Но эти мгновения оказались решающими.
Снайпер видел, как по днищу корабля медленно поползла черная трещина. Вначале почти незаметная. Но ее размеры стремительно увеличивались, и вот уже лучи знакомого цвета хлынули через нее, заливая Зону мертвенно-яркой лазурью.
– Коготок увяз – всей птичке кранты, – пробормотал Снайпер. И тут же заорал не своим голосом по-английски: – Ходу, полковник! Назад, быстрее!!!
И тут на верхнем мониторе увидел «галошу», ярко освещенную синим светом и сверху, и снизу. И Цмыга разглядел на экране, благо такую тушу ни с кем не спутаешь. Снайпер крутанул регулятор увеличения изображения – и невольно присвистнул.
«Галоша» дымилась. Похоже, взрыв «кишки» повредил ее двигатель, но Эдварду еще удавалось чудом держать ее в воздухе. Турбоплатформа снижалась рывками, и ясно было, что до Института ей не дотянуть. Еще чуть-чуть, и рухнет она вниз, и даже если и выживет кто-то из ее пассажиров, вряд ли доберется он до безопасного места. Во-первых, грохнувшись с высоты пятидесяти футов, даже чудом выжившие обычно становятся инвалидами. И, во-вторых, вот-вот начнет разваливаться в воздухе над их головами корабль пришельцев, и обломки от этого процесса обещают быть колоссальными. В общем, по-любому не спастись Эдварду с Цмыгом, и ничего с этим не поделать. Если только… не рискнуть собственной жизнью. Впрочем, дело привычное. Только как на это отреагирует полковник?
– Стоп! – рявкнул Снайпер, и танк, начавший было разворот, замер на месте. – Полковник, поможем людям?
Сейчас от решения Квотерблада зависело все. Рванет к Институту, чьи толстенные стены вполне могут выдержать артобстрел – значит, ничего не останется, как расслабиться в кресле до того момента, как танк остановится на институтском дворе. А потом выйти наружу и… лучше об этом не думать. Тем более, что подумать как следует ему не дали.
– Конечно, мать твою, – донеслось из динамика. – Что надо делать?
– Двигайте вперед, полковник, – выдохнул стрелок. – Надо встать на пятнадцать футов левее вон того паровоза-памятника…
Он еще договаривал фразу, а легкий, подвижный танк уже вернулся на прежний курс и теперь с ревом несся к указанной точке…
К точке падения поврежденной «галоши».
Снайпер рассчитал эту точку мгновенно, сопоставив усилия Эдварда удержать турбоплатформу в воздухе с реальными возможностями аппарата, у которого днище было буквально расплавлено в нескольких местах.
И он не ошибся.
Едва танк затормозил на месте, указанном Снайпером, как сверху раздался глухой, мощный удар. Танк аж присел на рессорах, словно живое существо, плечи которого приняли непомерный груз. Присел – но выдержал, тем более, что рухнувшая сверху турбоплатформа тут же накренилась и съехала вниз по левому борту.
– Если б не силовое поле, могла и башню расплющить, – задумчиво произнес динамик голосом Квотерблада.
– Не знал, что танк еще и сверху защищен, – хмыкнул Снайпер, нажимая на горящую кнопку с надписью «защита артефактами», которая немедленно погасла. Тут же грохнула по броне «галоша», лишившаяся поддержки подушкой силового поля.
– В общем, будем считать, что нам круто везет во всех отношениях, – сказал стрелок. – Пока что.
И, открыв люк, вылез наружу.
«Галоша» стояла на боку, прислоненная к танку поврежденным днищем, и слегка дымила. Помимо этого в ней что-то искрило и подозрительно шипело.
– Ну как? Есть кто живой? – осведомился Снайпер.
– Один живой, один наполовину, – раздался снизу голос Эдварда. – Помоги-ка, а то я один не справлюсь. Проблемка возникла. Да и не дотащу я его, больно уж этот Карлик здоровый.
Снайпер спрыгнул на землю и обошел «галошу».
Цмыг неподвижно лежал на спине. Ученый, нагнувшись, колдовал над ним. Снайпер подошел ближе. Понятно. В руке Карлика, как раз за бронированным напульсником, глубоко торчал крюк, и сейчас Эдвард довольно бесцеремонно его расшатывал, пытаясь выдернуть из раны.
– Застрял, сволочь, – пояснил он подошедшему стрелку. – А трос «галошей» прижало, и ножом его хрен перережешь.
– Понятно, – сказал Снайпер, вскидывая «Вал».
Чтобы перебить трос, хватило одной пули. Правда, и глубоко засевший крюк рвануло неслабо, так, что он сам вылетел из раны. Из развороченного запястья хлынула кровь. Цмыг застонал.
– Ну, вот и хорошо, – сказал Эдвард, сноровисто перехватывая окровавленным обрывком троса бицепс раненого. – Решать две проблемы одним ударом – это по-нашему. Кстати, спасибо за подставу, и поле, и танковые рессоры спружинили как надо. Боюсь, без твоего Т-010 мы бы сейчас были разбросаны по Зоне в виде мелких кусочков мяса и дерьма – при сильных ударах турбоплатформы имеют свойство взрываться.
– Знаю, – кивнул Снайпер, подхватывая Цмыга за плечи. – Шухарт рассказывал. Еще одна причина, почему не рекомендуется передвигаться на «галошах» прыжками.
– Жить тоже вредно, – заметил Эдвард, беря бесчувственного Карлика за ноги. – Однако же живем. Раз-два, взяли!
Затащить раненого на танк получилось довольно быстро. Когда над твоей головой эдак не спеша начинает разваливаться корабль неведомых пришельцев, медлить как-то не хочется. Так что Цмыга сноровисто запихнули в командирский люк, сами попрыгали в танк следом. Взревел мотор, одновременно Снайпер вновь врубил кнопку «защита артефактами». Тут же возникшее поле оттолкнуло «галошу», отчего та моментально рухнула на землю. И взорвалась, рубанув по танку десятками осколков. Правда, вреда от этого никакого не случилось, лишь поле замерцало.
– Хорошая хрень, – заметил Эдвард. – И никакой динамической защиты не надо.
– Офигенная, – кивнул Снайпер, скользнув взглядом по приборной панели. – Только остаточный заряд артов – шесть процентов.
– До Института дотянем?
– Должны, – раздался из динамика голос полковника. – Иначе никак. Иначе через минуту все мы трупы. Нюхом чую – если до институтского двора доберемся, получим реальный шанс выжить. Нет – пиши пропало.
Квотерблад был прав. Снайпер уже видел на мониторе, отражающем верхнюю панораму, как от корабля неторопливо, словно нехотя, начинают отваливаться куски обшивки, словно чешуйки, отслаивающиеся от тела дохлой рыбины. Странно, что вся эта махина не рухнула вниз, а словно зависла в небе, неторопливо покрываясь трещинами, через которые били лучи синего света. Феерическое зрелище, однако долго любоваться им явно не стоило. Когда эдакая махина наконец выпадет из коматоза и рухнет тебе на голову, не до эстетства будет.
Поэтому, как только пассажиры загрузились внутрь, танк рванул с места, словно застоявшийся конь. Снес еще один сегмент многострадального заводского забора, и полетел по Зоне, подминая под себя защитным полем аномалии, не успевшие отползти в сторону. Наверно, со стороны круто это смотрелось, когда танк летит себе прям по «комариной плеши», а гравиконцентрат, едва проявившись, покорно сминается в лепешку, словно раздавленная амеба. Но не все так просто было на самом деле. За такие фокусы приходится платить свою цену. Каждый наезд на аномалию – минус к защите танка. Когда полпроцента заряда аномальной защиты, а когда и два сразу. Индикатор давно уже мигал красным, и значило это только одно. Когда на нем высветится «0», любая, даже самая паршивая хрень, порожденная Зоной, наверняка нанесет танку какое-нибудь фатальное повреждение. Достаточно гусеницу сбить, и всё. И приехали…
Спереди заискрило, заполыхало защитное поле, искрами резануло по сетчатке глаз. Хорошо, что монитор немного гасил насыщенность света, а то без сварочной маски вживую на такое смотреть невозможно. Глаза сожжет на раз-два-три. И сразу индикатор заряда защитных артефактов прыгнул с цифры «4» на «1,5».
– Мать твою! – раздалось из динамика. – Жирную «мясорубку» прессанули. Туда ехали – не было ее. Чтоб я сдох, не было…
– Не вините себя, полковник, – произнес Эдвард. – Зона нестабильна, а сейчас – особенно. Доедем – хорошо, не доедем – судьба.
– Ни черта ты не прав, сынок! – рявкнул Квотерблад. – Мне судьба была много лет назад сдохнуть вместе со всеми моими товарищами на танковом поле. Но я ее обошел, обхитрил, выполз оттуда на своем сто двадцатом «Паттоне». Охрененная машина, верткая, шустрая, не чета этим хваленым «Абрамсам». Я когда на базу вернулся, обалдели все. Траки от «студня» как каучуковые стали, но гусеницы не распались, понимаешь? И на дно «зеленки» на два дюйма налипло. Но я пришел, сделал судьбу свою. И сегодня мы должны ее сделать тоже. Просто обязаны!
Он еще что-то выкрикивал забористое, Снайпер понимал далеко не все. Но при этом поневоле все больше проникался уважением к этому вояке, умеющему делать свою судьбу собственными руками. Например, сейчас Квотерблад совершал невозможное – на полной скорости вел машину по Зоне, обходя аномалии, большинство которых просто невозможно увидеть при свете дня, а уж тем более в постепенно сгущающихся сумерках. Да и тень от корабля пришельцев, заслонившего собой солнце, была неслабая. Но полковник все равно уверенно вел боевую машину вперед, и теперь лишь изредка искрило защитное поле, когда задевало краем своим очередную аномалию.
– Талантище, – качнул головой Эдвард. – Интересно, здесь, в Хармонте, все в той или иной степени мутанты, умеющие как минимум чувствовать аномалии? Или это мне так везет?
– Кто бы говорил, – усмехнулся Снайпер. – По мне так все, кто в Зоне после двух ходок в живых остался, и есть мутанты с точки зрения обычных людей. Потому что обычные в Зоне и трех часов не протянут. Так что если приняла тебя Зона, значит, жди сюрпризов. Или аномалии чувствовать начнешь, или стрелять как Робин Гуд…
– Или в зомби превратишься, – задумчиво произнес Эдвард. – Смотри.
Впереди, прямо по курсу шел человек. Спокойно так, не торопясь шел. А впереди него вышагивали трое. Монитор с подсветкой позволял хорошо рассмотреть спины идущих. Женщина, девочка-подросток и старик. Походка неестественная, будто ожившие куклы вышли прогуляться. Старикан на мумию похож, пижама институтская на нем как на вешалке болтается. У девочки же голова шерстью поросла. Не волосами, а именно звериной шерстью все покрыто, и шея, и уши тоже. Только женщина вроде без явных признаков, но, судя по походке, и с ней далеко не все в порядке.
– Выжили, стало быть, – сказал Снайпер. – Уберег Рыжий свое счастье.
– Надолго ли? – подал голос пришедший в себя Цмыг. Он лежал на полу и смотрел на монитор, отображающий верхнюю панораму.
Эдвард глянул туда же – и закусил губу.
Корабль пришельцев треснул вдоль, словно перезрелый баклажан, провис в середине… и, переломившись надвое, принялся распадаться на десятки, сотни осколков, словно был отлит из темного стекла… Странное явление, не подчиняющееся законам логики и всемирного тяготения. Впрочем, там, откуда выполз этот гигантский кошмар, наверняка действовали иные законы. Но так или иначе, неровные фрагменты корабля неторопливо и величаво все же летели к земле, и самый маленький из них был размером с дюжину танков…
Но Т-010 уже влетел на институтский двор, пронесся по нему, словно торпеда, и успел затормозить, едва не врезавшись в отделанный гранитом фасад с мемориальной табличкой: «В этом здании двенадцать лет проработал доктор Сэмюэль Дуглас, погибший в Зоне во имя науки и процветания всего человечества».
Теперь полковнику более ничего не оставалось, как развернуть машину – и немного подождать. Чего? А бес его знает чего. Может, взрыва, который сметет с лица земли Хармонт, а может, еще чего. Хрен его знает, что ждать от огромной хреновины, разваливающейся в небе над Зоной.
Впрочем, хреновины уже не было. Был град из гигантских осколков, словно в замедленном фильме падающий вниз. Сотни, тысячи фрагментов, казалось, заполнивших все пространство между небом и Зоной…
* * *Шухарт стоял на том самом месте, где он садился в «галошу» в тот памятный день, когда они с Пановым и Тендером отправились в Зону за «полной пустышкой». Как знать, не ударь ему тогда идея в голову развлечь русского ученого, и заодно подзаработать немного, может, и не было б ничего. И Панов был бы жив, и сам Рэдрик в тюрьму б не угодил. Так и тащил бы себе лаборантскую лямку, совмещая приятное – свою наркоманскую страсть к Зоне – с полезным, в виде официальных денежных премий от государства, которые сталкеру с его стажем заработать никогда не проблема. И семья его может не изменилась бы таким ужасающим образом… Хотя нет, нечего тешить себя иллюзиями. Мартышка уже тогда перешла грань, отделяющую человека от… нечеловека. И Гута менялась, правда, не так заметно, только он отчаянно не хотел себе в этом признаваться. И сам Шухарт менялся тоже, понемногу превращаясь в машину… в машину желаний, безотчетных, неясных, которые он так и не сумел высказать, сформулировать внятно в ту минуту, когда это потребовалось. Чужими обошелся, предсмертными, глупыми, наивными… И вот что из всего этого получилось… Сейчас весь этот мусор рухнет в Зону и…
Но огромным осколкам корабля не суждено было достигнуть земли. Внезапно синее облако-портал, потерявшее подпитку из седьмого корпуса, сжалось в точку – и вспыхнуло, словно тысяча синих солнц.
Рука сама взметнулась к глазам – прикрыть их, не рассчитанных природой на такую нагрузку…
Спасибо организму, натренированному в Зоне беречься от всяких неожиданностей, глаза остались целы, хотя с полминуты еще плавало перед ними нереально яркое синее пятно, отпечатавшееся на сетчатке словно на фотобумаге. А когда Рэд проморгался, то понял, что нет больше ничего лишнего в Зоне. Ни гигантских обломков корабля, ни развороченных «акул», валяющихся на земле, словно выпотрошенные рыбины, ни трупов пришельцев, похожих на раздавленных морских звезд. Ничего, только покалеченные аномалии, потерявшие свою невидимость, да следы от танковых траков, глубоко отпечатавшиеся в глинистой почве.
– Утилизация, – раздался за спиной голос Эдварда. – На этот раз они прибрали за собой, чтоб, ни дай Зона, мы не расковыряли остатки подбитых аппаратов и не разобрались в их технологиях.
– Прибрали – и отступили, – добавил Снайпер. – Две попытки с ходу не удались. Теперь они проанализируют свои ошибки, и обязательно предпримут третью. Так что победу праздновать рано.
Рэдрик ничего не ответил. Его семья стояла на шаг впереди него, все трое, тесно прижавшись друг к другу. Стояли – и смотрели вдаль, в Зону, туда, где в сумеречной дымке еще можно было увидеть острые горные пики, похожие на драконьи зубы.
Шухарт понимал, что Снайпер абсолютно прав. Нутром понимал, спинным мозгом чувствовал невидимые эманации угрозы, шедшие со стороны старого завода. Там, в седьмом корпусе, открывались порталы, из которых на его родной город ползла всякая пакость. И с этим ничего нельзя было сделать. Пройдет немного времени, и они откроются вновь. И на этот раз не один, а сразу много, словно головы гидры поползут, исторгая из себя смертоносные корабли, и обрубить их уже будет нечем…
Так или иначе, неизбежность новой экспансии понимали все оставшиеся в живых. Да, где-то там, за Институтом, уже завывали сирены машин «скорой помощи», полицейских автомобилей, возможно, армейских грузовиков – как всегда, вовремя, ага, в этом киношники не ошибаются. А горстка выживших стояла и смотрела в Зону, туда, откуда рано или поздно должна была прийти неминуемая гибель – возможно, не только для жителей Хармонта, но и для всего человечества.
* * *– Это точно, теперь они обязательно вернутся.
Голос говорившего был безразлично-усталым, но в то же время жестким, как наждачная бумага. И странно знакомым.
Все обернулись.
Позади группы выживших в схватке с чудовищами из иномирья стоял Ричард Нунан. Представитель поставщиков электронного оборудования при хармонтском филиале Международного института аномальных зон. Помимо этого удачливый бизнесмен, владелец довольно успешного заведения «Пять минут», торгующего дешевой и быстрой любовью. Дружелюбный, всегда улыбающийся толстяк, из тех, кто ради собственной выгоды без мыла пролезет в любую щель, даже дурно пахнущую. Образец добропорядочного американца, поклоняющегося двум святыням – полосатому флагу и зеленому доллару.
Но сейчас Нунан мало походил на добропорядочного американца. Пиджак, рубашка и галстук залиты кровью. Нос распух, придав округлому лицу жуткое сходство с африканской маской, изображающей бога ночных кошмаров. Но самое главное – голос. Это больше не был голос обывателя, привыкшего к спокойной жизни под сенью двух могущественных символов американского континента. Так жестко вкладывать слова в чужие головы, словно магазин автомата снаряжая патронами, мог только человек, для которого война – обыденность, среда, в которой он привык жить и выживать. И для которого любые надуманные божества есть лишь маскировка, ширма, в тени которой удобно скрываться, казаться таким же, как все остальные… до поры до времени.
Сейчас время настало. Теперь это был уже не дружелюбный толстяк, катающийся туда-сюда по Хармонту, выпятив живот и улыбаясь каждому встречному. На институтском дворе стоял совсем другой человек, от которого исходили вполне ощутимые волны безразличной жестокости и равнодушия, холодного, словно сталь пистолета.
– Вы правы, они вернутся, – сказал Нунан, присаживаясь на толстое стальное колесо с обрывком трака – всё, что осталось от танка «Абрамс», уничтоженного лучом «смерть-лампы». – Думаю, довольно скоро. И теперь уж точно не помогут никакие переговоры.
– Ничего не понимаю, – нахмурился Квотерблад, вылезая из танка. – Это вы о чем сейчас, Ричард?
– Действительно, о чем? – поинтересовался человек, только что вышедший из здания Института и подошедший к группе. Судя по пустой трубке во рту и ничего не выражающим глазам цвета олова над ней, сам уполномоченный отдела безопасности капитан Вилли Херцог соизволил выйти из своего логова, дабы проверить, не случилось ли чего экстраординарного на вверенной ему территории. И это правильно, ибо безопасность – превыше всего. Особенно своя личная. Теперь же, когда все кончилось, можно и о службе вспомнить… Хотя, положа руку на сердце, сложно винить старика в чем-либо. Одно дело следить, чтоб особо ретивые сержанты из Национальной гвардии не совали свой нос куда не надо, и совсем другое – воевать с вооруженными «смерть-лампами» пришельцами потертым табельным пистолетом.