На континентальном российском пространстве сильнее дают себя не только суточные и сезонных колебаний температуры, но и многолетние климатические колебания.
Известный климатолог В. Клименко замечает: «Россия как раз находится в зоне высоких температурных аномалий… Важно отметить, что малейшее колебание (мирового) климата в России многократно амплифицируется, усиливается.»[5]
Так было и в эпоху длительного периода похолодания мирового климата — Малого Ледникового периода, который продолжался с середины 16 по середину 19-го века, охватив и период правления Николая I. Европейскому падению температуры на полградуса соответствовало падение температуры на российской территории на полтора градуса. Такие масштабные клматические изменения влияли и на погодную неустойчивость — число метеорологических экстремумов на нашей территории в два-три раза превышало европейские показатели. В России, с ее коротким летом, это обстоятельство увеличивало возможность гибели урожая от продолжительных дождей, заморозков, засух и других погодных аномалий.
Климатолог Ю. Латов формулирует: «Климатические колебания слабее влияли на цивилизации с высоким запасом прочности и гораздо сильнее — на цивилизации рискованного агрохозяйства».[6]
Исторический центр нашей страны достаточно обделен полезными ископаемыми. До конца 19 в. суда, плававшие по русским рекам, строились из одного дерева, без какого либо железа. Путь за «таблицей Менделеева» шел на восток, был долог и затратен. Даже разработка каменноугольные месторождений началась лишь после освоения Дикого поля.
Безусловно, развитые технологии могут скомпенсировать недостатки внешней среды. Однако возникновение компенсирующих технологий зависит от возможности накоплений и вложений в техническое развитие — но эти стартовые факторы задаются внешней средой. (О влиянии начальных условий на траекторию развития системы говорит наука, именуемая теорией неравновесных процессов.)
Либералами часто упоминается, в контексте сравнения с Россией, такая успешная северная страны как Канада.
До сих пор большинство население Канады живет в стокилометровой зоне вдоль границы с США, с наибольшими плотностями в районах, примыкающих к незамерзающим океанским водам.
Те широты, которые в населенной части Канады являются севером, у нас относятся к югу. Степные районы Канады заселялись с юго-востока, степные районы России с северо-запада. (Это, как если бы канадские степи заселялись бы выходцами с Юкона.)
В отличие от российских степей, канадские степи распахиваются только в конце 19 в. — после индустриализации и постройки железных дорог, с технологиями и инвестициями самой развитой страны тогдашнего мира, Британской империи.
Канадскому поселенцу не столь угрожала засуха — североамериканские степи имеют большее увлажнение, чем южнороссийские. Не был он знаком и с таким страшным врагом, как орда кочевников.
Основная особенность русского земледелия
«Главной особенностью территории исторического ядра Российского государства с точки зрения аграрного развития является крайне ограниченный срок для полевых работ», — определяет академик Милов.
Рабочий сезон для русского земледелия обычно длился «от Егория до Покрова», с середины апреля до середины сентября (по новому стилю с начала мая до начала октября), около пяти месяцев. В северных районах России и того меньше.[8]
Заморозки норовили сузить и этот короткий сельскохозяйственный период, они нередко продолжались до первых чисел июля и снова приходили в начале сентября.
В Московском регионе было около 110 безморозных дней, температуры выше 15° длились 59–67 дней.
В среднем русский крестьянин имел для земледельческих работ 125–130 дней. Из этого времени на сенокос уходило около 30 дней. Напомним, в Западной Европе из рабочего сезона выпадали лишь декабрь и январь.[9]
Большая длительность сельскохозяйственного периода давала европейским крестьянам возможность равномерной постоянной работы, лучшей обработки почвы, создавала прямую зависимость между вложенным трудом и результатом. В западноевропейской земле был зарыт знаменитый девиз капитализма: «время — деньги».
Экономист Гакстхаузен в начале 19 в. определил, что для обработки одинакового по размерам участка на Рейне у Майнца и на Волге у Ярославля, требуется: в России труд 14 крестьян и 10 крестьянок, а в Германии 8 крестьян и 6 крестьянок. При том доход в Германии составит 5000 талеров, а в России вдвое меньше.
При качественной обработке земли, в доиндустриальную эпоху, трудовые затраты русского крестьянина составляли примерно 59 человека-дней на одну десятину.
Но при распространенном размере пахотного участка в 4,5 дес., крестьянин мог потратить на одну десятину лишь 21–23 рабочих дня. Это без жатвы, обмолота и выполнения трудовой повинности в пользу землевладельца (в случае отработочной ренты). Такие затраты времени предполагали некачественную обработку почвы, скоротьбу, что вело к низкой урожайности.
Малая продолжительность сенокоса и длительный период стойлового содержания скота — до 6 месяцев (в Западной Европе скот практически весь год на открытых пастбищах) определяло слабое развитие российского скотоводства. Малое количество скота давало малое количество удобрений для полей, что также не способствовало подъему урожайности.
Из-за дефицита времени на заготовку сена, скотине хватало его обычно до января. Рабочий скот был малосильный, а корова давала не более 600 литров молока в год.
В центре страны преобладали низкоплодородные почвы с невысоким содержанием гумуса — покровные суглинки, глинистые, супеси. На глинистых и суглинистых почвах в сухое время образовывалась корка, не пропускающая воду к корням во время дождя.
Истощение почвы приводило к периодическому забрасыванию земли в залежь — для естественного восстановления плодородия. Крестьянин нуждался в новой земле — нови.
«Будучи сугубо экстенсивным, оно (земледельческое производство) распространялось на всё новые и новые территории. Именно этот фактор лежал в основе многовекового движения русского населения на юг и юго-восток Европейской России, где были более плодородные земли, хотя и постоянно подвергавшиеся нашествию засухи», — пишет Милов.
На всех доступных путях расселения нашим сельскохозяйственных колонистов не ждали земли, «текущие молоком и медом», подобные тем, что встречали маисом, индюшками, долгим летним теплом европейских поселенцев в Северной Америке. Русских переселенцев зачастую ждал еще более суровый климат. Русские крестьяне несли земледелие туда, где до них этим никто не занимался — в северное Заволжье, на Северную Двину и Белое море, на Кольский полуостров, в Пермский край и Сибирь.
Освоение новой пашни в лесу за счет «пала» или степной залежи давало первые годы хорошие урожая, до сам-10 и даже выше, затем урожайность резко падала.
Посмотрим на многовековую динамику по урожаям ржи (основной сельскохозяйственной культуры) в историческом центре страны, где проживала основная масса русского населения.
XV век.
Вотская и Шелонская пятины: сам-1,7 — сам-2,3
Обонежская пятина: сам-3
Деревская пятина и Новгородский уезды: сам-2 — сам-3
Конец XVI века.
Владимир, Суздаль, Тверь, Старица, Рязань, Волок, Дмитров: сам-2,45 — сам-3,3
XIX век, 1802–1811 гг.
север: сам-3,4
северо-запад: 2,7
запад: 3,6
Смоленск: 2,6
Центрально-нечерноземный регион: 2,6
Средневолжский: 3
Приуральский: 3[10]
Как мы видим, на протяжении веков нет никакой положительной динамики; урожайность практически не растет. (Мало что изменится до радикального увеличения энерговооруженности села и масового применения искусственных удобрений — а это уже середина 20 века, советская индустриализация.)
При хорошем урожае сам-4 на члена крестьянской семьи приходилось 24–27 пуд. хлеба и семья могла продать на рынке около 17 пуд. При среднем урожае на члена крестьянской семьи приходилось всего 12–15 пудов хлеба — товарность хозяйства на нуле.[11]
Община старалась обеспечить более-менее равные условия своим членам, предоставляя им в индивидуальное пользование набор разных по качеству участков земли. Качество участков менялось в связи с засухами и чрезмерными осадками, менялось и количество рабочих рук в семьях — это вело к перераспределению участков между членами общины.
Такой уклад крестьянской жизни ак. Л. Милов обозначает, как «мобилизационно-кризисный режим выживаемости общества с минимальным объемом совокупного прибавочного продукта».
Особенности российского климата (приход холодного арктического или жаркого сухого азиатские воздуха в самый разгар сельскохозяйственного сезона) предопределяли возможность неурожаев практически во всех регионах России. Раз в три-четыре года крестьянин получал урожай сам-2, даже сам-1. Князь М. Щербатов, что первый провел статистические исследования на эту тему, пришел к выводу, что страна регулярно оказывалась на грани голода.
Как отмечал Н. Варандинов, статистик, обработавший сведения МВД за первую четверть 19 в., «повсеместных урожаев у нас никогда не бывало».
В рассмотренный им 23-летний период, только 5 лет были «удовлетворительными для продовольствия», в остальные 18 «недостаток хлеба проявлялся беспрерывно». По причине длительности транспортировки, занимавшей многие месяцы, товарный хлеб из благополучных регионов не мог своевременно попасть в бедствующие. МВД предпринимало разные меры, чтобы «отвратить голод или не допустить к нему жителей». По императорскому указу от 1822 г. система запасных магазинов для продовольствования в неурожайные годы была создана в 41 губерниях. (Британские государственные инстанции не организовали снабжения голодающих даже во время великого ирландского голода.)
Транспортная задача
Пути сообщения были слабым местом российского хозяйства — и эта слабость была предопределена географическими факторами.
Это в Англии нет даже такого понятия «удаленность от моря» — всё рядом с незамерзающими морскими водами. США сформировались на теплом побережье Атлантики, настоящее продвижение белых вглубь континента началось только с постройкой железных дорог. Для внешнепропагандных нужд англосаксы приберегают либерально-демократические байки, а в реальной политике руководствуются такими вещами как «критерии Мэхена»: открытость морям, доступность морских коммуникаций, конфигурация морских побережий, количество удобных гаваней, протяженность береговой линии и т. д.
У России никогда не было протяженных побережий с незамерзающими водами.
Берега Северного Ледовитого и северной части Тихого океанов, стиснутые большую часть года льдами и отдаленные от центра практически незаселенными пространствами, ничего не давали стране в транспортном плане — за исключением небольшой архангельской «форточки в Европу», также запираемой на полгода льдами.
Даже «окно в Европу», прорубленное на Балтике Петром, долгое время отделялось от населенного центра лесами и болотами. Для того, чтобы приставить это «окно» к российской экономике, требовалось освоение разделяющего пространства, постройка дорог с твердым покрытием и соединительных гидротехнических систем.
Надо заметить, что в те времена торговый флот любой страны плавал точно там же, где и ее военный флот. Балтийское море было «бутылкой», горлышко от которой находились в чужих руках.
Сказанное относится и к «окну» на Черном море, прорубленному в конце 18 в. Между российским центром и черноморскими берегами находилась незаселенная полоса степей, оставшихся от Дикого поля, без городов, деревень и дорог, с полосой порогов, перегораживающих все нижние течения рек, выходящих к морю. Черное море также являлось «бутылкой», и выход из нее был в руках османов.
«Ее (России) цари не жалели забот и трудов для создания мощного флота, но все эти усилия останутся тщетными, если России не удастся завоевать и присоединить побережье Турции, Греции и Швеции — что даст ей выход в открытое море и удобные гавани», — пишет «Таймс» от 24 августа 1853. Даже в середине 19 в. сведущие британцы считали, что свободы мореплавания у нас нет.
Скромные возможности страны для налаживания внешней торговли географ Арсеньев описывал так: «Местоположение России, взятой во всем ее пространстве, на самом северном краю восточного материка, не самое счастливое в коммерческом отношении. Уединенные Океаны Северный и Восточный и пространные степи Татарии полагают вечную преграду внешним торговым сношениям для все Восточной половины Российского государства, которая при том и по направлению всех больших рек к диким полуночным (северным) странам очень мало способна для торговли. На юге Европейской половины безводные степи от Каспийского моря до Черного и высокие хребты Кавказа также не благоприятны для торговых сношений».
Внутренний транспорт России с незапамятных времен опирался на реки. У нас, однако, не было таких полноводных незамерзающих водных бассейнов, покрывающих эффективную территорию страны, как Рейн в Германии или Миссисипи в США.[12]
Замерзание вместе с ледоходом прекращали речную навигацию на срок до полугода. Северные реки европейской части России — мелкие, узкие, порожистые. Южные реки — полноводные, глубокие, но также с порогами. На северных и южных реках использовались разные типы судов, с разной осадкой и грузоподъемностью.
По Волге и гидротехническими системам, соединявшим ее с Петербургом, двигались бесконечные караваны судов. Однако за одну навигацию товары с юга и востока европейской части России редко успевали в столицу. Перегрузка грузов, идущих в меридиональном направлении, на суда с более мелкой осадкой, как правило, производилась в Рыбинске. По пути от Рыбинска до Петербурга суда могли еще несколько раз разгружаться в связи с падением уровня воды, из-за многочисленных отмелей и каменных гряд.[13] Даже с постройкой Вышневолоцкой системы каналов, соединяющей Волгу с Невой, путь от Рыбинска до Петербурга занимал более трех месяцев. При неблагоприятных обстоятельствах, например, при мелководье на верхней Волге, грузы, приходящие к Рыбинску, не перегружались, а складировались на зиму.
Пороги пересекали реки Причерноморья, делая невозможным непрерывное судоходство. Они формировались гранитным кряжем, который начинался от предгорий Карпат в Бессарабии, шел параллельно берегу Черного моря, через рр. Днестр у Ямполи, Буг, Ингул, Ингулец в районе Елизаветграда (ныне Кировоград), Днепр ниже Екатеринослава (ныне Днепропетровск).
Днепровское судоходство выше порогов производилось лишь весной и осенью, при высокой воде. При снижении уровня воды судам надлежало разгружаться, складировавшийся товар естественно подвергался порче.
Затраты по перевозке хлеба из черноземных губерний в нечерноземные могли превышать себестоимость самого хлеба в три и более раз.
Долгими месяцами шла доставка железа с Урала в Петербург и центр страны, по рекам и даже волоком. Каменноугольные месторождения были отдалены от Урала (это вам не Англия, где все рядом), уральской металлургии приходилось пользоваться низкоэнергетическим древесным углем.
Долгое нахождение груза в пути, промежуточное его складирование, высокие риски при доставке не только повышали стоимость транспортировки, но и увеличивали размеры запасов.[14] Пока груз доставлялся к месту назначения, цены там могли измениться несколько раз. Если они существенно падали, то торговец оказывался разоренным. Купцы не могли ждать возвращения порожних судов из Петербурга и должны были строить новые, чем сводились леса и еще больше увеличивались транспортные расходы.[15]
При всех издержках водный путь был для грузов намного дешевле сухопутного. Летом от Петербурга до Москвы, по шоссе, доставка грузов стоила до 4 руб. за пуд, зимой вдвое дешевле. Доставкой же водным путем составляла около 40 коп. за пуд. по Вышневолоцкой и Мариинской системам, около 120 коп. по тихвинской.[16]
«В степи кочующий обоз» был символом российского сухопутного транспорта. Грунтовые пути весной и осенью были практически непроходимыми из-за распутицы, перевозки шли летом и зимой. Замерзание и таяние воды, разрушающее дорожные покрытия, отбивало у правительства желание тратить деньги на строительство шоссе — вплоть до николаевского времени.
Низкая скорость оборачиваемости средств, высокие и зачастую непредсказуемые транспортные издержки — эти факторы подрывали рост торгового капитала, вели к удорожанию кредита, и требовали применения нерыночных этатистских методов для развития транспортной сети.
От московской Руси к петербургской империи
Биография российского социума
Невозможно говорить о государстве Николая I, не представляя, из каких пластов оно было сформировано за предшествующие 900 лет.
«Россия есть громадное континентальное государство, не защищенное природными границами, открытое с востока, юга и запада. Русское государство основалось в той стране, которая до него не знала истории, в стране, где господствовали дикие, кочевые орды, в стране, которая служила широкою открытою дорогою для бичей Божиих, для диких народов Средней Азии, стремившихся на опустошение Европы. Основанное в такой стране, русское государство изначала осуждалось на постоянную черную работу, на постоянную тяжкую изнурительную борьбу с жителями степей», — пишет классик нашей историографии Соловьев, подмечая некоторые, но далеко не все, негативные факторы, мешавшие плавному развитию нашей страны.