– А теперь сваливаем. Выбросишь меня возле дома и можешь пока отсыпаться.
– Эй, погоди. Пашка, ты чего? Какое отсыпаться? Все дела сделаны, проблемы решены. Нужно отметить, расслабиться немного.
– А почему бы и нет, – почесал затылок опер. – Только от машины нужно избавиться.
– Не проблема, – Копоть уже сворачивал с трассы на проселочную дорогу, идущую через высокие заросли. Вскоре перед ними открылся шикарный вид. Заросший густой травой берег небольшого, но глубокого искусственного озерца. На берегу – вкопанный в землю деревянный самодельный столик с лавочками. Друзья вышли из машины и полной грудью вдохнули свежий воздух.
– Красота! – сказали оба в унисон и засмеялись.
– Давай столкнем ее тут, – скомандовал Копоть.
Они сняли кран с ручника и, поднатужившись, скатили его в воду. Дно было пологим, и автомобиль, наполовину погрузившись, по инерции плавно удалялся от берега, исчезая под водой все больше и больше.
– Все. Аминь, – резюмировал Копоть, когда озеро целиком поглотило машину. – Идем отсюда. Здесь до центра, если напрямик, через поле, километров пять. Как раз за часик доберемся.
Копоть махнул оперу рукой и пошел вперед, показывая дорогу.
– Слушай, Колян, давно хотел тебя спросить, но все как-то не подворачивался случай. Вот ты столько лет от звонка до звонка отмотал на зоне. А порядки там я знаю какие – не курорт. Меня удивляет, как ты после всего этого остался человеком. Я наблюдал все это время за тобой: да, видно, что уголовник, что ждут тебя муки ада и скрежет зубовный, – но ведь и что-то другое есть, лучшее.
– Это еще что за сопли?
– Ай, вычитал в какой-то баптистской брошюрке. Короче, я в том смысле, что в рай ты не попадешь – ну, по долгу службы, что ли. Но несмотря на это, у тебя внутри всю жизнь сидит все тот же классный Колька Копоть, хоть и загнанный в подсознание. Я раньше не понимал, как некоторые женщины могут любить всяких воров, убийц. А теперь вот немного понял. У каждого внутри есть что-то светлое. Вот только не у всех есть силы и желание признаться себе.
– Ни фига себе ты загнул! Прямо настоящая лекция по психологии, – Копоть слегка смущенно посмотрел на друга. – А вообще, хрен его знает. Может, ты и прав. Я как вернулся в Серпухов – будто лет на тридцать помолодел.
– Эх, жаль, что так у тебя судьбу повернуло! Представь, если бы мы все-таки сбежали и попали в мореходку, как хотели? Или не сбежали, а сразу после детдома и армии пошли в милицию! Такого бы тут наделали, представь. Черта с два бы тут прижились всякие гандыбины и лаврецкие.
– Э-э, не гони лошадей. Никуда бы я не пошел, – громко возразил Копоть. – Еще чего не хватало. Мусора – мои враги навеки. Ты – единственное исключение. Да и не вышло бы ничего у нас, случись такое. Преступники – народ живучий. Избавишься от десяти – вырастет двадцать. Так что давай эти нездоровые фантазии оставь для себя.
Забыв за разговорами о времени, они незаметно подошли к окраине города. Невдалеке, в пятидесяти метрах от трассы, светился яркими огнями ночной ресторан.
– Заглянем? – подмигнул Колян. – Я проставляюсь.
Павел пожал плечами, и они зашли внутрь.
* * *– Значит, так, повторяю еще раз. Делаем все быстро, без криков и шума. Подозреваемый находится внутри. Поступил сигнал, что начальник ОВД организовал нападение на вора в законе по кличке Индус с целью завладения воровским общаком. Деньги должны находиться сейчас у него.
Анкудов, руководивший операцией обыска, давал последний инструктаж группе захвата, одновременно косясь на дом Гандыбина. Там все было тихо. Хозяин мирно спал, не подозревая, что его сейчас ждет.
По сигналу полицейские выбили замок на воротах и через несколько секунд уже были в доме, рассыпались по комнатам и взбегали по лестнице.
Истерично завыла охранная сигнализация. На участке вокруг дома рассредоточились спецназовцы в черных масках. Со стороны близлежащих особняков послышался лай собак. Несколько полицейских уже осматривали найденный на клумбе газовый баллон. Анкудов вызывал по телефону экспертов.
Номер баллона сходился с номером того, который принадлежал Индусу. Полицейские открутили дно: внутри оказалась труха от баксов. Кроме этого, Анкудов по дороге сюда вызвал полицейских, которые обыскивали дом Индуса по приказу Гандыбина. Санкции на это у подполковника, конечно же, не было. Свидетельства его подопечных в обмен на смягчение наказания выбить будет нетрудно.
Гандыбин проснулся от того, что с него кто-то сорвал одеяло. Из соседней комнаты послышался возмущенный крик Тамары.
– Что происходит? – спросонья закричал он.
– Обыск, товарищ, подполковник, – сухо ответил вошедший в комнату Анкудов. – По словам моего информатора, у вас дома спрятан воровской общак, находившийся у покойного вора в законе по кличке Индус.
– У тебя ордер хоть есть? – зло спросил Гандыбин, остервенело пытающийся высвободиться из рук нескольких спецназовцев.
– А как же, – опер продемонстрировал бывшему начальнику документ. – Комиссия МВД, расследующая твои фокусы, очень живо заинтересовалась видеофайлами и папочкой с документами, которые я им показал.
– Сука! Мы же договорились! Ты же мне лично все принес, – неистовствовал подполковник.
– А кто мне запрещал сделать копии? Никто, – пожал плечами Анкудов и скомандовал: – Уводите.
Подполковнику защелкнули на запястьях наручники. После чего позволили натянуть штаны, набросить на плечи пиджак и, посадив в машину, увезли в СИЗО.
Анкудов, довольный собой, подошел к комнате Тамары, дверь была приоткрыта. Девушка была в шоке и не понимала, что происходит. Вокруг была куча вооруженных людей. Она сидела на кровати, кутаясь в плед.
– Павел, что случилось? Почему здесь эти люди? Где отец?
– Тома, успокойся. Твой отец арестован. Ты должна была быть к этому готова.
– Но за что его?
– Скажем так: вместо того, чтобы раскрывать преступления, он их совершал.
– Не понимаю. Это ты о чем?
– Помнишь те выстрелы, которые ты слышала в «Парадизе»?
Тамара молча кивнула, внимательно смотря на Анкудова.
– Так вот. Тогда в фитнес-клубе убили человека. И не кто-нибудь, а Валерий Лаврецкий.
У девушки от изумления расширились глаза.
– Этот подонок? Убил? Впрочем, что еще от такого мерзавца ожидать. А папа собирался отдать меня ему в жены.
– Твой папа «отмазал» его от тюрьмы. Подчистил улики. Выбил признательные показания у двух ни в чем не повинных бездомных…
– Хватит, – холодно сказала Тамара и, плотнее закутавшись пледом, отвернулась. – Хватит! Я не хочу больше слушать это все.
– Если хочешь, если тебе страшно ночевать одной, можешь поехать сейчас со мной.
– Нет, я останусь здесь.
Тамара вдруг осознала, что и она, хоть невольно, но причастна ко всем мерзостям, творимым ее отчимом. Этот дом, сад, претенциозные статуи, машины, которыми она пользовалась, сережки-колечки, которыми он ее задаривал… Ведь не за полицейскую зарплату же, в самом деле? Боже, какой стыд! Девушке захотелось бросить все и уйти из этого проклятого дома в чем мать родила. Вместо этого она кивнула на расхаживавших по дому полицейских.
– Долго они еще тут будут топтаться?
– Нет. Мы уходим уже, – сказал Анкудов Тамаре, после чего крикнул всем: – Так, сворачиваемся. Операция закончена.
Опер подошел к девушке и взял ее руку в ладони.
– Извините, что вас напугали. Можно я вам позвоню на днях?
– Да не стоит извиняться. Это ваша работа, – Тамара грустно посмотрела на мента. – Звоните, конечно. А лучше приходите на выставку.
– Спасибо. Обязательно, – Анкудов нежно посмотрел ей в глаза, развернулся и побежал к машине.
Через десять минут дом опустел. Тамара села за стол на кухне, налила виски. У нее перед глазами, словно кино на экране, прокрутилась вся история отношений с отчимом. Сначала – любящий, ни в чем не отказывающий папа, который водил ее за ручку в садик. Катал в парке на каруселях, баловал мороженым, покупал все игрушки, какие она хотела. Поддерживал в трудную минуту, когда все друзья отворачивались. Потом – строгий отец, контролирующий каждый шаг. Огрубевший после смерти мамы, ревнующий дочь к каждому ее новому ухажеру. Запирающий в комнате в наказание за поздние возвращения домой. «Я тебя люблю. Я тебя оберегаю», – любил он повторять. И в конце концов – жалкий лицемер, пытающийся повыгоднее продать дочку, отдать ее в лапы подонка. Как можно так опуститься, чтобы настаивать на свадьбе единственного чада с убийцей и наркоманом? Это уже не любовь. Это предательство. Низкое, подлое предательство. После такого нетрудно поверить, что и из детдома он ее брал ради банального решения квартирного вопроса.
* * *Анкудов с Копотем сидели в том же баре, где совсем недавно впервые встретились после стольких лет. За тем же столиком, где с их устного договора и началась вся эта эпопея с местью, кражами, погонями, поиском общака. Перед ними стояла початая бутылка коньяка.
– Ну, что, дружище, не ожидал, что у нас все получится?
– Если честно, то не очень. Правда, и выбора у меня особо не было. Или пан, или пропал. Спасибо, Колян, – Павел пожал Копотю руку и поднял стопку. – Давай за нас! И за удачу!
Они выпили и закусили.
– Единственное, с чем мы еще не разобрались, это наши любовные дела, – посмотрел Анкудов на друга. – Что будем делать? Сегодня у Тамары открывается выставка. Кто первый подойдет?
– Пусть, как всегда, – решит монета? – спросил Копоть.
Анкудов молча достал из кармана копейку.
– Орел, – слегка помедлив, сказал Копоть.
Павел слегка подбросил ее над столом. Монета со звоном ударилась о поверхность, откатилась к краю и остановилась на ребре.
– Что ж. Ничья. Пусть, значит, решает сама, – резюмировал Копоть.
Глава 18
В городской библиотеке на выставку молодой художницы Тамары Гандыбиной публика собралась самая разнообразная. Отец девушки не поскупился на масштабную рекламу – еще за месяц до открытия афишами был оклеен весь город. Подполковник очень хотел, чтобы на каждой красовалось лицо дочери, но она упрямо отказывалась. Цветные плакаты, напечатанные полиграфической фирмой Гандыбину в качестве «презента», содержали только репродукцию полотна «Рождение Афродиты». Тамара вполне резонно считала, что быть узнаваемой на каждом углу – сомнительная радость. Максимум, на что смог ее в самом начале уговорить отец, – это сняться в передаче про местных художников. Тамара посчитала, что это будет разумным компромиссом – все равно такие программы мало кто смотрит. Разве что сами участники, их друзья, недоброжелатели и родня.
В день открытия в библиотеке был выходной день. Гандыбин специально договорился с директором, так как не хотел, чтобы вокруг ошивалась случайная публика. Как-никак, в конце предполагался фуршет для гостей. В отдельном зале были накрыты столы со спиртным, соками и легкими закусками в изящных вазочках. О фуршете никому не сообщалось. Тамара сказала только самым близким подругам, что можно будет хорошо погулять, мол, отец по такому поводу расщедрился как никогда.
Публики собралось очень много. В обычной ситуации сюда пришло бы максимум человек пятьдесят, даже при такой рекламе. Однако события последних дней разожгли к семье арестованного подполковника нешуточный интерес. У входа толпилось внушительное количество людей. Всем хотелось посмотреть, что это за дочка у «оборотня в погонах», о котором шумит вся пресса и телевидение. В фойе несколько операторов, установив камеры, скучающе рассматривали развешанные по стенам портреты классиков литературы.
– О, смотри какой носатый. Я читал, что чем длиннее у мужика нос, тем длиннее этот самый, – улыбался телевизионщик лет тридцати в джинсах и майке с логотипом канала, покосившись на ширинку.
– Сам ты носатый. Это же Гоголь. Николай Васильевич, – ответил коллега.
– Да знаю я. За ним, наверное, бабы табунами бегали. А вон смотри, у того вид как у вампира. Бледный какой-то, злой, в сюртуке. Небось, про гадость всякую писал.
Они расхаживали от портрета к портрету, комментируя каждый в силу своего интеллекта и чувства юмора. Сидящая у входа на кресле пожилая библиотекарша наблюдала за мужчинами с нескрываемым презрением. Вот раньше было по-другому. Во времена ее молодости люди и книжек побольше читали, и уважения к авторитетам было больше. А сейчас что? Ни культурного багажа, ни воспитания. Нахватаются в институтах вершков и вперед, деньги зарабатывать. Деньги – все о них только и думают. Нет чтобы остановиться на миг и хотя бы попробовать приобщиться к настоящему искусству. Взять в библиотеке альбом с репродукциями. Почитать биографию кого-нибудь из великих. Глядишь, и дрогнет внутри что-то настоящее, не наносное. Библиотекарша грустно вздохнула. В последнее время культурных, интересных людей она встречала все меньше и меньше. Теперь на абонемент записывались по нужде, не по зову сердца. Студенты брали только необходимое для учебы, люди постарше – пустые криминальные детективы и пошлые дамские романчики.
– Элеонора Францевна, подойдите сюда на минуточку. Нужна ваша помощь, – позвала старушку директорша, выйдя из «фуршетного» зала.
– Ну, вот, опять, – бормотала пожилая работница, мелко семеня ногами. – Колбасу дорезать или еще что. Устраивалась в культурное заведение, а приходится черт знает чем тут заниматься. И кто придумал эти пьянки? Искусство должно быть чистым. А если хочется отпраздновать – пожалуйста, куча ресторанов и столовых в городе. Сиди, гуляй, веселись. Не те настали времена, ох, не те…
* * *До открытия оставалось десять минут, и у входа небольшими компаниями стояли ценители искусства всех возрастов. На ступеньках парни с девушками курили, смеялись. Часть из них, начинающие художники, обсуждали картины Тамары.
– Томка вообще молодец. В ее возрасте и так раскрыть свой талант.
– Да ничего особенного. Обычное ученичество, – возразил юноша с «мушкетерскими» усами и бородкой. – Я тебе таких картин сколько угодно могу нарисовать.
– Ты, Артур, просто завидуешь, – сказала одна из девушек. – Мне, например, нравится. Особенно Томкины натюрморты. Я бы у себя дома с удовольствием повесила бы.
– Ой, Галя, ну не смеши меня. Если главный критерий в том, что картину можно повесить на стену, тогда съезди на Арбат – там такого барахла, – поддел девушку Артур.
– А что? Я смотрела телевизор – сейчас почему-то за искусство выдают лишь бы что. Взял кисточку, побрызгал на бумагу – все! Шедевр абстракционизма! Да еще и миллионы за него на аукционах предлагают. А попробуй скажи такому мазиле, что это бездарно, – тут же обвинит тебя в невежестве и отсталости.
– А что ты имеешь против абстракционизма? Предлагаешь, чтобы все рисовали березки, ромашки и яблоки с виноградом? – Артур ухмыльнулся и обвел взглядом друзей, ища поддержки.
– Артур, зря ты насмехаешься, – вступилась за Галю подруга. – Она хотя бы говорит то, что думает. А ты начитался книжек и строишь из себя умного. А сам вон – второй год рисуешь каких-то червяков на зеленом фоне. А какие у тебя названия? «Тихая жизнь с баклажаном», «Треугольная Ольга».
– Да что с вами спорить, – фыркнул Артур. – Пойду лучше гляну, может, Томка в библиотеке где-нибудь.
Стоявшие рядом пожилые любители и любительницы искусства, постоянные посетители местного театра, литературных вечеров и юбилеев перешептывались в сторонке.
Несколько журналистов расхаживали между людьми, подслушивая разговоры, в ожидании виновницы торжества.
* * *Подошли к библиотеке и Копоть с Анкудовым, облаченные в шикарные костюмы, галстуки, туфли, хорошо выбритые и подстриженные, пахнущие дорогим одеколоном. Но главное – поджарые фигуры, специфический, цепкий взгляд. Они разительно отличались от всей остальной публики. Парочка выделялась на фоне неформальной богемной молодежи в свитерах, кедах, джинсах и взрослых гостей в потертых пиджачках и пуховых платках, наброшенных на плечи, – как бойцовые доберманы среди комнатных собачек. Плюс ко всему, у обоих в руках было по громадному букету. Все смотрели на них с изумлением, теряясь в догадках.
– Что-то выпадает из графика Тамара. Уже пять минут, как должно начаться открытие, – произнес Копоть, сверив время.
Они подошли с Анкудовым к входу, положили цветы на лавочку и закурили.
Из библиотеки вышла сотрудница и обратилась к собравшимся:
– Уважаемые гости выставки. Извините за задержку, но художница опаздывает, поэтому открытие чуть-чуть откладывается. Прошу вас подождать еще немножко. Она вот-вот должна приехать.
– По-моему, мы среди этой публики выглядим как два идиота, – шепнул Копоть Анкудову.
– Ничего. Женщины любят эффектных мужчин. Вот только куда наша женщина запропастилась? Может, нашла себе другого и укатила в теплые страны? – пошутил Павел.
– Пашка, можно тебя спросить насчет Тамары? Если не захочешь, можешь не отвечать.
Опер согласно кивнул и внимательно уставился на друга в ожидании вопроса.
– Вот тебе за что она так понравилась? Что ты такого в ней нашел?
Анкудов сморщил лоб и задумался.
– Ну-у, она красивая, умная. Еще я люблю, как и она, искусство. Картины там всякие, книжки почитать. И вообще – у меня всегда была слабость к девушкам, которые от жизни ждут чего-то большего, чем хорошая работа, семья, дети. Тамара, по-моему, такая, возвышенная, что ли. Ну, ты и задал вопрос. А сам-то ответишь?
Колян лукаво посмотрел на друга.
– Красивая, говоришь. Не простушка, интересная личность? А мне кажется, что в ней тебя и что-то другое привлекло. Ведь, когда ты ее впервые увидел, ты не знал, что она за фрукт. Ну, девчонка и девчонка. А сказать, что тебя в ней зацепило? – спросил Копоть с блеском в глазах.
– Давай говори уже, не томи, – с интересом сказал опер.