Районная поликлиника встретила нас запертыми воротами, на которых недвижимо висел пудовый замок и трепетали две бумажки – официально утвержденный график работы процедурного кабинета и постороннее частное объявление.
– Пропал редкий кактус – эхинацея Грузона, – прочитала я по привычке читать все-все, что попадется. – Ну, надо же! Неблагоприятно нынче звезды сложились для кактусов Грузона: тот погиб, этот пропал…
– Ну, а что? – Моя романтичная подружка с удовольствием поддержала тему. – Кактусы – тоже живые существа, как же им не реагировать на Луну в ретроградном Меркурии?
– Кактусы, реагирующие на Луну, это уже оборотни какие-то! – поежился Эдик и талантливо завыл. – У-у-у-у-у!
В квартале частных домов залились лаем собаки.
– Надеюсь, укол иголками не приводит с заражению кактусотропией! – подхватила шутку Юля. – Не хотелось бы каждое полнолуние зеленеть и покрываться колючками!
– Хорошо бы для начала вытащить те колючки, которые мы уже подцепили, – напомнила я, не спеша веселиться.
У меня в указательном пальце совершенно точно засела кактусовая заноза. Я боялась, что ранка воспалится.
– О, я знаю, где мы найдем помощь! Нам туда! – сориентировался Эдик.
Я посмотрела в указанную сторону.
Над массивом темных приземистых зданий неразличимой в потемках архитектуры и невнятного назначения огненно-красным горели два загадочных слова: РА МПУ.
– Это что, кабинет корейской медицины?
– Необязательно корейской, возможно, египетской, – предположила Юля. – Ра – это ведь бог Солнца в Древнем Египте, правильно?
– Правильно, – подтвердила я. – А кто такой Мпу?
– Звучит по-африкански, – задумалась Юля.
– Я не пойду лечиться к темнокожим! – решительно объявила я. – Прошу прощения за нетолерантность, я не расист, но негров не люблю. Особенно негров в белых халатах. У меня с ними связано шокирующее воспоминание детства.
– Какое? – живо заинтересовалась Юля.
– Как-то раз во времена моего счастливого детства нашему семейному матриарху, моей любимой бабуленьке Ксении Митрофановне, стало плохо, – поведала я. – «Скорая» увезла ее в больницу, там старушку сразу же положили на операционный стол, а дежурный хирург был нетрезв и прислал вместо себя стажера-интерна зимбабвийского происхождения.
Юля хихикнула.
Я строго посмотрела на нее и договорила:
– А бабуля, дожидаясь доктора, уже богу помолилась и на всякий случай с жизнью попрощалась, приготовилась, если что, уходить на тот свет. И как раз перебирала мысленно все свои грехи, встревоженно прикидывая, в рай ее возьмут или в ад? И тут, представьте, заходит, засучивая рукава, какой-то черный черт и на ломаном русском объявляет: «Прывэт, бабуня, я прышел за тобой!»
– А бабуня что?
– А бабуня без малого все! Чуть кони не двинула бабуня, еле откачали! Сердечный приступ приключился, представь, на фоне обострения желчекаменной болезни! – Я сокрушенно покачала головой. – С тех пор я негров в медицине не люблю…
Тут рядом кто-то захрюкал, как африканский бегемот, и захохотал, как соплеменная бегемоту гиена.
Я обернулась на звуки джунглей и увидела Эда в полуприсяде. Его буквально скорчило от смеха.
– Мог бы проявить побольше сочувствия к чужой бабушке! – укорила его Юля, поспешив спрятать собственную ухмылку.
– Я не над бабушкой, я над девушками смеюсь! – сквозь смех выдавил из себя наш приятель. – «Ра Мпу», кабинет египетско-зимбабвийской медицины, это же надо такое придумать! Девки, вы что? Это никакое не РАМ ПУ, это ТРАВМПУНКТ, просто некоторые буквы не светятся! Идемте уже, пока и туда не опоздали!
Мы послушно пошли куда сказано, но по пути я ворчала, что медучреждениям, малобюджетным настолько, что не хватает на новые лампочки, я доверяю не многим больше, чем темнокожим эскулапам.
А зря.
В травмпункте вел прием веселый доктор нормальной среднерусской наружности. Нашим с подругой ранениям он не сильно удивился, сказав, что я и Юля за сутки соответственно третий и четвертый пациенты с такими травмами.
– То есть беглые кактусы под влиянием ретроградного Юпитера действительно нападают на людей? – дурашливо округлил глаза Эдик.
– Узнаю, кто подбрасывает мне в приемную «желтые» газеты – направлю принудительно на клизму, – покачал головой эскулап.
Он быстро и безболезненно – видно было, что наловчился, – вынул две занозы из моих пальцев и три из Юлиных, прописал нам согревающую мазь и отпустил с миром.
Медсестра-регистратор Маргарита Викторовна невозмутимо выслушала распоряжение доктора «выбросить к чертовой матери дурацкие газетенки из приемной» и демонстративно понесла непрофильную прессу на помойку.
Все равно эта конкретная газета уже устарела. Маргарита Викторовна знала, что завтра в ее почтовом ящике появится новый номер, и ожидающие своей очереди на прием страдальцы будут только рады свежему чтиву. Люди отвлекутся, малость успокоятся, и к Маргарите Викторовне в ее окошечко с ненужными вопросами лишний раз соваться не будут. Всем хорошо!
Ближайший мусорный контейнер находился в проулке у соседней поликлиники. По пути к нему Маргарита Викторовна ознакомилась с объявлением на воротах и оторвала от него лепесток с телефонным номером.
Маргарита Викторовна регулярно читала «желтую» прессу, и версия о бешеном кактусе, покусавшем за сутки четырех человек, не показалась ей невероятной.
Воскресенье
Наутро, размотав бинты, мы с подружкой обнаружили, что наши расцарапанные руки выглядят получше, но отнюдь не идеально.
– Эх, недостаточно еще холодно для того, чтобы перчатки надеть, – посетовала Юля. – А с такими лапами ходить – только людей пугать. Что ж нам, в выходной день дома сидеть придется?
– Давай сходим в кино, – предложила я. – В темном зале никто не увидит, какие у нас руки.
– В темном зале?
Юля заколебалась.
– Поль, ты, может, забыла, но на меня, вполне вероятно, маньяк охотится… Вдруг он подберется ко мне в кромешной темноте со своей фатой-удавкой? В кинотеатре звук такой, что моих последних тихих хрипов никто не услышит, да и самого маньяка никто не заметит: если фильм интересный, все на экран смотреть будут!
– Пойдем на неинтересный, – неуверенно предложила я.
– На неинтересный я не хочу!
– Тогда сядем на последний ряд, чтобы маньяк к тебе сзади не подобрался!
– А он подберется сбоку!
– Так ведь сбоку буду я!
– А с другого боку? Ты меня только с одной стороны прикрыть сможешь, с другой-то я буду беззащитна!
– А-а-а, я поняла.
До меня дошло, к чему эта дискуссия.
– Ты намекаешь, что нам нужно взять с собой в кинотеатр еще кого-то.
Юля энергично кивнула.
– Может, Гавросича позовем?
Юля энергично помотала головой.
– Тогда кого же? – Я притворилась, будто не могу прочитать мысли сексуально озабоченной подружки.
– Может, Эдик согласится, – сказала она и поковыряла тапкой паркет, изображая смущение.
– Понятно, – хмыкнула я. – Ладно, звони Эдику.
И пошла наводить красоту перед выходом в люди.
Юля звякнула Эдику, договорилась с ним встретиться у кинотеатра и невероятно быстро собралась.
Я немного задержалась у зеркала, примеряя то кофточку, то курточку.
Легкое желтенькое мне надеть или тепленькое зеленое?
– Ладно, так и быть, я скажу, в чем твоя проб-лема, – некоторое время потаращившись на меня и повздыхав, объявила Юля.
Можно подумать, я ее об этом спрашивала!
И можно подумать, у меня есть проблемы!
Так желтое или зеленое, желтое или зеленое?
– Ладно, говори, в чем?
Полностью мой вопрос звучал как «Ладно, говори, в чем мне идти – в желтой кофте или в зеленой куртке?», но подружка поняла по-своему:
– Твоя проблема в том, что ты носишь эти меховые изделия!
Я проехалась взглядом по своему отражению в зеркале сверху вниз, но ничего, похожего на предмет беседы, на себе не обнаружила.
Единственным меховым изделием в радиусе метра от меня был собственный Юлин тапок в виде потрепанного жизнью розового кролика. Он нервно подскакивал, словно желая вмешаться в разговор: Юля качала ногой. Того и гляди, тапочный кролик превратится в белку-летягу и усвистит на бреющем полете по коридору в кухню!
– Ты поосторожнее с метательной обувью, – предупредила я, напоминая подружке о фиаско с туфлей в телеэфире.
– Не меняй тему, сейчас мы говорим о тебе.
Юля все-таки приземлила своего прыгучего кролика, подалась вперед и решительно ткнула пальцем в мое лицо, чуток промахнувшись мимо глаза.
Я тут же представила себя в черной повязке через выбитое око и отпрянула:
– Ты чего?!
– А того, что это не брови, а мечта таксидермиста! – объявила Юля и, переведя глазовыбивательный перст из горизонтального положения в вертикальное, погрозила мне этим пальцем.
– Ты чего?!
– А того, что это не брови, а мечта таксидермиста! – объявила Юля и, переведя глазовыбивательный перст из горизонтального положения в вертикальное, погрозила мне этим пальцем.
Кто не знает, таксидермист – это мастер по изготовлению чучел. Какое ему дело до моих бровей? Хм…
Я с новым интересом посмотрелась в зеркало.
Брови как брови. Совсем не похожи на меховых животных.
Разве что самую чуточку.
– Это же не брови, а олицетворение дикой природы! – продолжала клеймить меня Юля. – Беловежская пуща какая-то!
– Да брось, – я неуверенно пригладила упомянутые брови.
Да, я их не выщипываю, не брею, не эпилирую и не стригу газонокосилкой. Мои брови нравятся мне в своем естественном виде. Да нормальные же брови, не разлапистые и не кустистые!
– Такие брови были только у неандертальцев, – авторитетно заявила Юля. – Но и они перестали их носить сразу после эпохи великого оледенения. Тебе надо начать оформлять свои брови, пока они не разрослись вдоль и вширь, как у Брежнева.
Я поняла, что пора перехватить инициативу, и утомленно вздохнула:
– Ах, Юля, детка, что ты знаешь о бровях…
Детка Юля (на три года старше меня) удивленно приподняла свои брови.
– Брови, Юля, это верный показатель того, насколько женщина разумна.
– Волос долог – ум короток? – ехидно припомнила подружка.
– Это про косу, – я не позволила себя сконфузить. – А брови – символ женского тщеславия.
– Да? – Юля заинтересовалась.
– Да.
Я отвернулась от зеркала и произнесла небольшую прочувствованную речь:
– Мода на брови, дорогая моя Юля, удивительно непостоянна! На своем не очень долгом веку я уже повидала брови, выщипанные в ниточку, брови, сбритые и заново нарисованные карандашом, татуированные брови и брови, намазанные коричневыми тенями с заходом на лоб. Я предрекаю: красиво шевелясь на ветру, очень скоро в моду ворвутся сросшиеся брови, и тогда глупые модницы будут старательно наклеивать выдернутые из подмышек волоски на переносицу!
– Фу, – сказала Юля и поморщилась.
Потом качнулась вперед, пытливо посмотрелась в зеркало и примирительно сказала:
– Зачем сразу из подмышек, у меня есть старая норковая шапка, коричневая такая, можно будет из нее шерстинок надергать, я и с тобой поделюсь.
– Так у меня же свои, – торжествующе напомнила я и, вздернув нос, гордо прошествовала мимо гримасничающей Юли на выход.
В желтой кофточке.
Зеленая стеганая куртка неприятно напоминала мне о кактусе, драматическую историю с которым очень хотелось поскорее предать забвению.
Зная, что Катерина вскоре после полудня вернется с работы, Вовка торопился. Бутылку водки, купленную на тридцать сребреников за проданный и преданный кактус, он выпил чуть ли не залпом, и это уложило его в постель почти на сутки.
– А могло бы и в могилу уложить! – припугнула пробудившегося алкаша-супруга Катерина.
Она предложила мучимому тяжким похмельем Вовке утренние напитки в ассортименте – полный ковшик холодной воды, стакан огуречного рассола и кружку крепкого кофе – и на этом проявления заботы закончила. Сочувствия к мученику-Вовке Катерина не испытывала и всего лишь желала поскорее привести негодяя в состояние, позволяющее результативно его допросить.
Вернув себе если не человеческий облик, то хотя бы дар связной речи, Вовка признался, что – да, действительно, он продал эхинацею Грузона, она же эхинацея Катерины. Покупателей было трое: один парень и две девки. Девок звали как-то похоже – то ли Оля и Леля, то ли Коля и Толя… Нет, все-таки Оля, наверное. Возможно, две Оли.
– Возможно! – передразнила абстинентного преступника злая Катерина. – А возможно, у тебя спьяну в глазах двоилось, и девка вообще одна была?
– Какое – двоилось, я ж тогда еще как стеклышко был! – обиделся Вовка. – Точно говорю, девки были совсем разные, одна мелкая чернявая, а вторая рослая белая и с косой!
– Ага, так это были Смерть и Чертик! Тьфу, допьешься ты, придурок! – Катерина плюнула и ушла в свою оранжерею – отогреваться душой на солнышке рядом с любимыми растениями.
А потом ей позвонила добрая женщина Маргарита, дай ей бог здоровья. Где находится пропавший кактус, она не знала, а вот пострадавших от уколов иголками видела собственными глазами. На удивление много таких пострадавших было, аж четверо всего-то за сутки! При том что прежде обиженные кактусами обращались за медпомощью раз в год-два.
– А кто они, те пострадавшие? – спросила Катерина и затаила дыхание.
– Один лилипут, один мужик бородатый и две девушки, – добросовестно перечислила добрая женщина Маргарита.
– Мелкая чернявая и рослая белая с косой? – в точности повторила приметы, названные Вованом, Катерина.
– Они самые.
– Вовка! – положив трубку, гаркнула супруга алкоголика так, что традесканция затряслась, как осинка. – Сиди дома и никуда не высовывайся! Учти, если еще хоть один цветок пропадет – я тебя убью и закопаю под лимонным деревом, ему усиленное органическое питание не повредит!
– А ты куда? – простонал Вован, испытывающий головокружение при виде торопливых сборов супруги.
– Куда надо! Поблагодарить одного хорошего человека!
Катерина вытянула из декольте припрятанную от мужа заначку и тщательно отслюнила от тощей пачки купюр пару сотен. Подумала и еще добавила сотню полтинниками.
Триста рублей – неплохие деньги и для уборщицы, и для медсестры.
Авось уважаемая Маргарита расстарается и найдет в записях доктора адреса вчерашних пациенток.
– Девки уходят! – доложил здоровяк карлику телефонным звонком.
Он припарковал машину рядом с гаражами, открыл капот и изображал технического бездаря, занятого поисками таинственной поломки. Получалось у него убедительно, даже баба Вера посмотрела на тугодума раз-другой да и перестала оглядываться.
– А дед?
– А дед сегодня выходной, у него же сутки через сутки, – напомнил здоровяк.
– Ладно, давай сначала с девками разберемся, – решил карлик. – Проследи за ними и придумай что-нибудь, чтобы они подольше задержались вне дома. Как придумаешь – звони, тогда возьмемся за деда.
Фильм мы не выбирали, пришли наугад и смотрели что дали.
А дали нам голливудское кино про подростков-мутантов, и я, конечно же, этой темой чрезвычайно увлеклась.
Я ведь тоже вроде этих киношных деток – персонаж из разряда «ботанов» и «гадких утят», некомфортно чувствующих себя в суровой реальности.
«Хочешь уметь испепелять взглядом, детка? – съехидничал внутренний голос. – А кого же ты будешь испепелять?»
И тут я крепко задумалась о том, какое мирное применение могла бы найти сверхчеловеческим способностям.
Ясно же, что я по характеру не воитель, значит, швыряться файерболами и ледяными молниями мне не с руки.
Хм, а повседневная практика библиотекаря, почитай, и вовсе не дает возможностей для применения боевой магии!
С другой стороны, обычная жизнь – понятие относительное. Вот мы сейчас вроде в мирное время живем, а враг у нас с Юлей все-таки появился, да еще какой – маньяк-убийца! Вот его бы отгонять огнем, а не перцовым спреем…
Вспомнив о маньяке, я уже не смогла вернуться к просмотру кинофильма и до конца сеанса озиралась по сторонам, высматривая, не подбирается ли кто к моей подружке по-пластунски между рядами, со смертоносной фатой в зубах.
Никто не подбирался, но я не теряла бдительности и даже после кино прикрывала подружку.
И правильно: едва мы вышли из кинозала, какой-то пугающе громоздкий малый ринулся нам навстречу с криком:
– Вот она!
Я самоотверженно закрыла Юлю своим телом.
Примерно по грудь.
Разница в росте и габаритах не позволяла мне выступить в роли надежного щита.
– Эй, эй, полегче! – усилив заслон, плечом к плечу со мной встал Эдик. – Вам кого, товарищ? Чего вы орете, как потерпевший?
– Вот эта девушка! – Здоровяк поверх моего плеча протянул лапу к Юле.
Я щелкнула зубами, показав готовность к укусу в прыжке.
– Эта девушка – миллионный посетитель нашего кинотеатра, – втянув манипулятор, объяснил здоровяк. – Я точно знаю, я считал на входе.
– О! Я миллионный посетитель? – Обрадованная Юля шагнула вперед, с легкостью продавив грудью брешь между живыми щитами. – А подарки будут?
– Обязательно! – Здоровяк полез в карман. – Церемония награждения миллионного кинозрителя пройдет сегодня в цирке.
– А почему в цирке? – не понял Эд.
– Наверное, потому что еще Владимир Ильич Ленин говорил, что из всех искусств для нас важнейшими являются кино и цирк, – рассудила я, вспомнив цитату.
– Правильно, – здоровяк посмотрел на меня с уважением. – Вот, возьмите пригласительные на всю вашу компанию, вы обязательно должны быть сегодня на представлении, призы и подарки будут выдаваться только лично в руки.