Размашистым движением другой руки Софи стянула повязку. Ее глаза распахнулись, вглядываясь в его глаза. Язык в ее пересохшем рту попытался повернуться и произнести:
— Пожалуйста …
Потрясение от напряжения в глазах Софи эхом отдалось во всем теле Грэма. Хорошо. Да.
Затем… Что ты делаешь, подлец? Зачем ты соблазняешь эту девушку — только чтобы отвлечься от своего долга?
О Господи, он просто законченный негодяй. Слишком много часов было проведено наедине с ней, слишком много вечеров свободы и небрежной интимности. Он отодвинулся, спрятав свою реакцию на ее мольбу, раздумывая, намеренно сделав вид, что не понял ее.
— Да, конечно же. Я прекращаю. Мои извинения.
Грэм медленно поднялся, желая, чтобы его почти эрекция угасла до того, как он полностью выпрямится. Ему не нужно было беспокоиться, потому что взгляд Софи был теперь прикован к ее рукам, которые она стиснула у себя на коленях.
Дурочка! Глупая, глупая, оторванная от реальности дурочка! Слава небесам, что он неправильно понял ее очевидную просьбу. Видимо, что она не так неуязвима, как думала, но Софи и не осознавала, что может растянуться на ковре от его малейшего прикосновения!
Зачем беспокоиться о таких вещах? Ему просто скучно — он решил сыграть в детскую игру. Он не хочет тебя.
Грэм отвернулся, устыдившись себя, и что еще хуже, вспомнив о том, что он с такими усилиями пытался забыть. Краткий момент отсрочки только усугубил дело, потому что вся тяжесть его положения обрушилась на него, как осыпающиеся камни самого Иденкорта.
Он провел руками по лицу.
— Ах, Софи. Мне так жаль. Я… боюсь, сегодня я сам не свой.
Она откашлялась позади него.
— Почему… — Грэм услышал шелест ее простого муслинового платья, удаляющийся от него. Что она и должна была делать, после такой демонстрации эгоизма с его стороны.
Девушка продолжила.
— Почему ты сам не свой?
Он коротко рассмеялся.
— После того, как я ушел вчера вечером отсюда, случилась забавная вещь… — Он не хотел произносить это вслух. Рассказать Софи означало каким-то образом сделать вещи реальными — но, возможно, пришло время это сделать. — Мой отец умер.
— О, как ужасно! — Ее голос снова потеплел, что заставило его чувствовать себя еще хуже. — Неудивительно, что ты ведешь себя не как Грэм, которого я знаю.
Эти слова заставили его громко рассмеяться, резким, отрывистым, истеричным смешком — если бы она знала настоящую причину.
— Мой старший брат умер вместе с ним.
Теперь Софи встала перед ним, положив ладонь на его руку.
— О, Грэм!
Молодой человек прикрыл рот рукой, подавляя истерический смех, который рвался наружу. Сейчас она глядела на него с осторожным замешательством.
— Двойная трагедия, — произнесла девушка. — Как печально.
Смех, отчаянный и панический, начал с борьбой прорываться на свободу.
— Есть еще кое-что…!
Софи отпрянула и сложила руки на груди, уставившись на него.
— Грэй, давай выкладывай!
— Они все умерли. — Его голос, уже искаженный от сдерживаемого смеха, странным образом сломался на слове «умерли». Грэм снова потер лицо. Его руки оказались влажными. Он глубоко вдохнул, встревоженный собственным недостатком сдержанности.
А затем Софи оказалась рядом с ним, взяла его руки в свои, заставила его сесть — почти подтолкнула — и встала на колени у его ног.
Грэм собирался поблагодарить ее за то, что она находится рядом с ним, но затем осознал, что крепко сжимает ее ладонь своей рукой. Суставы его пальцев побелели от силы, с которой Грэм это делал, но она не показывала, что ей больно. Он ослабил хватку.
— Извини.
Софи потянулась к нему. Он наклонился ближе. Да. Она положила одну руку ему на грудь и вытащила его носовой платок из нагрудного кармана.
— Вот, — спокойно произнесла она. — У тебя глаза на мокром месте.
У него были мокрые глаза. Казалось неправильным употреблять слово «плакать», потому что Грэм был достаточно спокоен, за исключением остатков неуравновешенного смеха и тенденции к увлажнению глаз.
Он взглянул на Софи.
— Ты знаешь, что это означает, не так ли?
Она кивнула с невозмутимым спокойствием.
— Да. Теперь ты совсем одинок.
Грэм подавил новый приступ яростной истерии.
— Нет. Я имею в виду… да, я одинок. Но что более важно, потому что фактически я все время был одинок… я — новый герцог Иденкорт.
Софи всегда удивлялась, почему люди используют слово «разбитое сердце». Сердца бились и иногда останавливались, но как мышца может разбиться?
Кажется, это происходит почти безо всяких усилий.
Она считала себя неуязвимой. Она высокомерно предполагала, что так как у нее нет возлюбленного, то она никогда не испытает любовных мук.
Какой же она была идиоткой.
Сквозь стук в голове и шум в ушах Софи слышала, как Грэм произнес ее имя. Его голос звучал так далеко.
Так и есть, он дальше, чем когда-либо был.
И он не вернется обратно.
Глава 5
Комната, когда-то казавшаяся убежищем от жестокого мира, сейчас окружила Софи во всей ее безвкусной ветхости и обманчивости. Ее святилище оказалось всего лишь помещением в дешевом, арендованном доме, а ее принц стал мужчиной, которого она просто не могла заполучить.
— Конечно же, нет ни единого пенни, которое можно было бы унаследовать, — легко произнес Грэм так, словно все это не имело значения. — Есть только земля и ничего из того, что могло бы обеспечить мне десерты, подобающие герцогу.
Деньги. Он говорит о деньгах — когда должен был услышать хрустальный звон ее разбившегося сердца с другого конца комнаты!
Чего еще ожидать от мужчины, подобного ему, и такой женщины как ты?
— Так что, кажется, — продолжал Грэм, — я должен немедленно жениться, и жениться на приданом, если хочу иметь удовольствие продолжать жить в такой же манере, к которой привык.
Что ж. Трижды идиотка за один-единственный день. Софи думала, что ее сердце не сможет расколоться еще больше. Ей на самом деле пора научиться не делать таких наивных предположений.
— Жениться, — тупо повторила она.
— Да. — Его взгляд устремился на улицу через окно — или возможно, куда-то еще дальше. В сторону дома леди Лайлы Кристи?
— На ком?
Грэм заморгал, удивление вернуло его обратно в гостиную, обратно к ней. Затем он криво усмехнулся и пожал плечами, затем развел руками.
— Боюсь, у меня нет ни малейшего представления. — Он попытался вернуться обратно к прежнему дразнящему тону. — Почему бы тебе не выбрать кого-нибудь для меня, любовь моя? Предпочтительно такую девушку, которую я смогу выносить подряд более одного часа в день.
Он не хотел быть жестоким. Софи хотелось верить в это. Если ей нужна дальнейшая иллюстрация того, насколько далеко он находится от нее, все, что ей нужно — это посмотреть в зеркало!
Довольно!
Девушка резко поднялась. Когда она успела сесть? Софи не помнила.
— Извини, Грэм… ах, ваша светлость. Я только осознала, что уже поздно. Надеюсь, вы извините меня, но у меня так много дел сегодня…
Смешное оправдание, когда он всего лишь час назад застал ее спящей на сиденье у окна. Грэм был слишком хорошо воспитан, чтобы сказать об этом, так что он только поклонился и произнес надлежащие извинения за то, что задержал ее. Софи кивнула, пытаясь сдержать неистовую потребность отказаться от своих манер.
— Надеюсь, вы не возражаете сами найти выход…? — Она взмахнула рукой по направлению к двери, и фарфоровая ваза — которой никогда не угрожала опасность за все те часы, которые они провели вместе в этой комнате — пролетела несколько футов прежде, чем разбиться о стену.
Софи резко отпрянула в сторону от грохота. Нет. Только не сейчас. Пожалуйста, не сейчас.
Бесполезно. В своем торопливом отступлении она перевернула маленький столик, хрусталь, стоявший на нем, также со звоном разбился о пол.
— Софи…
Она ощутила его теплую руку на своем плече, беспокойство в его голосе — или жалость?
Невыносимо.
Девушка отпрыгнула от Грэма, отчего вышитая скамеечка для ног полетела через комнату, вызвав при этом спазм в ее лодыжке, затем Софи споткнулась об угол ковра так, что почти ударилась лицом о деревянную дверь гостиной.
— Так жаль, но мне нужно идти… — Ей нужно выбираться отсюда, скорее, скорее…
Затем Софи оказалась на лестнице, высоко приподняв юбки одной рукой, к счастью, ее ноги уверенно делали поспешные шажки. Ее комната, такая же пустая, как и келья в монастыре, была благословенно пустой от всяких бьющихся предметов.
Прощай, Грэм.
Ей хотелось, чтобы она была одной из тех женщин, которые могут броситься на кровать и расплакаться. Увы, Софи смогла всего лишь сесть, сложив похолодевшие руки на коленях, и наблюдать за концом мечты, которую она имела, даже не осознавая этого.
Затем Софи оказалась на лестнице, высоко приподняв юбки одной рукой, к счастью, ее ноги уверенно делали поспешные шажки. Ее комната, такая же пустая, как и келья в монастыре, была благословенно пустой от всяких бьющихся предметов.
Прощай, Грэм.
Ей хотелось, чтобы она была одной из тех женщин, которые могут броситься на кровать и расплакаться. Увы, Софи смогла всего лишь сесть, сложив похолодевшие руки на коленях, и наблюдать за концом мечты, которую она имела, даже не осознавая этого.
Она думала, что приспособится к идее о том, что он будет всего лишь приятным развлечением, и намеревалась наслаждаться этим так долго, как это будет возможно, а затем без сожалений уйти прочь. Софи считала себя реалисткой, и все же, хотя она знала, что Грэм никогда не захочет ее, девушка не догадывалась, насколько она будет опустошена, когда он выберет кого-то другого.
Прощай навсегда.
Скоро он найдет кого-то, потому что чего же хотят все богатые семьи, как не использовать свои деньги для покупки титула?
В точности, как сэр Хэмиш Пикеринг.
Софи замерла, когда ее осенило. Нет. Она не может это сделать. Не было возможности убедить Грэма жениться на ней, не нарушая условий завещания и не проговорившись — к тому же это будет стоить Дейдре шанса выиграть траст.
Нет, деньги принадлежат Дейдре, а не ей. Это было практически решено, потому что муж Дейдре скоро станет герцогом, и Дейдре выиграет траст без малейшего обмана. Будет слишком несправедливо, если Софи сейчас украдет его у нее из-под носа.
Тишина комнаты давила на нее. Молчание. Уединение. Она должна была уже привыкнуть к ним к этому моменту.
Лучше бы ей сделать именно это, потому что у Софи не было блестящего будущего, если мир узнает о том, как она взяла деньги, присланные Тессой, чтобы приехать в Лондон, и не сказала ни одной живой душе, приехала без сопровождения и разрешения. И здесь она тоже была не нужна.
Будущее одинокой женщины в Англии неопределенно и опасно. Софи видела, как приют возле Актона выставлял за порог выросших девушек в одном лишь платье, с едой, завязанной в носовой платок, и едва достаточными знаниями, чтобы прочитать указатели на дороге.
Некоторые находили работу на полях или даже на кухнях в Актоне, а некоторые бесследно исчезали. Некоторые уезжали, чтобы найти работу на фабриках — жестоких, грязных местах, которые заставляли молодых женщин стареть раньше времени. Некоторые оказывались жертвами насилия и убийства, а другие становились бледными лицами в окнах столичных борделей.
У Софи было немного преимуществ. У нее было образование леди и положение леди. Однако положение на самом деле работало против нее, потому что родственница герцога Брукмура едва ли будет считаться приемлемой гувернанткой. Она могла бы занять место компаньонки леди, но это слишком сильно напоминало то, от чего она сбежала из Актона.
Софи могла бы жить за счет Дейдре или Фебы, стать неизменным членом их домашнего хозяйства, пока не состарится и поглупеет. Она могла увидеть себя прямо сейчас, с толстыми очками от слишком усердного чтения, с поседевшими вьющимися волосами, с постаревшим умом от того, что прожила жизнь, не имея никакого значения ни для кого, скрываясь в неиспользуемых частях огромного дома, бормоча переводы себе под нос.
Сумасшедшая Кузина Софи, Вредная Ведьма из Восточного крыла. В конце концов, аристократия не была бы аристократией, если бы не нуждалась в одном или двух сумасшедших родственниках, не так ли?
Если только она сначала не предпримет чего-нибудь…
Ведь не было причины, по которой она не должна была воспользоваться преимуществом своих последних недель в Лондоне, чтобы найти себе мужа. Это была не любовь, конечно же, но Софи не могла оставаться здесь и не могла вернуться в Актон.
Ведь были же мужичины… за пределами дома. Мужчины, которые не будут возражать против трудолюбивой, простой женщины, которая не слишком задирает нос для того, чтобы не зайти в кухню.
«Вы сможете стереть всех остальных из умов в Обществе, если захотите этого, моя дорогая. Все, что вам нужно — это сказать мне одно слово, и я сделаю вас своей музой, своимрiиcederйsistance[5], своим шедевром!»
Яростное безрассудство поднялось в ней, когда девушка вспомнила эти слова лучшего портного во всем Лондоне. У нее уже было такое ощущение в тот момент, когда она открыла первое письмо от Тессы, предлагающее Сезон, после чего она тайком устроила свое будущее.
Все, что вам нужно — это сказать мне одно слово…
Он был сумасшедшим, мастером преувеличений, по крайней мере. Само имя Лемонтёра переводилось с французского как «Лжец».
Тесса фыркнула и заявила, что никто и слышал об этом человеке несколько лет назад — он просто появился из ниоткуда, создав платья для нескольких самых влиятельных женщин в Лондоне. Позер, предположила она, убедивший всех, что он лучший модельер в городе, тогда как на самом деле он, вероятно, всего лишь какой-то портной, поднявшийся со дна общества.
Естественно, Тесса была достаточно сообразительно, чтобы взять его платья, когда они были ей предложены. Как он мог быть обманщиком, когда его платья были такими прекрасными и заставляли Фебу выглядеть как принцесса, а Дейдре делали похожей на богиню?
Возможно… всего лишь возможно… он сможет применить немного своей магии для нее и превратить ее в нормальную женщину?
Снова Софи должна начать управлять своей судьбой. В этот раз недостаточно просто быть Софи Блейк. Она должна стать кем-то еще.
Кем-то, кто привлечет Грэма?
Девушка торопливо подавила эту надежду. Она покончила с такими невозможными фантазиями. Нет, все, что ей нужно — это практичное соглашение и свой собственный дом.
Ради всего этого она с удвоенными силами бросится в мир за пределами дома.
Несмотря на тот факт, что Софи приходила сюда только однажды, у нее не было проблем с тем, чтобы найти вход в роскошный салон Лемонтёра — это было нечто большее, чем обычное ателье. Например, здесь не было товаров, выставленных в огромных окнах за стеклом для того, чтобы прохожие глазели на них. И к тому же не было никакой вывески, кроме уникального дверного молотка в виде экзотической птицы на внушительной дубовой двери. Кто-нибудь мог бы проехать мимо, не заметив эту дверь, если только этот кто-то не был здравомыслящей женщиной, живущей в Лондоне.
В то время, как Софи подходила ближе, несмотря на бормочущий хаос ее мыслей, она могла ощущать побеги дорогой роскоши, тянущиеся к ней. В обычной ситуации она бы бросила на все это тоскующий взгляд и прошла мимо, потому что такие платья, как те, что создавал Лемонтёр, не появлялись в мечтах таких девушек, как она.
На самом деле у нее было их два — простые белые муслиновые платья, которые могли бы быть сшиты любой компетентной портнихой, если не придавать значения совершенству кроя и вниманию к тому, чтобы создать самый лестный силуэт.
Однако, это были подарки от щедрого мужа Дейдре, лорда Брукхейвена. Даже Тесса извлекла для себя выгоду в тот день. Лемонтёр появился ненадолго, измерил всех четырех женщин взглядом, а затем, необъяснимым образом, сосредоточил всю свою интенсивную энергию на Софи. Это длилось всего лишь мгновение, с негодованием прерванное Тессой, конечно же, но на этот единственный момент Софи видела себя как, возможно, впервые… как какую-то в целом другую личность.
В данный момент полностью другая личность была в точности тем, чем нужно.
Дверь быстро открылась на ее стук, и весьма привлекательный молодой человек, Кэбот, которого она видела здесь прежде, сопроводил девушку во внутреннюю утонченную атмосферу.
— Он здесь? Я должна его увидеть. — Эти слова поспешно вырвались у нее. Она будет просить, если это понадобиться, умолять, если придется.
Кэбот указал на двойные двери дальше по коридору.
— Он в своем офисе…
Софи бросилась туда почти бегом, до того, как ее храбрость покинет ее. Толкнув дверь, она зашла в кабинет и оказалась перед самым великим дизайнером. Маленький человек сидел за очень большим столом, на котором не было ничего, кроме разбросанных эскизов и карандашей.
Софи опустошила свой ридикюль на стол, ее руки тряслись, когда последняя монета упала на промокашку.
— Это все, что у меня есть. Вы должны взять это. Вы сказали… вы сказали… — Она не могла дышать, потому что… а если это были пустые обещания, жестокая шутка за ее счет? Что если нет никакого шанса на то, что она когда-нибудь сможет…
Тем не менее, она не могла продолжать жить, не узнав об этом наверняка. Софи сделала прерывистый вздох и выпрямилась. Затем посмотрела на низенького, щеголеватого мужчину за столом, все еще застывшего от изумления.
— Вы сказали, что можете сделать меня красивой.