Шестое чувство животных
К сожалению, чувствительность многих людей настолько не развита, что они не воспринимают современную ситуацию с животными как проблему, а следовательно, не осознают ее важности; и цель этой книги – изменить подобное положение дел. Эти люди, следуя за материалистом Рене Декартом, оправдывают собственный недостаток чуткости тем, что якобы животные не способны чувствовать, будто они совсем не воспринимают все происходящее с ними как бедствие. Тем не менее очевидно, что верно как раз противоположное. В США у многих эпилептиков есть собаки, которые чувствуют приближающийся приступ у своего хозяина раньше него самого и поэтому могут предупредить об этом. Старая пословица моряков «крысы бегут с тонущего корабля» подтверждает догадку о наличии шестого чувства у животных. Кстати, очень часто животные своим поведением предупреждают менее чувствительных людей о надвигающихся природных катастрофах, как это было в случае с цунами в 2004 году. Собаки-поводыри и собаки-ассистенты, специально обученные помогать инвалидам, снова и снова демонстрируют нам, как высоко развита их чувствительность.
Итак, мы можем с уверенностью говорить о том, что животные, которым суждено быть убитыми на бойне, уже при погрузке и во время перевозки предвидят, что им угрожает. Естественно, они это чувствуют и по прибытии на бойню; любой чувствительный человек заметит это по их реакциям. Они упираются и не хотят идти дальше, навстречу своей смерти, и «должны» насильно, с помощью электрошоков, через мучения продвигаться вперед.
Сознание клетки
Новая информация о том, что каждая живая клетка обладает собственным сознанием, появившаяся благодаря биологу Брюсу Липтону, может нам помочь в дальнейшем. В своих исследованиях он доказывает, насколько мы до сих пор переоценивали генетику и недооценивали сознание в каждой клетке. А ведь каждая клетка развивается и накапливает в своем сознании информацию, полученную в ходе своего жизненного опыта; таким образом, бедствие, которое испытывают животные, содержащиеся в промышленных условиях и погибающие на бойне, также оказывается в их клеточном сознании. Питание такими «замученными клетками» просто не может быть полезным.
Современная эпигенетика также предупреждает нас об опасностях, таящихся в страданиях на клеточном уровне.
Вывод: пить молоко безопасно лишь на первый взгляд, не говоря уже о вредном воздействии на здоровье: коровы все больше селектируются, деградируют до уровня молочных машин и оптимизируются в производстве безо всякой возможности вести естественную жизнь. Гурманы, которые ценят нежную светлую телятину, должны знать, какова ее цена: короткая и, кроме того, мучительная жизнь теленка. Для многих, может быть, неясно, какой ущерб они причиняют себе на душевном уровне, поедая мясо. Страх и мучения животных отражаются на самочувствии людей в виде часто возникающих панических атак.
Скотобойня – критические взгляды нежелательны
Бойня для крупного рогатого скота, которую мы выбираем в качестве примера, в действительности надежно скрыта от свидетелей. Путь ужаса для животных в ней с точностью предначертан. После перевозки, обычно оголодавшие и мучимые жаждой, они ждут в узких решетчатых загонах, чтобы их затем перегнали сквозь еще более узкий проход в так называемый бокс для оглушения. Там забойщик скота приставляет к их голове между глаз пороховое оглушающее устройство. Стальной боек ударяет в череп, в результате чего животное падает оглушенное или мертвое.
Если все проходит «хорошо», они умирают сразу
Таков мрачный идеал. Даже если все «проходит хорошо», этот сценарий остается, мягко говоря, страшным. Из отчета бывшей практикантки на бойне и нынешнего ветеринара Кристиане Гаупт: «Я хотела бы рассказать о дне убийства крупного рогатого скота, о кротких карих глазах, полных паники. О попытках к бегству, побоях и ругательствах, пока несчастное животное наконец-то не встанет, приготовившись к оглушению, в железном загоне с панорамным видом на цех, где его сородичей обдирают и разделывают; затем смертельный удар бойка, – а в следующий момент уже цепь на задней ноге, тянущая бьющееся и извивающееся животное в высоту, в то время как внизу уже отсекается голова. И все еще, без головы, извергая потоки крови, тело содрогается, ноги бьют в пустоту… Рассказать об отвратительном чавкающем звуке, когда с помощью лебедки с тела сдирается кожа, об автоматическом движении пальцев, с которым работник по переработке трупов животных выковыривает из глазниц глазные яблоки – закатившиеся, с красными прожилками, выпучившимися – и бросает в дыру в полу, где исчезают „отходы“. О засаленном алюминиевом желобе, куда попадают все внутренности, вырванные из огромной безголовой туши, а затем, кроме печени, сердца, легких и языка – поскольку они годны для употребления в пищу – исчезают в подобии мусоропровода»[87].
Случаи, когда все происходит не так «нормально», довольно часты. Если оглушающее устройство было неправильно приставлено или в системе было недостаточно давления, боек проникает недостаточно глубоко. Тогда животное даже не теряет сознания, в то время как точка удара в его голове крайне болезненно вдавливается, или оно приходит в себя спустя короткое время, когда его уже разделывают.
Во времена страха перед КГЭ (коровьей губчатой энцефалопатией) было запрещено применять оглушающие устройства, так как мозговая и нервная масса могла попасть в кровь. Тогда мы видели живьем подвешенных коров, с которых в полном сознании сдирали шкуру, что в Германии все-таки вызвало громкие протесты.
Устройство для оглушения в некоторых бойнях специально настраивается слабо, чтобы животное умирало не сразу, поскольку при остановившемся сердце обескровливание длится дольше. А времени в современных фабриках убийства мало. Кроме того, оставшаяся в животном кровь представляет собой источник бактериального заражения. Джонатан Сафран Фоер пишет о том, что увидел у американцев: «Животные обескровливаются, обдираются и разделываются – в полном сознании. Это случается постоянно, промышленность и органы власти знают об этом. Многие бойни, на которые наложили штраф в связи с обескровливанием или обдиранием или разделыванием живых животных, оправдывали свои действия тем, что это совершенно обычное дело в убойной промышленности, и хотели знать – совершенно оправданно, – почему именно они были привлечены к ответственности»[88].
Проверка, проводившаяся в США, показала, что «подавляющему большинству боен не удавалось оглушать животных одним-единственным ударом бойка». Фоер объясняет такое большое количество ошибок «комбинацией из повышенного убойного темпа – в последние 100 лет он увеличился на 800 % – и плохо обученных вспомогательных рабочих, вкалывающих в кошмарных условиях». Количество их травм составляет 27 % и является наивысшим среди всех профессий; они получают мизерную плату за убийство более 2000 коров за смену[89].
Кто не садист, тот им станет
О том, что в таких условиях и нормальные люди становятся садистами, свидетельствуют различные научные исследования: к примеру, люди в банальных научных экспериментах очень быстро реагировали по-садистски. Они мучали мнимых испытуемых значительными ударами тока, если им правдоподобно сообщали, что это происходит на благо науки. Созданный в 2001 году немецкий фильм «Эксперимент» Оливера Хиршбигеля о соответствующем эксперименте ужасающе демонстрирует эту связь.
В условиях промышленного убоя большинству людей, очевидно, не удается остаться человечными. И это еще мягко сказано. Другими словами: то, что едят любители мяса, было подготовлено людьми, чьи рабочие условия пробуждают в них тень садизма и извращения.
Рабочие бойни тайно сняли фильм на своем предприятии, который они подкинули «Вашингтон Пост» (Washington Post). На нем можно было увидеть неоглушенных коров, подвешенных в полном сознании и на убойном конвейере направляющихся на разделывание, или как одному животному в рот был забит электрошокер. 20 рабочих подтвердили своими подписями, что подобное положение вещей не только соответствует действительности, но и обычное, известное их руководителям явление.
Вот еще высказывания, документированные Фоером и описывающие это бедственное состояние в подробностях: «Я видел тысячи и тысячи коров, живьем идущих на разделывание… Иногда они висят по 7 минут на конвейере и все еще живут. Я как-то стоял у шкуросъемной машины, и даже здесь они были еще живые. Там снимается вся шкура от шеи и до низа»[90].
Собственно говоря, коровы, конечно, уже давно должны быть мертвыми, когда так называемые «туши» доходят до рабочего, снимающего кожу с головы. По крайней мере, в теории. Вот что говорит об этом один так называемый убойщик скота: «Часто, надрезая лицевую часть головы, рабочий видит, что животное еще живое, в сознании, оно пинается как бешеное»[91].
Собственно говоря, коровы, конечно, уже давно должны быть мертвыми, когда так называемые «туши» доходят до рабочего, снимающего кожу с головы. По крайней мере, в теории. Вот что говорит об этом один так называемый убойщик скота: «Часто, надрезая лицевую часть головы, рабочий видит, что животное еще живое, в сознании, оно пинается как бешеное»[91].
После этого корова, или иначе туша, переходит к «отрезателям ног». Вот что рассказывает рабочий из этого цеха: «Если здесь некоторые из них приходят в себя (…), тогда это выглядит так, как будто они хотят лезть на стену… Конечно, рабочие здесь не хотят ждать, пока кто-нибудь придет и еще раз оглушит корову. Поэтому ей просто отрезают щипцами ноги. И когда они это делают, коровы действительно становятся как бешенне и пинают во все стороны. Затем животные расщепляются»…[92]
Читая все это, хочется тоже «лезть на стену». Может, лучше вам не представлять, что это надо увидеть своими глазами. Вам не надо это видеть. Вам также не надо покупать и есть мясо, поддерживая все это и дальше.
Несмотря на то, что в голове не укладывается все рассказанное выше, существует и более высокая степень жестокости, как нам рассказывает один рабочий: «Трехлетняя телка как раз шла по проходу, она телилась, прямо там, теленок уже наполовину вывешивался. Я знал, что она умрет, и вытянул теленка наружу. (…) Эти телята называются „недоносками“ или „скользкими“; их кровь используется в исследовании раковых заболеваний. (…) Обычно это происходит так: когда внутренности коровы падают на стол обследования, рабочие подходят, разрывают матку и достают теленка. Это совершенно нормально, когда перед тобой висит корова и ты видишь, как внутри нее пинается теленок, потому что он хочет наружу (…) Знаете, я служил в морской пехоте. Вся эта кровь для меня не проблема. Но это нечеловеческое отношение. Просто слишком многое случается»[93].
Еще один отрывок из отчета начинающего ветеринарного врача Кристиане Гаупт из «совершенно нормальной» немецкой бойни, которая практически не отличается от австрийской или швейцарской и существует вовсе не в Средневековье, а в XXI столетии где-нибудь у нас за углом, «работая» для большинства людей: «Мне бы хотелось рассказать, как снова и снова я вижу среди этой слизистой, кровавой горы беременных маток… я видела маленьких, уже полностью сформировавшихся телят всех размеров, нежных и голеньких, с закрытыми глазами в их защитных плодных пузырях, которые не могли их защитить; маленький такой, крошечный, как новорожденный котенок, и все же уже как настоящая миниатюрная корова, а самый большой – с мягкой шерстью, бело-коричневый и с длинными шелковистыми ресницами, лишь несколько недель до рождения. „Ну не чудо ли это создание природы?“ – говорит ветеринар, который дежурит в этот день, и сует матку вместе с плодом в клокочущий мусоропровод. (…) И для убогой тощей коровы, которая, когда я прихожу в 7 часов, лежит, судорожно вздрагивая, в ледяном проходе на сквозняке неподалеку от убойного бокса, нет Бога и никого, кто бы сжалился над ней, сделав быстрый выстрел. Сначала на очереди другие животные. Когда я в обед ухожу, она все еще лежит и вздрагивает, и никто, несмотря на все ее страдания, не избавил ее от мучений. Я ослабила недоуздок, жестоко впившийся в ее плоть, и погладила ее лоб. Она смотрит на меня своими огромными глазами, и я убеждаюсь сама, что коровы могут плакать»[94].
То, что для начинающего ветеринара невыносимо и чересчур даже для бывалого солдата элитных войск, писавшего об этом во все высокие инстанции, является, очевидно, обычным делом. Психолог доктор Гельмут Каплан подчеркивает, что практикантка Гаупт оказалась в среднестатической бойне. Даже в показательной бойне из 30 животных, мнимо убитых в течение одного часа устройством для оглушения, 6 снова очнулись во время разделки[95].
Вы хотите в этом участвовать, поедая мясо? У вас есть надежда, что вы можете избежать этой энергетики и она не распространится на вас, когда вы будете «наслаждаться» стейком от этой или другой коровы? Наше сочувствие принадлежит животным, но и люди, которые позволяют обстоятельствам зайти так далеко, нераздельно заслуживают его.
Темпль Грандин, контролирующая и критикующая подобные условия, даже при предварительно объявленных визитах на бойни, у трети боен наблюдала сознательно выполняемые жестокие действия, которые проводились регулярно. Это наблюдалось, прошу заметить, в бойнях, которые дали согласие на проведение такого контроля. О том, что происходит в других, которые вовсе являются закрытыми, остается лишь догадываться.
Мучения, которые мы поедаем заодно с мясом
Страх, поглощаемый нами вместе с мясом животных из промышленного содержания и убоя скота, принимает физические формы в виде гормонов и нейромедиаторов. Страдания и мучения, которые мы причиняем животным при сегодняшнем «разведении», мы также поглощаем сами, даже если еще не можем это по-научному назвать и измерить. Страх этих животных, ужасно замученных до печального конца, переходит на тех, кто, в конечном счете, является причиной этих пыток – любителей мяса. Занимаясь этой темой уже более 30 лет, я в этом твердо уверен, так как большинство моих пациентов были мясоедами, по крайней мере, на момент обращения ко мне.
Страх животных не растворяется в воздухе, даже если воздух на бойнях им полон. Этот страх представляет собой вполне реальную энергию и может сыграть ужасную шутку с людьми, которые до сих пор не знали об этой взаимосвязи и предпочитают оставаться в неведении.
Страх – не только отвратительный феномен. Он также усиливает многие другие болезненные симптомы, к примеру, со временем приводит к депрессии. Об этом стоит дополнительно задуматься всеядному по привычке человеку. Впрочем, страх всегда имеет рациональное значение, и мы можем – в отличие от убойного скота, у которого нет ни малейшего шанса уйти от своих страданий – избегать того, чего боимся, или взглянуть своему страху в глаза, чтобы избавиться от него.
По моему мнению, страх, съеденный вместе с мясом, владеет людьми, в конечном счете, по праву. И первый шаг в лечении должен, естественно, устранить причину, то есть следует немедленно и бесповоротно прекратить потребление мяса.
С другой стороны, во всех глубоко отталкивающих мерзостях из приведенных выше описаний, мы находим здесь дополнительную информацию для разъяснения упомянутых научно подтвержденных симптомов заболеваний, возникающих по причине мясоедства. Я могу здесь только присоединиться к словам швейцарского врача доктора Эрнста Вальтера Генриха: «(…) Я не хочу и не могу отворачиваться (…). Я ненавижу преступные действия, ведущие к тому, что ежедневно более 40 000 детей умирают от голода и недоедания из-за того, что растительная пища скармливается животным ради получения мяса, молока и яиц. С этими животными продуктами граждане „общества всеобщего благосостояния“ наедают себе болезни благосостояния, которые затем, как верх моральной запущенности в „промышленности здоровья“, почти всегда приводят к бесполезным экспериментам над животными»[96].
Мясные скандалы
При таком количестве безрадостной информации для любителей мяса должно быть и какое-то оправдание. Потребление мяса само по себе является длительным скандалом. Поэтому мясные скандалы прошлого по поводу испорченного мяса, в любом случае, не являются большой опасностью, поскольку люди хорошо переносят, в первую очередь, старое мясо. Они могут (вы)жить, питаясь падалью. Совсем свежее мясо млекопитающих было бы, напротив, вовсе несъедобно по причине трупного окоченения, которое, как известно всем любителям детективов, наступает вскоре после смерти. Поэтому опытная хозяйка всегда спрашивает мясника: «А мясо действительно хорошо провисшее?» Этим она осведомляется, научно выражаясь, о том, продвинулось ли автолитическое разложение до такой степени, что актино-миозиновые волокна мышечной ткани посредством разложения уже вышли из стадии трупного окоченения. На ее языке, она желает знать, является ли мясо уже совершенно мягким; в баварско-австрийском диалекте в этом случае употребляется слово «safteln», что означает «вытекание жидкости из трупа».
Когда мясо диких животных, которых, по крайней мере, убивают несколько гуманней – без предшествующей паники ожидания, – закладывают в маринад, то этим желают ускорить процесс разложения, чтобы мясо стало мягким.
Здесь мясоеды могут облегченно вздохнуть. Поскольку они всегда едят разлагающееся мясо, то есть падаль, совсем неважно, до какой степени оно испорчено. В действительности, никто от испорченного мяса не пострадал, или, вернее, лишь в той мере, в какой всегда страдают от потребления мяса. На африканских рынках мне доводилось видеть в продаже мясо, которое от обилия сплошных личинок и мух снова казалось живым, но было все-таки куплено и, очевидно, съедено. Ведь помогает еще и дезинфицирующий эффект огня.