Он лишь улыбнулся, мне до сих пор кажется, он так и не понял, что не сможет убежать. Но как об этом мог знать я, если он не знал?
«А у тебя все было так же пышно, как в индийских фильмах? Толпы на улицах, миллионы рук ищут прикосновения, цветы и благовония, а для выступления — золотые платформы, устланные коврами с серебряными кистями?»
«Нет. Еще до того, как я попросил себе эту работу, я знал, что не смогу этого вынести. Поэтому я выбрал США, и мне достались лишь толпы».
Воспоминания причиняли ему боль, и мне было досадно, что я начал все это.
Он сидел на траве и продолжал говорить, глядя сквозь меня. «Я хотел сказать, ради Бога, если вы так сильно желаете свободы и радости, разве вы не видите, что ее нет вне вас? Скажи, что она есть у тебя, и она у тебя есть. Поступай как будто она твоя, и она у тебя появится. Ричард, что же в этом такого непонятного? Но они просто не хотели слушать, большинство из них. Чудеса… как те зрители автогонок, приходящие поглазеть на аварии, так и они приходили ко мне поглазеть на чудеса. Сначала ты просто не находишь себе места от чувства бессилия, а потом это все надоедает. Я понятия не имею, как это только другие мессии выносили такое».
«Когда ты так об этом рассказываешь, мессианство явно выглядит не столь уж заманчиво», — сказал я. Затем подтянул последнюю гайку и спрятал инструмент. «Куда мы направляемся сегодня?»
Он подошел к моей кабине и, вместо того чтобы стереть разбитую мошкару с моего ветрового стекла, провел рукой — мошки ожили и улетели. Ну конечно, его собственное ветровое стекло не надо протирать, и теперь я знаю, что и его мотору не нужен ремонт.
«Я не знаю», — ответил он. «Я не знаю, куда мы сегодня направляемся».
«Что ты хочешь этим сказать? Ты знаешь прошлое и будущее всего на свете. Ты точно знаешь, куда мы отправимся».
Он тяжко вздохнул. «Да. Но я стараюсь об том не думать».
Некоторое время, пока я занимался цилиндрами, я думал, вот повезло-то, мне достаточно лишь держаться этого парня, и больше не будет никаких проблем, ничего плохого не случиться, и все будет отлично. Но то, как он произнес: «Я стараюсь об этом не думать», заставило меня вспомнить, что случилось с остальными мессиями, которых посылали в наш мир. Благоразумие завопило во мне, требуя сразу же после взлета повернуть на юг и держаться от него как можно дальше. Но, как я уже говорил, летая в одиночку, бывает одиноко, и я был рад, что встретил его, просто потому, что появился человек, с которым можно поговорить, и при этом он отличает элерон от вертикального стабилизатора.
Мне надо было бы повернуть на юг, но после взлета я остался с ним, и мы полетели на северо-восток, направляясь в будущее, о котором он старался не думать.
4
«Откуда ты все это берешь, Дон? Ты знаешь так много, а может мне только так кажется. Нет. Ты действительно очень много знаешь. Или все приходит с практикой? Разве не надо специально учиться, чтобы стать Мастером?»
«Тебе дают книгу».
Я повесил только что выстиранный шелковый шейный платок на растяжку крыла и посмотрел на Шимоду. «Книгу?»
«Руководство для Спасителей». Что-то вроде библии для Мастеров. У меня где-то есть, если хочешь взглянуть".
«Ну конечно! Ты хочешь сказать, что это обычная книжка, в которой говорится…?»
Он немного покопался в багажнике за подголовником пассажирского сиденья и достал небольшой томик в замшевой обложке.
СПРАВОЧНИК МЕССИИНАПОМИНАНИЯ ДЛЯ ПРОДВИНУТОЙ ДУШИ"Почему ты сказал «Руководство для Спасителей»? Здесь написано «Справочник Мессии».
«Что-то в этом роде». Он начал собирать вещи, лежащие на траве вокруг самолета, как будто подумал, что пришла пора снова отправляться в путь.
Я начал листать эту книжку, состоящую из афоризмов и коротких советов.
Перспектива — воспользуйся ей, или отвернись от нее.
Если ты открыл эту страницу, значит, ты забываешь, что все происходящее вокруг тебя нереально.
Подумай об этом.
Прежде всего вспомни, откуда ты пришел, куда ты идешь и почему ты заварил всю эту кашу, которую и расхлебываешь.
Помни, что ты умрешь ужасной смертью.
Все это хорошая тренировка, и тебе она понравится больше, если ты не будешь забывать об этих фактах.
Все же, отнесись к своей смерти с некоторой серьезностью.
Смех по пути на эшафот обычно бывает непонятен менее продвинутым жизнеформам, и они назовут тебя безумцем.
«Дон, ты читал о том, чтобы отказаться от перспективы?»
«Нет».
«Здесь написано, что ты должен умереть ужасной смертью».
«Не обязательно. Все зависит от обстоятельств и от того, как ты хочешь это обставить.»
«А ты сам собираешься умирать ужасной смертью?»
«Я не знаю. В этом нет, пожалуй, особого смысла теперь, после того как я бросил свое дело. Вполне достаточно, наверное, тихого и скромного вознесения на небеса. Я решу окончательно через несколько недель, когда закончу то, зачем я сюда пришел».
Я думал, он шутит, как он иногда шутил, и не знал, что, говоря о нескольких неделях, он был абсолютно серьезен.
Я снова занялся книгой, уж точно, это были именно те знания, которые необходимы настоящему Мастеру.
Когда ты учишься — ты лишь открываешь для себя то, что ты давно уже знаешь.
Когда ты совершаешь поступки — ты показываешь, что ты действительно знаешь это.
Когда ты учишь — ты лишь напоминаешь другим, что они знают все это так же хорошо, как и ты.
Мы все учимся, поступаем и учим.
Единственная твоя обязанность в любой из данных тебе жизней заключается в том, чтобы ты был верен самому себе.
Быть верным кому-либо еще, или чему-либо еще невозможно, кроме того, это отличительный признак лжепророка.
Самые простые вопросы на самом деле самые сложные.
Где ты родился? Где твой дом?
Куда ты идешь?
Что ты делаешь?
Думай об этом время от времени, и следи за тем, как меняются твои ответы.
Лучше всего ты учишь тому, чему тебе больше всего надо научиться самому.
«Что это ты там затих, Ричард», — сказал Шимода, как будто собрался поговорить со мной.
«Ага», — сказал я и продолжил чтение. Книжка была только для Мастеров, и я вовсе не хотел от нее отрываться.
Живи так, чтобы тебе никогда не пришлось стыдиться, если что-нибудь из того, что ты делаешь или говоришь, станет известно всему миру — даже если то, что станет известно, будет неправдой.
Твои друзья лучше узнают тебя в первую минуту вашей встречи, чем твои знакомые смогут узнать тебя за тысячу лет.
Лучший способ избежать ответственности заключается в том, чтобы заявить: «За это отвечаю я».
Я заметил, что книжка была какая-то необычная. «Дон, на страницах нет номеров».
«Нет», — подтвердил он. «Ты просто открываешь ее и попадаешь на то, что тебе необходимо больше всего».
«Волшебная книга!»
«Нет. Для этого подходит любая книга. Подойдет даже старая газета, если ее очень внимательно читать. А разве ты не делал так раньше? Думал о чем-нибудь, а затем открывал первую попавшуюся книгу, чтобы посмотреть, что она тебе подскажет?»
«Нет».
«Ну вот, так попробуй как-нибудь».
И я попробовал. Я закрыл глаза и подумал, что же должно случиться со мной, если я останусь с этим необычным парнем. С ним было здорово, но я не мог избавиться от чувства, что очень скоро с ним должно случиться что-то ужасное, и в тот момент мне хотелось бы быть подальше от этого места. Думая об этом, я раскрыл книгу и только потом уж открыл глаза и прочитал.
По жизни тебя ведет заключенное в тебе веселое призрачное существо, полное жажды познания, которое и есть твое истинное "Я".
Никогда не отворачивайся от возможного будущего, пока не убедишься, что тебе в нем нечему научиться.
Ты всегда волен передумать и выбрать себе какое-нибудь другое будущее, или какое-нибудь другое прошлое.
Выбрать другое прошлое? В прямом смысле этого слова, или в переносном, или что они имели в виду? «Я думаю, Дон, в моей голове это просто не может уместиться. Я просто не знаю, как мне удастся все это выучить».
«Практика. Немножко теории и много практики», — сказал он. «На это уходит примерно дней десять».
«Дней десять».
«Да. Поверь в то, что ты знаешь все ответы, и ты их узнаешь. Поверь в то, что ты — Мастер, и ты им тут же станешь».
«Я никогда и не говорил, что хочу быть каким-то там мастером».
«Это правда», — подтвердил он, — «ты не говорил».
Но я так и не отдал эту книжку, а он не попросил ее обратно.
5
«Я никогда и не говорил, что хочу быть каким-то там мастером».
«Это правда», — подтвердил он, — «ты не говорил».
Но я так и не отдал эту книжку, а он не попросил ее обратно.
5
На Среднем Западе фермеру без хорошего поля не обойтись. Не обойтись без него и странствующим авиаторам — ведь надо быть поближе к своим клиентам. Подойдет лишь поле, расположенное рядом с городом, но так, чтобы не приходилось низко пролетать над домами; с калиткой в ограде и удобной дорогой к нему; достаточно длинное и ровное — для того, чтобы самолет мог безопасно взлетать и садиться, и не развалиться при этом от тряски по ухабам; чтобы с него уже убрали урожай, или оно было отведено под пастбище, но чтоб там не было коров — больших любительниц полакомиться обшивкой. А главное, чтобы хозяин поля разрешил использовать его на денек для полетов.
Я думал об этом, пока мы летели на север посреди субботнего утра, мессия и я, и земля, расцвеченная изумрудами и золотом, потихоньку проплывала метрах в трехстах под нами. Самолет Дональда, громко фырча мотором, летел рядом с моим правым крылом, и его обшивка, словно зеркало, посылала во все стороны стаи солнечных зайчиков. Прекрасный самолет, думал я, но уж больно он велик для того, чтобы в наши трудные времена зарабатывать себе на кусок хлеба, скитаясь по стране. Конечно, он может взять сразу двух пассажиров, но он в два раза тяжелее моего «Флита», а для взлета или посадки ему надо намного больше места. Когда-то и у меня был «Трэвэл Эйр», но в конце концов мне удалось обменять его на «Флит», который может садиться на крошечных площадках, чаще всего встречающихся поблизости от городов. Мой самолет может сесть на поле длиной метров где-то сто пятьдесят, а «Трэвэл Эйр» надо метров триста-четыреста. Если связаться с этим парнем, подумал я, то его самолет свяжет мне руки.
И конечно же, как только у меня промелькнула эта мысль, я заметил аккуратное пастбище, прямо у самого городка, проплывающего внизу. Это было стандартное поле, длиной четыреста метров, разделенное пополам, вторая половина которого была продана городу под бейсбольную площадку.
Зная, что самолет Шимоды не сможет там приземлиться, я завалил мой маленький «Флит» на левое крыло, сбросил газ и камнем стал падать к земле. Колеса коснулись травы, как только я перелетел через ограду, и самолет замер, не добежав до другого края площадки метров пятьдесят. Я просто хотел немножко похвастаться, показать ему, на что способен «Флит» в умелых руках.
Я добавил газ и развернулся для взлета, но в этот момент увидел, что «Трэвэл Эйр» заходит на посадку. С опущенным хвостом и поднятыми вверх крыльями он напоминал могучего кондора, торжественно садящегося на траву.
Он медленно летел над самой землей, и у меня по спине побежали мурашки. Сейчас на моих глазах он разобьется. Чтобы посадить «Трэвэл Эйр» необходимо держать посадочную скорость хотя бы 95 километров в час, ибо он заваливается на хвост при 80, и неминуемо превращается в лепешку. Но вместо этого я увидел, как этот бело-золотой самолет замер в воздухе. Точнее не совсем замер, но он летел со скоростью не более 40 км/час — и это самолет, падающий вниз при 80! — замер и плавненько коснулся травы всеми тремя колесами. Для посадки ему понадобилась лишь половина, или три четверти расстояния, которое пробежал мой «Флит». Я просто сидел в кабине и смотрел, как он подруливает поближе и выключает двигатель. Тогда я тоже выключил двигатель, по-прежнему удивленно не сводя с него глаз. Он сказал: «Ты нашел отличное поле. И от города близко».
Наши первые клиенты, двое молодых ребят на «Хонде» уже сворачивали на поле, чтобы поглядеть, что здесь такое происходит.
— Что это значит, близко от города? — закричал я, все еще оглохший от рева мотора.
— До него рукой подать!
— Нет, не то. Что это была за посадка? Как ты смог здесь приземлиться?
Он подмигнул мне — «Волшебство!».
— Нет, Дон, ну правда! Я видел, как ты приземлялся!
Он видел, что я был просто потрясен и довольно сильно испуган.
— Ричард, ты хочешь знать, как заставить гаечные ключи летать в воздухе, лечить все болезни, превращать воду в вино, гулять по волнам и сажать неуклюжие самолеты на 30-метровых клочках земли? Ты хочешь знать, как творить все эти чудеса?
Мне показалось, что он навел на меня луч лазера. «Я просто хочу знать, как ты смог здесь приземлиться…»
— Слушай! — крикнул он мне из своей кабины. — Этот мир? И все в нем? Иллюзии, Ричард. Абсолютно все в нем — иллюзии. Ты понимаешь это? — На его лице не было улыбки, как будто он неожиданно рассердился на меня за то, что я не знал всего этого раньше.
Мотоцикл остановился около хвоста его самолета, и ребята, судя по их виду, были бы не прочь прокатиться.
— Да, — это все, что я нашелся сказать в ответ — Иллюзии, понял тебя.
И тут они попросили его покатать их, а мне пришлось идти искать владельца поля, пока он сам не нашел нас, и взять у него разрешение денек полетать с его пастбища.
Единственное, что я могу сказать, описывая те взлеты и посадки самолета Дональда, это то, что его «Трэвэл Эйр» казался замаскированным вертолетом. Почему-то мне было намного проще примириться с видом тяжелого гаечного ключа, порхающего в воздухе, чем спокойно смотреть, как его самолет с пассажирами взлетает на скорости 40 километров в час. Одно дело поверить в левитацию, когда ты видишь ее своими глазами, и совсем другое дело — верить в чудеса. Я постоянно думал о том, что он сказал столь неистово. Иллюзии. Кто-то говорил об этом раньше, когда я был еще совсем маленьким, учился фокусам — это говорили цирковые волшебники! Они предупреждали нас: «Послушай, то что ты сейчас увидишь, на самом деле не чудо. Это не настоящее волшебство. Оно лишь производит такое впечатление, это иллюзия волшебства». А затем они доставали люстру из грецкого ореха и превращали слона в теннисную ракетку.
Повинуясь неожиданному приливу проницательности, я достал «Справочник Мессии» из кармана и открыл его. На странице были напечатаны лишь два предложения:
Каждая проблема таит в себе бесценный дар. И ты создаешь себе проблемы — ведь эти дары тебе крайне необходимы.
Сам не знаю как, но эти слова несколько вывели меня из замешательства. Я продолжал перечитывать их снова и снова, пока не выучил наизусть.
Городок назывался Троя, и это пастбище обещало быть столь же прибыльным для нас, как и поле около Ферриса. Но в Феррисе я чувствовал себя более менее спокойно, а здесь в воздухе чувствовалось какое-то напряжение, и оно мне вовсе не нравилось.
Прогулка в воздухе была для наших пассажиров приключением, запоминающимся на всю жизнь, а для меня — все это рутина, к которой примешивалось чувство странной тревоги. Для меня приключением была встреча с этим парнем… невозможность того, как он взлетает и садится, и те странные вещи, которые он сказал, чтобы объяснить все это.
Каждый полет «Трэвэл Эйра» был самым настоящим чудом, но жители Трои были им не более удивлены, чем удивился бы я, услыхав как в полдень в каком-нибудь городке зазвонил колокол, не звонивший уже полвека… они просто не знали об абсолютной невозможности того, что происходило у них на глазах.
«Спасибо за полет!» — говорили они, и: «Вы только этим и зарабатываете… разве вы не работаете где-нибудь еще?» и «Почему бы вам не обосноваться где-нибудь в маленьком городке, вроде нашей Трои?», и «Джери! Твоя ферма не больше картонки для ботинок!»
В тот день нам пришлось жарко. Желающих прокатиться было хоть отбавляй, и мы должны были неплохо подзаработать. И в то же время, внутри меня голос начал повторять: «улетай, улетай, улетай подальше отсюда». И раньше я, бывало, не обращал на него внимания, и каждый раз жалел об этом.
Часа в три у меня кончился бензин. Я дважды сходил на заправку с двумя 25-литровыми канистрами, и только тут до меня дошло, что я ни разу не видел, как заправляется Шимода. Он мог заправить самолет только перед прилетом в Феррис, но на моих глазах он летал уже восьмой час подряд, не доливая ни капли бензина. Я знал, что он был хорошим человеком и не причинит мне зла, но мне снова стало страшно. Если специально экономить топливо, лететь на бедной смеси при минимальных оборотах, то можно растянуть бак на пять часов полета. Но уж никак не на восемь часов сплошных взлетов и посадок.
Он продолжал летать, снова и снова взмывая в небо, пока я заливал бензин в мой центральный бензобак и добавлял масло в двигатель. Желающих полетать было много, и казалось, он просто не хотел их разочаровывать длительным перерывом.
Однако, я перехватил его, когда он помогал подняться мужу с женой в носовую кабину его самолета. Я старался говорить как можно спокойней.
— Дон, как у тебя с топливом? Бензина не надо? — я стоял у кончика его крыла с пустой канистрой в руке.