Витек. Не знаю, господин Грегор. Случай очень спорный.
Грегор. Ладно, если проиграю, то…
Витек. …то застрелитесь, сударь? Так говорил и ваш покойный батюшка.
Грегор. Он и застрелился.
Витек. Но не из-за тяжбы, а из-за долгов. Когда живешь так… в расчете на наследство…
Грегор. (удрученный, садится). Замолчите, пожалуйста.
Витек. Да, у вас нервы слабы для великого процесса. А ведь какой великолепный материал! (Поднимается по стремянке, достает дело Грегора.) Взгляните па эти бумаги, господин Грегор. Тысяча восемьсот двадцать седьмой год. Самый старый документ в нашей конторе. Уникум, сударь! В музей, да и только. Что за почерк на бумагах тысяча восемьсот сорокового года! Боже, этот писарь был мастер своего дела. Посмотрите только на почерк. Душа радуется!
Грегор. Вы сумасброд.
Витек. (почтительно укладывая папку). Ох, господи Иисусе. Может, Верховный суд ещё отложит дело?
Криста. (тихонько приоткрыв дверь). Папа, ты не идешь домой?
Витек. Погоди, скоро пойду, скоро. Вот только вернется шеф.
Грегор. (встает). Это ваша дочь?
Витек. Да. Ступай, ступай, Криста. Подожди в коридоре.
Грегор. Боже упаси, зачем же, мадемуазель? Может быть, я не помешаю. Вы из школы?
Криста. С репетиции.
Витек. Моя дочь поет в театре. Ну, ступай, ступай. Нечего тебе тут делать.
Криста. Ах, папа, эта Марти… ну просто изумительна!
Грегор. Кто, мадемуазель?
Криста. Ну, Марти, Эмилия Марти.
Грегор. А кто она такая?
Криста. Неужели вы не знаете? Величайшая певица в мире! Сегодня вечером она выступает. А утром с нами репетировала. Папа!
Витек. Ну, что?
Криста. Папа, я… я… брошу театр! Не буду больше петь! Ни за что! Ни за что! (Всхлипывает и отворачивается.) Витек. (подбегает к ней). Кто тебя обидел, Криста?
Криста. Потому что… я… ничего не умею! Папа, эта Марти… Я… Если бы ты слышал… Нет, никогда больше не буду петь!
Витек. Вот те на! А у девчонки есть голос. Перестань, глупая! Успокойся.
Грегор. Кто знает, мадемуазель, может быть, эта знаменитая Марти ещё позавидует вам.
Криста. Мне?
Грегор. Вашей молодости.
Витек. Вот, вот. Видишь, Криста! Это господин Грегор! Погоди, когда будешь в ее возрасте… Сколько ей, этой Марти?
Криста. Не знаю. Никто… не знает. Лет тридцать.
Витек. Вот видишь, девочка, — тридцать. Уже но первой молодости.
Криста. А какая красавица! Боже, какая, красавица!
Витек. Так ведь тридцать лет. Это уже порядочно. Погоди, когда тебе стукнет…
Грегор. Сегодня вечером я пойду в театр, мадемуазель. Смотреть… Только не Марти, а вас.
Криста. Надо быть ослом, чтобы не смотреть на Марти. И слепым к тому же.
Грегор. Благодарю. С меня довольно.
Витек. О, язычок у нее острый.
Криста. Зачем говорить о Марти, не увидев ее. По ней все с ума сходят. Bce!
Входит Коленатый.
Коленатый. Кого я вижу! Кристинка! Здравствуй, здравствуй. Ага, и господин клиент здесь. Как себя чувствуете?
Грегор. Чем кончилось? Что решил суд?
Коленатый. Пока решения нет. Коллегия Верховного суда как раз удалилась…
Грегор. …на совещание?
Коленатый. Нет, на обед.
Грегор. А решение?
Коленатый. После обеда, мой друг. Главное — тор-пение. Вы уже обедали?
Витек. Ах, господи, господи!
Коленатый. В чем дело?
Витек. Жалко такого замечательного процесса.
Грегор. (садится). Опять ждать. Это ужасно!
Криста. (oтцу). Ну пойдем, папа.
Коленатый. Как поживаешь, Кристинка? Я очень рад тебя видеть.
Грегор. Доктор Коленатый, скажите откровенно, какие у нас шансы?
Коленатый. Тру-ля-ля!
Грегор. Плохо?
Коленатый. Скажите, мой друг, я вас когда-нибудь обнадеживал?
Грегор. Зачем же тогда… зачем?
Коленатый. Зачем я веду ваше дело? Только потому, друг мой, что я унаследовал его от отца. Вас, Витека и вон то бюро. Что вы хотите? Дело Грегора передается по наследству, как болезнь. А вам оно все равно ничего не стоит: я ведь не беру с вас гонорара.
Грегор. Получите все сполна, как только я выиграю.
Коленатый. Признаться, я мало на это рассчитываю.
Грегор. Значит, вы полагаете…
Коленатый. Если хотите знать, — да.
Грегор. …что, мы проиграем?
Коленатый. Разумеется.
Грегор. (упавшим голосом). Хорошо.
Коленатый. Но стреляться ещё погодите.
Криста. Папа, он хочет застрелиться?
Грегор. (овладевая собой). Нет, что вы, мадемуазель. Мы же условились, что вечером я приду в театр — смотреть вас.
Криста. Нет, не меня.
Звонок у входа.
Витек. Кто ещё там? Скажу, что вас нет. (Идет.) К черту, к черту. (Вышел.) Коленатый. Господи, как ты выросла, Кристинка. Скоро женщиной станешь.
Криста. Посмотрите на этого, господина.
Коленатый. А что?
Криста. Как он… вдруг побледнел.
Грегор. Я? Простите, мадемуазель. Мне немного нездоровится. Простудился.
Витек. (за дверями). Сюда пожалуйте. Да прошу вас. Входите.
Входит Эмилия Марти, за ней Витек.
Криста. Господи, это Марти!
Эмилия. (в дверях). Адвокат Коленатый?
Коленатый. Так точно. Чем могу служить?
Эмилия. Я — Марти. Пришла к вам в связи с делом…
Коленатый. (с почтительным поклоном показывает на дверь в кабинет). Прошу вас.
Эмилия. …в связи с делом Грегора.
Грегор. Что?! Мадам…
Эмилия. Я не замужем.
Коленатый. Мадемуазель Марти, вот господин Грегор, мой доверитель.
Эмилия. Этот? (Оглядывает Грегора.) Ну, что ж, он может остаться. (Садится.) Витек. (тянет Кристину за дверь). Ступай, Криста, ступай. (Кланяется и уходит на цыпочках.) Эмилия. Эту девочку я где-то видела.
Коленатый. (закрывая дверь). Мадемуазель Марти, я весьма польщен…
Эмилия. О, пожалуйста. Значит, вы — адвокат…
Коленатый. (садится против нее). К вашим услугам.
Эмилия. …который ведет дело вот этого Грегора…
Грегор. То есть мое.
Эмилия. …о наследстве Пепи Пруса?
Коленатый. То есть барона Иозефа Фердинанда Пруса, скончавшегося в тысяча восемьсот двадцать седьмом году.
Эмилия. Как, он уже умер?
Коленатый. К сожалению. И даже без малого сто лет назад.
Эмилия. Бедненький! А я и не знала.
Коленатый. Вот как. Чем могу быть ещё полезен?
Эмилия. (встает). О, я не хочу затруднять вас.
Коленатый. (встает). Простите, мадемуазель. Полагаю, что вы явились ко мне не без причины?
Эмилия. Да. (Садится.) Я хотела вам кое-что сказать.
Коленатый. (садится). В связи с делом Грегора?
Эмилия. Может быть.
Коленатый. Но ведь вы иностранка?
Эмилия. Да. О вашем… о процессе этого господина я узнала только сегодня утром. Совершенно случайно.
Коленатый. Вот как?
Эмилия. Прямо из газет. Понимаете, смотрю, что там пишут обо мне, и вдруг вижу: «Последний день процесса Грегор-Прус». Чистая случайность, а?
Коленатый. Да, да, о процессе было во всех газетах.
Эмилия. И так как я… так как я случайно кое-что вспомнила… Одним словом, можете вы мне рассказать об этом процессе?
Коленатый. Спрашивайте, что хотите. Пожалуйста.
Эмилия. Но я вообще ничего не знаю.
Коленатый. Совсем ничего?
Эмилия. Я впервые слышу о нем.
Коленатый. Но тогда… простите… непонятно… почему он вас интересует…
Грегор. Расскажите, расскажите ей, доктор.
Коленатый. Эдакий заплесневелый процесс, мадемуазель…
Эмилия. Но законный наследник — Грегор? Да?
Коленатый. Да. Только это ему не поможет.
Грегор. Рассказывайте.
Эмилия. Хотя бы в общих чертах.
Коленатый. Ну, если вам угодно… (Откидывается на спинку кресла и начинает быстро говорить.) В тысяча восемьсот двадцатом году владельцем имений баронов Прусов — Семонице, Лоуков, Нова Вес, Кенигсдорф и так далее — был слабоумный барон Иозеф Фердинанд Прус…
Эмилия. Пепи был слабоумным? О нет!
Коленатый. Ну, человеком со странностями.
Эмилия. Скажите лучше — несчастным человеком.
Коленатый. Простите, этого вы не можете знать.
Эмилия. Вы не можете, а я знаю.
Коленатый. Ну, не буду спорить. Итак — Иозеф Фердинанд Прус, который в тысяча восемьсот двадцать седьмом году скончался холостым, бездетным и не оставив завещания.
Эмилия. От чего он умер?
Коленатый. Воспаление мозга или что-то вроде. Наследником оказался его двоюродный брат, польский барон Эммерих Прус-Забржезинский. Против него с иском о всем наследстве выступил некий граф Стефан де Маросвар, племянник матери покойного, который в дальнейшем не будет иметь отношения к делу. А иск на имение Лоуков предъявил некто Фердинанд Карел Грегор, прадед моего клиента.
Эмилия. Когда это, было?
Коленатый. Тотчас после смерти Пруса, в тысяча восемьсот двадцать седьмом году.
Эмилия. Постойте, Ферди тогда должен был быть ещё мальчиком.
Эмилия. Постойте, Ферди тогда должен был быть ещё мальчиком.
Коленатый. Совершенно верно. Он был тогда воспитанником Терезианской академии,[7] и его интересы представлял адвокат из Вены. Иск на имение Лоуков был мотивирован следующим образом. Прежде всего, покойный за год до смерти лично, «hochstpersonlich», явился к директору Терезианской академии и заявил, что выделяет «das obengenannte Gut samt Schloss, Hofen, Meierhofen und Inventar», то есть все вышепоименованное движимое я недвижимое имущество, на содержание «des Genannten Minderjahrigen», то есть малолетнего Грегора, каковой «falls und sobald er major wird», то есть по достижении им совершеннолетия, должен быть введен «in Besitz und Eigentum», в полноправное владение упомянутым имуществом. Дополнительный факт: упомянутый малолетний Грегор, при жизни покойного и по его указанию, получал доходы от означенного имения и отчеты о них с пометкой «владельцу и собственнику имения Лоуков», что является доказательством так называемого натурального владения.
Эмилия. Значит, все было ясно? Да?
Коленатый. Виноват. Барон Эммерих Прус возражал на это, что у Грегора нет дарственной грамоты и что перевод имения на него не занесен в книгу земельных владений. Далее, что покойный не оставил письменного завещания, а наоборот — «hingegen» — на смертном одре сделал устное распоряжение в пользу другого лица…
Эмилия. Не может быть! Какого лица?
Коленатый. В том-то и закавыка, мадемуазель. Подождите, я вам прочту. (Поднимается по стремянке к регистратуре.) Тут заварилась такая каша, вот увидите. Ага, вот оно. (Вынимает дело, усаживается на верхней ступеньке и быстро листает.) Агa, «das wahrend des Ablebens des hochwohlgeborenen Majoratsherrn Freiherrn Prus Josef Ferdinand von Semonitz vorgenommene Protokol usw». Итак, свидетельство о последней воле, подписанное каким-то патером, врачом и нотариусом у смертного одра Иозефа Пруса. Вот что в нем говорится: «Умирающий… в сильной горячке… на вопрос нижеподписавшегося нотариуса — есть ли у него ещё какие-либо пожелания, несколько раз повторил, что имение Лоуков „dass das Allodium Loukov… Herrn Mach Gregor zukommen soll…“, он завещает герру Мах Грегору». (Ставит дело на место.) Какому-то Грегору Маху, мадемуазель, лицу неизвестному и не могущему быть обнаруженным. (Остается сидеть на стремянке.) Эмилия. Но это недоразумение! Пепи, безусловно, имел в виду Грегора, Ферди Грегора.
Коленатый. Конечно, мадемуазель. Но написанного пером не вырубишь топором. Грегор, правда, возражал, что слово «Мах» попало в устное завещание по ошибке или в результате описки, что «Грегор» должно быть фамилией, а не именем и так далее. Но litera scripta valet[8] — и Эммерих Прус получил все наследство, в том числе и Лоуков.
Эмилия. А Грегор?
Коленатый. А Грегор — ничего. Вскоре двоюродный брат Стефан — судя по всему, великий пройдоха — выкопал где-то субъекта, именовавшегося Грегор Мах. Этот Мах заявил на суде, что покойный имел по отношению к нему тайные обязательства, очевидно, деликатного свойства…
Эмилия. Ложь!
Коленатый. Несомненно… И что он претендует на имение Лоуков. Затем Грегор Мах канул в Лету, оставив — за какую сумму, об этом история умалчивает, — господину Стефану нотариальную доверенность на свои права на Лоуков. Сей кавалер, Стефан судился от его имени, и, представьте себе, выиграл тяжбу: Лоуков был передан ему.
Эмилия. Чёрт знает что!
Коленатый. Скандал, а? Тогда Грегор начал тяжбу, против Стефана, заявив, что Грегор Мах не является де-юре наследником Пруса, что покойный делал устное распоряжение в бреду и так далее. После долгой волокиты он выиграл дело: предыдущее решение было отменено. Но Лоуков возвратили не Грегору, а опять Эммериху Прусу. Представляете себе?
Грегор. Это называется справедливостью, мадемуазель!
Эмилия. Почему же не Грегору?
Коленатый. Ах, многоуважаемая, по разным тонким юридическим основаниям и учитывая, что ни Грегор Мах, ни Фердинанд Карел Грегор не являлись родственниками покойного…
Эмилия. Постойте! Ведь он его сын.
Коленатый. Кто? Чей сын?
Эмилия. Грегор. Ферди был сын Пепи.
Грегор. (вскочив). Сын?! Откуда вы знаете?
Коленатый. (поспешно слезая с лестницы). Его сын? А мать кто, скажите, пожалуйста?
Эмилия. Мать была… Ее звали Эллен Мак-Грегор. Она была певицей Венской императорской оперы.
Грегор. Как? Как фамилия?
Эмилия. Мак-Грегор. Шотландская фамилия.
Грегор. Слышите, доктор? Мак-Грегор! Мак! Мак! А вовсе не Мах! Понимаете, в чем дело?
Коленатый. (садится). Разумеется. А почему фамилия сына — не Мак-Грегор?
Эмилия. Из-за матери… Он вообще не знал ее.
Коленатый. Вот как. А есть у вас какие-нибудь доказательства, мадемуазель?
Эмилия. Не знаю. Продолжайте.
Коленатый. Продолжаю. С тех пор вот уже почти сто лет спор между Прусами, Грегорами и Стефанами об имении Лоуков тянется из поколения в поколение с небольшими перерывами до наших дней, при компетентном участии нескольких поколений адвокатов Коленатых. С их помощью сегодня после обеда последний Грегор окончательно проиграет дело. Вот и все.
Эмилия. А стоит Лоуков всей этой кутерьмы?
Грегор. Я думаю!
Коленатый. Видите ли, в шестидесятых годах прошлого столетия на угодьях Лоуков были обнаружены залежи угля. Стоимость их не поддается даже приблизительному подсчету. По-видимому, миллионов сто пятьдесят.
Эмилия. И больше ничего?
Грегор. Ничего! Мне бы хватило и этого.
Коленатый. Есть у вас ещё вопросы, мадемуазель?
Эмилия. Да. Что вам нужно, чтобы выиграть процесс?
Коленатый. Лучше всего было бы формальное письменное завещание.
Эмилия. Вам что-нибудь известно о таком завещании?
Коленатый. Его не существует.
Эмилия. Как глупо!
Коленатый. Бесспорно. (Встает.) Есть ещё вопросы?
Эмилия. Да. Кому принадлежит старый дом Пруса?
Грегор. Моему противнику Ярославу Прусу.
Эмилия. А как называется такой шкаф, куда прячут старые бумаги?
Грегор. Архив.
Коленатый. Регистратура.
Эмилия. Так вот, в доме Пруса был такой шкаф. На каждом ящичке — дата. Пепи складывал туда старые отчеты, счета и другие бумаги. Понимаете?
Коленатый. Да, да.
Эмилия. На одном ящичке была дата — «тысяча восемьсот шестнадцатый год». Как раз когда Пепи познакомился с этой самой Эллен Мак-Грегор. На Венском конгрессе или где-то ещё…
Коленатый. Так, так!
Эмилия. И в этом ящичке он хранил все письма Эллен.
Коленатый. (садится). Откуда вы это знаете?
Эмилия. Не спрашивайте.
Коленатый. Извините. Как вам угодно.
Эмилия. Кроме того, там были письма от управляющих и другая деловая переписка. Короче говоря, пропасть всяких старых бумаг.
Коленатый. Понимаю.
Эмилия. Как вы думаете: кто-нибудь сжег все это?
Коленатый. Может быть. Очень возможно. Впрочем — увидим.
Эмилия. Вы посмотрите?
Коленатый. Обязательно. Конечно, если позволит господин Прус.
Эмилия. А если нет?
Коленатый. Тогда ничего не поделаешь.
Эмилия. В таком случае вы должны достать этот ящик другим способом, понимаете?
Коленатый. Да. В полночь, при помощи веревочной лестницы, отмычек и тому подобного. Ах, мадемуазель, хорошенькое у вас мнение об адвокатах!
Эмилия. Но вы должны достать эти бумаги!
Коленатый. Увидим. Что дальше?
Эмилия. Так вот… если там есть ещё эти письма… то между ними лежит… большой желтый конверт…
Коленатый. Ив нем?
Эмилия. Завещание Пруса. Собственноручное и запечатанное.
Коленатый. (встает). О, господи!
Грегор. (вскакивает). Вы уверены?
Коленатый. Скажите, пожалуйста, что же в этом завещании? Каково его содержание?
Эмилия. В нем Пепи отказывает… поместье Лоуков… своему внебрачному сыну Фердинанду… рожденному в Лоукове… такого-то числа, не помню точно.
Коленатый. Так все и сказано?
Эмилия. Так.
Коленатый. И конверт запечатан?
Эмилия. Да.
Коленатый. Личной печатью Иозефа Пруса?
Эмилия. Да.
Коленатый. Благодарю вас. (Садится.) Скажите, с какой стати вам вздумалось нас дурачить, мадемуазель?
Эмилия. Дурачить? Значит, вы мне не верите?
Коленатый. Конечно, нет. Ни одному слову.
Грегор. А я ей верю. Как вы смеете…
Коленатый. Да имейте же голову на плечах! Если конверт запечатан, как может кто-нибудь знать, что в нем? Ну, скажите!
Грегор. Но…
Коленатый. В конверте, запечатанном сто лет тому назад!
Грегор. И все-таки…
Коленатый. Да ещё в чужом доме. Не будьте ребенком, Грегор.
Грегор. Я верю, и все тут.
Коленатый. Ну, как хотите. Дорогая мадемуазель Марти, у вас особый дар… рассказывать сказки. Поистине своеобразная слабость. Часто это с вами бывает?
Грегор. О, помолчите.
Коленатый. Ну да, буду молчать как могила. Абсолютная тайна, мадемуазель.
Грегор. Имейте в виду, доктор: я верю всему, что сказала мадемуазель. Каждому слову.