— Виктория! — взволнованно прошептал Эдвард.
«Виктория» — это слово звенело у него внутри. Теперь он посмеется над всеми этими сеньорами Ортегасами, которые провели свою жизнь рядом с сокровищами!
А землечерпалка вытаскивала стальными зубьями все новые богатства из Священного колодца. Сундук Томпсона наполнялся драгоценностями индейцев майя.
Несколько дней продолжалось торжество американца. Индейцы молчаливо встречали каждую находку «сумасшедшего американца».
Эдвард предполагал, что под водой хранится еще немало драгоценных вещей из золота, нефрита и обсидиана. Но ковш уже бессилен вытащить их на свет.
Томпсон дал срочную телеграмму в морской порт Кампече, где у него была договоренность с двумя греческими ловцами губок.
…В тот день к Священному колодцу притащили водолазное снаряжение. Эдвард Томпсон, как всегда, торопился. Он натягивал на себя водолазный костюм, два грека-водолаза помогали.
Прежде чем Томпсон сделал первый шаг по ступенькам к воде Священного колодца, Маурильо и те индейцы, которые работали на лебедке, подошли к Эдварду и с торжественными лицами пожали ему руку: «Прощай, хозяин! Не увидеть нам тебя больше!»
Томпсон отпустил поручни и быстро пошел ко дну, оставляя за собой след из серебристых пузырьков. С глубиной вода меняла свой цвет. Наверху янтарная, потом зеленая, ниже цвета вечерних сумерек и, наконец, темная, как ночь. Даже подводный фонарь не в силах был пробить своим светом эту темноту.
Эдвард на ощупь передвигался по дну колодца. Казалось, что он где-то глубоко в подземелье. Здесь, на дне, действительно можно было поверить в существование бога Юм-Чака. Эдвард отгонял от себя страх. Действительно ему грозила опасность, но не от мифического Юм-Чака. Камни и огромные бревна, которые ускользнули от стальных зубьев землечерпалка, каждую минуту могли упасть на голову. И тогда… индейцы поверили бы в существование Юм-Чака.
На дно опустились водолазы-греки. Их чуткие пальцы быстро находили в расщелинах колодца золотые статуэтки, диски, ножи тонкой работы из обсидиана и кремня, на ручках которых были изображены золотые змеи. Скоро мешки водолазов были доверху наполнены драгоценными находками.
…Когда сундуки были набиты золотыми украшениями индейцев майя, дорогими фигурками из нефрита, редкими экземплярами оружия, Эдвард Томпсон погрузил их на пароход и поскорее отправился в Соединенные Штаты. Бизнес есть бизнес! Его финансировали господа из антикварного общества, и теперь Эдвард должен произвести с ними расчет. Его нисколько не смущало, что добытые им сокровища были сделаны руками древних обитателей Мексики.
Пароход дал протяжный гудок и покинул мексиканскую землю.
Мистер Томпсон разместил добытые сокровища в музее Пибори Ггрвардского университета, получив за них солидную сумму.
Теперь его мало интересовала Чичен-Ица. Он устраивал свою жизнь, жизнь состоятельного человека, у себя дома, в Штатах.
В 1910 году в Мексике началась революция. Ее победное шествие докатилось до Юкатана. Асьенда Эдварда Томпсона была разгромлена.
Революционное правительство Мексики потребовало у Томпсона вернуть хотя бы часть добытых сокровищ. Томпсон ответил отказом, заявив, что, если бы он не залез в этот колодец, эти богатства лежали бы там еще тысячу лет.
Томпсону предложили выплатить Мексике компенсацию 500 тысяч долларов. Американец отказался. Правительство конфисковало его асьенду и имущество в Чичен-Ице. Но все сокровища Священного колодца — национальная гордость Мексики — остались в американском музее Пибори.
ПРОЩАНИЕ СО СВЯЩЕННЫМ КОЛОДЦЕМ
Мы стояли на краю колодца на площадке, с которой когда-то была принесена в жертву богу дождя Сквик. Наверное, колодец не изменился за тысячелетие, которое насчитывает его история. Те же отвесные стенки, в них видны слоистые отложения. В глубине колодца, метрах в двадцати от края, видна зеленоватая поверхность воды. В ней отражаются небо, облака, кроны высоких деревьев, растущих на берегу, остатки крепления землечерпалки мистера Томпсона.
Проводник Исидро осторожно дотрагивается до моего плеча.
Мы возвращаемся на площадь, к пирамиде. Мы идем по той самой дороге, по которой когда-то двигались торжественные процессии. Но теперь здесь лишь тропинка. По сторонам — гигантские деревья. Дорога, проложенная мистером Томпсоном, тоже уже давно скрылась в зарослях леса.
Снова перед глазами пирамида и храм наверху. Там туристы. Они смотрят в сторону колодца. И вдруг я представил одного из этих людей с жезлом в руке, в легкой накидке, в пышном головном уборе из перьев.
Но суета туристов, крик гидов разрушили прекрасное видение. Я слышу английскую речь, вижу американцев, которые ходят вокруг пирамиды группами и в одиночку. Те, кто побогаче, нанимают личного гида. Эти двое — мужчина и его молоденькая жена — бродят по зеленой лужайке около пирамиды в сопровождении гида-индейца. На американце белые брюки и пестрая рубашка, распахнутая спереди, на его жене шорты, обтягивающие бедра.
— Марлэн, сядь на этого зверя! — кричит американец.
— Это бог дождя, мистер! — сообщает гид.
— Неважно!
Марлэн садится на бога, как на вола, грациозно выставив вперед ножку. Снимок готов.
Они идут дальше, взявшись за руки. Гид услужливо бежит впереди.
— Это стадион, мистер, — говорит гид. — Длина поля — сто пятьдесят метров. На каменных стенах, как видите, каменные кольца. Это прообраз баскетбола, мистер.
Американец смотрит на кольца, показывает их Марлэн, что-то говорит и смеется.
— На той трибуне сидел вождь, — показывает гид-индеец и вдруг бежит через поле к трибуне. Он садится на скамейку Халач-виника и говорит: — Вы меня слышите?
Мы его слышим, хотя расстояние не меньше ста пятидесяти метров.
Гид бросает монету на камень — мы слышим звон.
— Пройдите сюда, прошу вас, — просит гид.
Американец подхватывает под руку свою молоденькую жену и весело бежит с ней к трибуне вождя.
Мы с Исндро идем в другую сторону. Я вижу апельсиновые деревья и возле них камни, на которых еще сохранились древние барельефы. На камнях сидят мексиканцы — крестьяне из ближайших деревень. Двое из них самодельными ножичками очищают кожуру с апельсина. Один дремлет, надвинув шляпу на глаза. Женщина расчесывает девочке волосы. Изредка крестьяне перебрасываются словечками на языке индейцев майя. На том самом языке, который звучал в этом великом городе древности Чичен-Ице.
И мне кажутся так несовместимыми эти великие строения прошлого и эти забитые крестьяне — наследники своих знаменитых предков. Откуда им знать секреты акустики стадиона, законы, по которым ученые-жрецы строили обсерваторию и наблюдали за движением Солнца и Венеры десять с лишним веков назад?
Может быть, эти крестьяне выглядели бы иначе, если бы четыреста пятьдесят лет назад пришельцы из Старого Света огнем и мечом не сокрушили великую цивилизацию их предков, не уничтожили высокую культуру и не превратили в рабов индейцев майя, чьими руками созданы бессмертные произведения искусства и архитектуры.
Крестьяне молча сидят на камнях, бросают золотистую кожицу апельсина на землю и с любопытством смотрят на тех, кто приехал сюда, кто шагает по крутым ступеням пирамиды и бродит по площадкам храмов, созданных руками их далеких и могущественных предков.
Р.Подольный Умение ждать
Фантастическая юморескаРисунки Г.Кованова
Ох,и нытик же ты, Михаил! — хозяин дома встал за очередной бутылкой.
Гость не оскорбился — он просто не принял замечания всерьез.
— Ты скажешь! Ну, сам подумай, с одной стороны, мне обижаться на судьбу вроде нечего, вот и учебник в этом году выйдет, и изобретение мое внедрят… Но только представлю себе возню с рецензентами, споры с инженерами, прения воображу… К богу, скорее бы уже все позади было. Не умею я ждать. Эх, оказаться бы сейчас в будущем году!
— Хочешь? Пожалуйста! — воскликнул хозяин.
— То есть как?
— А ты разве не слышал о находке в Антарктиде?
— Слышал — марсианский клад — так это, кажется, называли? Знаю даже, что ты имеешь к нему какое-то отношение.
— Какое-то? Неплохо сказано. Пошли, пошли…
И вот перед ними куб стального цвета высотой в человеческий рост, с узкой дверью на одной из граней.
— Итак, это и есть машина времени? — гость постучал по стальному боку куба.
— Название популярное, но не совсем точное. Это, насколько мы можем понять, машина для превращения будущего в настоящее.
— Ха! Где же тут разница?
— Поймешь, когда выйдешь.
— Ха! Где же тут разница?
— Поймешь, когда выйдешь.
— А вы уже проверяли? Понимаешь, кто их знает, этих марсиан…
— Проверяли, проверяли. Отливку туда положили — деталь достали. Сунули мышонка, вынули мыша. Вот с человеком не пробовали.
— Разыгрываешь, брат! Ну, я не пугливый.
И гость вошел в куб, захлопнув за собой дверь.
Внутри было светло, хоть и не слишком, стены тускловато мерцали в такт друг другу. Так прошло несколько минут. Лениво улыбнувшись тени страха, на мгновенье прокравшейся в душу, гость повернулся лицом к двери и поднял руку — постучать. Не успел. Дверь сама отошла в сторону. Он вывалился из куба прямо в объятия хозяина. А когда высвободился из них, понял, что тот решил продлить розыгрыш. В пять минут, сукин сын, успел переодеться и побриться. Даже морщинку новую себе сделал. Молодец!
Но пока гость ядовито советовал хозяину выступить в цирке в номере с переодеванием, его взгляд остановился на книжке, которую тот держал в левой руке. На обложке большими буквами была напечатана собственная фамилия гостя. И тут на него нахлынуло прошлое, которого не было. Он вспомнил, как мучительно ругался со своим редактором и как тяжело переживал газетный фельетон, разгромивший вторую главу учебника. Вспомнил слезы жены… Вспомнил и операцию. Во время ее больно не было — наркоз, зато потом… Словом, как сейчас.
Хозяин не мешал ему вспоминать. Стоял и молчал, а из глубины памяти всплывали все новые факты. Ссора с братом, слова врача о необходимости новой операции (два месяца придется лежать). А с изобретением до сих пор тянут, а через неделю защищать докторскую…
— Но если я был здесь, кто же читал гранки?
— Чудак! Ты же! Ты ведь это помнишь?
— Да! Но…
— Я же тебе объяснял, что это за машина. Будущее стало для тебя настоящим. Вот и все. Но прошлое от этого никуда не делось. Ты помнишь? Значит, это было! Понял?
— Нет! Нет, не понимаю. Но это неважно. Лучше скажи, кто будет отвечать оппонентам на защите, если я останусь здесь еще на полминутки?
— Ты сам. И будешь помнить об этом.
— Тогда… Знаешь, вспоминать — не переживать, вспоминать
даже приятно… Пожалуйста, закрой за мной дверь.
А потом ему надо было ехать в долгую неприятную командировку, судиться из-за квартиры, писать трудный отчет…
…В некрологе было написано: «Он прожил долгую жизнь, полную тревог и событий».
Ричард Матесон Стальной человек
Фантастический рассказДвое вышли из здания станции, таща за собой покрытый брезентом предмет. Пройдя всю длинную платформу, они остановились у одного из последних вагонов и с трудом подняли свою ношу. Пот катился по их лицам, а помятые рубашки прилипли к мокрым спинам. Одно из колесиков вдруг отскочило и покатилось вниз по ступенькам. Человек, стоявший сзади, успел подхватить его и передать другому, в старом коричневом костюме, который был впереди.
— Спасибо, — сказал человек в коричневом костюме и положил колесико в боковой карман пиджака.
Войдя в вагон, двое покатили покрытый брезентом предмет вдоль прохода. Поскольку одно из колесиков отсутствовало, тяжелый груз постоянно кренился в сторону, и человеку в коричневом костюме — его звали Келли — приходилось подпирать его плечом. Он тяжело дышал и время от времени слизывал языком крошечные капельки пота, которые тут же снова появлялись на верхней губе.
Когда они добрались до середины вагона, Келли просунул руку в прорезь в чехле и начал шарить в поисках нужной кнопки.
Тяжелый предмет медленно опустился на сиденье около окна.
— О господи, как он скрипит! — сказал Келли.
Второй человек, Поул, пожал плечами и с глубоким вздохом сел в кресло.
— А ты надеялся на что-то другое? — спросил он после секундного молчания.
Келли сбросил пиджак и расположился на сиденье рядом с предметом.
— Ну что ж, как только нам заплатят, мы сразу купим все необходимое для него, — сказал он и с беспокойством посмотрел направо.
— Если нам удастся найти все, что нужно, — заметил Поул. Он был худ как щепка, и ключицы выпирали из-под рубахи. Сгорбившись, он сидел и смотрел на Келли.
— А почему это нам не удастся? — спросил Келли, вытирая мокрое лицо платком.
— Потому что их больше никто не производит, — ответил Поул с притворным терпением человека, которому приходится повторять одно и то же десятки раз.
— Ну и идиоты, — прокомментировал Келли. Он стащил с головы шляпу и смахнул пот с лысины в середине своей рыжей шевелюры. — Б-2 встречаются еще повсюду.
— Так уж и повсюду, — сказал Поул, ставя ногу на предмет.
— Убери ногу! — рявкнул Келли.
Нога Поула тяжело опустилась на пол, и он пробормотал что-то оскорбительное вполголоса. Келли вытер платком шляпу изнутри, хотел надеть ее, затем передумал и бросил на сиденье напротив.
— Господи, до чего же жарко! — сказал он.
— Будет гораздо жарче. — сказал Поул.
— Ты думаешь, в Мейнарде будет жарче? — спросил он с беспокойством.
Поул кивнул. Келли с трудом проглотил слюну. Его горло внезапно пересохло.
— Надо было хватить еще по бутылочке пива, — сказал Келли.
Поул, не отвечая, смотрел в окно на волны тепла, поднимающиеся от раскаленной бетонной платформы.
— Я выпил три бутылки, — продолжал Келли, — а мне хочется пить еще больше.
— Да, — буркнул Поул.
— Вроде будто мы не выпили ни глотка после Филли, — сказал Келли.
— Да, — снова буркнул Поул.
Келли умолк, уставившись на Поула. Лицо Поула было удивительно белым, резко контрастируя с черными волосами, а руки его невероятно большие, гораздо больше, чем требуется для человека его сложения. Но эти руки были очень искусными. «Поул — один из лучших механиков, — подумал Келли, — один из самых лучших».
— Ты думаешь, он будет в порядке?
Поул хмыкнул и улыбнулся печальной улыбкой.
— Если только его не будут ударять, — ответил он.
— Нет-нет, я серьезно, — сказал Келли.
Темные безжизненные глаза Поула взглянули на Келли.
— Я тоже, — сказал он с ударением.
— Ну ладно, брось эти глупости.
— Стил, — сказал Поул, — ты знаешь это так же хорошо, как и я сам. Он ни на что не годен.
— Это неправда, — буркнул Келли, ерзая на сиденье. — Ему нужен всего лишь небольшой ремонт. Перебрать движущиеся части, смазать — и он будет как новый.
— Да-да, совсем небольшой ремонт стоимостью в три-четыре тысячи, — саркастически заметил Поул, — причем с применением деталей, которые уже не производятся. — Он снова повернулся и уставился в окно.
— Ну брось, дело не так уж плохо, — примирительно сказал Келли. — Послушать тебя, так он годен только в металлолом.
— А разве не так? — спросил Поул.
— Нет, — сказал Келли с раздражением, — не так.
Поул пожал плечами, и его длинные гибкие пальцы бессильно замерли на коленях.
— Только потому, что он немного стар, — сказал Келли.
— Стар? — иронически повторил Поул. — Древний — более подходящее слово.
— Ну, — Келли вдохнул полную грудь раскаленного воздуха и медленно выпустил его через свой широкий расплющенный нос. Он посмотрел на закутанный в брезентовый чехол предмет, подобно отцу, который сердит на сына за его недостатки, но еще больше сердит на тех, кто осмелился указать на них.
— В нем еще много пороху, — сказал он наконец. Поул молча смотрел на платформу. Его глаза механически остановились на носильщике, катящем тележку, полную чемоданов и свертков.
— Скажи… у него все в порядке? — спросил Келли, как бы боясь ответа.
Поул повернулся и взглянул на него.
— Я не знаю, Стил, — сказал он. — Ему нужен ремонт, и ты знаешь это. Пружина мгновенной реакции в его левой руке лопалась столько раз, что вся состоит из отдельных кусков. С левой стороны у него нет надежной защиты. Левая сторона головы вся разбита, глазная линза треснула. Ножные кабели износились и ослабли, и их невозможно подтянуть. Даже его гироскоп вышел из строя.
Поул отвернулся и снова уставился на платформу с гримасой отвращения на лице.
— Не говоря уже о том, что в нем не осталось ни капли масла, — добавил он.
— Ну масла-то мы ему раздобудем, — сказал Келли с наигранной бодростью.
— Да, но после боя, после боя! — огрызнулся Поул. — А ведь смазка нужна ему до боя! Скрип его суставов будет слышен не только на ринге, но по всему залу! Он скрипит, как паровой экскаватор. Будет чудом, если он продержится два раунда. Вполне вероятно, что нас вынесут из города на шесте, обмазанными дегтем и вывалянными в перьях.
Келли проглотил комок в горле.
— Не думаю, что до этого дойдет, — проговорил он.
— «Не думаю, не думаю», — передразнил его Поул. — Будет еще хуже. Вот подожди, когда толпа увидит нашего Боевого Максо из Филадельфии, они поднимут такой крик, только держись! Если нам удастся улизнуть с нашими пятью стами долларов, можно считать себя счастливчиками.