Далия Трускиновская КОРОЛЕВСКАЯ КРОВЬ
КАК ВЫ МНЕ ВСЕ НАДОЕЛИ!.. ПРОЛОГ
Значит, скакала на косматом звере, а огненные кудри развевались и неслись следом? И красоты была чудесной? И, взлетев на обрыв, удержала зверя и громко расхохоталась? Да, пожалуй, я мог бы кое-что рассказать про эту всадницу, господа мои, пожалуй, мог бы… да…
Возможно и вы с ней познакомились, сами того не подозревая, ежели бывали в графстве нашем лет этак двадцать назад. А точнее — незадолго до того, как отправили в монастырь двух старших графских дочек и объявили о помолвке младшей.
Стало быть, недели за три до этой самой помолвки, поздно вечером, замковые ворота отворились и выпустили четырех всадников. Трое были подвыпивший гость-рыцарь и его оруженосцы. Они к нашей истории отношения не имеют. Четвертый выскочил, когда мост уже стали поднимать, обогнал тех троих и что есть конского духа понесся по дороге. Стража что-то кричала ему вслед, но он плевать хотел на стражу и скоро скрылся за поворотом.
Всаднику исполнилось, по моему соображению, лет девятнадцать. Из-под бархатного пажеского берета выбивался целый водопад рыжих волос, прямо-таки грива львиная. И эта неуправляемая шевелюра от скачки еще спуталась, взвихрилась и стала как огромное помело.
Больше в чертах всадника не было ничего примечательного: белая кожа, как у большинства рыжих, острый нос и подбородок, складная мальчишеская фигурка… да, главное! Он рыдал в три ручья. И, простите, утирал парчовым рукавом сопли из носа. А поскольку парча штука жесткая, нос у него сделался малиновый.
Продолжая хлюпать носом, всадник свернул в лес и вынужден был придержать коня, чтобы его не выбила из седла какая-нибудь хитрая ветка. В конце концов жеребчик и вовсе пошел шагом, а возле Березовых ворот встал как вкопанный.
Если ваши милости охотились в тех лесах, то должны знать Березовые ворота. Когда проедешь под ними, то попадешь на единственную ведущую через болото тропку. А ежели нет… Ну, вообразите себе две березы, друг к дружке так наклонившиеся, что одна вроде как на плече у другой отдыхает. Это и будут те ворота.
Возле них уже лет с полсотни нечистая сила пошаливала. Запирала их, что ли? Вроде вот она, тропка, а между березами будто невидимую холстину натянули, упрешься в нее грудью и ни тпру ни ну. А мимо берез идти — так с головой и ухнешь…
Вот, значит, нашему пажу тоже кто-то незримый холстину натянул. И сидит себе в кустах, ждет, что получится.
Я так полагаю, любой здравомыслящий человек плюнул бы на Березовые ворота и домой отправился — мол, не судьба. Но пажик наш был слегка не в себе. И как завопит он рыдающим голосишком!
— Бабка! — вопит. — Бабуля! Бабусенька! Я это, бабуля!
Аж спящие птицы с веток посыпались от того вопля.
Поорал он этак, поорал — и замолк, прислушиваясь. А по тропинке ему навстречу — шаги неторопливые. И появляется старая ведьма в клетчатом платке до земли и с черным котом на плече.
Ну, описывать ведьму, я думаю, ни к чему — только аппетит отбивать. А вот кот у нее был необычный. Так сразу и не поймешь, чем он от прочих котов отличается. Вроде как голова маловата, лапы крупноваты, клыки какие-то не белые, а вовсе янтарного цвета, и кудлатый, что барбос. Однако ж кот, без всякого сомнения. Должно быть, заморский.
Так что бредет эта расчудесная бабуля, скорчившись в три погибели, и бормочет:
— Ох, как вы мне все надоели!..
Паж увидел ее — с коня сорвался и обниматься к старухе норовит. Она даже кулачишком замахивается — мол, отстань, а то плохо будет! А пажик схватил ее в охапку и в щеку целует — тьфу, это ж надо…
И говорит ей:
— Бабка Тиберия, что хочешь делай, только помоги! На тебя одна надежда! Если же ты мне не поможешь — руки на себя наложу! Вот прямо на этих самых березах и повешусь! Или в болото сигану! В общем, не жить мне на этом свете…
— Из болота тебя, милый друг, болотные черти выпихнут, — спокойно отвечает бабка, утираясь от его поцелуев. — И березовые ветки тебе не дадутся. Не для того я эти ворота налаживала, чтобы на них дураки вешались. Ты лучше прямо скажи — сам ничего не напутал?
— Ничего, бабуля! — рапортует юный паж, преданно глядя ей в очи.
— В полночь на башню, под открытое небо вышел?
— Вышел!
— Догола разделся? Стыд не одолел?
— Разделся…
— И носочки снял? — допытывается бабка с намеком.
— Снял!
— И крест на животе углем начертил?
— Начертил!
И начинает этот безумец для убедительности камзолишко расстегивать, чтобы мазню на пузе показать. Бабка на него руками замахала.
— Ты что же, так с той ночи и не мылся? — сурово спрашивает. — Тогда извини, внучек, но тебя, неряху, за одно за это никакая девушка не полюбит, не говоря уже о молодой графине!
Задумался паж и опять рубаху в штаны затолкал.
— Я думал, чем дольше крест продержится, тем лучше… Для крепости заклинания…
Усмехнулась бабка.
— Тоже мне, знаток нашелся… Что дальше делал?
— Лег, на Луну смотрел. Потом семь раз заклинание повторил. Уголь раскрошил, в стакан с водой всыпал. Оделся. Вниз спустился. На ее порог побрызгал…
— На порог спальни?
— Ты же сама велела, бабуля — на порог спальни! И шерстяные ниточки связал, под половицу засунул.
— Странно… — задумалась ведьма. — Не действует мое колдовство… Погоди! Вода в стакане была ключевая?
— Нарочно днем к ключу бегал!
— Уголь — еловый?
— Сама же ты мне, бабка Тиберия, дала этот уголек!
— Верно… Шерстяные ниточки — красные?
— Самые что ни на есть красные! Из корзинки у старой графини утащил, она любит шерстью вышивать.
— Ну, тогда… — старуха помолчала, хмыкая и как-то странно причавкивая. — Тогда одно тебе скажу — не удастся тебе приворожить молодую графиню. Ее еще до тебя кто-то присушил. И приворот его сильнее моего оказался.
— Ну, бабушка, тогда мне и впрямь одна дорога — в болото! — воскликнул паж и, отпустив повод коня, прыгнул с тропинки вбок. Под ногами хлюпнуло, он запрыгал дальше и действительно на пятом прыжке провалился по самые уши.
— Ну как оно, не сыро? — хладнокровно спросила бабка.
Паж пустил несколько крупных пузырей.
— Посиди малость, остынь…
И, выждав несколько, ведьма трижды коротко свистнула. Кот у нее на плече выгнул спину и роскошно зевнул.
— У-ху-ху-ху-ху! — раздалось из глубины болота.
— Поддай-ка, дружочек, этому голубчику снизу покрепче, — велела бабка. — А то, гляди, ревматизм схватит.
— Э-хе-хе-е… — согласились в болоте, и неведомая сила вытолкнула пажа, так что он, бедняга, взлетел мало чем пониже Березовых ворот и приземлился на тропинку возле ведьмы. Болотная грязь сразу же потекла с него.
— Ничего себе! — восхищенно произнес паж, ощупывая то, что у всех у нас расположено пониже спины.
Бабка критически его оглядела.
— Делать нечего, придется тебе заглянуть ко мне в гости, одежонку просушить, — решила она. — Не стоит тебе в таком виде домой возвращаться. Поди объясни всякому, где ты побывал да что из этого получилось…
— А поможешь? — с надеждой спросил паж.
— Почиститься помогу. А насчет молодой графини — там, видно, посильнее меня колдун потрудился. Деньги я тебе, конечно, верну… Раз уж неудача получилась…
Она повернулась и пошла по тропке. Ворота пропустили и ее, и пажа. Но когда конь решил было последовать за хозяином, то натолкнулся грудью на холстину-невидимку. Так и встал, как вкопанный.
Избушка оказалась в трех шагах от ворот.
Ну, описывать эту хибару незачем — вы, господа мои, сами не раз заглядывали в такие апартаменты, то рану залечить, то за приворотной травкой, вроде нашего пажа, а то еще, боже упаси, за той водичкой без цвета, вкуса и запаха, от которой врагам нездоровится… простите великодушно!
Ведьма завела туда пажа, спустила с плеча кота и стала подбрасывать дрова в очаг, разводя большое пламя. Паж тем временем разделся догола и завернулся в клетчатый платок старухи размером с доброе одеяло. Она взяла его пожитки, встряхнула так, что вся сырость из них с брызгами, должно быть, вылетела, и развесила над огнем.
— Бабушка, а бабушка, — обратился к ней паж. — А если молодую графиню раньше меня присушили, может, все-таки удастся ее отсушить? А?
— Может, и удастся — проворчала старуха. — Только я этим заниматься не стану.
— Бабушка, а бабушка!
— Чего еще?
— А как узнать, присушили ее или не присушили?
Ведьма задумалась.
— Я тебе дала довольно сильное заклятие. Сильнее елового уголька да креста на живом теле может быть только трава тысячелистника, собранная в полночь и заговоренная над зеленым огнем. Или иголка, вымазанная в крови и воткнутая за стропила… Но ту еще смотря как воткнешь. Тоже — наука…
— За стропилами? — переспросил паж.
— Да. Хочешь — заберись в спальню к графской дочке, пока она с подружками в саду гуляет, и посмотри сам. Может, найдешь ржавую иголку за стропилами или пучок тысячелистника в ином укромном месте. Да! Если по четырем углам пятнышки на полу, вроде как зеленоватой краской брызнули, это — тоже заговор! Только послабее елового уголька.
— Бабушка!
— Что, внучек?
Внучком ведьма звала пажа, конечно же, в насмешку. Он ей не то что во внучки — в прапраправнучки, пожалуй, годился.
— Бабуль, а пошла бы ты со мной в замок, а? Вместе бы поискали! — предложил паж.
От такой наглости ведьма онемела.
— Ты, внучек, должно быть, не знаешь, что я со своего болота никуда не ухожу, — ласковенько сказала она, опомнившись. — Сундук серебра сулили мне, чтобы на день съездила в город, посмотрела бургомистрова сынка, что таял, как свечка. И лошадей к Березовым воротам привели. Не поехала. Мальчонку сюда везли.
— И что же с ним было?
— Ерунда, мачеха след вынула. Я в глазки этой мачехе только разок посмотрела — и сама она во всем повинилась. А когда правда на свет выплывает — бывает, и болезнь сама проходит.
— Так что не пойдешь со мной, бабуля?
— Не пойду, внучек. Деньги твои верну, коли не заработала, а отсюда не двинусь.
Паж вскочил и запахнулся в платок.
— Тогда, бабушка, и деньги отдавать будет некому.
— Это почему же?
— Покойнику они без надобности! А жить без графской дочки я не собираюсь! Вот!
— Не скоро ты еще станешь покойником.
— А вот увидишь!
И паж как был, в клетчатом платке, мотнул рыжей гривой и выскочил из ведьминой избушки.
— Стой! — закричала старуха. — Куда?! Штаны надень!
— Покойнику и штаны не нужны! — донеслось с болота.
Вскинув на плечо кота, похватав сушившиеся над очагом камзол и прочую одежонку пажа, ведьма кинулась за дверь.
Говорят, дураков, влюбленных и пьяных сам Бог бережет. Не знаю, выпил ли в ту ночь наш пажик хоть каплю хмельного, а что был он и дураком, и влюбленным сразу — это, господа мои, уж точно! Потому в порыве неслыханной удачи пролетел он над гиблыми и топкими местами, минуя Березовые ворота, и опомнился лишь на опушке лесной. И сам удивился — как это не провалился к чертям болотным?
Через несколько минут его нагнала ведьма. Она спешила, озираясь, шустрой побежкой, вроде даже и неприличной для ее древних лет. Но на опушке было старухе что-то неуютно, словно боялась она неведомого врага.
— Держи штаны свои с башмаками, отдавай мой платок!
— Не отдам! — паж вцепился в платок и отскочил.
Старуха швырнула наземь вещички пажа и погналась за ним. Но парнишка был быстрее, да и немудрено — в девятнадцать-то лет.
— Сходишь со мной в замок — отдам! — обещал он, уворачиваясь.
— Да не могу я в замок! — взмолилась ведьма. — Нельзя мне вообще с болота выходить!
— Почему, бабушка?
— Нельзя — и все тут! Думаешь, почему Березовые ворота болото на запоре держат? А?
— От кого же ты бережешься?
— А-а… — И бабка махнула рукой.
— Бабка, бабулечка, бабуся моя ненаглядная! — запричитал хитрюга паж. — Ты только сходи со мной в замок, помоги отсушить чужую присушку! А я тебя в обиду не дам! Вот увидишь Ты только скажи, от кого прячешься! И пусть он сразу гроб заказывает!
— Ну, скажу я тебе, что лучше бы мне на глаза не попадаться великому магу Маргарелону. А-а, молчишь? Поди сладь с магом Маргарелоном! Так что забирай-ка ты, внучек, свои штаны и отдавай мне платок, домой побегу. Ведь если он почует, что в моей ограде щелка завелась, — проскользнет, и будет мне тогда плохо.
— Значит, ты, бабушка, только на болоте в безопасности? — спросил паж, понемногу отступая с опушки через поляну к дороге.
— Только на болоте.
— И что же ты такого натворила?
— Ох, внучек… — ведьма громко вздохнула.
— Да, бабушка… — вздохнул и паж. — Мне бы теперь коня найти. Спасибо тебе, что хоть старалась помочь. Видно, рыжим на роду неудачи написаны.
— Да уж, — ведьма поглядела на спутанную шевелюру пажа и хмыкнула, от твоих волос огонь в очаге разводить можно, или, к примеру, пушечный фитиль запаливать. Неудивительно, что молодая графиня на смех тебя поднимает. Послушай, а не покрасить ли мне тебя? Могу прекрасный темно-русый цвет изготовить. И денег не возьму.
— Нет, бабка, так еще хуже будет, — подумав, решил паж. — Меня все крашеным прозовут и засмеют. За крашеного-то она уж точно не пойдет!
— Ну, как знаешь. Платок-то будешь возвращать?
— А коня?
— Свистни — прибежит.
Паж свистнул, бабка сделала пальцами загогулину в воздухе — и конь действительно выскочил из кустарника, встал с ними рядышком и негромко заржал.
— Отвернись, бабуля, — попросил паж, — а то мне одеваться неловко.
Ведьма отвернулась — и что же тут случилось, господа мои?
Пажик-то был не дурак!
Оделся он с той молниеносностью, которая всем вам наверняка известна — бывает в жизни, что выскакиваешь из теплой постельки, одну ногу — в штаны, другую — в башмак, а рукой хватаешь сразу камзол, пояс и шляпу, выпихиваясь притом в потайную дверь, да еще посылая на прощанье воздушный поцелуй… Да-а, дело молодое…
Оделся наш паж именно с такой умопомрачительной скоростью и бесшумно вскочил в седло. А далее? Подхватил он сзади бедняжку ведьму, перекинул ее поперек седла и дал жеребчику шпоры! Черный кот едва успел вцепиться ей в плечо, отчего ведьма взвыла. Но поздно было выть и брыкаться — уже несся конь к замку, уже показались стены, уже послышалась перекличка часовых.
В тени раскидистого дуба остановил паж коня и спустил на землю старуху.
— Ну, бабушка, выхода нет! — объявил он. — Пойдешь ты сейчас со мной в замок отсушивать молодую графиню!
— А если не пойду?
— Ну, тогда мне одна дорога — в петлю! — затянул молодой паж свою старую песню. — Потому что без молодой графини мне не жить! И ты, бабка, во всем будешь виновата!
— Опять я во всем виновата! — воскликнула ведьма. — Кто меня только не пугал! Вы дурью маетесь, а я — виновата! Ох, как вы мне все надоели!
— Бабка, бабулечка, миленькая! — взмолился паж. — Ну, ты же все на свете можешь! Никто другой меня не спасет, только ты! Ведь и ты когда-то была молодая… — неуверенно добавил он, потому что, глядя на ту грушу сушеную, в которую превратилось лицо ведьмы, действительно не верилось, что когда-то давно, сто лет назад, та груша была свежим личиком.
— Была, ну и что? — сердито отрубила старуха. — Я, между прочим, сама своими делами в молодые годы занималась и на помощь никого не звала.
— Бабка, а ты когда-нибудь любила?! — с отчаянием воскликнул паж. Вся его надежда была на то, что всколыхнется в ведьминой душе столетнее воспоминание и нахлынет на старушку чувствительность.
— Но услышал бедняга в ответ что-то вроде змеиного шипа и поостерегся повторять свой пылкий вопросец.
— Ну что же, — промолвил он. — Значит, бери моего коня, бабуля, и возвращайся домой. — А я… А мне… А меня…
Ведьма внимательно посмотрела на него и обвела обеими руками в воздухе контуры его фигуры.
— Веревка порвется! — обрадовала она пажа. — У ножика лезвие сломается. А яда сейчас ни у кого в замке нет. Вот разве что ты за ядом ко мне же и прибежишь… Будь здоров, внучек! Забеги как-нибудь, деньги верну. Конь через четверть часика прибежит.
Она ловко, как молодая, вскочила в седло, не уронив с плеча своего кота, ударила по конским бокам пятками и ускакала.
Паж остался посреди дороги, соображая, как быть дальше, и было ему, господа мои, совсем невесело. Вдруг он услышал стук копыт. А через минуту увидел и своего коня с бабкой в седле.
— Ну, спасибо тебе, внучек! — объявила бабка. — Накликал ты на меня беду! Пронюхал-таки Маргарелон, что вышла я за свою ограду! Теперь мне в избушку хода нет!
— Бабка, это же замечательно! — обрадовался паж. — Давай я тебя в замке спрячу! Там у нас такие тайники! Мы, пажи, все облазили, все знаем!
— А есть ли у вас, к примеру, комната с восемью углами? — заинтересовалась ведьма.
— Есть, в Северной башне, внизу!
— А рыбьих костей ты мне на кухне раздобудешь?
— Ой, бабуля, да хоть ведро!
— И мела кусок, и сосновые угли, и веревку крепкую с шестью узлами, стала перечислять бабка, одновременно припоминая какое-то очередное колдовство.
— И веревку! И узлы! — с восторгом повторял паж.
— Тогда я, может, и сумею у вас отсидеться. Ну, давай, веди меня в замок.
— Знаешь, бабуля, лошадь мы пока здесь привяжем, а сами спустимся в ров и взберемся на стену, там у нас секретный лаз.
— В мои годы по рвам ползать да по стенкам лазить? — возмутилась ведьма. — Едем через мост.
— А стража? Меня-то ведь знают, тебя могут не впустить.