– Ничего особенного среди вещей Намота я не обнаружил. Уверяю вас, я перевернул и проверил все и в том числе, естественно, пресловутый бумажник в чемодане, где, как уверяет Сантер, он нашел письмо Намота… В тот момент его там не было…
– Но…
– Стало быть, кто-то положил его туда в последующие дни… Вопрос зачем? А затем, чтобы направить подозрение полиции по ложному пути, дабы она сломя голову бросилась на поиски предполагаемого Джона Смита… Само имя своей банальностью должно бы вызвать у вас подозрение относительно подлинности так называемого обвинения Намота… А что в этом обвинении конкретного?.. Ничего, ровным счетом ничего… Слова, слова… Повторяю, мистификация…
Месье Венс умолк на мгновение, затем продолжал:
– Я многого ждал от этого письма. Я надеялся, что и вы поймете ошибку, допущенную этим чересчур ловким убийцей… Ибо письмо его было ошибкой. Однако и это никуда нас не продвинуло. Я отдал сравнить почерк Сантера, Тиньоля и… и еще одного лица с почерком того, кто писал письмо. У Маржо, графолога, нет ни малейших сомнений. Никто из этих троих письма не писал. Но мне не удалось пока раздобыть и дать ему для сравнения образец настоящего почерка Намота, а также Перлонжура, который старательно избегает меня. Впрочем, это ничего еще не доказывает. Убийца, должно быть, не сам писал письмо, он, верно, дал его написать своему сообщнику или кому-то, кто знает толк в фальшивках. А-а! Это крайне осторожный человек… и допущенная им ошибка, должен признать, совсем не так серьезна, как мне показалось вначале.
Месье Воглер вытянул под столом ноги и скрестил руки.
– Что вы собираетесь делать?
– Ситуация, как вы, наверное, догадываетесь, весьма деликатная. Я уже задавал несколько вопросов – правда, довольно беглых – Сантеру и его другу. А теперь… Как вы отнесетесь к хорошенькому аресту, самому что ни на есть противозаконному? Мы посадили бы под замок одного виновного, а другого невиновного – и это не просто предположение, а, в общем-то, почти что уверенность… Но тогда мы могли бы совершенно спокойно искать тому доказательства, и уж, по крайней мере, одну-то жертву удалось бы вырвать из рук убийцы. Если же вам не правится это – а я вижу, что вам это не нравится, – я могу срочно вызвать этих господ и подвергнуть их самому настоящему допросу по всем правилам… Алиби ну и все остальное…
– Мне это больше по душе! – признался месье Воглер. Опустив руки, он забарабанил пальцами по бювару.
– К тому же у нас нет доказательств, что Тиньоль в настоящий момент умер… Речь, возможно, идет всего лишь о бегстве?..
– Не смею на это надеяться.
– А исследование татуировки на груди Жернико ничего не дало?
К удивлению своему, судебный следователь увидел, как омрачилось лицо его собеседника. Казалось, тот почему-то внезапно перешел к обороне:
– Нет. Ничего сколько-нибудь полезного. Должен сказать, странная вещь эта татуировка, вернее, татуировки… Не менее странная, чем обнаруженная на теле Жернико рана…
Воглер изумленно поднял брови.
– Какая рана?
– Рапа на запястье. У Жернико не было ее в тот вечер, когда он вернулся. По всей видимости, ему нанесли ее уже после похищения… Конечно, это детали. Тем не менее может случиться так, что благодаря им в ближайшие дни я сумею пролить свет…
– Постарайтесь поскорее превратить этот свет в победный фейерверк! – воспользовавшись случаем, подхватил судебный следователь, которому все это порядком наскучило, ему не терпелось вернуться к своим муравьям.
Он встал.
– Извините, что я придал некоторое значение упрекам, адресованным нам прессой, – сказал он в заключение. – Не сомневаюсь, что вы распутаете это дело в самое ближайшее время.
– А если погибнет еще один человек?
Судебный следователь развел руками, мол, от судьбы не уйдешь, и месье Венс, не вдаваясь больше ни в какие подробности, вернулся к себе в кабинет.
Лицо его было сурово. Глаза блестели. Всем своим видом он словно хотел показать, что намерен, согласно излюбленному выражению полицейских с того берега Ла-Манша, «пощипать перья».
ГЛАВА XVIII ТАЙНА АСУНСЬОН
– Садитесь, мадам, – сказал месье Венс.
Третье лицо, чье имя он час назад отказался назвать судебному следователю, находилось перед ним.
– Прошу прощения, что пришлось вызвать вас сюда… Но сегодня мне предстоит допрашивать других людей, и я просто не смог бы выбрать время, чтобы заехать к вам…
Выкладывая все это, он разглядывал свою посетительницу и, хотя, в общем-то, был настроен против женщин, особенно против красивых – товарищи считали его женоненавистником, – не мог устоять перед соблазном и втайне восхищался этой женщиной.
Ее черный туалет был просто чудом, верхом совершенства, его можно было бы принять за траур, если бы не огромная хризантема цвета ржавчины, украшавшая корсаж. Месье Венс не без досады вынужден был признать, что она выглядит на удивление спокойной, словно пришла в гости к одной из лучших своих подруг. Он понимал, что придется действовать с величайшей осмотрительностью, что труднее всего ему будет добиться успеха, допрашивая эту женщину.
Первой в наступление с обворожительной улыбкой пошла Асунсьон.
– Не стесняйтесь, месье Венс, допрашивать меня по всем правилам, – сказала она немного нараспев – этот тон был одним из вернейших способов в ее арсенале, когда она хотела обольстить собеседника. – Я была несколько удивлена, что полиция не трогает меня, полагаю, что исчезновение Юбера Тиньоля, победителя Атлантики, толкнуло вас на крайние меры…
– Что вы имеете в виду, мадам?
– А вот что: меня ничуть не удивит, если я, в свою очередь, вызову подозрения у правосудия. Удел невиновных быть под подозрением, тогда как прохвосты спокойно разгуливают на свободе. Поэтому вы видите перед собой женщину, расположенную со всей искренностью отвечать па ваши даже самые нескромные вопросы. Знайте также, что вам не следует особо щадить меня в отношении исчезновения Марселя… то есть моего жениха… Месье Сантер рассказал мне, что с ним сталось…
Месье Венс почувствовал смущение. Он ощущал превосходство этой женщины, всегда относившейся к нему с явной симпатией. Достоинство, с каким она держалась, и очевидное стремление не уклоняться от вопросов детектива лишало того возможности действовать с нарочитой резкостью, хотя его первоначальное намерение было именно таково.
Ну как решиться сказать посетительнице, что он подозревает ее наравне с Сантером и Перлонжуром, как решиться расспрашивать ее о личной жизни, когда убийство жениха причинило ей, видимо, острую боль, повергло в глубокое горе, хотя внешне она всеми силами старалась не показывать этого?..
Месье Венс еще раз взглянул на Асунсьон, его поразило, с каким тщанием отнеслась она к своему туалету. Ему казалось, что горе лишь придает ей еще больше очарования; Асунсьон не поддалась обрушившемуся на нее несчастью и не махнула на себя рукой, а, напротив, являла постороннему взору редкую гармонию тканей и красок. «Есть такие, – думал инспектор, – кто никогда не открывает свою душу, и если уж гибнет, то гибнет молча…» И все-таки этого аргумента казалось ему недостаточно, в глубине души он даже сердился на эту женщину, испытывавшую горькие чувства, но не дававшую ни малейшего повода для жалости.
– Итак, месье Венс, что вы желаете обо мне знать? – тихонько продолжала Асунсьон. – Возможно, вы захотите узнать, где я была и чем занималась, когда убивали Намота и Грибба? Ибо, что касается моего жениха, то, как вам известно, я была рядом, когда его ранили из револьвера…
Месье Венс поднял руки в знак протеста. Он чувствовал себя смешным и ничтожным. Ему вдруг открылась беспочвенность его подозрений. Как эта хрупкая женщина могла быть причастна согласно собственным ее словам к убийству Намота и Жернико? Он подумал о сообщнике, существование которого не оставляло у него никаких сомнений, и задался вопросом, не могла ли Асунсьон знать об исчезновении своего жениха гораздо больше, чем говорила. Настолько было фантастично похищение Жернико, не говоря уже о том положении, в каком была найдена молодая женщина – голова закутана серой кисеей, вокруг шеи – шелковый шнурок! А этот обморок – ведь она так мужественно вынесла все последующие испытания – нельзя ли было разыграть его? И, наконец, вспоминая убийство Грибба, месье Венс невольно убеждал себя с некоторой долей наивности: «Уроженка Сеговии вполне способна всадить кинжал…»
Но, поглядев на изящные, тонкие руки молодой женщины, он снова устыдился самого себя, своих мыслей. Какой интерес могла извлечь испанка из гибели жениха и его друзей?.. Чего бы ему это ни стоило, инспектор решил выяснить по крайней мере это обстоятельство.
Но, поглядев на изящные, тонкие руки молодой женщины, он снова устыдился самого себя, своих мыслей. Какой интерес могла извлечь испанка из гибели жениха и его друзей?.. Чего бы ему это ни стоило, инспектор решил выяснить по крайней мере это обстоятельство.
– Вы видите, сколь велико мое смущение, – любезно начал он. – Я бы все отдал, мадам, чтобы избавить вас от нового испытания. Однако общественность вполне резонно возмущается гибелью стольких людей, и мы обязаны использовать любое средство, чтобы пролить свет на это дело. Ваше приглашение задавать вам любые, даже самые нескромные вопросы заставило меня отбросить последние сомнения….
И месье Венс продолжал, стараясь не глядеть на посетительницу:
– Я не мог не заметить, каким вниманием окружают вас в последнее время месье Сантер и месье Перлонжур. Из этого можно сделать определенный вывод, возможно, ошибочный, я сразу готов признать это… Тем не менее я вынужден спросить вас, не собираетесь ли вы в скором времени стать женой одного из них?..
Вопрос рискованный! Однако реакция Асунсьон – Сантер и Перлонжур не раз уже имели возможность убедиться в этом – чаще всего обманывала всякие ожидания.
– Нет, пока еще нет! – просто сказала она своим теплым, мелодичным голосом. – Кстати, меня мучают сомнения… Возможно, я не совсем верно понимала необходимость говорить правосудию всю правду до конца…
Инспектор с любопытством посмотрел на посетительницу.
– Уж не хотите ли вы сказать, что скрыли какое-то обстоятельство, способное?..
– Судите сами. Я заявила судебному следователю, что Марсель Жернико был моим женихом. Это неправда…
Помолчав немного, она закончила свою мысль:
– Он был моим мужем.
Месье Венс откинулся на спинку кресла. Это запоздалое признание открывало перед ним неожиданные горизонты.
– Вы, верно, знаете, что я встретила Марселя на Бермудских островах, – продолжала молодая женщина. – С первой же нашей встречи он объявил, что любит меня.
На другой день он отплывал в Чарлстон. На борту корабля находился миссионер, и Марсель умолял меня немедленно соединить наши судьбы. О том, чтобы я разделила с ним скитания, и речи не было, но он надеялся таким образом крепче привязать меня к себе; этот брак вселял в него уверенность, что я буду преданно ждать его, придавал ему в какой-то мере мужества и силы, чтобы преуспеть в ближайшем будущем. Ему нетрудно было убедить меня, и мы соединили свои судьбы за несколько минут до его отплытия…
«Итак, – думал месье Венс, слушая рассказ Асунсьон, – она тоже имеет право на часть состояния шестерых друзей, она тоже может быть заинтересована в их смерти…»
– Вот почему, – сказала в заключение молодая женщина, – я не смогу выйти замуж в скором времени… Это будет второй брак…
Множество самых разных мыслей одолевало Воробейчика. Всего несколько минут назад в возможности стать женой Сантера или Перлонжура он видел для молодой женщины способ предъявить в один прекрасный день свои права. Но так как она была супругой одного из погибших и уже обладала такими правами, никакого особого интереса в новом браке у нее не могло быть. Следовало ли в таком случае думать – а легкость, с какой Асунсьон сообщила об этом, лишь подкрепляла такую версию, – что предполагаемое замужество должно было отвести подозрения полиции?
Раздался стук в дверь, и вошел дежурный: Жорж Сантер просил его принять.
Воробейчик, который горел желанием учинить ему допрос без промедления, встал, думая про себя: «От меня, моя крошка, тебе так легко не отделаться…»
Однако внешне никак не проявил своих чувств и проводил посетительницу с преувеличенной любезностью, всячески стараясь выразить ей свою симпатию. Он и в самом деле не мог избавиться от мысли, что если молодая женщина невиновна, то ей грозит неминуемая гибель.
В том-то и заключалась странность этого дела: невиновный рано или поздно становился жертвой…
ГЛАВА XIX САНТЕР НЕГОДУЕТ
«Но почему же сразу было не признаться в этом? – недоумевал месье Венс, вернувшись к себе в кабинет. – Почему сразу не сказать, что Жернико был ее мужем?.. Что его – стыдливость, желание оградить свою частную жизнь?.. Или, может…»
Прервав свои размышления, месье Венс поднял голову: в кабинет вошел Жорж Сантер.
– Что все это значит? – разразился он с ходу, не обращая внимания на протянутую руку инспектора.
– В чем дело? – изумился месье Венс.
– С каких это пор вы, желая встретиться с кем-то из нас, посылаете за нами полицейского? Пускай в штатском, по все-таки полицейского…
Воробейчик развел руками, как бы извиняясь.
– Очевидно, мои указания неверно истолковали… Я всего-навсего распорядился, чтобы вас поставили в известность о том, что мне необходимо срочно поговорить с вами.
– Срочно?.. Да что вы… И поэтому меня тащат сюда как… как преступника?..
– Садитесь, прошу вас, – сказал месье Венс и сам снова сел за письменный стол. – Положение более чем серьезно, надеюсь, вы извините неуместное рвение одного из моих подчиненных.
Сантер ничего не ответил и остался стоять, опираясь на трость, с перчатками в руках.
– Вы сами поведали мне о предположении, высказанном незадолго до смерти вашим другом Жернико, – продолжал месье Венс. – Он утверждал – вероятно, вы помните это? – что какой-то неизвестный проведал тем или иным образом о пакте, связавшем вас и ваших друзей пять лет назад. Он еще добавил, вызвав у вас недоверие, что человек этот намеревается завладеть добытым вами богатством, неумолимо уничтожив вас одного за другим…
– К чему вы клоните? – сухо прервал его Сантер.
– Так случилось, что я вернулся к версии вашего друга Жернико и досконально изучил ее. На то были серьезные причины, окажите милость поверить мне па слово. И в результате я пришел к такому заключению: убийца не может быть неизвестным чужаком, ибо у него практически нет возможности завладеть состоянием всех шестерых, вернее, следовало бы сказать, девятерых…
Не обратив внимания на цифру «девять», Сантер подхватил насмешливым тоном:
– Естественно! Предположение было смехотворным! Я сразу сказал об этом Жернико, и не требуется большого ума…
– Ну не так уж оно смехотворно! – продолжал месье Венс, словно и не заметив оскорбительных интонаций своего собеседника. – Только требовалось, как я уже сказал, изучить это предположение досконально. Взяв его за отправную точку, я пришел к выводу, что убийцу следует искать в самом окружении жертв… и что один из вас шестерых и есть убийца! – закончил он громовым голосом.
Сантер сделал шаг вперед.
– Что вы сказали?
Он буквально задыхался от негодования, но месье Венс и глазом не моргнул. Не спеша поведал он своему собеседнику о разговоре, который состоялся у него утром с судебным следователем, по крайней мере, о части этого разговора, касавшейся избранной им системы рассуждений, которые и привели его к заключению, что убийцу следует искать среди шестерых друзей.
Сантер слушал его с нескрываемым интересом, и лицо его мало-помалу покрывалось смертельной бледностью.
– Великолепно! – сказал он наконец. – А вы подумали о том, что трое из нас уже мертвы, а может, даже и четверо?
– Да, я об этом подумал.
– В таком случае вы, верно, решили, что… Голос Сантера дрогнул.
– …что убийцей должен быть кто-то из оставшихся в живых?..
– Разумеется, и потому мне тотчас пришла в голову мысль вызвать вас сюда, чтобы спросить, чем вы занимались в тот день, когда…
Месье Венс умолк. Лицо Сантера исказилось от гнева, и он двинулся на него. Очутившись возле стола инспектора, Сантер поднял кулак и обрушил его на бювар.
– Несчастный! Уж не хотите ли вы сказать, что я мог, – я! – покуситься на жизнь дорогих мне друзей?
– Весьма сожалею, – спокойно ответил месье Венс, – но обстоятельства вынуждают меня рассмотреть все возможные варианты…
– Вы оскорбили меня! – крикнул, потеряв над собой всякую власть, Сантер. – Ничтожный глупец, да вы понятия не имеете о величии нашей дружбы!.. Вы оскорбили меня и ответите за это!..
Месье Венс встал.
– Но прежде вы ответите на мои вопросы, месье Сантер.
Он позвонил.
– Попросите, пожалуйста, месье Крупле немедленно прийти сюда, – сказал он явившемуся на звонок дежурному. – Нужно будет записать показания.
Дежурный исчез, а Сантер вплотную подошел к месье Венсу.
– Я всегда испытывал к вам антипатию, вы мне ненавистны! Ядовитая гадина! Но мы еще встретимся и тогда…