— Девчонки, вы идите в магазин, а мне с ним разобраться надо, — дернула она подбородком в сторону побледневшего Рубика и двинулась вразвалочку к нему.
— Ты же обещала сегодня быть хорошей девочкой, — напомнили мы ей.
— Вот щас разберусь с ним, а дальше буду вести себя как Мальвина, — бросила через плечо Каринка.
— Все, ему не жить, — вздохнула Манька.
Нам очень хотелось понаблюдать за короткой и мучительной Рубиковой смертью, но надо было идти за солью, и мы поплелись в магазин.
Когда минут через двадцать мы вернулись домой, то застали на пороге нашей квартиры небольшую делегацию. Во главе делегации гневно клокотала колченогая тетя Сирун из тринадцатой квартиры. «Сирун» в переводе с армянского означает «красивая». Я не знаю, о чем думали родители тети Сирун, когда называли свою дочку таким именем. Потому что на примере тети Сирун можно было наглядно объяснять школьникам, что такое антоним.
Тетя Сирун была безнадежно, бескомпромиссно некрасива. И даже уродлива. Это была невысокая, очень худая женщина с отчаянно косящим правым глазом, огромным носом, плоским большим лицом и практически безгубым ртом. Ко всему прочему у нее были выпученные глаза, огненно-рыжие, вьющиеся мелким бесом волосы и бакенбарды.
За неимением личной жизни, тетя Сирун вела активную общественную. Вот и сейчас она собрала небольшую, готовую к несанкционированному митингу толпу и привела ее к дверям нашей квартиры.
— Надя, — тянула маму за руку тетя Сирун, — ты посмотри, что наделала твоя дочка, пойдем, полюбуйся.
— Которая из них? — пыталась выиграть время мама.
На самом деле она, конечно же, знала, КОТОРАЯ из ее дочерей способна за столь короткий срок навлечь на себя гнев толпы.
— Кто же еще, как не негодница Каринэ? — сверкнула разнокалиберными очами тетя Сирун. — Это же не девочка, а мировой катаклизм!
Делать было нечего, мама накинула пальто на плечи, и мы пошли смотреть, чего такого ужасного натворила Каринка. Оказалось, за те пятнадцать минут, что нас не было, сестра успела покалечить Рубика, а потом где-то раздобыла сломанный веник и, обмакивая его в лужу с подтаявшим снегом, забрызгала грязью свежепобеленные стены соседнего подъезда аж до третьего этажа. Она бы и до пятого дошла, но на ее топот вышла тетя Сирун и спугнула сестру. Каринка убежала, а тетя Сирун пошла вниз, звоня в каждую квартиру и призывая всех соседей пойти и разобраться с дочерью стоматолога из двадцать восьмой квартиры.
— Мы обязательно побелим стены в подъезде, — успокоила мама взволнованных соседей.
— А если она завтра дом взорвет? — не успокаивалась тетя Сирун. — Вы что, обязательно его отстроите?
Но люди на нее зашикали, что, мол, бог и так наказал Надю такой дочкой, и нечего Сирун нагнетать.
— Пусть только вернется, пусть только вернется, — повторяла мама как заклинание, пока мы шли домой.
Дома оказалось, что мама забыла на плите молоко, и, пока мы любовались художествами сестры, оно убежало и испачкало всю плиту.
— Пусть только вернется! — приговаривала мама, оттирая плиту от пригоревшего молока. — Пусть только вернется!
Мы с Манькой испуганно переглядывались. Ясно было, что Каринке сегодня несдобровать. И ей таки несдобровало.
— Мам, лучше ты меня сразу накажи, чего до вечера ждать? — заявила сестра с порога, как только, проголодавшись, вернулась домой. Мама втащила ее в квартиру и от души оттаскала за уши.
— Зачем? Ну зачем ты это сделала, варвар малолетний? — приговаривала она.
— Я не знаююююю! — орала Каринка. — Знала бы, сама бы тебе рассказалаааааа!
— Сколько можно, ну сколько можно?
— Мам, я тебе сразу говорю, чтобы ты меня за это отдельно не наказывала. Я еще Рубика побила. Кирпичом. И сейчас у него на голове шишка размером с шапку!
— Что?! — задохнулась мама. — Размером со что у Рубика шишка?
— С шапку, — подсказали мы с Манькой.
Мама какое-то время хватала ртом воздух, словно задыхалась. Потом она пошарила за спиной и схватила первое, что попалось ей под руку. А под руку ей попался пластмассовый венчик для взбивания яиц. Сначала она сломала этот венчик о Каринкину спину, а потом поволокла ее в детскую спальню.
— Вот и сиди теперь в комнате безвылазно!
И теперь Каринка, как заправский узник, сидела в детской. Единственным способом общения с внешним миром была неработающая розетка.[10] Которую, кстати, тоже сломала она. Просто поставила эксперимент — что будет, если впрыснуть туда водички из клизмы, а потом засунуть спицу. Что было, что было!!! Страшно рассказывать.
Как только мама вышла из кабинета, мы снова приблизили карикатуру к розетке.
— Отодвиньте ее, а то мне ничего не видно, — командовала Каринка, — направо. Я сказала направо, а не налево, а теперь вверх! Еще чуть-чуть. А, вижу. Да ну, ерунда какая-то, наши ракеты во сто раз мощнее!
— А мы чего говорим? — хмыкнула Манька. — Наши ракеты любого врага взорвут за секунду!
— Это хорошо, что я в свое время сломала розетку, — радовалась Каринка. — Теперь нам можно общаться через нее. А то мне скучно сидеть взаперти.
— Мы можем даже еду передавать, если мама решит тебя голодом морить, — обрадовала ее я, — хлеб там, или сыр. Хочешь покушать?
— Нет, спасибо, пока не хочу, но как только захочу, дам знать.
— А хочешь карандаш и листок бумаги?
— Зачем?
— Ну чтобы книгу писать. Все узники книги пишут, вот и ты напишешь.
— Не надо, передайте мне лучше спицу, я буду слова на стене царапать. Отсчет дней буду вести, стихи писать, — стала перечислять Каринка, — глядишь, так и время быстрее пролетит!
Мы с Манькой побежали выдергивать из маминой вязки спицу, но тут с работы на обеденный перерыв вернулся папа. И принес большой батон докторской колбасы, которую выдали в больнице всем врачам. Как премию. И мама с порога опрометчиво рассказала ему о художествах Каринки. А надо было подождать, пока папа поест и успокоится. А так как мама не подождала, то случилось то, что случилась. Папа на голодный желудок моментально вызверился, рванул в грязных ботинках в спальню и метнул батон колбасы в Каринку.
Вот.
А Каринка не растерялась и отбила колбасу, как заправский футболист, головой. И колбаса треснула пополам, отлетела в сторону и угодила в большие напольные часы. Часы качнулись, свалились на Каринку и, увлекая ее за собой, рухнули на пол.
— Динь-доннн, динь-доннн, — победно пробили они.
Папа подлетел к сестре и выдернул ее из-под часов. Быстренько ощупал кости.
— Папа, мне щекотно, — отбивалась Каринка.
— Ничего не болит?
— Ничего.
И тут всем досталось от мамы: и папе, за то, что он затоптал весь пол и испортил колбасу, и Каринке, за то, что она не умеет как нормальная девочка уворачиваться, а отбивает колбасу головой, и напольным часам, за то, что они чуть не покалечили зловредного ребенка.
Пока мама бушевала, папа быстренько похлебал супа прямо из кастрюли и засобирался обратно на работу.
— А второе?
— Я уже сыт, — буркнул с порога отец.
— Может, хотя бы фруктов поешь? — высунулась в окно мама.
— Гхмптху, — невнятно поблагодарил папа.
— Мам, — вышла из детской Каринка, — вот теперь я тебе точно клянусь — никогда, никогда я не буду себя плохо вести. С этой минуты я буду очень хорошей девочкой!
— Иди отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели, — выдохнула мама, накинула на плечи пальто, взяла половину докторской колбасы и пошла к маме Рубика. Мириться.
А Новый год мы встречали у Ба. Они с мамой приготовили много-много вкусностей, так что праздничный стол ломился от изобилия. Особенно все нахваливали толму с айвой и черносливом, блинчики с мясом и торт «Наполеон».
Мне в подарок от Деда Мороза достался красивый голубенький свитер, Мане — весенние ботиночки, а Каринке — теплый жакет.
— А собачья упряжка? — надулась сестра. — Так нечестно.
— Нечестно — отдай жакет Нарке, — хмыкнула Ба.
— Еще чего! — Каринка надела жакет и застегнулась на все пуговицы. — Мой жакет, никому не отдам!
Спустя несколько лет, когда мы уже немного повзрослели, мама достала письма, которые мы писали Деду Морозу, и под общий хохот перечитала их. Особенно долго, до икоты, мы смеялись над Манюниным письмом. Так долго, что у дяди Миши началась изжога, и он пошел запивать ее раствором соды.
«Увожаемы Дедушка Мароз!!! — писала Манька. — Очень прошу тибя подарить мине длинное платье штобы корманы большие и там много конфет ни забуд положить. А еще скажи Ба штобы она не застовляля меня играть на скрипке по два часа в день. Я нищасный ребенок, так и скажи.
И еще, увожаемы Дедушка Мароз, пусть живет долго и шасливо Лионид Илич Брешнев. Потаму что только он может нас защитить от импирилистическй гидры. И вылечи ему этот ево генсек пожалыста. А то у челавека мозг болеет.
Спасибо большое. Мария Шац. Михайловна. 28 декабря 1981 года. Я в этам году вила себя очень-очень хорошо нещитая несколько раз. Дедушка Мароз».
— А в наступившем 1982 году Брежнев умер, — под общий хохот заключила Ба. — Так что, если хотите чьей-то смерти, скажите Манюне, чтобы она написала Деду Морозу письмо и попросила «пусть живет долго и шасливо»!
ГЛАВА 7 Манюня записывается в кружок танцев «Солнышко», или Праздничный концерт на сцене ДК
Кружок танцев «Солнышко»
Набор девочек от шести до двенадцати лет
Занятия два раза в неделю
Спросить Анну Рштуни.
Мы с Маней, затаив дыхание, несколько раз перечитали объявление. Кружок танцев «Солнышко»! Набор девочек! От шести до двенадцати лет! Спросить Анну Рштуни! Каждая отдельно взятая фраза будоражила наше воображение, но уловить общий смысл почему-то не получилось.
— Это что? — пихнула меня локтем Манька.
— Доска объявлений, не видишь, что ли? — Я решила выиграть время.
Манюня какое-то время сверлила меня своими круглыми вишневыми глазами, потом воинственно шмыгнула носом, поправила съехавшую на лоб красную вязаную шапку и снова уставилась на объявление.
Шапку Мане связала Ба. Вообще-то она собиралась связать ей берет, но немного ошиблась в расчетах. А когда поняла, что напортачила, перевязывать не стала. Украсила «берет» большим красным помпоном, пришила завязки из шелковой тесьмы, нахлобучила внучке на голову и сказала «вуаля»!
— Чего это вуаля? — разобиделась Манька. — Ничего не вуаля. Разве это вуаля?
— То есть? — не поняла Ба.
— Ба! Ты что, не знаешь, что такое вуаля? Это такая штука, прозрачная, как марля, она висит на лице у француженок. Кажется.
Маня не очень помнила, кто ходит с такой штуковиной на лице, француженки или какие другие заграничные вертихвостки, но ясно было одно — у этой скособоченной конструкции, отдаленно напоминающей шляпку перезрелого мухомора, нет никакого сходства с вуалей!
Ба хрюкнула.
— Может, ты перепутала вуаль с вуаля? — спросила она, изо всех сил сдерживая смех.
— Ничего не перепутала, я все отлично знаю. Помнишь фильм «Три орешка для Золушки»? Там Золушка танцевала с такой вуалей на лице. Так что ты меня с толку не сбивай, Ба. Это не вуаля, это точно что-то другое!
Манька поправила шапку, завязала тугим бантиком тесемки под подбородком.
— Ну как?
Ба отвела глаза. Конструкция получилась, мягко говоря, диковинная. С широкой английской резинкой на лбу, она в какой-то момент стремительно раздавалась во все четыре стороны, а потом постепенно сдувалась на макушке. Выглядело это так, словно под шапкой Маня прячет полусдувшийся баскетбольный мяч. Или большую салатницу.
«Никогда больше не возьмусь вязать берет», — подумала Ба, а вслух произнесла:
— Красота! — и для пущей убедительности зацокала языком.
— Спасибо, Ба. — Манька клюнула бабушку в нос и побежала к телефону: — Нарка, ты даже не представляешь, какую красоту связала мне Ба!
Буквально на следующий день не только Нарке, но и всем остальным жителям нашего славного городка представилась возможность воочию убедиться в неземной красоте Маниной шапки. Всю обратную дорогу из музыкальной школы мы ловили заинтригованные взгляды прохожих. Некоторые особо пытливые взрослые останавливали мою подругу и, пряча улыбки, изучали странную конструкцию на ее голове.
— Девочка, — не вытерпела одна тетечка, — откуда у тебя эта шапка?
— Мне ее бабушка связала, — отрапортовала Манька.
— А кто твоя бабушка? — не унималась любопытная тетечка.
— Роза Иосифовна.
— Которая Шац? — испугалась тетечка.
— Которая Шац, — закивали мы.
— Прекрасная шапка, — мелко затряслась тетечка, — прекрасная! Так и передай бабушке.
Маня зарумянилась. Она сунула мне скрипку и принялась с важным видом поправлять шапку — по новой завязала тесемки под подбородком, взбила помпон.
— Ну как?
— Шикиблеск.
— Хочешь, я попрошу, чтобы Ба и тебе связала такую шапку?
— Хочу.
— А давай прямо сейчас пойдем ко мне и попросим.
— А давай, — обрадовалась я.
И мы пошли выпрашивать у Ба вторую чудо-шапку. По дороге зарулили к дому культуры, так, на всякий случай, ознакомиться с афишами. И наткнулись на таинственное объявление о кружке танцев «Солнышко». Топтались рядом минут десять. Особенно настораживала фраза «набор девочек».
— У нас дома есть набор кухонных ножей, — задумчиво протянула я.
— И набор швейных принадлежностей, коробочка такая с нитками и иголками, — напомнила мне Маня.
— Ага.
Мы еще несколько раз перечитали объявление.
— Мань, а давай спросим эту Анну Рштуни, а? Она уж точно знает, что такое набор девочек, — предложила я.
— Давай.
Мы оставили нотные папки и Манину скрипку в раздевалке, зашли в первый попавшийся кабинет и спросили у отчаянно стрекочущей на пишущей машинке девушки, где тут можно найти Анну Рштуни. Девушка смерила нас недоверчивым взглядом, особенно долго разглядывала Манину шапку. Потом хмыкнула.
— Вы пришли записываться на танцы?
— Аха, — обрадовались мы. Теперь понятно, что означает выражение «набор девочек»!
— Пойдемте.
Она повела нас на другой этаж.
— Ано, — заглянула в какую-то дверь, — тут по твою душу.
Мы зашли в комнату и разочарованно переглянулись. Таинственная Анна Рштуни оказалась тетей Ано, родственницей моего одноклассника Гранта. Это была невысокая, крепко сбитая длинноносая женщина, кривошеяя от рождения. Выглядело это так, словно она, наклонив голову к плечу, постоянно с любопытством что-то разглядывает. Тетя Ано была очень доброй и хорошей женщиной, но, к сожалению, личная жизнь у нее не сложилась. Жители нашего городка жалели ее и за глаза ласково называли Шейкривой.
— Проходите, девочки, — приветливо улыбнулась тетя Ано, — вы хотите научиться танцевать?
— Да, — неуверенно каркнули мы. Желание заниматься танцами сильно поубавилось. Одно дело — загадочная Анна Рштуни и совсем другое — Шейкривой. Чему она могла нас научить? Мы ее часто заставали в совершенно прозаических ситуациях — вот она ругается в очереди за мясом, вот вышагивает по улице с авоськами, набитыми картошкой, баклажанами и пучками зеленого лука, а вот за ухо тащит домой нашкодившего племянника.
— Родители в курсе, что вы пришли записываться в кружок? — спросила тетя Ано.
— Да, — соврали мы.
— Вот и замечательно. Танцы — это прекрасно. Я научу вас грациозно и величественно двигаться. Будете принцессами. Хотите быть принцессами?
— Ясень пень, — хмыкнула Манька.
Тетя Ано пожевала губами.
— А заодно научу красиво говорить. Заниматься будем дважды в неделю, по два часа. К первомайскому концерту нужно выучить украинский народный танец.
— Почему украинский? — засопели мы. — У украинцев платья короткие, а нам хочется в длинном платье танцевать! Нам бы русский танец. Чтобы с такой красивой штуковиной на голове. — Мы повели руками над собой, показывая приблизительные очертания кокошника.
Тетя Ано проследила за нашими руками и, казалось, только сейчас заметила Манин головной убор. Она какое-то время с любопытством разглядывала его, потом вцепилась в края и попыталась придать какую-нибудь общепринятую форму. Шапка отчаянно сопротивлялась.
— Бабушка вязала?
— Ага, — прокряхтела Маня.
— Молодец бабушка, — забегала глазами тетя Ано. — Так вот, насчет украинского танца. В нашем районе пятнадцать сел. Плюс райцентр Берд. Каждый населенный пункт должен представить танец союзной республики. Организовали жеребьевку, нам выпала Украина.
— Подождите, — во мне проснулась внучка партийного работника, — республик-то пятнадцать! А танцев получается шестнадцать.
— По решению организаторов коллектив из села Навур исполнит танец жителей Крайнего Севера, — объяснила тетя Ано и озабоченно нахмурилась: — Хотелось бы знать, откуда они возьмут материал для костюмов.
Мы с Маней украдкой переглянулись. Тетя Ано нам определенно нравилась, и в первую очередь потому, что разговаривала с нами, как со взрослыми. Мы машинально склонили головы набок и, затаив дыхание, слушали ее.
— А в чем мы будем выступать? — спросила Маня.
— О, у нас будут очень красивые платья. Светлые, скорее всего белые, с пышной юбкой по колено, с вышитым передничком. А на голову наденете ободки с разноцветными длинными лентами. Платья закажем в ателье, а вышить на фартучках попросим ваших мам. Головные уборы сами смастерим.
Головные уборы с разноцветными длинными лентами! Вышитые фартучки! Это же такая красота! Мы запрыгали от восторга.