Владислав Силин Бубонная сель
Солнечный зайчик прыгал по потолку. Вот он запутался в такелаже игрушечного клипера и замер, не зная, куда податься. Спасаться на донышке кастрюли? Пощекотать морду грифона, что висит под потолком?
Смеющиеся глаза женщины наблюдали за ним. Майка склонилась над бадьей, делая вид, что старательно перемывает посуду. Зачем?.. Тарелки давно уж чистые, протереть насухо — и на полку. Но куда ей торопиться? В доме Мартиллона время не имеет значения.
Она поймала в зеркале взгляд мужа. От глаз волшебника разбежались морщинки. Заметил… Смеется… И опять ничего не пишет, лентяй. Потому что она рядом. Март не умеет работать, когда Майка рядом.
— Тихо стало в последнее время, — проговорила она, вытирая полотенцем последнюю тарелку. — Раньше к нам заглядывали путники. Разбойники, комедианты. А то и короли.
— Ты скучаешь по королям? Зря. Они премерзкие типы.
— Знаю. Но я могла бы поболтать с фрейлинами. Да и Принцессы — не все же дурочки? — Майка сложила тарелки и принялась обметать пыль с картины на стене. — Тебе нужно общество, Март. Интриги, погони, огонь, риск… Иначе ты зачахнешь, — она дунула на огонек свечи, — вот так. Погаснешь, словно искорка на фитильке.
Слова ничего не значат. Точно так же Майка могла бы обсуждать, что сварить завтра на обед или куда деваются полотенца в ванной. Отбросьте лишнее — что останется?
«Я боюсь за тебя, Март».
— А как же мое обещание?
«Аннабель Ли, Юньэр, Елена… Сколько имен. А я знаю еще одно: Майеттин. Моя жена Майка. Наследница Блэгиля. Смешно… Вот уже девять лет мы живем вместе. И я все так же в тебя влюблен».
— Да. Ты дал мне слово, — Майка подергала за нос троллью маску. Маска поморщилась, словно собираясь чихнуть. На пальцах остался толстый слой пыли. — Это было так давно… Вот уже три года. Нет, три года и два дня. Бедный, бедный…
Волшебник смущенно пригладил бородку. На вид ему можно было дать лет тридцать-сорок. Но Майка знала, что это видимость. Без бороды он выглядел юнец юнцом. А на самом деле жил несколько веков.
— Ты опять кричал этой ночью. И опять я не смогла разобрать слов. Бездонная сеть?.. Зловонная мель?.. — Майка послюнила платок и принялась счищать невидимое пятнышко с тролльей щеки.
Волшебник встал. Неторопливо подошел к жене, обнял ее за плечи. Майка доверчиво прижалась к нему, прикрыла глаза. Как хорошо…
— Значит, ты разрешаешь?
— Да.
— Даже если это будет страшная сказка?
— Да, да… Пусть у тебя изменятся глаза. Как тогда, помнишь?
— Тогда я был беспокойным волшебником.
— Ну и пусть. Пусть. Ты был живым, ты не был таким… обычным. Что мне кавардак в доме?.. Перетерплю. Я многому научилась у тебя. Только бы ты улыбался!..
Губы волшебника тронула едва заметная усмешка.
— Учти: я перестану спать по ночам. Начну хмуриться и кусать губы…
— Хорошо, любимый!..
— …расхаживать по комнатам, топать, ругаться, как сапожник…
— Подожди. — Майка привстала на носочках. Ее губы коснулись щеки мужа. — Ты ужасно оброс. Давай я подстригу тебе бороду.
— Прямо сейчас?
— Ну а когда же? Я быстро.
Волшебник беспокойно глянул на дверь:
— Но гость…
— Ничего. Успеем. Давай ножницы.
Брадобрействовать Майка обожала. Волшебник сидел, держа под подбородком пергамент со зловещими каракулями — один из его старых черновиков. На лице застыло мученическое выражение.
— Не вертись. И рожицы не корчи, а то уколю. — Майка пощелкала ножницами. — Ты у меня просто мурзик трехцветный. Тут брюнет, тут блондин, тут вообще борода рыжая.
— Ничего. Главное, что не синяя.
Майка нахмурилась. На подбородке рос седой волосок. Она срезала его, но неудачно: Мартиллон дернулся.
— Больно? Я тебя уколола, любимый?
— Нет, ничего…
— Извини. Я нечаянно. — Она сноровисто докончила стрижку и свернула пергамент с обрезками. — Ну вот. Теперь ты снова великий маг.
— Умничка, — Март поцеловал ее и поднялся. — Я отлучусь на несколько часов. — Он щелкнул пальцами и оказался одет в дорожный камзол. На голове появилась шляпа-котелок. Оглядев себя, волшебник покачал головой: — Нет, это будет умозрительное путешествие. — Камзол сменился удобным домашним халатом. — К завтраку я опоздаю. И помни: ничему не удивляйся.
— Хорошо, милый. Доброго пути!
Считается большим шиком упрятать в хижину целый особняк. После этого можно важничать, можно рассказывать о пятом измерении. Мартиллон поступил наоборот. Изнутри его дом выглядел уютным постоялым двором. Снаружи — превращался в дворец. Двор-дворец. Разница небольшая.
На первом этаже размещались спальня, гостиная, кухня, кабинет и множество кладовых. После свадьбы Мартиллон торжественно вручил Майке ключи от всех комнат. Но она так и не успела открыть все двери, хоть и собиралась. В первый день слишком устала. Во второй выяснилось, что накопилась уйма неотложных дел. Привыкший к холостяцкой жизни волшебник порядком запустил хозяйство. Потом… Потом обещание, данное самой себе забылось. Дом волшебника так и остался полон тайн и загадок.
Впрочем, было место, которое Майка знала очень хорошо. Ее комната в башенке, под самым небом. Майеттин с детства любила высоту. С мальчишками она лазила по чердакам и полузаброшенным мансардам королевского дворца. Никто лучше ее не знал мест на скалах, откуда (если проснуться рано-рано) можно увидеть рассветный зеленый луч.
Поселившись у Мартиллона, Майка обосновалась в самой высокой части замка. Любила сидеть на подоконнике — в одной рубашке, чтобы утренний холодок покусывал обнаженные плечи, — и любоваться Блэгилем. В такие минуты у нее от восторга замирало в груди. Хотелось стать бойким стрижом и носиться над зарослями дикой смородины, хватая на лету мошек. Нет, стрижом плохо… Люди станут говорить: «Крылом траву режет. Майка принесла дождь». Лучше жаворонком. И петь в вышине.
Майка замерла у винтовой лестницы. Почти шагнула на ступеньку — и передумала. Спроси кто-нибудь: почему? — она не нашлась бы что ответить. Так. Просто. Вот уже бог знает с какого времени она не поднималась в свою комнату. Все находились какие-то дела, отговорки — как с ключами и кладовыми. Сама Майка этого не осознавала. Она не привыкла задумываться над такими вещами. А еще с некоторых пор она избегала смотреть в окна. Даже спать предпочитала, закрыв ставни. И началось это не так давно. Месяцев пять-шесть. Может, меньше…
Напевая, она принялась убираться на кухне. Протерла стол. Поправила покосившийся клипер, свисающий с потолка на тонких бечевках. Солнечному зайчику наскучило сидеть на одном и том же месте, и он спрятался в стеклянном глазу грифоньей головы. Смешной… За дверью ночь, но пятно никуда не исчезнет — цветное, пробившееся сквозь витражи двери. Это подарок Мартиллона. Волшебник создал его для Майки, когда узнал, что та боится темноты. С ним ей ничего не страшно. Даже то, что за дверью.
Вот и все. Кухня сияет чистотой. Когда придет гость Марта, все должно быть убрано. В том, что гость появится, Майка не сомневалась. Все истории волшебника начинались с гостей. Странно, что она толком не помнит ни одной… Может, спать пойти?
Гость пришел рано утром. В дверь постучали; звук напоминал скрежет когтей — словно пес просился в дом. Майка прислушалась. Царапанье повторилось.
«Ничему не удивляйся», — кажется, так сказал Март. Что ж, и нечему тут удивляться. Ты хотела гостей? Вот они. Майка накинула халат и пошла открывать. Солнечный зайчик прятался под шкафом, среди старых кувшинов. Когда дверь приоткрылась, он вспомнил о своих обязанностях и заметался по стенам.
— Входите, — пригласила Майка.
В комнату просунулась уродливая собачья морда. Отпихнув хозяйку, пес ворвался в дом, беспокойно поскуливая. Хвост его метался из стороны в сторону.
— Доброе утро. Если вас не затруднит, примите свой обычный облик, хорошо?
Пес завыл, заелозил лапами по ошейнику, пытаясь его содрать. Не может, догадалась Майка. Заклятие накладывал кто-то чужой.
— Подождите. Сейчас я помогу.
Преодолевая отвращение, она склонилась к животному. Шелудивый пес… И какой страшный. Похоже, он болен. Пряжка ошейника заржавела и не поддавалась. Наконец ремешок соскользнул. Пес гавкнул, словно от боли и превратился в худенького, коротко остриженного юношу. На щеке его белел шрам, а глаза смотрели по-мальчишески упрямо.
— Кто ж это вас так? — сочувственно спросила Майка, бросая ошейник под стол. — Бедный, бедный!..
Юноша отчаянно затряс головой. Со стороны казалось, будто у него в горле застряла кость. После превращения мало кто может справиться с речью… Тут привычка нужна.
— Это Гаверс, — наконец вымолвил он. — Наш знахарь.
— Хорошо, хорошо.
Парень поднялся. Проделал это неловко, чуть не стянув скатерть со стола. Майка пододвинула кресло:
— Садитесь. Я вижу, вы не привычны к превращениям. Хотите чаю?
Гость закивал. Во взгляде его промелькнула тревога:
— Я не стесню вас, госпожа?.. Гинас мое имя. Мне бы не хотелось…
— Зовите меня Майкой. Нет, Гинас, вы нисколько не стесните нас. Мой муж, волшебник Мартиллон, обожает гостей. И будьте уверены — вам здесь рады.
Гинас поерзал в кресле. Ему было неуютно. Казалось, еще миг — он сорвется и убежит. Майка наполнила чайник и поставила его на плиту. За чугунной дверкой вспыхнуло пламя. Обычно Майка сама топила печь — ей нравилось искать в языках пламени танцующих саламандр. Но сейчас иной случай. Гостя надо побыстрее напоить чаем. Чтобы отогрелся, успокоился.
— Вы к нам случайно? — спросила она, роясь в буфете. — Или по делу?
— Господина волшебника, — невпопад отвечал Гинас. — По делу, да. Хорошее.
Доставая чашки, Майка украдкой наблюдала за ним. Все истории Мартиллона начинались одинаково: одним прекрасным утром… может, вечером или днем, неважно — появлялся путник. Он искал совета либо помощи. Иногда приносил письмо. В редких случаях просто ехал мимо, а у волшебника останавливался погостить. Так обычно поступали короли.
Но Гинас не походил ни на кого из виденных раньше. Хмурый, замкнутый… Одет в потрепанный камзол цвета городских сумерек. На шее — платок с гильдейским вензелем. Не солдат и не аристократ. Может, чиновник? Тоже не похож.
И еще: все истории Мартиллона имели червоточинку. Какую именно, Майка не могла уловить. А когда пыталась — начинала болеть голова.
— Какой чай будете? — спросила Майка. Гинас пожал плечами: все равно. Значит, не торговец… Купцы чаевничать любят и в чаях разбираются отменно. Кто же он тогда?..
Майка поставила на стол заварник и укутала его полотенцем. Из носика капнуло. На скатерти расплылось пятно. Гинас тупо уставился на него, словно ничего интереснее в жизни не видел.
— А господин волшебник… — тихо проговорил он. — Скоро появится?
— Не знаю. Он с вечера в кабинете сидит. Размышляет. Иногда, бывает, по два дня так проходит. — Майка пододвинула к гостю тарелочку с печеньем. — Вы расскажите, что у вас за дело. Может, я помогу.
— Да нет, госпожа, — не поднимая глаз, ответил Гинас. — Это такое… дело… Личное…
Дверь кабинета скрипнула. Майке не надо было оборачиваться, чтобы увидеть мужа. Она и так знала, где он. Мартиллон стоял в проходе, привалившись плечом к притолоке. Конечно же, в своей любимой позе: руки скрещены на груди, голова чуть склонена вперед. И две верхние пуговицы на рубашке расстегнуты. Как бы не простудился…
— Личное? — насмешливо спросил Март. — Хорошо. Люблю личные. Обожаю. — Он отлепился от притолоки и двинулся к столу. С каждым его шагом в лице Гинаса росло беспокойство. — Доброе утро, любимая. — Мартиллон остановился подле Майки и поцеловал ее в мочку уха. Взгляд его на мгновение обратился к гостю: — Ну? Говори. С чем пожаловал?
Гинас молчал, только желваки ходили на скулах. Наконец он выдавил:
— Я пришел…
— Дальше?
— Пришел вызвать вас… На поединок.
Майка ахнула.
— Врешь, — спокойно ответил волшебник.
— Да. То есть нет. — Гинас растерянно посмотрел на хозяйку, словно ища поддержки. — Меня послали… Но мы же знаем — шансов нет… И вот… — Он мял край шейного платка, не в силах найти нужных слов. В лице его застыла мука. — Я — наемный убийца. Меня послали, чтобы убить вас, господин Мартиллон. Только я рассчитывал… врасплох…
Волшебник кивнул:
— Вижу. Старая гильдия, да? Я встречался с вами. И не раз. — Он пододвинул кресло, уселся: — Так что, Гинас, ты собрался вызвать меня? Давай. Приступай.
Гинас закусил губу. Не поднимая глаз, пробормотал:
— Я вызываю вас на поединок, господин волшебник. Во имя добра и жизни. И справедливости.
— Прекрасно. Тогда за мной выбор оружия. Но я уступаю его тебе. За века я научился драться любым — так что не обольщайся. Я очень силен. А магией не буду — это жестоко. Кинжалы подойдут? Шпаги? Арбалеты?
Убийца торопливо кивнул:
— Кинжалы… если не возражаете…
Майка схватила мужа за рукав:
— Март… Ты что… в самом деле?..
— Не вмешивайся. — Мартиллон высвободил руку, быть может, излишне резко. — Это наши дела. Он — не первый, кто пришел за мной. И не последний.
— Но он же мальчишка! Почти ребенок!
Гинас бросил на хозяйку ненавидящий взгляд. На вид убийце было года двадцать два. Чуть-чуть младше Майки. Волшебник усмехнулся:
— Он — выпускник Старой гильдии. Этим все сказано. — Март достал из рукава два кинжала и один протянул Гинасу: — Проверь. Оружие честное, но если хочешь — будем драться твоим.
— Оружие меня… — голос юноши предательски сорвался на фистулу. Откашлявшись, он продолжил: — Оружие устраивает. Где будем драться?
— У меня нет дуэльного зала. Не обзавелся пока. Видишь стену? Драться будем на ней. Тенями. Это согласуется с кодексом Старой гильдии?
— Да.
Майка наблюдала за мужчинами широко раскрытыми глазами. Дуэль теней — древнее искусство. Магии в нем ни на грош. Есть лишь доверие к своей силе и уважение к чужой. Но от этого оно не становится менее опасным.
Гинас отошел в глубь кухни и стал так, что его тень упала на стену. Март занял место напротив. Тени дуэлянтов немедленно ожили. Двигаясь независимо от хозяев, они подошли друг к другу на боевую дистанцию, скрестили кинжалы.
— Но, Март! — Майка почувствовала, что у нее дрожат губы. — Зачем вы?..
— После, жена, — пробормотал волшебник. — После.
Его тень чуть присела, понижая центр тяжести. Тень убийцы едва заметно подалась вперед. В этот миг Гинас обернулся. В его глазах Майка прочитала отчаяние. А еще — немую мольбу.
Силуэты дрогнули и…
— Нет!!! — крикнула Майка. — Не…
…взорвались ударами…
— …убивай его!..
Тень Марта вибрировала, как басовая струна. Гинас мешком осел на пол. В лице — ни кровинки. Майка бросилась к нему.
— Что ты наделал? — обернулась она к мужу. — Что же ты наделал?!
Мартиллон устало привалился к стене, вбирая тень:
— Да жив он, жив. Скоро придет в себя… Щенок! Мальчишка. Откуда таких сопляков берут?
Принцессу Майеттин с детства готовили к тому, чтобы стать женой рыцаря. А где рыцари — там войны. Кровь и раны. Мартиллон не вел войн, однако Майке временами приходилось щипать корпию и готовить эликсиры.
Раненого положили в гостиной. Из-под одеяла высовывался только острый нос. Глаза смотрели устало и равнодушно. С момента дуэли прошло несколько дней. За это время Гинас успел постареть на целую жизнь.
Майка поправила сбившуюся повязку на плече юноши. Кожа под повязкой белела, как старое ветхое полотно. Теневые дуэли коварны… Ран не видно, однако они остаются. И лечить их надо всерьез.
— Зачем вы хотели убить моего мужа? — в который раз спросила Майка. — Зачем?..
Убийца улыбнулся каким-то своим потаенным мыслям:
— Мартиллона-то? Он чудовище. Злой волшебник. Опасный, хитрый, безжалостный.
— Почему вы все время врете? Скажите! Злой волшебник… Да вы сами просто мелкий, тщеславный, завистливый… — Майка запнулась, не находя подходящего слова, и выпалила: —…мальчишка! Вы фанфарон. Хотите, чтобы о вас говорили: вот Гинас, мастер-убийца! Тот, кто победил волшебника Мартиллона. Поэтому и придумываете. Так?
Гинас вновь улыбнулся. Отчего-то эта улыбка выводила Майку из себя. Тоже мне!.. Она, между прочим, старше его на два года! А чувствует себя девчонкой.
— Майка…
— Госпожа Майеттин.
— Госпожа Майка. Хорошо… Подайте мне вон тот нож… пожалуйста.
Девушка взяла со столика ножик для очистки фруктов и протянула Гинасу. Убийца сел, привалившись к спинке кровати.
— Фанфаронство — это вот. — Сделал сложное движение рукой. Нож протек меж пальцев серебряной струей.
— Ух ты! — восхитилась Майка. — Здорово! А еще можете?
— Пожалуйста. И так и вот так.
Его свободная рука словно невзначай легла на запястье Майки, робко прижимая к столику. Майка сделала вид, что не замечает вольности. Ей было интересно, что произойдет дальше.
— А вот совсем другое фанфаронство.
Лезвие тюкнуло меж пальцев Майки. Девушка ойкнула и попыталась вырвать руку.
— Не двигайтесь, госпожа. Я могу поранить вас!
Нож заплясал. Удар к мизинцу — и в чистое поле. Меж безымянным и средним — в чистое. Между средним и указательным — и обратно. Лезвие мелькало так быстро, что Принцесса не успевала уследить за ним. Стук сливался в сухую чистую мелодию; стаккато гипнотизировало, вело за собой. Майка провалилась в уютную отрешенность. Ей хотелось сидеть и сидеть так вечно, вслушиваясь в капель ударов, доверяясь силе, что хранит ее руку.
Щелк-так-это-знак, — выстукивал нож. — Я-жду-играю-так. Иди-гляди: где-сидит-твой-господин?