– Ей виднее, – пожала плечами Мария Адамовна. – Но уж Кулаков точно сначала псину пустит, а потом и сам добежит… согласно традициям. Нет, тут что-то другое– иное нужно.
Баба Нюра уже замучилась размышлять над обустройством чужой судьбы и решила насладиться сериалом. Там-то все ясно и понятно – сначала ты должен поплакать как следует, зато потом любовь восторжествует! Правда, сериал отчего-то задерживали, а вместо этого показывали криминальную программу, про то, как похищают девушек и угоняют их в рабство. Жуть! Она переключила канал и вздрогнула от вопля невестки. От неожиданности пальцы пожилой леди разжались сами собой, и пульт грохнулся на пол.
– Мама! Ты что сделала? – крикнула Машенька.
– Я только кнопочки потыкала, – виновато оправдывалась баба Нюра. – А уж ты завопила, так он и выпал. Сам. А там сериал сейчас начнется! И я еще побольше твоего орать должна – я и так две серии пропустила! А теперь вот… хорошо, что не сломался.
– Мама! Включи назад! – вытаращила глаза невестка.
Она вскочила, стала нажимать кнопки пульта, но программа показывала совершенно другой сюжет.
– Машенька, – хлопал глазами Иван Михайлович. – Что это ты… так к телевизору воспылала?
– Да потому что там было то, что нам надо! – попыталась объяснить Мария Адамовна. – Там похищали девушек! Мама! Вас надо похитить!
– Замечательная, свежая мысль! – обрадовался Иван Михайлович. – А то, мама, ну в самом деле, квартирка у нас…
Баба Нюра со стоном, похожим на карканье вороны, без сил опустилась на стул. Вот уж не думалось ей, что на старости лет ее сынок вот так с ней… на вечное сексуальное рабство…
Невестка же словно ничего не замечала:
– Надо похитить… В общем, завтра ты, мама, зайдешь в кабинет к Евгении, мол, отдать деньги…
– А почему я? – возмутилась старушка.
– А потому, что я, мама, в это время якобы болею! – напомнила невестка. – Евгения сама видела. Значит, заходишь, но отдать деньги не успеваешь, потому что у тебя неожиданно звонит телефон!
– Что у меня звонит? – насторожилась баба Нюра.
Сын внимательно пригляделся к матери и горько покачал головой:
– Машенька, маму трогать не нужно, она нам все дело загубит. Я тебе точно говорю.
– Отчего же я и сразу загублю?! – возмутилась баба Нюра. – Когда я открывала свою кухню, которая для желудков графских, вы вот тоже говорили, что я загублю все дело…
– А загубила только кухню, – вздохнул сын.
– Ваня прав, – произнесла Мария Адамовна. – Но что же тогда придумать?
– Машенька! – вдруг осенило бабушку. – Ну давай тогда похитим не меня, а чей-нибудь кошелек! И пусть его ваш Кулаков ищет! Тоже хорошая придумка.
– Мама, твоя хорошая придумка называется простенько – криминал. Воровство. И тянет… Вань, на сколько тянет? Ах да, откуда тебе… А я против закона ни ногой!
– Заметь, дорогая, я тоже, – кивнул Иван Михайлович и взглянул на мать как-то уж совсем недоброжелательно.
– Нет, а мы ж потом скажем, что понарошку, – округлила глаза благочестивая бабушка.
– Мама, меня радует твоя наивность, – вздохнула Мария Адамовна. – Ты хорошо сохранилась – сущее дитя.
Баба Нюра заалела щечками. Все же умеет невестка поднять ей настроение.
Глава 3
Кулаков шел на остров Отдыха. Через тридцать минут у него должно было начаться занятие с группой. Сегодня на занятие он шел не один – с Одером. Он почти всегда брал с собой на практические занятие собаку, а вот в прошлый раз не взял и сильно пожалел – у ребят из «Дружка» собачки уж больно расшалились. Одер бы мигом пригнал их обратно. И агрессивность у псинок усмирял, и догонял, и просто рядом ходил, чтобы собачки учились правильно себя вести – на собак не кидаться. В общем, прививал собачьи правила поведения.
Вот и сейчас Одер мирно шел с хозяином, а тот поглядывал по сторонам.
Кулаков всегда замечал интересных людей. И не переставал удивляться – какие же все разные! Вон парочка идет! Он огромный, будто шкаф, а рядом с ним крохотная женщина. Маленькая, тоненькая. На каблучках. Семенит, бедняжка, старается не отставать. А в ее крошечных ручках два тяжеленных пакета. Даже Кулакову видно, что пакеты неподъемные. А мужчина еще и выговаривает ей за что-то! Та кивает, виновато поглядывает на своего хозяина… Тьфу, на мужа… Хотя чисто собачья ситуация: он – хозяин, она – провинившаяся собака. Да, права была жена – ему кругом мерещатся один собаки. Или вон тоже! Ну куда от этих собак деться! Нет, здесь натуральная собака – тойтерьер. Маленькая, нервная, напуганная.
Кулаков остановился. Возле остановки размалеванная девица на высоченных каблуках и в юбочке, которая заканчивалась где-то в районе талии, покупала что-то в газетном киоске. Под мышкой она держала той-терьерчика, а другая рука была занята огромной сумкой.
– Господи, куда уж такие сумищи-то таскать? – покачал головой Кулаков.
Девушке нужно было расплатиться, и собачка явно мешала. Тогда красавица отпустила собачонку, удерживая ее на поводке. Собачка, видимо, не приучена была к ошейнику, потому что заметалась на поводке, заскакала, тонко и нервно завизжала.
Кулаков поморщился. И надо было этот ошейник надевать? Ведь для таких крох есть специальные шлейки. Чего там у нее шейка-то… Эта порода отчего-то всегда у Кулакова вызывала жалость. Чистое недоразумение. Вся жизнь под мышкой… Да и берут их, как правило, не от большой любви, а из-за моды. Большинство хозяев тойтерьеров даже не догадываются, что их тоже надо дрессировать, обучать. Да и разве такая хозяйка станет себя дрессурой утруждать?
В это время по дороге со страшным гулом промчался автомобиль, и собачонка ошалела от страха. Она рванулась из ошейника и оказалась на свободе. Но свобода возле самой дороги грозила самым страшным.
– Да что ж она делает?! – испугался Кулаков и кинулся к остановке. Но сначала все же спустил своего пса. – Одер! Держи!
Собака поняла, кого держать, – пес тоже наблюдал за визжащей собачонкой. В три прыжка он догнал собачонку, взял в пасть и, не обращая внимания на душераздирающий визг бедняги, притащил к Кулакову.
– Молодец, давай ее сюда.
Кулаков уверенно взял собачонку и прижал к себе.
– Все. Тихо. Сейчас хозяйка придет.
Та, почувствовав крепкую, уверенную руку, визжать перестала, но продолжала дрожать. К Кулакову подлетела девица.
– Ваша собака ее съела! – заверещала она. – Что вы с ней сделали?
– Успокойтесь, – буркнул Кулаков. – Сначала приведите свои нервы в порядок, потом берите собаку.
Девчонка посмотрела на свою питомицу и покраснела:
– А я думала, вы ее того… перекусили… – хихикнула она в кулачок.
– Думала? Нет, ты ни о чем не думала! – возмутился Кулаков. – Отпустить такую собачонку возле самой дороги… Почему вы ей шлейку-то не купите? Или хотя бы научили ходить на поводке. Что за безалаберность? Собака кинулась на дорогу, а вы только сейчас изволили ко мне подойти!
– Ой, да-да-да, – торопливо закивала красавица. – Надо научить, а я все как-то… И шлейку купить надо.
– Я не понимаю, – все больше расходился Кулаков. – Почему с большими собаками люди занимаются, у меня вон в группе и женщины в возрасте ходят, и подростки, а с маленькими будто бы и заниматься не нужно! Если времени нет, зачем же заводили? Это не игрушка!
– А вы учите собак дрессировать? – блеснули глаза у девчонки.
– Да! И очень бы хотел вас там видеть! А то угробите беднягу… Забирайте свою собаку.
– Мы придем! – радостно заулыбалась девица. – Вы нам только скажите куда и во сколько!
Кулаков быстро вытащил свою визитку и сунул девице. Он был уверен, что она забудет про визитку сразу же, как только он отвернется. Но и настаивать не хотел – ему была несимпатична эта длинноногая дива. Купят живых игрушек, а те потом мучаются!
– А меня Даша зовут, – вдруг светло улыбнулась девица. – А вас… Борис?
Кулаков смутился. Вообще-то его все звали Борисом Борисовичем, ну или по фамилии. Даже жена звала не Борисом, а Кулаковым.
– Да, меня зовут Борисом… Борисовичем, – произнес он. – Когда придете на занятие, быстро запомните. Если придете.
– Обязательно приду. Я уже устала бегать за своей Тикой. Да и ей не помешают правила поведения, а то вдруг опять с ней что-нибудь случится, а такой вот собаки, как ваша, рядом не окажется.
– Хорошо, приходите, я буду ждать.
– Тем более придем, если ждать будете, – склонила голову набок девчонка, легко помахала рукой, чмокнула свою собачку и побежала к остановке.
– Ч-черт… – пробормотал Кулаков. – Ждать… Как вырвалось-то?
У него уже не было такого хмурого, сурового настроя, наоборот, улыбка сама как-то растянула губы. Не то чтобы девчонка ему запала в душу, просто… Просто всегда было приятно осознавать, что хороших людей больше. А он ведь считал, что такая девица никогда не станет себя заморачивать какими-то там дрессировками. Взяла собачонку для гламура, и хоть трава не расти. Ан нет! Беспокоится о крохе. И вообще, возникло ощущение, что он где-то с ней встречался. Нет, даже был хорошо знаком. И от этого становилось как-то… не так, как обычно. Почему эта девочка вызвала в нем теплые чувства, Кулаков не понимал. Да и не задумывался, просто приятно, когда много хороших людей.
К своей группе он подошел в прекрасном настроении.
– Борис Борисович! – сразу кинулся к нему Юра Мальцев, четырнадцатилетний паренек, который очень ответственно относился к своему другу – шестимесячному щенку овчарки. – А у меня Сайт сегодня команду «апорт» с первого раза выполнил! Я думал, это случайно, а он снова принес палочку!
– Правильно, потому что он сообразил, чего ты от него хочешь.
– Ой, а у меня Юн, наверное, никак понять не может, да? – с горечью пожаловалась Марина Андреевна, молодая, интересная женщина. – Вот я его прошу, прошу…
– Все он понял! Просто вам надо не просить, а командовать, – произнес Кулаков. – Он понимает, что вы ему и так дадите кусочек сыра, зачем напрягаться.
Марина Андреевна была очень приятной женщиной. Однажды, когда Кулаков болел, она его вылечила за два дня. Отличный врач, серьезный специалист, строгая со своими подчиненными, она просто превращалась в повидло со своим шарпеем Юном. А тот вил из нее веревки.
Кулаков занялся ею. Надо было дать ей индивидуальное задание, чтобы потом заниматься с группой.
– С вами наши собачки работают прекрасно, – подошел к нему пенсионер Игорь Васильевич, хозяин ухоженного колли. – А вот без вас… Меня моя Белла совсем не слушается.
– Да, – кивнула Марина Андреевна. – И меня тоже. Вот здесь Юн работает прекрасно, и меня слушается, а дома я выполняю все, что вы говорите, а он даже ухом не ведет.
– Значит, вы не так настойчивы дома, – объяснил Кулаков.
– А можно… – вдруг нерешительно пробормотала Марина Андреевна. – Можно вы сами к нам домой придете и посмотрите, что не так?
– Хорошо, – кивнул Кулаков. – После занятий договоримся о встрече, а сейчас займитесь собакой, я к вам через десять минут подойду.
– Ладно, – улыбнулась Марина Андреевна.
Кулаков отошел от нее и не видел, как полыхнули ее щеки, как она с надеждой посмотрела ему вслед и как совсем уже другим голосом обратилась к своему шарпею:
– Юн! Лежать! Лежать, я сказала! И не грызи мои туфли. Не грызть туфли!
После работы Евгения неторопливо обошла парочку магазинов, завернула в киоск и купила сразу три газеты. Домой идти не хотелось. Никто ее дома не ждал, звонить никто не будет, да и вообще – все уже забыли, что где-то есть какая-то Евгения! Дни походили один на другой, как мандарины вон у того дядьки. Интересно, как же она раньше жила? Постоянно крутилась, ее куда-то тянули, всем она была нужна, без нее не обходилась ни одна вечеринка. Евгения была полна интересных идей, умела шутить, фонтанировала розыгрышами – ну не сидеть же на каком-нибудь юбилее с кислыми мордахами! А вот случился разлад в семье, и куда-то все делось. Нет, Евгения сама понимает, что винить некого. Первое время после развода друзья ее постоянно приглашали, звали, но… какие уж тут розыгрыши, когда видеть никого не хотелось! Когда нет сил ловить сочувственные взгляды и вздрагивать от любого вопроса. Она стала резкой. Друзья решили, что это надменность, и вскоре отстали. Сначала еще приглашали на праздники, дни рождения, но Евгения всегда отказывалась. А чтобы не уговаривали, отказывалась резко, порой в грубой форме. Вот и довыпендривалась – сидит теперь одна, с телевизором.
Евгения разложила продукты, сделала себе бутерброд с колбасой и сыром и развернула газеты. Даже себя она немного стеснялась, когда раскрыла рубрику знакомств. А ведь газеты только для этой цели и взяла.
– Так я просто, чтобы настроение поднять, – пробормотала Евгения. – Вот, смотри-ка, ищет женщину не старше двадцати пяти, а самому уже семьдесят два. Разве не смешно?
Женщины в объявлениях расписывали себя весело, искристо, с юмором, но через весь юмор было видно – будут рады любому, лишь бы внимательный был, да… пусть не любил, но хоть бы уважал. А вот мужчины – у тех были сплошные рамки – не старше, не выше, не ниже, не больше… А о себе и вовсе ничего не сообщали, считали, что и так подарки.
Эх! Надо бы к Адамовне в «счастливчики» записаться. Ну да, только заявись к ней, и работа накроется медным тазом. Нужно держать расстояние. Да к тому же у этой Марии Адамовны тоже свадебные-то показатели – одни слезы. Нет их, лишь место зря занимает, да еще и за аренду не платит!
В дверь позвонили. Евгения никого не ждала. К ней никто не заходил целую неделю. Раньше сестра заскакивала, так она теперь в деревне у мужа.
– Кто там? – спросила Евгения, осторожно подойдя к двери.
– Женька, открывай, это я, Катя.
И все-таки это сестра.
– Привет… – растерялась Евгения. – А ты чего? Не в деревне разве?
– На прошлой неделе приехала. У тебя, я смотрю, совсем все даты перепутались. Я там задержалась на целых три дня! Думала, ты без меня тут с ума сходишь, а ты… Чай есть?
Евгения кинулась в кухню. Пока не зашла сестра, она скомкала газеты и сунула их в шкафчик. Не дай бог Катерина узнает про эти разделы знакомств, греха не оберешься.
– Кать, ну ты где? Проходи, сейчас чай пить будем!
– Да мне бы поесть чего, целый день маковой росинки во рту не держала, – сказала сестра. – Есть у тебя чего-нибудь перекусить? Борщ или рассольник?
– Н-нет… я не варила… сегодня. А вчера был! – бессовестно врала Евгения.
Она всегда побаивалась свою старшую сестрицу. Та никогда не виляла, говорила все, что есть, и часто ранила и без того уже израненную душу младшей сестренки.
– Вчера… – ворчала Катерина. – Да у тебя вареного-то сто лет не было. Как твой ушел, гад такой, так ты на кастрюлях крест и поставила.
– Нет, Катя, – вздохнула Евгения. – Я и раньше не особенно к кастрюлям-то любовью пылала. Может, поэтому он и ушел.
– Ну да, ты у него всегда за ездовую кобылу была, за рабочую лошадь! Жена денюжку заработает, продукты притащит, в квартире уберет, еще бы и варила сама! А ведь и варила! Пылала или нет, а варила! И ушел, мерзавец! За молоденькой юбкой погнался! А ты, дурочка, все забыть его не можешь!
– Да с чего ты взяла, что я его не могу забыть?
– Ты на себя посмотри! Совсем на себя рукой махнула! – разошлась сестрица. – Нет, чего ты глазами хлопаешь? К зеркалу подойди! – И она потащила Евгению к зеркалу. – Вот, полюбуйся! Подстриглась как не знаю что, лишь бы прическу не делать! Глаза уже сто лет не красила!
– Я крашусь на работу… и сейчас – посмотри хорошенько, реснички накрашены.
– У меня не такое могучее зрение, чтобы твои накрашенные реснички рассмотреть! А ходишь в чем? Ведь полный шкаф одежды!
– Да ничего там нет путного.
– Правильно! Я и говорю – хламьем все забила, а приличного нет! Ты как мужик стала – трико какое-то стремное нацепишь, расческой по челке махнешь и пошла нести культуру в массы! Кошмар!
– Это не трико, а прекрасный спортивный костюм. Мне его Иришка прислала из-за границы, – оправдывалась Евгения.
– На кой черт она тебе его прислала? Ты спортсменка, что ли? – уставилась на сестру Катя. – Лучше бы она тебе костюм купила красивый.
Евгения надулась. Катьке дочка Юлька ничего не присылает, хотя в Питере живет, оттого Катька и нападает на Иришкин подарок. Ясно – завидует.
– Мне удобно в нем, – пробурчала Евгения. – Я привыкла.
– А чего ж в халате на работу не ходишь? – всплеснула руками сестра. – Еще удобнее было бы. И стоптанные тапки – эх, красота!
– Ты чего разошлась-то? Из-за борща?
– Ага! Делать мне больше нечего, как из-за кастрюль расстраиваться, – усмехнулась Катя. – Короче, завтра же с утра несешься в парикмахерскую, делаешь прическу, маникюр, педикюр. Да, и макияж пусть сделают, а то на тебя без слез не взглянешь. Потом в магазин, покупаешь себе приличное платье и туфли на каблуках. И вечером мы за тобой заезжаем. Все.
– Кто это вы?
– Мы с Листовым, ясно?
– Нет, не ясно. Зачем вы за мной с твоим Сашкой заезжать будете?
– Жениха мы тебе из деревни привезли! – выкрикнула Катя и довольно улыбнулась. – Женька, мужик – сокровище! Представляешь, ему пятьдесят, жена к другому умотала, не выдержала деревенской жизни, а он…
– Кать, а с чего ты решила, что я выдержу?
– Чего ты не выдержишь?
– Ну… жизнь деревенскую. И почему ты считаешь, что я туда поеду? У меня здесь работа, квартира, у меня здесь… да ты, в конце концов!
Катя подняла глаза к потолку, показывая, что глупее женщин в ее жизни не встречалось.
– Женя! Ну кто тебе сказал, что ты в деревню поедешь? Ты себя-то накормить не можешь, а там всякая скотина – свиньи, коровы. Им же варить надо, а ты… ты их на корню всех загубишь! Владимир Федорович сам к тебе переедет!
– Ко мне?
– Конечно! – воскликнула сестра, удивляясь, что Женя не понимает таких простых вещей. – Про его работу не думай – он опытный специалист в ветеринарии! Правда, он по крупному рогатому скоту все больше, так это и понятно – в деревне же коровы да быки! А когда он сюда переедет, так его с руками в любой ветклинике оторвут! Да что там! Мы с ним разговаривали, так он свою ветеринарную клинику в городе открыть хочет! Представляешь, какое будущее?