Я аж присел и скривился от боли.
– Ты чего?
Я приподнял рубаху. На повязке выступило немного крови.
– Ой, прости – не знал. Это я от радости за князя нашего. А то уж тут предлагали рану прижечь, да вовремя о тебе вспомнили.
Я наказал княжеской прислуге, как ухаживать за раненым и, пообещав завтра осмотреть воеводу, откланялся.
К дому меня сопровождал тот же ратник. Когда прощались, он сказал:
– Ты уж извини, сам ты ранен, в покое надо полежать, нешто мы не понимаем. Но и в наше положение встань – все-таки воевода заслуженный, больше головой работает, попусту кровушку не льет. Мы с ним еще на Литву вместе ходили.
Мы простились, и я пошел в дом.
Даже такая небольшая нагрузка потребовала от меня напряжения всех сил. Едва сбросив сапоги, я упал на постель. Вероятно, крови я потерял больше, чем мне показалось.
Ко мне тут же пришел Илья и поинтересовался, что с воеводой. Узнав, что рана не смертельная и князь будет жить, успокоился. После Ильи пришла Дарья, принесла на подносе еду.
Едва прикоснувшись к еде, я провалился в глубокий сон.
Утром проснулся бодрым, рана почти не беспокоила, оставалась легкая слабость. Просто удивительно, как быстро восстанавливается организм. Натуральные ли продукты тому причиной или стрессовая ситуация, но я заметил, что раненые вставали на ноги быстрее, чем в мои времена.
Я собрал сумку и на шведском коне отправился на осмотр князя.
Меня узнали в лицо, пропустили беспрепятственно. Князь уже сидел в постели, рука его была в лубке и примотана к телу.
– Ты кто таков? Почему к князю без стука? – грозно свел брови воевода.
– Да ты что, Василий-батюшка? Лекарь же это, вчера тебе пулю из раны доставал да на руку сломанную лубок накладывал. Нешто не признал, – сказала одна из двух женщин, что находились в комнате.
Честно говоря, я их не помнил. Я вчера и сам был не в том состоянии, чтобы запоминать всех окружающих.
– А, тогда извини, промашка вышла. Я ведь вчера почти не в себе был.
– Знаю – сам оперировал.
– Мне доложили, что ты и сам ранен. Это правда?
– Истинно так.
Князь усмехнулся:
– И где лекарь пораниться мог? В подвал пьяным упал?
– Да почти.
Разговор мне не нравился. Высоко себя князь ставит. Я встречался с людьми и более высокого звания и положения, которые вели себя просто и доступно. Для врача ведь все равно – ремесленник ты или князь: болячки лечатся одинаково и умирают от них тоже одинаково. Хоть царь ты, хоть князь, хоть нищий – голым пришел в этот мир, голым и уйдешь.
У каждого на поле брани своя работа – кому из пушки палить, кому саблей махать, а кому и раненых выхаживать. Без этого никак нельзя. А в разговоре князя сквозило высокомерие.
Я перевязал рану, сухо попрощался с князем, пообещав завтра навестить снова. Так и наведывался каждый день, пока воевода не встал на ноги.
Уже когда рана подзатянулась и князь стал выходить во двор, мимо проводили пленных шведов, захваченных при ночной вылазке. Один из них, показав пальцем на меня, что-то сказал по-шведски своему товарищу. Почему-то это заинтересовало князя. Он повернулся к толмачу:
– Вон того из полона – ко мне.
Привели пленного. Он уже и сам был не рад, что нечаянно привлек внимание князя.
– Ты что сказал, пес? – грозно спросил князь.
– Я только показал другу человека, из-за которого мы потеряли десяток рейтаров. Я был среди этого десятка – нас уцелело только трое.
– Вот этот? – удивился князь. – Ты ничего не путаешь?
– Нет, я его хорошо запомнил. Когда я упал с лошади, меня здорово ударило. На какое-то время я лишился чувств, а когда пришел в себя – он бился в лесу, рядом с дорогой, с Большим Свеном. Рядом со мной лежали мои убитые товарищи. Большого Свена в сабельном бою нельзя было одолеть – ни у кого не получалось. Я видел своими глазами, как он убил Свена. Если не верите – посмотрите: у него на правом боку есть рана, Свен его ранил. А потом он собрал у убитых пистолеты и сабли и уехал на лошади Большого Свена. Это не человек – он просто боевая машина. Не хотел бы я с ним столкнуться в бою.
Князь махнул рукой, шведа увели.
– Ну-ка, подними рубаху!
Я снял пояс, поднял рубаху. Повязку я сегодня уже не накладывал. Свежая рана была покрыта струпом и еще багровела.
– Гляди-ка! Не обманул швед. Не добил ты его, – посожалел князь. – А коли бы он тебя в спину?
– Ранен я был, князь, сил уже не оставалось – едва успел от конницы в крепости укрыться.
Князь взял меня за локоть.
– Ты извини, не прав я был, когда про ранение твое сказал, не подумавши-то. А где их оружие?
– Дома у меня – денег ведь стоит, чего же трофей в лесу на дороге бросать?
– А как ты в лесу-то один оказался?
– Почему же один?
И я рассказал, что ездил с Ильей и его дочерью на коптильню и всю последующую историю.
– Надо же, – восхитился воевода. – Я и не знал, что ты воин умелый. Спас, значит, купца и дочь его?
– Получается, так.
– Тогда на дочке купца жениться обязан – ты ведь ей жизнь спас, потому по неписаным законам должен ее в жены взять. Как разобьем шведа – пригласи на свадьбу.
Князь захохотал, обнажив белые зубы.
Уходил я из кремля в смятенных чувствах. И дернул же черт шведа указать на меня пальцем. Я никому не собирался хвастать своими победами, а теперь что? Ну как князь и в самом деле вспомнит после победы – а в том, что она будет, я не сомневаюсь – о моей свадьбе? Одно дело – жениться по большой любви, по своему большому желанию, и совсем другое – по желанию князя. Ему-то что? Погулял на свадьбе, попил вина, попел песен и – хоть трава не расти.
В растрепанных чувствах я чуть не забыл в кремле свою шведскую лошадь. Хорошо, ратник спросил:
– А лошадь что же?
Я вернулся, поднялся в седло. Интересно, как звали моего трофейного битюга раньше? Нрав у него спокойный. До сих пор он у меня без клички. Как-то надо назвать. Предложу-ка я домашним конкурс на лучшую кличку для мерина.
К моему удивлению, спор об имени трофея разгорелся нешуточный. В итоге решили остановиться на Клинке. «Сивка» или ему подобные – уж очень избито. Почему всплыло это имя, я уже не скажу, но впредь мерина называли именно так.
Стоило поджить моей ране, как резко увеличился поток пациентов. Успешное лечение князя или осада города привели к такому итогу – непонятно. Но теперь с утра и до вечера, с небольшим перерывом на обед, я осматривал больных, назначал травы, делал мануальную терапию, оперировал.
Были ранения, полученные горожанами на городских стенах, – этих я принимал вне очереди и без оплаты. С больных брал по совести: с бедных – полушку, а с купца – и серебряный рубль.
Илья, глядя на мою работу, как-то сказал мне:
– Вот кем мне надо было стать, а я в купцы подался.
Эх, Илья, для этого надо долго учиться, к тому же далеко не всякий сможет возиться в крови, гное, в дерьме. А если принять во внимание, что ты вкладываешь в пациента знания и душу, но болезнь оказывается сильнее и пациент умирает, то завидовать нечему. У каждого, даже выдающегося врача, свое кладбище пациентов.
Через месяц пришло радостное известие – подмога от государя уже близко, в одном дневном переходе. Все предвкушали скорое снятие осады.
И вот наступил этот день. Я взобрался на городскую стену. С западной стороны раздались крики, пушечные и мушкетные выстрелы. Часа через два показались отступающие в беспорядке шведы.
Пушкари Пскова открыли частый огонь по позициям неприятеля, а вскоре распахнулись сразу трое городских ворот, и на помощь наступавшим ратям Ивана Грозного выехали псковские дружины.
И дрогнули шведы, побежали, бросая палатки, пушки, повозки с имуществом.
Жители Пскова стояли на стенах крепости и радовались – подбрасывали шапки, обнимались, орали что-то невразумительное. Слава богу, конец осаде. Хотя продукты в крепости еще были, но почти всю живность – кур, гусей, поросят уже съели.
Продлись осада еще месяц – и подъели бы сухари, сало и крупы. Вот тогда пришлось бы совсем туго.
Рати русские уходили от города все дальше и скрылись за лесом. У пушек остались канониры и дозорные. Все прочие со стен ушли – кто домой, а кто и в кабак – праздновать освобождение. Вино лилось рекой, и к вечеру твердо на ногах стояли лишь дети.
Мы у себя дома тоже накрыли стол, выпили вина – но в меру. Ни я, ни Илья трезвенниками не были, но меру свою знали. За столом засиделись, спать легли поздно. И когда Маша вдруг стала меня тормошить, я не сразу понял – зачем? Посмотрел на окно – темно.
– Какого черта?
– Гонец к тебе, барин. Случилось чего-то. Иди сам узнай.
Я оделся, спустился вниз. У крыльца стоял ратник. Я его узнал – видел в крепости.
– Прости, что разбудил. Дело неотложное. Сотник ранен пулей в живот; не наш – великокняжеский. Вот за лекарем и послали. Сказали – вези самого наилучшего. Я с запасным конем.
– Хорошо, возьму инструменты только. Жди.
Я взял собранную заранее сумку с инструментами, самогонкой, надел ферязь – ночью было прохладновато, постоял в нерешительности, раздумывая – брать оружие или нет? Решил, что незачем таскать тяжесть – шведы разбиты и бегут, вокруг наши войска, оружие ни к чему.
Я вышел за ворота, поднялся в седло, и мы с места сорвались в галоп. Как в темноте не свернули себе шеи – просто удивительно. Или кони в темноте хорошо видят?
Закончились улицы, мы проскочили сквозь предупредительно открытые ворота и поскакали по грунтовке.
Через полчаса скачки я прокричал ратнику:
– Далеко еще?
– Столько же!
М-да, далековато наши шведов отогнали – мы проскакали верст пять, не меньше, а еще столько же предстоит.
Дорога сузилась, по сторонам стоял лес. Ратник теперь скакал впереди, я на два корпуса – сзади.
Вдруг раздался удар, лошадь с ратником упали, и не успел я ничего сообразить или предпринять, как в грудь ударило, и я кубарем полетел с лошади. От удара и боли перехватило дыхание. Я, похоже, отключился, а когда пришел в себя, руки мои были связаны.
Я по-прежнему лежал на земле, недалеко – моя сумка с инструментами. Что за ерунда? Кто меня связал?
Гадать пришлось недолго. Ко мне приблизились двое с факелом, осветили лицо, затем одежду.
– Он не воин, – сказал один на ломаном русском. Второй с досады сплюнул.
– Ты кто?
– Лекарь я, хирург.
– О, хирург – это хорошо!
К нам подошли еще двое, оба в синей шведской униформе. Твою мать! Откуда здесь шведы, коли наши их отогнать уже должны?
Шведы заговорили на своем языке. Я ничего не понял – да и как понять, когда шведского сроду не знал?
Меня подняли, толкнули в спину. Я уперся – сумку мою возьмите! Один – тот что говорил по-русски, нагнулся, открыл сумку, вытащил инструменты, осмотрел и сунул их назад. Сумку повесили мне на шею за ручки, так как руки мои были связаны.
– Шагай!
Я пошел вперед и через несколько метров увидел лежащего на дороге ратника, что приезжал за мной. Он был мертв, голова неестественно вывернута, глаза остекленели.
– Стой!
Я остановился. Провожатый саблей срубил веревку, что была натянута поперек дороги. Так вот что выкинуло нас из седла. Попробуй в темноте углядеть веревку!
Мы отошли совсем немного, меня усадили на коня, связали ноги, пропустив веревку под брюхом лошади. Коня взял под уздцы еще один швед, сам взгромоздился на лошадь, и вся небольшая группа поскакала по дороге.
Ехали около часа. Впереди виднелись в темноте какие-то постройки. Меня стянули с лошади, освободив ноги, завели в какой-то сарай и заперли двери.
Глава 6
Ни фига себе – сходил за хлебушком. Я в шведском плену, в каком-то сарае, и что со мной будет дальше – одному Богу известно.
Я медленно опустился на пол, поднял связанные руки и снял с себя сумку. Тяжеловатая – во время скачки шею мне сзади натерла. Руками ощупал пространство вокруг себя, похоже – какой-то хозяйственный сарайчик: дрова, старые ведра.
Нет, надо посидеть, обмозговать положение, а то в темноте можно и глаз выколоть. В плену я уже бывал, паниковать не стоит – из любого плена можно выбраться. Меня могут обменять на их пленного, выкупить, или, на худой конец, можно сбежать, что я уже проделывал не однажды. Так что отчаиваться не стоит. Если бы хотели убить – сделали бы это сразу. Что стоило шведам прирезать меня ножом, когда я был в отключке? Стало быть – нужен я им. Наткнуться именно на лекаря они не рассчитывали – им, скорее всего, был нужен русский воин. Ну ратника они благополучно угробили, остался я один.
Наверняка захотят узнать – что за войска подошли, численность – ну и все такое, что обычно хотят услышать от пленных. Я, собственно, о войсках не знаю ничего, в боевых действиях участия не принимал. А потому решил лечь спать. Ночь скоро кончится, наверняка с утра, после завтрака – естественно, не моего, а шведского начальства – меня потащат на допрос.
Я улегся на пол, свернулся в позу эмбриона и постарался заснуть.
Проснулся сам, никто меня не будил. Лучик солнца пробивался сквозь щели дощатых стен. По моим прикидкам, было уже часов десять утра. Что-то долго шведы откушивают. Или, поняв, что я лекарь, а не воин и как «язык» интереса не представляю, решили обо мне благополучно забыть?
Я привстал, приник глазом к щели. Вокруг была видна ежедневная жизнь воинского походного лагеря. Думаю, такую же картину можно увидеть на бивуаке любой армии. Воины ели из котла, чистили оружие, штопали мундиры, точили сабли, между делом рассказывали смешные или скабрезные истории.
Прошли пятеро воинов в строю, неся на плечах мушкеты, с неизменным капралом сбоку, периодически строго покрикивающим на них. Обстановка спокойная – не скажешь, что шведы терпят поражение. Или эта часть осталась в стороне от удара, не участвуя в осаде Пскова? Эх, язык бы шведский знать, но – увы… Тоже мне – лазутчик, сижу в плену в сарае и хочу собрать сведения. Смешно. Главное – не столько добыть важные сведения, сколько передать их своим. Только какие уж тут свои – ни одного в русской одежде я не видел.
Надо попробовать сориентироваться – где я. Так, от Пскова мы скакали на северо-запад, стало быть – в сторону шведской границы. Меня пронзила мысль – а на своей ли, на русской земле я сейчас или уже на шведской? Ведь от места, где меня пленили, мы тоже ехали на северо-запад. Если так, то дело хуже, чем я думал. На своей земле может помочь сбежать или покормить на крайний случай кто-то из местных, а для шведов я – чужой.
Обменяют ли меня на пленного шведа? Для войска Ивана я – гражданское лицо. Выкупить – кому? Илья не знает, где я, и будет ли тратить деньги? Я же ему не родня и не зять.
В общем, куда ни кинь – всюду плохо.
Вообще-то деньги на выкуп у меня есть – лежат в моей комнате, только как о них сообщить Илье?
Послышались близкие голоса, лязгнул открываемый замок, в лицо ударил яркий свет.
– Выходи!
Я связанными руками надел на шею сумку с инструментами и вышел. Никто из шведов даже головы в мою сторону не повернул.
Меня привели к добротной бревенчатой избе, воин постучал, и когда из-за двери ответили, провел меня внутрь.
За простым дощатым столом сидел воинский начальник. То, что он командир, было понятно – на мундире золотые аксельбанты, обшлага рукавов в золотых позументах. Швед развалился на стуле, на столе стояла бутыль с вином.
– Мне сказали, что ты лекарь. Это так?
По-русски швед говорил совсем неплохо, но жесткий скандинавский акцент сразу выдавал носителя чужого языка.
– Истинная правда.
– Тогда почему тебя сопровождал воин?
– Меня вызвали ночью к раненому начальнику.
– К кому?
– Я не знаю – воин не сказал.
– У тебя в сумке медицинские инструменты, при тебе не было оружия, судя по тому, что тебя ночью сопровождали к раненому начальнику, лекарь ты должен быть неплохой, – сделал вывод швед. – Пока идет война, я отпустить тебя не могу, хотя хочу заверить, что король и мы – его подданные не воюем с населением. Наша цель – города и крепости.
Швед налил себе вина в кружку, с явным удовольствием выпил.
– Не хочешь ли послужить шведской короне, лекарь?
– И что я буду делать?
– То же, что и раньше – лечить раненых его величества.
– Как пленный, без денег? – деловито осведомился я.
Швед поморщился:
– Ты правильно понимаешь свое положение, так зачем спрашивать? Твое место будет в обозе, я распоряжусь. Тебе предоставят еду и крышу над головой. За попытку побега – смерть, пугать не хочу, но предупреждаю.
– А если я откажусь?
– Нет, ты разумный человек, зачем тебе неприятности? Посмотри на свои руки.
Я машинально глянул на кисти – они были связаны. Швед понял свою промашку, подошел и ножом разрезал веревки. Кисти рук и пальцы закололо иголочками. Я с трудом повернул кисти ладонями вверх, посмотрел. Руки как руки.
– Эх, лекарь. У тебя руки чистые, под ногтями грязи нет, как у большинства других людей. Значит – ты не воин и не землепашец. Такие руки бывают и у дворян, однако одет ты не как дворянин. Руки твои говорят о том, что ремесло твое чистое. А может, хочешь пойти на каменоломни? В Швеции много скал – работы надолго хватит. Пальцы поломаешь – у каменотесов такие неприятности случаются.
– Меня выкупят или обменяют.
– Весьма вероятно, но случится это после войны, когда воюющие стороны подпишут мирный договор, и не раньше.
Вот черт! Наблюдательный, и в уме не откажешь – может убедить.
– Хорошо, я согласен поработать хирургом. – Я помолчал и добавил: – До перемирия.
– Ты думаешь, войско вашего Ивана сможет нас одолеть? – Швед засмеялся. – В войске порядка нет, передвигаются медленно, пушки в основном в крепостях стоят, воеводы нерешительные.