— Но он из хорошей семьи, Харриет. Это симпатичный молодой человек.
— Третий сын. Без средств к существованию.
— Но Эверсли, судя по всему, считали его достойным женихом для Карлотты. В голосе Харриет вдруг появились ядовитые интонации.
— Им пришлось сильно потрудиться, чтобы найти для Карлотты хоть какого-нибудь жениха. Они дали бы за ней приличное приданое. После их возвращения в Англию Чарльзу Конди была бы обеспечена безбедная жизнь.
— Это доказывает, что он поступил благородно, оставив ее. Я имею в виду, что вначале он, кажется, действительно был влюблен.
— Дорогая Арабелла, нас сейчас интересуют не его мотивы поведения, а мои. Когда я выйду замуж, то это будет кто-то, равный твоему прекрасному жениху.
— Знаешь, Харриет, временами я просто не понимаю тебя.
— Так же, как и я тебя, — пробормотала она.
Потом она успокоилась и больше ничего не говорила, но уже сказанное ею успело вывести меня из душевного равновесия, и первое, яркое ощущение счастья больше не возвращалось ко мне.
Я также заметила, что, хотя Карлотта держалась бодро, за всеми ее усилиями сохранить видимость благополучия скрывалась печаль. Мое счастье было омрачено. Я хотела выразить ей свое дружеское расположение, но это было нелегко сделать. Карлотта укрылась за непроницаемой стеной.
Через два дня после отъезда Чарльза, когда разъезжались последние гости, я поднялась по винтовой лестнице в смотровую башенку. Я ждала гонца с письмами от родителей, а оттуда местность просматривалась до самого горизонта.
Наверное, надеяться на получение ответа было еще рановато, но я хотела взглянуть просто так, на всякий случай.
Наверху была дверь, ведущая к каменному парапету, за которым стена круто обрывалась до самой земли. Не знаю, что заставило меня выйти туда. Наверное, какой-то инстинкт, но я благодарю Бога, что догадалась это сделать.
Там была Карлотта. Ее руки лежали на каменном парапете. И тут меня поразила ужасная мысль: она собирается броситься вниз.
— Карлотта! — воскликнула я дрожащим от страха голосом.
Она сделала шаг вперед и остановилась. Я похолодела от ужаса, понимая, что она может спрыгнуть со стены раньше, чем я успею схватить ее.
— Нет, Карлотта, нет! — закричала я.
К моему облегчению, она обернулась и взглянула на меня.
Никогда в жизни мне не доводилось видеть на человеческом лице столько страдания, и я тут же ощутила, что чувство жалости к ней смешивается у меня с чувством раскаяния: ведь и я до некоторой степени несла ответственность за несчастье, которое обрушилось на нее. Именно я привезла Харриет в замок Туррон. Если бы не Харриет, сейчас Карлотта была бы счастливой девушкой, помолвленной с любимым человеком.
Я подбежала и схватила ее за руки.
— О, Карлотта! — только и сказала я, но она, должно быть, ощутила глубину моих чувств, ибо они нашли в ней отклик.
Действуя по наитию, я обняла ее, и она на мгновение прижалась ко мне. Затем она отстранилась, и на ее лице вновь появилось обычное холодное выражение.
— Не знаю, что пришло тебе в голову… — начала она.
Я покачала головой.
— О, Карлотта, — воскликнула я, — я понимаю! Я все понимаю!
Ее губы слегка задрожали. Я почувствовала: сейчас она начнет рассказывать мне, что любовалась открывающимся отсюда видом и удивлена, почему я повела себя так странно. Затем она сжала губы, и в ее взгляде появилось презрение… презрение к себе. Карлотта была из тех, кто презирает ложь. Она не умела притворяться.
— Да, — сказала она, — я собиралась броситься вниз.
— Слава Богу, что появилась я.
— Можно подумать, что тебя это действительно волнует.
— Конечно, волнует, — ответила я, — ведь я собираюсь стать твоей сестрой, Карлотта.
— И ты знаешь причину?
— Да.
— Чарльз уехал. Оказывается, он не любил меня.
— Возможно, и любил, но его сбили с толку.
— Ну зачем она приехала сюда?
— Ее привезла я. Если бы я знала…
— Впрочем, это ничего не изменило бы. Раз он так легко дал… сбить себя с толку, то из него не получилось бы хорошего мужа, как ты думаешь?
— Я думаю, он вернется.
— И ты полагаешь, что я его прощу?
— Это зависит от того, насколько сильна твоя любовь. Если ты любишь его достаточно сильно для того, чтобы решиться на это… — я взглянула на парапет, — возможно, твоей любви хватит и на то, чтобы простить его.
— Ты ничего не понимаешь, — ответила Карлотта.
— Давай уйдем отсюда куда-нибудь, туда, где можно будет поговорить.
— О чем нам говорить?
— Зачастую очень помогают разговоры ни о чем. Ах, Карлотта, потом все это уже не будет казаться тебе таким ужасным. Я в этом уверена.
Она покачала головой, а я осторожно взяла ее за руку, готовая к тому, что она оттолкнет меня. Но Карлотта приняла этот дружеский жест, как будто он ее немного успокоил. Она стояла неподвижно, и взгляд ее был полон страдания.
— Чарльз был первым, кто стал за мной ухаживать, — призналась она. — Я решила, что он меня любит. Но… как только появилась она…
— В Харриет есть что-то такое, — объяснила я. — Я бы сказала, она привлекает многих мужчин… на время.
— Что ты о ней знаешь?
— Пожалуйста, давай уйдем отсюда. Пойдем куда-нибудь и поговорим.
— Тогда ко мне в комнату, — предложила она.
Меня охватила волна возбуждения. Я понимала, что пришла как раз вовремя, чтобы предотвратить трагедию. Я испытывала чувство триумфа и была уверена в том, что смогу уговорить ее, переубедить, отвратить от этого ужасного намерения, которое она едва не исполнила.
Карлотта провела меня в свою спальню. Комната была меньше, чем та, которую мы делили с Харриет. Здесь еще оставались следы былого великолепия, хотя, как и во всем замке, явно проступали и признаки упадка.
Усевшись, она беспомощно взглянула на меня и сказала:
— Ты, наверное, считаешь меня сумасшедшей.
— Конечно же, нет.
Действительно, а что бы делала я, узнав, что Эдвин любит другую?
— Но это ведь слабость, да? Почувствовать жизнь такой невыносимой, что хочется с нею расстаться?
— В подобные минуты следует думать о тех, кто остается, — посоветовала я. — Подумай, как это подействовало бы на твою мать, на Эдвина… и на Чарльза. Он никогда не простил бы себя.
— Ты права, — согласилась она. — Это эгоистично, поскольку существуют люди, которые будут страдать. Мне кажется, это чем-то сродни мести. Человек так обижен, что готов причинить боль и другим… или, во всяком случае, его не волнует, что он может обидеть их.
— Я уверена, что, взвесив все обстоятельства, ты не решилась бы на такой поступок. Ты действовала под влиянием минутного порыва.
— Если бы не ты, сейчас я лежала бы внизу, на камнях, мертвая. Я содрогнулась.
— Вероятно, мне следует поблагодарить тебя за это. Я должна чувствовать благодарность, но не уверена в том, что чувствую ее.
— Я и не жду от тебя благодарности. Я всего лишь хочу, чтобы это не повторилось. Если у тебя опять появится подобное побуждение, остановись и подумай…
— ..что это принесет другим.
— Да, — сказала я, — именно так.
— Я не хочу жить, Арабелла, — сказала Карлотта. — Тебе этого не понять. Ты веселая, хорошенькая, люди тебя любят. Я — другая. Я всегда ощущала свою непривлекательность.
— Но это чепуха. Это все потому, что ты уходишь в себя и не пытаешься подружиться с людьми.
— А ведь Эдвин такой красивый, правда? Я это заметила еще в детстве. Люди всегда обращали внимание на Эдвина. Родители и наши няни уделяли ему больше внимания. Взгляни на мои волосы… прямые, как солома. Одна из нянек пыталась завивать их. Но уже через полчаса, освобожденные от папильоток, они выглядели так, будто я никогда не терпела этого неудобства. Как я ненавидела папильотки! В некотором роде их можно считать знаком судьбы. Никакие силы в мире не способны сделать меня красивой.
— Красота не зависит от папильоток. Она идет изнутри человека.
— Ты говоришь, прямо, как священник.
— Ах, Карлотта, мне кажется, что ты сама выстроила вокруг себя стену. Ты всерьез уверовала в свою непривлекательность и убеждаешь в ней всех окружающих. С такими вещами нельзя шутить. Люди могут в это поверить.
— И, похоже, как раз в этом я и преуспела, поскольку они поверили.
— Ты ошибаешься.
— Я права… и это подтверждено происшедшими событиями. — Ее голос вдруг задрожал. — Мне казалось, что я действительно нужна Чарльзу. Он производил впечатление искреннего человека…
— Так оно и было, я в этом уверена.
— Это только казалось. Достаточно было поманить его.
— Харриет — особенная. Мы приехали сюда не в добрый час. Иногда мне хочется…
— В ней таится зло. — Карлотта смотрела на меня в упор, и ее глаза сверкали пророческим огнем. — Она называет себя твоим другом, но друг ли она на самом деле? Я ощутила это зло в тот самый момент, когда впервые увидела ее. Я не знала, что она отберет у меня Чарльза… но я знала, что она принесет несчастье. Зачем ты привезла ее сюда?
— Ах, Карлотта, — воскликнула я, — как я жалею об этом! Как бы я хотела, чтобы этого не случилось!
Внезапно она как-то расслабилась и посмотрела на меня с теплотой.
— Не проклинай себя. Разве ты могла заранее все предвидеть? Я должна благодарить тебя за то, что ты не позволила мне сделать глупость.
— Мы вскоре станем сестрами, — сказала я, — чему я очень рада. А это событие… что ж, во всяком случае, оно нас сблизило. Давай будем друзьями! Это вполне возможно, уверяю тебя.
— Я нелегко схожусь с людьми. На вечеринках, которые устраивали у нас до того, как мы перебрались сюда, я всегда сидела в углу, ожидая, когда подвернется кто-нибудь, оставшийся без пары. Видимо, таков мой жизненный удел.
— Ты сама строишь свою судьбу. Карлотта раздраженно рассмеялась.
— Ты просто напичкана проповедями, Арабелла. Мне кажется, тебе еще многое предстоит узнать о людях. Но я рада тому, что сегодня ты оказалась там…
— Дай мне обещание, — потребовала я, — что если тебе опять придет в голову что-либо подобное, то сначала ты поговоришь со мной.
— Обещаю.
Я встала, подошла к Карлотте и поцеловала в щеку. Она не ответила поцелуем, но слегка покраснела, и мое сердце переполнилось жалостью к ней.
Она сказала:
— Мне будет нелегко, правда? Все узнают о том, что Чарльз уехал. Бедная мама, она возлагала на него такие надежды! Третий сын, никаких особых перспектив, но на что еще может рассчитывать наша Карлотта!
— Опять! — сказала я. — Опять самоистязания. Пора с этим покончить, Карлотта. Она недоверчиво взглянула на меня.
— Не забывай о своем обещании, — напомнила я. Только вернувшись в свою комнату, я почувствовала, что вся дрожу. Хорошо, что Харриет не было в комнате. Мое счастье помогло мне понять горе Карлотты. Наверное, она любила Чарльза так же, как я люблю Эдвина. Это было невыносимо… Слава Богу, я подоспела вовремя.
Бедная Карлотта, моя новая сестра! Я решила заботиться о ней.
В течение нескольких следующих дней я мало виделась с Карлоттой. У меня сложилось впечатление, что она избегает меня, и я понимала, почему. Естественно, она была потрясена случившимся, а я напоминала ей об этом. Но когда мы все-таки встречались, она смотрела на меня дружелюбно, и я сияла от радости, воображая, как буду о ней заботиться, когда выйду замуж за Эдвина. Я буду устраивать приемы специально для нее и найду ей мужа гораздо лучшего, чем Чарльз Конди.
Письмо из Кельна пришло раньше, чем мы ожидали. Мои родители писали:
«Милая доченька!
Новость, полученная от тебя, наполнила нас радостью. Мы очень за тебя беспокоились, ведь мы живем в такое трудное время, И вот теперь все разрешилось. Лорд Эверсли разделяет нашу радость. Он очаровательный человек, а из всех, кого мы знаем, нет более подходящего кандидата в мужья, чем Эдвин.
Леди Эверсли сообщит тебе о некоторых новостях, и это, возможно, внесет изменения в твои планы. Знай, дорогая Арабелла: если вы с Эдвином достигли согласия, мы благословляем вас. Леди Эверсли объяснит тебе все. Прими наши поздравления по случаю столь радостного события. Мы уверены в том, что ты будешь счастлива.
Твои любящие родители Ричард и Берсаба Толуорти.»
Я была несколько удивлена таким письмом, но недолго терзалась сомнениями. Едва я закончила чтение, как явился слуга и сообщил, что Эдвин просит меня прийти в гостиную.
Я тут же спустилась вниз. Эдвин стоял возле окна, и, когда я вошла в комнату, он поспешил ко мне, взял меня за руки, притянул к себе и обнял.
— Арабелла, — сказал он, почти касаясь лицом моих волос, — очень скоро я уеду.
— О, Эдвин! — воскликнула я, и вся радость от встречи с ним мгновенно исчезла. — Когда?
— У нас осталось две недели, — сказал он. — Поэтому мы должны немедленно пожениться.
— Эдвин!
Я освободилась из его объятий и взглянула на него.
Он широко улыбнулся, но мне показалось, что лоб его остался нахмуренным. Впрочем, тут же исчезли и эти признаки встревоженности.
— Именно таково их желание, — сказал он, — моих родителей… и ваших…
— А вы, Эдвин… — мой голос прозвучал тихо, неуверенно, испуганно.
— Я? Больше всего на свете я хочу именно этого.
— Значит, этого хочу и я.
Он с легкостью приподнял меня и, когда мои ноги оторвались от земли, прижал к себе.
— Давайте пойдем и сообщим об этом маме, — сказал он.
Матильда Эверсли приняла новость со смешанными чувствами. Она была чрезвычайно рада тому, что брак будет заключен так скоро, и в то же время беспокоилась в связи с предстоящим отъездом Эдвина на родину.
Надо было быстро решить все вопросы. Леди Эверсли знала местного священника, который согласился бы совершить обряд, и немедленно послала за ним. Малую гостиную необходимо было срочно преобразить в подобие домашней церкви, учитывая, что церемония бракосочетания будет очень простой.
Я до сих пор не могла поверить в происходящее. Еще совсем недавно, до приезда в замок Туррон, я и понятия не имела, что существует Эдвин Эверсли. И вот теперь он станет моим мужем. Я, вспомнила о младших детях, оставшихся дома, и представила, что же будет, когда они узнают об этом.
До отъезда Эдвина оставалось чуть больше недели. События начали набирать такую скорость, что я не успевала их осознавать.
Но я была счастлива… так счастлива, что даже не верила в это. Я глубоко, романтично любила, и судьба, казалось, решила устранить все препятствия с нашего пути, подталкивая нас к заключению этого союза.
Мы с Эдвином вместе катались верхом, разговаривали, строили планы на будущее. Он сказал, что вскоре мы отправимся домой, и наш дом — Эверсли-корт. Там мы будем наконец жить нормальной жизнью, и это произойдет очень скоро, поскольку никто не посылал бы его в Англию, не будь полной уверенности в том, что народ готов восстать против правления пуритан и призвать на трон короля.
Когда мы поселимся в Эверсли-корте, все в Англии будет замечательно… и у нас тоже.
Дни пролетали мгновенно, и каждый день нужно было очень многое сделать. К ночи я бывала так измотана, что, коснувшись головой подушки, немедленно засыпала. Я радовалась этому, потому что мне не хотелось разговаривать с Харриет. После памятного разговора с Карлоттой между мной и Харриет возникла отчужденность. Я пришла к выводу, что она умышленно вскружила голову Чарльзу, а это могло иметь трагические последствия, свидетелем которых я едва не стала.
Проснувшись однажды ночью, я обнаружила, что постель Харриет пуста. Я тихонько позвала ее, но ответа не было.
Я лежала и терялась в догадках, где же она может быть. Мне мешало заснуть какое-то неприятное чувство.
Она пробралась в комнату перед самым рассветом.
— Харриет, где ты была?
Усевшись на кровать, она сбросила с ног туфли. На ней была ночная рубашка, поверх которой был накинут плед.
— Я не могла уснуть, — сказала она. — Пришлось спуститься в сад и прогуляться там.
— Ночью?
— Сейчас не ночь, а утро. Я хочу спать.
— Скоро пора вставать, — заметила я.
— Тогда тем более надо поспать, — зевнула Харриет.
— И ты часто., прогуливаешься по ночам?
— О да, часто.
Она сбросила с себя плед и нырнула под одеяло.
Немного подождав, я позвала:
— Харриет…
Ответа не было. Она либо действительно спала, либо притворялась, что спит.
Малую гостиную превратили в домашнюю церковь, и Матильда Эверсли нашла священника, который был готов совершить обряд.
Церемония была очень простой, но вряд ли я чувствовала бы себя более взволнованной, если бы она происходила, предположим, в Вестминстерском аббатстве.
Когда Эдвин взял мою руку, меня охватила буря эмоций — ведь это значило, что мы стали мужем и женой. Я была так счастлива, что мне хотелось слагать похвальные гимны судьбе, пославшей мне Эдвина.
Матильда Эверсли, теперь ставшая моей свекровью, решила, что свадьбу надо отпраздновать настолько торжественно, насколько это возможно в данных обстоятельствах. Она пригласила в гости всех, кто мог успеть добраться до нас к нужному сроку. В основном это были те же гости, которые присутствовали на нашем спектакле, так что за свадебным столом то и дело слышались неизбежные упоминания о «Ромео и Джульетте».
Я чувствовала что-то вроде опьянения. Не сумев до конца поверить в реальность происходящего, я не могла в полной мере ощутить свое счастье.
Будущее представлялось мне идеальным. Я была замужем за человеком, которого страстно любила; моя семья полностью одобряла наш брак и сожалела лишь о невозможности присутствовать на церемонии бракосочетания; моя новая семья приняла меня необыкновенно радушно. Матильда, глядя на меня, прямо-таки мурлыкала от удовольствия. Я получила очень теплое письмо от ее мужа; и даже с Карлоттой (которая, надо признать, опять ушла в себя, как во время нашей первой встречи) у нас сложились особые родственные отношения.