Кортец внимательно поглядел на русско-американского князя и подумал уже без всякой неприязни:
"Гм!.. А он, кажется, неглуп, этот желторотый Джейк. Сэмюэль Грегг недаром поставил на него..."
- Ладно! - сказал он. - Я ничего вам и мистеру Греггу не обещаю. Но, не разглашая ваших замыслов, я наведу кое-какие справки, прощупаю кое-где почву и только после этого смогу дать окончательный ответ. Этот архаизм оставьте у меня. - Кортец кивнул на трубку пергамента. - Если вы, конечно, мне доверяете. Мне надо показать его одному толковому человеку. Он хорошо знает византийскую литературу и многое другое.
- Конечно, сэр! - с величайшей готовностью воскликнул Джейк Бельский. Пожалуйста, оставьте у себя этот пергамент. Отец сказал, что он принесет счастье тому, кто захочет присоединить этот титульный лист к книге, от которой он отделен.
Он встал. Кортец нажал кнопку звонка.
- Приходите завтра.
- С удовольствием, сэр.
- Не "сэр", а "месье", - снисходительно поправил Кортец. - Обращение "сэр" во Франции многие не любят. Да и не только во Франции.
- Понимаю, месье...
Зашуршала шелковая юбка. Вошедшая Мадлен сразу же поняла, что молодой американец не напрасно расстался с долларом, когда настойчиво просил ее доложить о себе Кортецу.
- Мадлен! - напыщенно произнес Кортец. - Князь Джейк Бельский завтра будет у меня в десять утра. Проводите его прямо в кабинет.
Мадлен грациозно сделала книксен перед князем Джейком Бельским.
В КАФЕ "ГУИНПЛЕН"
В тот же день Педро Хорхе Кортец посетил кафе "Гуинплен". Он давно здесь не был, но завсегдатаи узнали его сразу. Это были маршаны перекупщики картин, небогатые антиквары, художники молодые и уже много лет "подающие надежды", натурщицы, любители картин и редкостей. В кафе, как всегда, было шумно, но шум усилился, когда в дверях показалась массивная фигура Кортеца. Среди посетителей было немало тех, на ком иногда неплохо зарабатывал месье Кортец, и тех, кто иногда зарабатывал (не слишком много) с его помощью. Послышались возгласы:
- Ого! Дон Педро собственной персоной!
- Великий конкистадор из Стамбула!
- Салют, месье Кортец! Присаживайтесь!
Отвечая на приветствия и помахивая волосатой рукой со сверкающими камнями на коротких пальцах, месье Кортец внимательно оглядывал зал.
- Он кого-то ищет... - сказала маленькая натурщица с большим черепаховым гребнем в золотой копне волос.
- Да уж, наверное, не тебя, - ответил ей молодой, весьма кудлатый художник со старинным жабо вместо воротничка и с большой пиратской серьгой в левом ухе.
- Кто-то сегодня заработает, - меланхолично произнес старый "маршан", провожая Кортеца кислым взглядом. - Это ловкач!..
К Кортецу подошел буфетчик, круглоголовый человек в белом переднике.
- Месье Кортец, вы кого-то ищете?
- Да, месье Птибо. Мне нужен профессор Бибевуа.
- Он уединился. Что-то пишет в бильярдной.
- Мерси...
Кортец хотел пройти в бильярдную, но что-то вспомнил и спросил:
- Он должен вам, месье Птибо?
Буфетчик развел руками:
- Как всегда, месье Кортец.
- Много?
- Неделю уже не платит. Три тысячи франков. При нынешнем курсе это, конечно, не так уж много, но...
- О ла-ла! Узнаю профессора! - Кортец похлопал буфетчика по плечу. - Не унывайте, месье Птибо. Может быть, мне удастся это дело уладить.
Он прошел в соседнее помещение. Здесь стояла относительная тишина, слышно было только, как щелкают белые шары на зеленых лужайках бильярдных столов, стукаясь друг о друга. Время от времени маркер торжественно возглашал:
- Карамболь, месье Роже! Тридцать два!.. Карамболь, месье Капо! Шестнадцать!.. Удар не засчитан!
В углу подле стойки с киями, у подоконника, примостился на вертящемся стуле пожилой человек, облаченный в невероятно потертую визитку. Худобой своей, чахлым лицом, острой бородкой и похожими на пики усами он напоминал Дон-Кихота, а длинными руками и большими оттопыренными ушами орангутанга. Сзади был хорошо виден его стриженый угловатый череп, посеребренный сединой. Человек быстро писал. Перо его авторучки стремительно порхало по бумаге, исписанные листы он неуклюже отодвигал в сторону. Это и был Леон Бибевуа, которого все знакомые называли "профессором", хотя вот уже десять лет прошло с тех пор, как он был изгнан из последней гимназии за пристрастие к крепким напиткам.
Кортец очень хорошо знал этого странного человека, обладавшего энциклопедическими познаниями, с феноменальной памятью, неудачника, пьяницу, но в свое время очень неплохого педагога. Бибевуа великолепно знал историю, в том числе и историю всех видов искусства; он, не глядя на подпись, мог безошибочно назвать автора картины (если тот был, конечно, известен). Он знал также все, что касалось мировой литературы, в особенности литературы древней. Кроме того, Бибевуа в совершенстве владел языками, на которых уже давно никто не говорил: латынью, древнегреческим и санскритом.
Кортец часто пользовался консультациями Бибевуа и с уважением относился к нему, не обращая внимания на странные манеры "профессора". Сейчас он видел, что Бибевуа увлечен какой-то работой; обычно высокомерный и бесцеремонный с бедняками, Кортец все же не решался окликнуть его.
- Месье Кортец! - не оборачиваясь, сиплым голосом сказал Бибевуа. - Вы хотите помешать мне работать?
Кортец догадался: Бибевуа увидел его отражение в темном стекле окна.
- О нет, профессор, я подожду...
- Вам придется ждать еще час. Я пишу статью вместо одного идиота, облеченного ученой степенью бакалавра.
- Это интересно. Какая тема?
- Палеографическое исследование эволюции заглавных букв в минускульном письме девятого века...
- О ла-ла! - с уважением воскликнул Кортец. - А что это за письмо? Кто его автор?
- Вы невежда, месье Кортец! - просипел Бибевуа, не переставая строчить свою статью. - Это не чье-либо личное письмо, а тип латинского рукописного письма. Выражаясь современным языком, это шрифт, которым написано большинство рукописей латинских классиков...
- Понимаю, профессор. Я пришел не вовремя, но... видите ли, у меня примерно та же тема, - стараясь говорить возможно мягче, сказал Кортец.
- Тоже статья?
- Нет... Консультация... Со мной древняя рукопись.
Бибевуа перестал писать и повернулся к нему всем телом:
- Покажите.
Кортец передал ему пергамент, оставленный Джейком Бельским. Теперь пергаментный лист был прикреплен углами к ватманской бумаге, и таким образом его обратная сторона была закрыта.
Бибевуа поправил очки и пронзительным взглядом впился в текст. Через минуту он поднял голову и посмотрел на Кортеца. Тот молча ждал.
- _Подделка_?.. - тихо спросил Бибевуа.
Кортец развел руками:
- Не знаю. Это вы должны мне сказать.
Бибевуа вскочил, подбежал к настольной лампе и вновь сунул свой острый нос в пергамент. Затем, суетливо зашарив по карманам, он извлек лупу. Кортец с интересом следил за его движениями.
Бибевуа долго разглядывал лист в лупу. Он был явно взволнован.
- Невероятно! - пробормотал он наконец. - Подлинник! Вы знаете, что это?
Кортец неопределенно шевельнул мохнатыми бровями:
- Приблизительно...
- Это первая страница книги, которую считают погибшей. Вместе с другими сокровищами византийской столицы она была вывезена в Рим из Константинополя в середине пятнадцатого века. Дальнейшая судьба ее неизвестна! - Голос Бибевуа звучал патетически. - Этому пергаменту цены нет. Как он к вам попал?..
- Я вам потом расскажу, профессор, - уклончиво ответил Кортец. - А что здесь написано?
- Извольте! Вот точный перевод: "_Киклос_. Антология византийских поэтов. Эпиграммы элегические, сатирические и любовные, собранные _Агафием_, юристом и поэтом".
- Интересно... - задумчиво произнес Кортец.
- Какая прелесть! - с восхищением сказал Бибевуа, разглядывая эмблему древнего титульного листа. - Но где же вся книга?
- У меня есть надежда, что с помощью этого титульного листа я найду всю книгу, - многозначительно произнес Кортец.
Он взял пергамент из рук "профессора", когда тот попытался отодрать ватманскую бумагу.
- Вы хорошо заработаете, если найдете ее, За такую книгу богатые коллекционеры дадут много денег, - сказал Бибевуа.
- Примерно?
- Оценщиком меня возьмете? - хитро подмигнув, спросил Бибевуа.
- Возьму.
- Смотрите! Без обмана. Эта книга должна стоить не меньше ста тысяч долларов. Мой гонорар скромный, два процента...
Кортец похлопал Бибевуа по спине:
- Я люблю вас, профессор, и потому часть гонорара я готов предложить вам сейчас.
Бибевуа оживился:
- О! Это было бы неплохо.
Кортец подошел к двери и позвал:
- Месье Птибо!
Буфетчик не заставил себя ждать.
- Профессор должен вам три тысячи франков?
- Совершенно верно, месье.
Кортец вынул бумажник и отсчитал несколько кредиток.
- Вы больше не должны господину Птибо, - весело сказал он, обращаясь к Бибевуа.
- Совершенно верно, месье.
Кортец вынул бумажник и отсчитал несколько кредиток.
- Вы больше не должны господину Птибо, - весело сказал он, обращаясь к Бибевуа.
- Виват, дон Педро Кортец! - воскликнул Бибевуа. - Надеюсь, вы теперь не сомневаетесь в моей кредитоспособности, месье Птибо?
- Сегодня нет, а завтра опять буду сомневаться, - ответил Птибо, с юмором и жалостью глядя на него.
- В таком случае, приготовьте мне стакан коньяку, - вежливо попросил Бибевуа. - Я подойду к вашей стойке, как только закончу статью.
Кортец вынул из бумажника еще одну кредитку и подал Птибо.
- Я в большом долгу перед профессором и не хочу, чтобы он сегодня был в долгу перед вами, - сказал он и, пожав руку Бибевуа, направился к выходу.
В общем зале Кортец подошел к группе художников, сидевших за маленьким столиком. Здесь шла оживленная беседа, прерываемая смехом, но, как только Кортец приблизился, все за столиком замолчали.
- Садитесь, маэстро! - предложил художник с пиратской серьгой.
- Нет, я только на минуту, - сказал Кортец. - Но я вам помешал, господа. Вы о чем-то говорили...
Он еще издали услыхал свое имя и понял, что разговор идет о нем.
- Нет, отчего же. Я все могу повторить, - с независимым видом сказал художник с серьгой. - Я рассказывал им забавный анекдот о том, как вы, месье Кортец, хотели выменять в ленинградском Эрмитаже вандейковского "Лорда Уортона" на поддельного Гогена.
Кортец саркастически улыбнулся:
- В Париже все идет в анекдот! А насчет поддельного Гогена вы присочинили, Прежан.
- Но он так смешно рассказывает! - с восторгом воскликнула маленькая натурщица с большим гребнем.
- А-а! Ну, тогда я его прощаю, - снисходительно произнес Кортец. Кстати, вы очень нужны мне, Прежан. Вы можете мне уделить сейчас минут десять?
- С удовольствием, маэстро!
Кортец подмигнул маленькой натурщице и, взяв художника под руку, направился с ним к свободному столику в дальний угол кафе.
- Садитесь, Прежан, - сказал он и грузно опустился на стул. - У меня к вам действительно есть дело. Но эти ваши анекдоты...
- Месье! - смеясь, сказал Прежан. - Это лишь безобидная болтовня... никто в нее не верит.
- Болтовня! - сокрушенно качнув головой, произнес Кортец. - На Востоке есть умная пословица: "Будь осторожен, когда лжешь, но еще больше остерегайся, когда говоришь правду"...
- Прекрасная пословица! - воскликнул Прежан. - Завтра же ее будет знать весь Париж.
- А вот то, что я вам скажу сейчас, должны знать только вы, Прежан, и я, - пристально глядя на него, произнес Кортец.
- Самый лучший замок для тайны - это деньги, маэстро, - насмешливо ответил Прежан, играя сросшимися бровями и пощелкивая пальцем по своей серпообразной серьге.
- Вы можете хорошо заработать, Прежан, - многозначительно сказал Кортец.
- Как?
- Слушайте...
Кортец наклонился и, оглянувшись, зашептал.
- Ого! Интересно... Опять Гоген? - воскликнул Прежан.
- Нет. Это совсем другое дело... Вы у меня бывали. Помните те два пейзажа, что я привез из Москвы?
- Помню, маэстро. Но... - художник пожал плечами. - Я ничего особенного в них не нахожу.
- Я тоже, Прежан. И все-таки я уверен, что, если мы хорошо поищем, то можем найти не в них, а под ними что-нибудь очень интересное.
- Вот как? А что именно вы хотите под ними найти?
- Боровиковского! Вы видели у меня два портрета его работы, которые я купил у князя Оболенского?
- Видел.
- Два московских пейзажа надо нанести на Боровиковского так, чтобы была видна расчистка. Понимаете?
- Я начинаю понимать, маэстро, - пристально глядя на собеседника, сказал Прежан.
- Я не сомневался, что вы меня поймете...
Кортец придвинулся поближе к молодому художнику и зашептал ему что-то прямо в ухо с пиратской серьгой.
ДОПРОС С ПРИСТРАСТИЕМ
Мать Джейка Бельского, Тереза Бодуэн, стала второй женой русского эмигранта князя Бельского, когда ей было тридцать лет. Она назвала сына Жаком - в честь своего отца. Когда-то Андрей Бельский был богат, но к моменту рождения Жака успел промотать свое состояние и уговорил жену переехать в Соединенные Штаты. Здесь его дальняя родственница, княгиня Александра Толстая, обещала ему "доходное место". В антисоветском кружке Толстой Андрею Бельскому предложили выступать на сборищах реакционных организаций с "информацией" об издевательствах, которым якобы он подвергался со стороны большевиков в 1917 году. Но для подобных выступлений требовалось богатое воображение, а воображения князь Андрей Бельский был лишен совершенно, и поэтому вскоре ему пришлось прекратить свои выступления и устроиться, клерком, в контору налогового инспектора. Эта должность со временем перешла по наследству к его сыну, уже возмужавшему и превратившемуся из Жака в Джейка.
Молодой Бельский был не в восторге от своей профессии, тем более что он унаследовал от матери природную смекалку и производил впечатление неглупого молодого человека. Однако житейский опыт научил его понимать, что одним умом в Америке ничего не добьешься. Не поможет и образование. Его отец окончил Петербургский университет, но дальше клерка в Штатах не пошел, ибо был человеком чрезвычайно непрактичным. В этом последнем обстоятельстве Джейк убедился, когда перед смертью отец рассказал ему о тайнике в каком-то монастыре, где в XVI веке, по его словам, была захоронена библиотека византийской царевны Зои. При этом старик передал сыну титульный лист от старинной книги (с планом тайника), которую царь Иван Грозный подарил своему другу, боярину Бельскому, одному из предков Джейка.
Оказывается, тайна ценнейшей коллекции была известна Андрею Бельскому много лет, но он не сумел воспользоваться ею.
Целых два года раздумывал Джейк Бельский, как заполучить собрание древних рукописей, стоивших немалых денег, и наконец пришел к мысли, что пробраться в Россию, отыскать там книжный клад и вывезти его за границу без посторонней помощи никак не удастся... Но кому можно доверить свою тайну в стране, где господствует закон джунглей, где сам Джейк чувствует себя лишь слабой тростинкой в джунглях? Даже с матерью не мог посоветоваться Джейк, так как отец запретил говорить с нею о русском тайнике:
"Она будет скулить, что ты погибнешь в России, и все испортит".
Тогда Джейк рискнул прощупать почву у кое-кого из русских эмигрантов. Он сказал, что хочет пробраться в Россию - там отец закопал в помещичьем саду фамильные драгоценности.
Один из друзей Керенского, барон Виттельсбах, свел Джейка с Сэмюэлем Греггом. Это был крупный акционер и фактический хозяин Международного антикварного треста.
Располагая широко разветвленной; агентурой, этот трест выискивал и скупал во всех странах произведения живописи, скульптуры, ценные рукописи и книги, личные вещи, принадлежавшие знаменитым людям (историческим лицам, спортсменам и артистам, дипломатам и "великим" преступникам). Покупая и перекупая подлинные ценности и ценности сомнительные, трест широко практиковал также и фабрикацию подделок самого различного рода. Не гнушался он и откровенными авантюрами. Одним из типичных подвигов треста была мошенническая проделка с Коптским евангелием.
Агенты треста пронюхали, что в Ленинграде, в одном книгохранилище, имеется древнее рукописное евангелие, написанное в XI веке на языке египетских христиан (коптов). Первоначально владельцем этой рукописи-книги был знаменитый Афонский монастырь [находится неподалеку от г.Салоники, в Греции], а затем, в первой половине XIX века, монастырь подарил Коптское евангелие русскому царю Николаю I. После революции ценная древняя книга стала достоянием советского народа. В 30-х годах, установив контакт с игуменом Афонского монастыря, антикварный трест предложил своему агенту Кортецу любой ценой приобрести в Ленинграде Коптское евангелие. По оценке опытных антикваров, эта книга стоила 150 тысяч долларов. Кортец предложил книгохранилищу 300 тысяч долларов. Советские организации решили продать книгу, но, едва она попала в руки треста, афонский игумен, с согласия Сэмюэля Грегга, обратился в суд с просьбой вернуть монастырю "древнюю святыню", якобы похищенную коммунистами. Антикварный трест против иска монахов не возражал, но учинил советскому торгпредству иск на сумму в 300 тысяч долларов...
Авантюра эта провалилась, ибо советские юристы предъявили дарственную запись, сделанную в свое время монастырем на имя царя Николая I. Коптская рукопись, таким образом, оказалась не собственностью Афонского монастыря, а достоянием советского народа... Авантюристы остались в дураках, а козлом отпущения оказался Кортец. Грегг обвинил его в медлительности и неловкости - в том, что "потомок великого конкистадора" не нашел заблаговременно в Ленинграде дороги к людям, которые заранее уничтожили бы дарственную запись Афонского монастыря.
Таков был антикварный трест, с главой которого, Сэмюэлем Греггом, и познакомился Джейк Бельский.