– Не утруждайтесь, – сказал Волин, запер машину, вошел в подъезд первым. – Помещение снято для одноразового использования.
Референт лгал, он привез Гурова на конспиративную квартиру генерала Потапова. Она использовалась органами со сталинских времен, порой простаивала и сегодня числилась за генералом. Если бы Гуров об этом догадался, то не шагал бы так уверенно, через ступеньку, а призадумался бы. Но затеянный в машине Референтом разговор отвлек сыщика, настроил на философский лад. Кто не ошибается?
Референт отпер, пригласил Гурова войти, сказал:
– Располагайтесь. Генерал прибудет с минуты на минуту. Я вернусь за вами минут через сорок. Успокойте человека, иначе он может доставить неприятности нам да и вам. Вы лучше меня знаете, многое не доказывается, но пятно остается.
Гуров повесил плащ, огляделся и сказал:
– Надеюсь, никто не явится, чтобы обвинить меня в попытке ограбления?
– Надеюсь, – в тон ему ответил Референт. – Вы распорядились по адресу, который я вам передал? Ваши люди, надеюсь, уже выехали?
– Вы, кажется, собирались уходить?
Когда дверь захлопнулась, Гуров накинул цепочку и занялся осмотром помещения. «Если здесь вмонтирована записывающая аппаратура, мне все равно ее не обнаружить», – решил он, но продолжал приглядываться, пытаясь найти какую-нибудь зацепку. За что конкретно цепляться, Гуров не знал, поэтому скользил взглядом по обстановке, отмечал лишь самое очевидное. Вещи старые, в хорошем, ухоженном состоянии, новые лишь холодильник и телевизор. Здесь не живут постоянно, только наведываются, возможно, хозяева обитают на даче. Персональные пенсионеры.
Квартира имела черный ход, и будь у Гурова больше времени, он бы обнаружил его и сумел изменить ситуацию. Но минуты, отпущенные на размышления, истекли. Гуров услышал, как приоткрылась дверь, рванулась цепочка, тут же раздался звонок.
Гуров заглянул в прихожую и, увидев в узкой щели золотой генеральский погон, открыл дверь. А вот как три человека вошли через черный ход, сыщик не услышал.
Шагнув в квартиру, Потапов вытащил из своего арсенала самую обаятельную улыбку, развел руками.
– Великолепно! Гость запирается от хозяина!
Гуров никак не ожидал, что Потапов может заявиться в форме, несколько растерялся, тут же взял себя в руки, сказал:
– Случается. Проходите, чувствуйте себя как дома.
– Благодарю, вы очень любезны, – рассмеялся Потапов, закрыл за собой дверь, снял плащ и предстал перед Гуровым в парадном мундире и блеске некогда полученных орденов.
Моложавый, подтянутый генерал был красив и импозантен. Держался он совершенно свободно, раскованно. Гуров ожидал встретить человека собранного, настороженного и вдруг почувствовал, что теряет инициативу, ему показалось, что разыгрывается спектакль, не объявленный в программке.
– Я рад, искренне рад, – генерал, звякнув орденами, прошел в комнату, достал из серванта бутылку марочного коньяка и рюмки, наполнил их. – Значит, в нашем полку прибыло. Вам, Лев Иванович, следовало вступить в него пораньше, когда мы были хозяевами. Но лучше поздно, чем никогда.
Гуров молчал, пытаясь на ходу перестроиться, разгадать новый сценарий и продумать отведенную ему роль.
– Ты уж извини меня за парад, так вышло, я прямо оттуда, – генерал ткнул пальцем в потолок. – Ты умный, сделал выбор правильно. А в роще ты меня прихватил знатно, – он чокнулся с рюмкой Гурова, выпил и вновь налил. – Я, честно сказать, легонечко струхнул. Конечно, убивать меня тебе резона не было, но уж больно физиономия у тебя была неподходящая. Ладно, давай расслабься.
Потапов вновь выпил, Гуров взял рюмку, пригубил. «Потапов здесь бывал, мало того, чувствует себя как дома, – понял Гуров. – Значит, Волин обманул, и квартира отнюдь не одноразового пользования. И генерал прибыл сюда совсем не для того, чтобы выслушивать от меня заверения в своей безопасности. Референта я недооценил, полковник Орлов прав, я уверовал в свое превосходство, меня сейчас используют „втемную“. Как в шахматах называется ситуация, когда человек вынужден делать ход не по своему желанию, а единственный, какой остался? И такой ход неминуемо ведет к поражению. „Цуцванг“! – вспомнил Гуров. – А если все поломать к чертовой матери, опрокинуть столик с фигурами? Рвануть в дверь, пробиваться, пусть стреляют!»
В основном Гуров рассуждал правильно: Волин его обманул. Только спектакль изменили не в последний момент, а спланировали заранее, а Гурову сунули не ту программку.
Расставшись с сыщиком, Референт встретился с Потаповым именно в этой квартире, и между ними состоялся короткий разговор.
– Поздравляю, уважаемый Сергей Михайлович, – сказал Референт, когда рукопожатия остались позади, и они на кухне пили кофе, – мы вам подобрали сильного помощника, он поступает в ваше полное распоряжение.
– Никогда! – возмутился Потапов. – Было оговорено, это мое непременное условие, я имею связь только с Патроном, Лебедевым и вами. В моем положении три посвященных – и так слишком много.
– А подполковник Гуров? – улыбнулся Референт. – Кажется, совсем недавно вы с ним вступили в контакт. Или я не прав?
– Не я с ним, а он со мной, – резко ответил Потапов. – Гуров – враг, которого вы недооцениваете. И чем скорее вы его ликвидируете, тем дольше пробудете на свободе. И он не мой личный враг, он ищет выход на вас и Патрона. Мне хотелось бы сказать, что чертов сыщик – упертый, идейный тупица. Но, к нашему общему сожалению, он человек талантливый, потому крайне опасный, – тяжело перевел дух Потапов.
– Талантливый? Прекрасно, генерал. А зачем вам бездарный помощник?
– Он согласился на сотрудничество? И вы ему поверили?
– Вы постоянно нас недооцениваете, – ответил Референт. – Понятия «поверили» для нас не существует. Мы кладем перед человеком одноколейку, отключаем задний ход, а тормоза оставляем себе. Неужели собственный опыт вас ничему не научил?
Потапов вышел из кухни и возвратился с коньяком.
– Я не хотел вас обидеть, – миролюбиво продолжал Референт. – И вы думаете, мое положение сильно отличается от вашего?
– Вы человек богатый.
– Во-первых, вы тоже не бедный, во-вторых, богатство и бедность – понятия относительные… Я на работе не пью, но ради такого случая налейте и мне несколько капель.
Референт поднял рюмку, подмигнул:
– Здоровья тебе, генерал, и многие лета!
Потапов впервые видел Референта таким разговорчивым и доброжелательным. Этот сдержанный и молчаливый человек, который обычно либо задает короткие, точные вопросы, либо сам так же коротко и сжато отвечает на вопросы, заданные ему, сейчас светился радушием, разговаривал легко, непринужденно. Генерал неожиданно для себя расчувствовался.
– Спасибо! Большое спасибо, – он выпил. – А Гуров… Если вы уверены и решили, я только рад. Подчиняться он, конечно, мне не станет, да и в оперативных делах я ему действительно не указ. Я ведь только руководитель, служащий.
– Ничего, сработаетесь, – Референт отставил рюмку, заговорил деловито. – Сегодня, здесь, в двадцать часов. Он будет один, я приду чуть позже, решите ваши милицейские проблемы наедине. Наденьте мундир и все награды.
– Руслан Алексеевич, – перебил Потапов. – Ни к чему…
– Надо, Сережа, надо, – строго сказал Референт. – Патрон просил. А его просьба для нас, сам понимаешь… – Он впервые назвал генерала по имени и на «ты». – Патрон считает, что раз Гуров будет замкнут непосредственно на тебя, то необходимо с первой минуты расставить все точки над «i».
На этом они расстались. У Потапова было время подумать, и он пришел к выводу, что его старое проверенное правило – повиноваться старшим – никогда еще его не подводило, а добра от добра не ищут.
Он выполнил все, что от него требовалось, и для значительности, как и положено начальству, слегка задержался.
– Ну, а теперь к делу, подполковник. Никто никогда деньги за просто так не платит. Давай прикинем наши возможности…
Гуров увидел, как вдруг застыло лицо генерала, хотел отпрыгнуть в сторону, однако не двинулся с места, мозг команду дал, а тело опоздало. Локти Гурова оказались скованными. На лбу Потапова вспыхнуло пятно. Гуров услышал за спиной хлопок выстрела, увидел, как валится вперед орденоносный генерал, беспомощно дернулся, ударил ногой, попал в пустоту. Гуров услышал за спиной короткий смех, что-то влажное залепило ему лицо. Он приказал себе не дышать, рванулся, но столь же безуспешно, захрипел, тяжело вздохнул. Гуров никогда не думал, что человек может так явственно и четко фиксировать, как он теряет сознание. Руки у него оказались сведенными, правая ладонь ощутила знакомую ребристую рукоять пистолета. Гуров инстинктивно сжал пистолет, поднял его и попытался повернуться, но бессильное тело не подчинилось ему. Гуров увидел яркую вспышку, вторую и упал рядом с Потаповым.
Референт отодвинул руку Гурова, которой он держал пистолет, сделал еще один снимок, уместив в объективе мертвого генерала и Гурова с оружием, повернулся к Олегу Веселову и Эффенди.
– Все, Эффенди, ты немедленно выезжаешь из Москвы, а ты, Олег, сажаешь героя, – Референт кивнул на Гурова, – в такси, водитель наш человек, но лучше, чтобы он тебя в лицо не видел.
– За какие подвиги он получил столько бранзулеток? – спросил Эффенди. Он равнодушно смял салфетку, смоченную хлороформом, и держал в вытянутой руке, не зная, куда выбросить.
Веселов был в шоке, ни о каком убийстве он предупрежден не был. Сказали, что требуется лишь схватить милиционера сзади и придержать пару минут, чтобы он не дергался. Убили генерала, и он, Олег Веселов, соучастник. Бывший спортсмен большим умом не отличался, но создавшуюся ситуацию осознал и теперь молча потел.
Референт взглянул на него мельком, брезгливо навел на Гурова и Потапова «поляроид», сделал еще один снимок, выползшую фотографию убрал в конверт. Затем Референт вынул из кармана носовой платок, обернул им ствол пистолета, который все еще сжимал Гуров, вынул оружие из вялой руки и уложил в загодя приготовленную коробку.
– Чемпион, – сказал он Веселову, – покойников никогда не видел? Тебе сказано, отнеси живого в машину, отправляйся к девкам или куда там желаешь, ты здесь никогда не был, ничего не видел, – и повернулся к Эффенди. – До завтра. Помоги этому мыслителю.
Референт положил конверт с фотографиями в карман Гурову, а Эффенди зашел в туалет, выбросил салфетку, сполоснул руки, вышел, взял бутылку с коньяком и плеснул немножко жидкости Гурову на грудь, затем помог Веселову взвалить безвольное тело на плечи и проводил до такси.
Референт тем временем протер полотенцем рюмки, чашку, бутылку, на всякий случай и спинки стульев, снял телефонную трубку и набрал номер полковника Орлова. Услышав ответ, сказал:
– Добрый вечер, Петр Николаевич, – Волин обладал уникальной способностью изменять голос и сейчас говорил тонким женским голоском. – Я обещала позвонить… Выезжайте с группой, – он продиктовал адрес, – уведомите прокуратуру, спасибо за внимание.
* * *Сознание возвращалось, но Гуров пробуждался медленно. В нем словно боролись два человека. Один стремился проснуться, убедиться, что убийство генерала Потапова – лишь дурной сон, кошмар.
Другой гнал от себя пробуждение, старался удержаться в небытии, нашептывал: «Спи, спи, еще успеешь вернуться к жизни, осознать все неприятности и грустные перспективы».
Гуров лежал на тахте в квартире Сергачева, куда его доставили час назад, но уже не в той машине, в которую его погрузил Веселов.
Денис помог матерящемуся водителю затащить Гурова и уложить его на тахту. Сейчас Денис варил на кухне кофе и не мог понять, что же произошло. Лишь одно он знал точно: с сыщиком сотворили какую-то мерзость. Денис услышал, как скрипнула пружина, заглянул в комнату. Гуров сидел на краю тахты и, как нормальный человек, оказавшийся в ненормальной ситуации, держался за голову.
Денис протянул ему чашку крепчайшего кофе, молча сел в кресло. Гуров посмотрел на хозяина так, словно ничего особенного ке произошло, просто человек выпил лишнего и вот сейчас очухался, проснулся, но сказал совершенно неожиданное:
– А у тебя лучше, чем в вытрезвителе.
Он оттянул двумя пальцами рубашку, понюхал, покачал головой.
– В вытрезвителе? – удивился Денис.
Откуда ему было знать, какие эксперименты уже проделывались над сыщиком, что не так давно Лебедев отравил Гурова, так же вот облил спиртным и бросил бесчувственного у вытрезвителя.
– В ЛТП, что ли, устроиться, может, врачи помогут? – спросил Гуров, не желая возвращаться к действительности, начинать думать, решать, действовать.
Сыщик устал, ему все надоело. Было себя очень жалко, хотелось покоя.
– Ты не знаешь, чего они ко мне привязались?
– Лев Иванович, кажется, вы первым начали, – не удержался Денис. – Там, на юге, кто полез в драку? Или я ошибаюсь?
Денис чувствовал, что сыщика загнали в угол, и как опытный боец знал: либо из угла нужно вырваться самому, либо тебя вынесут. Для того, чтобы вырваться, нужна сила, а у мужчин сил прибывает от злости.
– У меня в молодости приятель был, боксом увлекался, однажды проиграл и жалуется: мол, я и на ногах уже не стою, а он, мерзавец, противник то есть, все бьет и бьет. Я молодой был, жестокий, спрашиваю: тебя на ринг хитростью заманили или насильно привели?
– Воспитываешь, – Гуров поднялся, взял со стула пиджак, начал проверять карманы, на месте ли документы, вытащил конверт. Осмотрел конверт на просвет, зачем-то понюхал, вынул фотографию.
Генерал при орденах и с дыркой во лбу, рядом подполковник, без орденов, зато с пистолетом. Сыщик не знал, что существует еще один снимок, где подполковник не лежит, а на полусогнутых ногах стоит над поверженным противником. Но данной фотокарточки более чем достаточно, плюс у них имеется пистолет с моими «пальчиками», подумал он. Значит, время давать или не давать честное слово прошло, все правила отменены, можно бить сапогом в пах и чувствовать себя героями: «Вы хоть и жестокие, но, надо признать, умные и хитрые: собираетесь со мной работать, поэтому заботитесь о моей семье – доставили не домой…»
– Еще кофе, – сказал Гуров и добавил: – Пожалуйста. – Потом позвонил Рите, предупредил, что задерживается.
«Они убили Потапова, который стал опасен, а труп повесили на меня. Волину надоело изображать интеллигента».
Гуров взял протянутую ему чашку и сказал:
– Сядь и помолчи, сейчас сориентируюсь в пространстве и времени…
Волин сказал, что им мешает междоусобица, излишняя стрельба, а сам распорядился убить. Однако междоусобица и распри могут быть правдой. Они не могут обойтись без услуг профессиональных уголовников-исполнителей, но должны держать их в узде. В своем хозяйстве решили навести порядок, хотят использовать милицию, подполковника Гурова как руководителя. «Отдавая нам неуправляемых, взбунтовавшихся, организовать стройную систему, сложить пирамиду из взаимосвязей и беспрекословного подчинения. Элита и среднее звено относятся, как выразился Референт, к разряду „неприкасаемых“. И чтобы я не вырвался из-под контроля, они накинули мне на шею петлю, и свободный конец веревки держат в своих руках. Петля? Проверим, насколько она прочна. Пистолет, из которого совершено убийство, с моими отпечатками и фотографии на столе прокуратуры? Плюс оповестят прессу, сегодня журналистов хлебом не корми, дай изобличить милиционера. Как же нам удалось посеять в людях такую нелюбовь, что их радует, когда сотрудника органов отдают под суд? Преступления совершают крестьяне, рабочие, интеллигенты, чиновники, партийные функционеры. Но изобличить милиционера – самое сладкое. В общем, если дело дойдет до крайности, и подтасованные улики выплывут на свет Божий, особо разбираться со мной не будут, уничтожат. Конечно, в „работе“ Референта есть слабые места, однако, прежде чем я оправдаюсь, меня выкинут отовсюду, откуда можно человека выгнать. Кто же во мне не усомнится, кто поверит сразу? Генерал Турилин, полковник Орлов, оперативники из отдела. Не все, далеко не все, – поправил себя Гуров. – Кто не любит, завидует, кому поперек стою – не поверят, даже обрадуются. Но не только оперативники, даже генерал ничего сделать не сможет. У нас не шахта, забастовку не устроишь, сейчас я могу рассчитывать только на сыщика Гурова, петлю следует порвать, а видимость ее существования оставить. Так. Теоретическую базу я подвел, остался „пустяк“, воплотить ее в жизнь. Как?
На месте убийства присутствовали как минимум двое, скорее трое. Один держал, – и Гуров непроизвольно потер локти. – Ведь я однажды уже испытал такую хватку. Прошлым летом, во время моего „похищения“ спортсменами. Олег Веселов. Не слишком ли просто? А сколько у них может быть доверенных парней такой недюжинной силы? Веселова следует проверить».
Гуров взглянул на Дениса, который развалился в кресле, читал «Огонек».
«Вернемся к убийству. Один стрелял. Эффенди? Скорее всего. Зачем Волину впутывать в рискованную историю лишних людей? А раз без лишних, то и фотографировал лично Руслан Алексеевич Волин. Если это так, то это вторая серьезная ошибка Волина». И Гуров неожиданно вслух запел:
– Ошибка резидента… Ошибка Референта. Понимаешь, Денис, – сказал он удивленному хозяину, – пока человек живой, он не покойник, а жизнь любого человека состоит из находок и потерь, поступков правильных и ошибок.
– Ты философ, Лев Иванович.
– Это точно, – согласился Гуров. – Ты прошлым летом, помнится, хвастался, какие в спорте замечательные ребята выросли, как они переживают, что их порой с рэкетирами и мафией связывают. Было?
– На Веселова намекаешь? Паршивая овца. А среди вас?…
– И среди нас, – перебил Гуров. – Ты из тех ребят найди двух-трех надежных.