— Со мной можешь развестись, я тебе слова не скажу. Прошу об одном: не бросай мать. Дай ей дожить, а потом делай с квартирой, что захочешь.
Это заявление устроило молодую женщину. Она знала: матери Василия осталось недолго. Неожиданный арест сына и вовсе подорвал ее здоровье. Старушка угасла за год, и Соня стала владелицей приличной жилплощади. За этот год она колесила по разным работам: сейчас ей были нужны не знания, а деньги. Возможно, потом девушка все же пошла бы в вуз, но грянула перестройка, и Канавина поняла: деньги можно делать не только своим умом. Соня приняла активное участие в кооперативном движении. Она продала домик в родной деревне, забрав мать в городскую квартиру, на вырученные от продажи деньги арендовала помещение и наняла работниц-швей. Молодая женщина с энтузиазмом взялась за дело: бегала по инстанциям, доставала, выбивала и все равно оказалась в прогаре, не реализовав даже первую партию кофточек, которые ее работницы шили по выкройкам журналов «Бурда». В сущности, ее вины здесь не было никакой, она все учла, все предусмотрела, кроме одного: еще не отвыкшие от совдеповской жизни женщины, не уверенные в завтрашнем дне, нещадно воровали, растаскивая все попадавшееся им под руку, не соображая, что воруют у самих себя. Соня поувольняла весь персонал, но набирать новый не стала: достать деньги она могла, только продав квартиру, однако этого делать, естественно, не собиралась. Голова молодой женщины была переполнена различными проектами, но, к несчастью, на ее жизненном пути не встретился коммерсант с деньгами, который помог бы воплотить их в жизнь. И Соня вновь забегала в поисках денег. Она старалась найти такое место, где можно было бы применить коммерческие таланты и неплохо заработать, однако жизнь не давала ей такого шанса. Несколько лет Канавина простояла на рынке, зарабатывала извозом, совершала поездки в Турцию и Польшу. Имея хороший вкус и изучая спрос покупателей, она привозила вещи, которые сразу же раскупались. У нее появилась клиентура, заказывавшая ей конкретные вещи, и Соня никогда не оставалась внакладе. За несколько лет ей удалось заработать на собственный ларек, и она радовалась жизни до тех пор, пока пьяная шпана однажды ночью не подожгла его.
Но женщина не унывала: клиенты остались, и это давало шанс снова скопить приличную сумму. Канавина твердо решила: теперь она откроет маленький магазинчик, наймет охрану и будет процветать. Судьба не позволила ей сделать и этого. Когда Соня накопила достаточную сумму, ее сожитель, тоже челнок, хлебнув неразбавленного виски, вообразил себя Рокфеллером и отправился в только открывшееся казино, где проиграл все свои сбережения. Узнав, какую сумму ему придется выплатить, он решил не связываться с гориллами-охранниками, выразительно поглядывавшими на него, и не продавать свою квартиру. Парень явился к Канавиной, беспрепятственно впустившей его, сильно избил и забрал все деньги, предназначенные для аренды помещения под магазин. Случившееся стало шоком для Сони. Она не стала заявлять в милицию, хотя об этом постоянно просила ее мать, потому что была уверена: над ней довлеет какой-то злой рок, превращающий в прах все, к чему она ни притронется. Женщина нашла неудачам своеобразное объяснение: все они происходят оттого, что она носит не свое имя. Она не Софья, она Регина, Софья обречена на поражение, Регина запрограммирована на удачу. Женщина решила остаться Софьей только по паспорту, представляясь новым знакомым новым именем и ожидая светлой полосы.
Только та не торопилась появляться на горизонте. Однажды ночью тихо и незаметно умерла мать. Вернувшись в пустую квартиру после похорон, женщина почувствовала себя ужасно одинокой и впервые за девять лет вспомнила о бывшем муже, Василии, за все время отсидки не подававшем о себе вестей. Ей вдруг захотелось узнать о нем хоть что-нибудь, и судьба услышала ее. Как-то вечером, проходя мимо почтового ящика, она заметила, что он не пустует, как обычно: Канавина давно ничего не выписывала и не получала никаких писем. Трясущимися руками женщина открыла ящик и достала письмо. Обратный адрес поразил ее: письмо от Василия. Дома, судорожно вскрыв конверт, Соня принялась читать. «Здравствуй, дорогая Сонюра, — писал бывший муж, и от имени «Сонюра» на глаза навернулись слезы: так называл ее только он. — Прости, что решил побеспокоить тебя весточкой о себе, не думаю, что ты будешь плясать от радости, и все же пишу. Любимая моя, за все девять лет я постоянно вспоминал о тебе, ты навсегда осталась в моем сердце, по мере возможностей я следил за тобой, прося сообщать мне о твоей жизни, и всегда был в курсе твоих дел. Я знаю, милая: сейчас ты одна, ты несчастна, и чувствую на себе огромный груз вины. Прости, родная, за искалеченную жизнь. Видит бог, я не хотел, чтобы все так кончилось. Помогая совершать, как сказано в «Уголовном кодексе», хищения в особо крупных размерах, я думал только о тебе. Меня не покидала мысль, что скоро ты уйдешь от меня: я видел это в твоем взгляде, улыбке, в твоем нежелании ложиться со мной в постель, и мне казалось, что тебя можно удержать, окружив вниманием и материальным благополучием. Все мои грехи — они тоже ради тебя. На суде я взял на себя львиную долю вины. Зачем? Иначе приговор был бы не таким суровым, и я вернулся бы домой значительно раньше. Но я не хотел возвращаться раньше, потому что знал: сколько бы мне ни дали, ты не будешь меня дожидаться, подашь на развод сразу, что ты и сделала. Я не обвиняю тебя, наоборот, говорю спасибо за мать: о ее смерти мне давно сообщили. У нее я тоже прошу прощения в молитвах. Знаешь, в тюрьме я уверовал в Бога, и думаю, он примет мое раскаяние. Какие нравственные мучения мне пришлось вынести! Я всегда раскаивался за содеянное и сейчас раскаиваюсь и молюсь, потому что вижу, что ты несчастна, и это в какой-то мере моя вина. Поверь, если бы я мог хоть чем-нибудь помочь тебе, сделал бы это с радостью. Признаюсь честно, сколько раз я говорил себе: черт возьми, даже отсидев такой большой срок, я выйду на волю достаточно молодым, приду к ней, и, если она захочет, мы сможем начать все с чистого листа. Думая так, я берег себя для нашей будущей жизни, не поддаваясь ужасам зоны, берег для честной жизни и будущих детей, которые не должны нести клеймо родителей. Иногда, особенно когда я узнавал о твоем расставании с очередным мужчиной, я начинал верить в осуществление своих надежд, но, по иронии судьбы, пишу тебе письмо, когда надежды больше нет. Два года назад мне сообщили страшный диагноз — прогрессирующий лейкоз. Милая, я не доживу до освобождения и никогда тебя не увижу: жить мне осталось от силы три месяца. Еще раз прошу у тебя прощения, моя родная, любимая, единственная. Если ты простила меня и если уверовала в Бога, исполни мою просьбу: ставь за меня свечки, пока за здравие, через три месяца — за упокой, и не забывай могилу матери.
Крепко целую, любимая Сонюрка! Твой Василий».
Закончив читать письмо, женщина упала на кровать и разрыдалась. Ей было нестерпимо жаль бывшего мужа и совестно перед ним. На какое-то мгновение захотелось, чтобы он вернулся. В этот вечер ее страшно мучила совесть, но это был последний раз, когда совесть дала о себе знать. Прорыдав целую ночь, Софья утром встала с постели другим человеком. Раскаяние отошло на задний план, и теперь она считала мужа виновником всех ее бед. Хотел для жены материального благополучия, хотел удержать ее и позволил себя посадить — это не любовь. Даже если это и любовь, такой неудачник ей не нужен. Вот возьмись за такое дело она, ее бы ни за что не поймали, и тем более она не стала бы вешать на себя вину других. «Дурак и неудачник», — такой окончательный приговор получил Василий, и Софья решила устроить свою личную жизнь. Она считала себя достаточно привлекательной. Так и было, хотя юной назвать ее уже было нельзя. Кроме внешности и отдельной квартиры (она, конечно, не собиралась ее ни с кем делить), у нее не было ничего: ни образования, ни хорошей работы, ни денег. Вот и получалось, что мужчины, которые заинтересовывались ею и готовы были продолжать знакомство, ее не интересовали, а те, которые могли понравиться ей, отказывались идти на встречу. Как-то раз Софье попалась в руки газета с рекламой брачного агентства «Людмила». Она позвонила по указанному телефону, и бойкий женский голос ответил, что она молодец, успела вовремя позвонить, потому что осталась одна кандидатура, да и та потому, что мужчина сам только сегодня позвонил. Именно такая женщина, как Софья, ему и нужна, сам он бизнесмен, постарше ее лет на десять, но очень обеспеченный, ищет хорошенькую женщину ее возраста (сваха подчеркнула: кроме возраста и внешности, ему ничего не важно). Если Софью устраивает такой вариант, она должна встретиться с ней (женщина сказала, что они только открылись, в офисе ремонт, и поэтому она встречается с клиентами на скамейке в парке Детства и Юности), принести деньги (услуги агентств такого рода всегда были платными) и оставить свои данные. Если мужчина заинтересуется Софьей («А я почему-то в этом не сомневаюсь», — щебетала сваха), она даст ему ее телефон, они встретятся, а за продолжение отношений агентство ответственности не несет. Софья встретилась со свахой в назначенный день, заполнила анкету и стала ждать.
Бизнесмен Георгий позвонил ей вечером и назначил встречу. Женщина почему-то очень рассчитывала на нее, сделала тщательный макияж, придававший ей, как говорили некоторые, особую сексуальность, побрызгала шею и запястья духами с феромонами, но Георгия это не взволновало. Встретившись с высоким, красивым и респектабельным мужчиной, Канавина из кожи вон лезла, чтобы ему понравиться, намекала на отдельную квартиру и возможность уединиться, однако тот не слышал или не хотел слышать ее намеков, вел разговоры на какие-то заумные темы, типа: «Что выдумаете об экономической политике? Заслуживает ли этот фильм премии «Оскар»? Как, вы его не смотрели? Заслуживает ли эта книга такого пристального внимания, какое ей сейчас уделяется? Как, вы не читали?» Слушая его, Софья чуть не плакала от обиды и злости и не удивилась, когда он, попрощавшись, не назначил время нового свидания.
Людмила Петровна, смело назвавшая брачное агентство своим именем, позвонила женщине на следующий день. «Я поняла, что с Георгием у вас не сложилось, — сказала она. — Он хочет с высшим образованием. Я ему говорю: «Надо было писать об этом в анкете. Я бы не беспокоила женщин». Ну, ничего, милая, ваши данные у меня остаются, желающих много, вот только сейчас временный перерыв, но, думаю, он недолго продлится. Не переживайте и ждите моего звонка. Для вас обязательно найдется мужчина». Ждать звонка от Людмилы пришлось долго, и Софья обратилась в другое брачное агентство — «Ксения». Его хозяйка, Ксения Николаевна, встретившись с Софьей на остановке автобуса, взяла восемь долларов и пообещала познакомить с полковником. Полковник Виктор Николаевич также понравился женщине, но вел себя подобно Георгию и больше не позвонил. У Канавиной, которая на данный момент работала швеей на трикотажной фабрике, денег было в обрез, и в следующие брачные агентства, громко рекламирующие свои услуги на страницах газет, она обращаться не стала, сделав для себя выводы, что простая швея неинтересна мало-мальски достойному мужчине. Несколько дней после неудавшихся знакомств женщина находилась в депрессии, обвиняя себя, что не получила высшего образования. У нее была такая возможность: ведь и Василий об этом говорил, и в бытность ее предпринимателем деньги водились. Захотела — поступила бы, но в тот момент это не казалось ей таким важным. Ее даже стали посещать мысли, не поступить ли куда-нибудь на заочное отделение, однако разговор с коллегой по работе Шурой решил все ее проблемы так, как она и не ожидала.
— Что-то ты последнее время грустная ходишь, — заметила Шура, настраивая швейную машину.
Софья пожала плечами.
— Мужика у тебя нет, — понимающе вздохнула коллега. — А почему? И собой хороша, и квартира отдельная, и не семеро по лавкам. Для одинокого просто находка. Любой согласится быть с такой женщиной.
— Я ведь не любого хочу, — улыбнулась Софья. — Я хочу достойного. А ни один достойный пока меня не захотел.
— А что, были достойные-то? — ухмыльнулась Шура.
— Были. Вот недавно с предпринимателем знакомили, потом с полковником. Оба симпатичные, респектабельные, обеспеченные. Только образование мое их не устраивает, — вздохнула Софья.
— Кто ж это тебя с такими знакомил? — удивилась коллега. — Что-то сочетание знакомое: бизнесмен, полковник. И про образование я где-то фразу слышала, — она хлопнула себя по лбу. — Ну конечно! Ты обращалась к услугам «Людмилы» и «Ксении»!
— Как ты догадалась? — оторопела Соня.
— И я, дура, к ним обращалась. Тринадцать долларов на ветер выбросила.
— И ты? — Канавина уставилась на приятельницу. — И что же тебе сказали?
— А то же, что и тебе, — рассмеялась Шура. — Образованием не вышла.
— Но это правда, — грустно заметила Соня.
Шура повертела головой и, увидев, что сидящие рядом женщины прислушиваются к их разговору, потянула коллегу за рукав:
— Пойдем в курилке поговорим. Норму свою мы уже выполнили.
В курилке в это время было тихо и уютно. Женщины примостились у открытого окна и закурили.
— Я тебя сюда вызвала, чтобы рассказать кое-что интересное, — стряхивая пепел за окно, сказала Шура. — В моем подъезде, кроме меня, живут еще две одинокие бабы. Возраста нашего с тобой, отдельные квартиры, у каждой ребенок, но, в отличие от нас, Тамарка и Верка (так их зовут) образованные и каждую копейку не считают. Одна экономистом работает, другая — преподавателем в вузе. И на морду обе ничего, а вот с личной жизнью напряженка. С некоторых пор повадились мы посиделки у меня устраивать: всегда есть о чем поговорить, — Соня понимающе кивнула. — Так вот, соберемся вечерком, пьем чай и разговариваем о нашем о женском. А самое наболевшее — где найти хорошего мужика, чтобы помог детей на ноги поднять. Каждая из нас как услышит, что где-то можно познакомиться, так и с другими делится. Помню, даже случай интересный вышел, — Шура выбросила окурок за окно и достала вторую сигарету, — Тамарке кто-то рассказал, что в недавно открывшемся кафе «Эдельвейс» можно подцепить хорошего мужика, мол, одна баба с ее работы наведывалась туда частенько и познакомилась с богатым фирмачом. Тамарка собиралась пойти по ее стопам, а мы ей говорим: «Это сколько же денег надо истратить, пока фирмача подцепишь?» А она нам: «Я не буду королевские обеды и ужины заказывать, взяла чашечку кофе или чая и пирожное — и сиди хоть целый вечер». В общем, не отговорили мы ее. И компанию ей составить никто не захотел. Походила моя подруга в этот «Эдельвейс» дня три, прибегает как-то вечером, щеки горят, вся кипит: «Ну, девчонки, что со мной сегодня было!» И поведала вот что. Приходит, значит, она туда как всегда вечерком, садится за столик, заказывает кофе и пирожное, сидит себе тихонечко, и вдруг открывается дверь — и такой мужик заходит — обалдеть! Мобила дорогая в руке, сам одет с иголочки. Людей в кафешке мало, столиков свободных полно, а он к Тамарке подсаживается. «Не помешаю?» — спрашивает. Подруга аж зарделась вся. «Нет», — говорит, а сама от радости дрожит. Мужик этот официанта подзывает, меню просит, эдак лихо пролистывает и говорит Тамарке: «Что это вы такой скромный ужин заказали? Выбирайте все, что хотите, я угощаю», — и протягивает ей меню. Тамарка от радости ошалела, стала выбирать самое дорогое и вкусное, да и он не отстает. За ужином и разговорились, Тамарка ему про себя рассказывает, он ей — про себя и вроде намеки делает о продолжении знакомства. Поужинали, он кофе заказал, подруга на седьмом небе. И вдруг у него мобилка звонит. Он извинился и из-за стола вышел. Подруга кофе пьет, счастливая такая, ждет своего принца. А принц как ушел, так и не вернулся. Тамарка посидела часик в одиночестве, погрустила и домой собралась. И тут к ней официант подлетает: «Ваш счет», — говорит и протягивает ей бумажку, а там сумма — вся Тамаркина зарплата с премиальными! Та, естественно, интересуется: «Почему блюда указаны в двух экземплярах? Разве мужчина за себя не платил?» Официант ей отвечает: «Нет, не платил, он сказал, что вы вместе, ему надо идти, а заплатите вы». Тамарка и плакала, и чуть ли на колени не становилась, а так и не доказала, что мужик к ней просто подсел и она никакого отношения к нему не имеет. Пришлось заплатить. «Хорошо, — сказала она, — что сегодняшнюю получку из кошелька не вытащила». Представляешь? Какие гады пошли!
Соня заметила, что не разделяет искреннего гнева подруги. Последнее время ей было приятно слышать о том, как кто-то оказывается объектом мошенничества. Женщина молча курила, а Шура рассказывала дальше:
— Теперь то, что тебя касается, подруга. Приходит Тамарка после того свидания и говорит: «Бабы, не повторите моих ошибок». Мы, конечно, пожалели ее, даже деньжат подкинули (шутка ли, всю зарплату отдала, а ведь у ней дитя без алиментов). Поговорили, повозмущались и разошлись. Я долго уснуть не могла, взяла со стола газету: вдруг во время чтения сон придет. Открываю первую попавшуюся страницу и читаю знакомое тебе объявление: мол, брачное агентство «Людмила» познакомит и прочая мура. Звоню на следующий день, какая-то тетка звонким голоском отвечает и обещает познакомить с бизнесменом, который, дескать, уже заждался такую женщину, как я. Встретились мы с этой Людмилой, или как ее там, в парке Детства и Юности, отдала я ей за здорово живешь пять долларов, и звонит мне вечером мужик, приглашает на свидание. При встрече я, конечно, обомлела! Такой красавец, ну да что тебе говорить! А он со мной все про высокие материи. Ушла я со свидания расстроенная. Сразу подумала: не позвонит он больше. Я и рожей не особенно вышла, и образования не имею. В общем, права оказалась. Он не позвонил, зато звонит Людмила и поет в трубку: «У вас как-то не сложилось, но вы не расстраивайтесь, ваша анкета остается у нас, видите, какие у нас люди бывают. Я уверена, со следующим все получится». Я покумекала: а чего, пусть анкета лежит, каши не просит. И надо ж было наткнуться на еще одно объявление! «Ксения» предлагает те же услуги! И черт меня, дуру, дернул звонить! Уже другая курочка отвечает елейным голосочком: мол, спешите, восемь долларов — и вас полковник ждет не дождется! Я ей при встрече говорю: «Послушайте, вы скажите честно, есть у меня шанс познакомиться с этим мужчиной? У меня нет образования, ребенок без алиментов, не красавица. Если нет шансов, не обманывайте, потому что восемь долларов для кого-то, может, и не деньги, а для меня — немаленькая сумма». Она раскудахталась: «Что же я буду вас обманывать? При чем тут ваше материальное и социальное положение, у него все есть, а нужна ему не смесь звезды Голливуда и Софьи Ковалевской, а нормальная порядочная женщина». Короче, уговорила меня, я ей сунула восемь долларов и отправилась на свидание. Описывать нашу встречу не буду, сама все знаешь, от начала до конца. Вечером звоню я этой Ксении и говорю: «Зачем же вы меня обманули? Я же вас как женщину просила, чем восемь долларов вам подарить, я бы лучше ребенку чего-нибудь вкусненького купила». А она мне отвечает: «Агентство за продолжения отношений гарантии не дает и ответственности не несет, так что материальных претензий не принимаем». Ну, погоревала я о денежках потерянных, а тут Тамарка и Верка приходят. Я им говорю: «Девчонки! У меня не получилось, может, у вас получится. Вы у нас образованные», — и рассказала им про эти объявления. Ну, понятное дело, они сразу звонить. И Людмила, и Ксения соловьем заливаются: «Идите, только вас и ждут». Но и у них получилось такое, что натолкнуло нас на определенные мысли. Бизнесмен сказал, встретившись с Тамаркой: хочу помоложе, а с Веркой — хочу постарше (смешно, девки-то одногодки!). Полковник после свидания с блондинкой Тамарой передал ей через Ксению, что любит брюнеток, а после встречи с брюнеткой Верой — что любит блондинок. Когда мы очередной раз собрались у меня и стали это обсуждать, говорим: «Что за хреновина такая? Уж не дурят ли баб?» Тамарка у нас башковитая, экономист все-таки, предложила позвать Наташку с верхнего этажа: та тоже к нам иногда похаживает, только реже, она у нас замужняя, и муж у нее — офицер. Позвали мы Наташку, рассказали ей все и попросили позвонить в «Ксению», сходить на свидание к этому полковнику. Наташка с мужем военной жизни хлебнула, вот Тамарка и предложила: пусть, мол, выпытает, где тот служил, короче, раскрутит его по мере возможности. Мы даже заплатить за нее собирались, но она отказалась. «Девочки, — говорит, — мне самой интересно!» Сделала Наташка так, как мы сказали, встретилась с полковником и начала у него выпытывать: «Где, мол, сейчас служите?» — «За городом», — отвечает. «А где именно за городом?» — не отстает Наташка. «Вам, девушка, зачем? — злится тот. — Вы не знаете». — «Почему же? — удивляется Наташка. — Я много гарнизонов знаю: и отец военный, и брат, и бывший муж. Может быть, вы кого-нибудь из них встречали? Как ваша фамилия?» Милейший полковник аж побелел и эдак отрезал: «Вряд ли я их знаю. Я вообще тут недавно. В гарнизоне уже не служу, перешел на преподавательскую работу». — «Куда же?» — не отстает Наташка. «В военное училище», — буркнул он. «Вот в училищах нет у меня знакомых. А в каком же именно?» — та его вопросами так и засыпает. «Ну я же сказал, в училище». — «Так их у нас несколько. Кого обучаете?» — «Летчиков», — угрюмо бросил тот. Наташка специально сказала, что в училищах никого не знает. В этом самом училище, где летчиков обучают, у нее родной брат преподает. Ну, ясное дело, звоним брату: мол, так и так, есть у вас полковник Виктор Иванович, фамилию не знаем? Тот для пущей убедительности в отдел кадров сходил. «Нет, — говорит, — у нас такого». Мы думаем: может, звание приврал, и Наташка спрашивает опять: «Нас интересует любой Виктор Иванович, лет сорока пяти». Братец еще раз в отдел кадров. Звонит ей и заявляет: «Ты что-то путаешь, сестричка. Есть у нас Викторы Ивановичи, одному под семьдесят, другому тридцать». Наташка тогда давай описывать внешность этого полковника. И что ты думаешь? — Шура многозначительно посмотрела на Соню. — Нет там такого.