамент благочиния и благоустройства при столичной мэрии. Адрес назвал московский, пояснив, что они с женой купили квартиру, в которой в настоящее время ремонт.
— Сколько времени у вас работал Фархад Велиханов? — спросила Лиля, закончив формальности.
— С сентября.
— Как вы его наняли? Через агентство?
— Нет, сайт просматривал, «Ищу работу». Жене нужен был шофер для ее машины. А наш прежний водитель стал стар, шестьдесят пять — это уже не возраст для безопасной езды. На сайте выложены резюме и фотографии претендентов, можно познакомиться и связаться. Я выбрал его.