Остаётся рулить вставленным в уключину на корме веслом и… некогда глазеть по сторонам. Иногда только взгляд скосишь. Хорошо. Снег ещё сошел не отовсюду. Собственно, на северных склонах он может пролежать до самой осени. А кое-где уже зелень пробивается. Травка на припёке торопится успеть вырасти за короткое северное лето и рассеять семена. Птиц стало заметно больше — прибыли перелётные из тёплых краёв, и в мире стало оживленней. Глаз радуется, а душа поёт.
— Поворачивай, Миха! — что это так встревожило мою красотулю? Она — опытная путешественница и понапрасну не станет переживать. — Впереди залом. Видишь, течение замедляется.
Точно. Замедляется. Стало быть, впереди лёд собрался в кучу и образовал плотину. Неприятное явление. Ведь эту перегородку обязательно прорвёт и тогда водяной вал прокатится по берегам, зальёт низкие места, всё переломает или снесёт на своём пути. Нас он тоже может вышвырнуть на сушу или хряпнуть обо что-нибудь. А может, оставить лодку на твёрдом месте, когда спадёт уровень воды. Для нас сейчас лучше всего вернуться, поэтому, развернувшись, я открываю поддувало пошире. Надо торопиться.
Жена переходит на моё место, чтобы подкидывать дровишки и подкачивать воду в котёл, а я перебираюсь на нос и берусь за вёсла. И к берегу-то подойти нельзя, потому что там, в местах с тихим течением сплошные льдины. Вот и боремся мы, напрягая все силы. Судя по наблюдениям за берегами, некоторые сдвиги в нашу пользу действительно происходят, но крошечные. Часа за два мы продвинулись от силы на километр. Плохо, что так мало, но и хорошо. Быстрое течение означает, что мы вышли за пределы «водохранилища». Следовательно, в случае прорыва плотины достанется нам не так сильно.
Ещё часок напряжённой работы — и можно приставать к берегу. Каменистый мыс окаймляет просторную заводь, поэтому я поторопился растолкать льдины, мешающие нам сюда забраться. Потом, пока Айтал кашеварила, длинной жердью вытолкал все пластины замёрзшей воды из заливчика и проводил их, плывущие по течению, довольным взглядом. На чистой воде как-то спокойнее, а новых, глядишь и не нанесёт. Проследил я взглядом за несколькими — их протаскивает мимо, не занося в нашу гавань.
Смеркается. Мы тревожно поглядываем на воду. Волнуемся, не дойдёт ли и досюда подъем её уровня. Но пока всё выглядит мирно — спокойное ровное течение и, кажется, что лёд у берега наклонился в сторону стрежня.
Что?! Получается, выше нас по течению тоже образовался залом? Час от часу не легче. Надо спасаться.
Закрепив верёвку за дерево, мы воротом в четыре руки выволокли наш тримаран как могли повыше на берег. Тут под прикрытием скалы есть шанс, что он сохранится. Сами же нагрузились бивачным скарбом и полезли в гору. Вскоре начались кручи, и перед нами открылся чудесный вид на реку. Вернее, открылся бы днём, а в потёмках пейзаж не изобиловал деталями — так, общие контуры. Устроились мы в палатке. Вожаку, а собака, естественно поехала с нами, велели охранять, а сами закемарили.
Рассвет застал нас за завтраком. Неспокойно как-то было, и опасения за судьбу лодки спать толком не давали.
Панорама, открывшаяся нашим взорам со склона горки, живописна и тревожна. Уровень воды в реке, насколько мы можем отсюда видеть, не опустился. А отчего это? Прорвался верхний залом? Или вода, накопившаяся в нижнем поднялась настолько, что дошла досюда? Оценить скорость течения сверху трудно — ничего примечательного в реке нет. Немного льдин у берегов, но по ним трудно сориентироваться — они неподвижны. Разлива вширь тоже приметить не удаётся. Вот так и просидели весь день на одном месте. Разве что лодку проведали и разгрузили, затащив остатки вещей повыше. Разбирать и извлекать двигатель я опасался, так что оставил его в покое.
К вечеру вода поднялась заметно, но не настолько, чтобы угрожать нашему судёнышку. Определённо, поторопились мы нынче с выходом в путешествие.
* * *Четыре дня никуда не двигались — ждали развития событий. Всё-таки верхний залом сдался раньше. Звуки этого происшествия до нас не докатились, только Вожак что-то расслышал и насторожился, повернув голову туда, где лишь через некоторое время мы разглядели водяной вал. Сверху он смотрелся не очень страшным, хотя время от времени было видно, как кувыркаются льдины и деревья, захваченные по пути. Проследили, как всё это пронеслось мимо, и приметили ещё пару волн, идущих следом.
Чуть погодя показалось, будто всё успокоилось, но потом вода пришла в движение снова. На этот раз было видно ускорение течения на стрежне, а потом процесс распространился на всю ширь. Поняв, что на этот раз прорвало ниже, мы заторопились к лодке. Она уже подвсплыла, удерживаемая привязью, и мы её потихоньку «отпускали», ожидая понижения уровня воды.
Только через два дня отважились продолжить движение. Когда всё пришло в устойчивое состояние. Собственно, дальше с нами ничего особенного не происходило — плыли себе, поглядывая на вывороченные деревья на берегу. Пропала у нас торопливость. Тем не менее до Яны мы добрались за четверо суток. И столько же потратили на то, чтобы подняться по ней до устья Адычи. Встречное течение было сильным даже в лабиринте рукавов, которые, кстати, изрядно нас запутывали. Мы дважды влетали в разлившиеся устья ручьёв, и потом возвращались. Еще два дня поднимались до стойбища родителей — сильное тут течение и если бы не старый, известный мне ещё из моего времени приём идти от мыса к мысу, где скорость воды замедляется, возможно, мы вообще бы не добрались.
Мой движок, когда его раскочегаривали полностью, неплохо тянул. Километров где-то двадцать в час получалась скорость.
* * *Отец моей радости при виде нашей самоварной машины только хмыкнул. Видимо ждал от меня чего-то в этом роде. У женщин сдержанности меньше, так что и тещу, и бабушку и обеих её внучек пообещал покатать, когда сойдёт большая вода. Потом была баня и много вкусной еды. А уже на другой день я с мужчинами закладывал очередную плавку, а потом починял печь в солеварне. В трудовой процесс нас втянули мгновенно, словно никто никуда не переезжал, а просто дочка с мужем ненадолго отлучились. В общем, мы в полной мере почувствовали себя дома.
Хорошо-то как! Но долго здесь жить в этот раз нам не с руки. Едва река вернулась в свои обычные берега, отправились мы с женой вверх по течению Адычи. Объяснили, что намерены продать инструменты, которых немало наделали за зиму отец с дедом — их действительно скопилось прилично. Сами посудите, что делать кузнецу зимой, если железа в его распоряжении больше, чем употребляется на нужды давно сложившейся клиентуры? Конечно, накуёт ходовых вещей. Вот так и образовались приличные товарные излишки в этом зажиточном доме.
Но не только простые кованые предметы появились тут за эту зиму. Отец с дедом сделали себе арбалеты на манер моего, и сейчас у них отбою нет от заказчиков, особенно тунгусы настойчивы — они ведь охотой живут, им хорошие стреляки — главное орудие труда.
Поэтому привезённый мною свинец не залежится. Да и о проблемах прочности тетивы мы порассуждали от души. Даже попытались получить стальную проволоку для того, чтобы сплести из неё тросик, но не вышла она у нас — рвалась при волочении. Зато получилась медная. Вот из неё мы и сделали несколько тетив. Не прямо из проволоки, и из плетёных из неё шнуров. Как раз к моменту спада воды в реке и управились.
* * *По характеру река Адыча сильно отличается от Бытантая. Она вьётся безумными петлями, иногда после доброго десятка километров возвращаясь почти в ту же точку. Ну что же. Двигатель тянет, а дров для него всегда можно собрать на берегу. Не знаю, почему мне всегда так радостно в дороге?
А вот русло Бытантая раздробленное множеством островов и изобилующее боковыми протоками, значительно менее извилисто. Ну, да мы сейчас на Адыче. Близко к реке никаких признаков человеческого жилья не наблюдается. Это из-за опасности тех самых заломов в период ледохода. Именно здесь они происходят наиболее часто, поэтому все разумные существа стараются держаться поодаль от мест, где их может подтопить или смыть.
Ну да мы и не ожидали тут поблизости никого встретить. Торопимся забраться подальше в самую серёдку Эьгинского плоскогорья. У меня имеется коварный план отыскать дорогу в бассейн Индигирки. Точно знаю, что одна из берущих своё начало в этих краях рек проходит южнее хребта Черского и вливается в другую водную магистраль, впадающую уже не в море Лаптевых, а в Восточно-Сибирское.
Конечно, между основными руслами не менее сотни километров, но разветвлённые системы притоков сильно сокращают это расстояние — не забывайте, что кораблик наш сидит неглубоко и повреждение винта ему не грозит. До сих пор не могу сообразить, почему он у нас таким ходким получился.
У Айтал тоже имеется коварный план. Она надеется отыскать зажиточные стойбища и выгодно продать там железные изделия, которых у нас нынче особенно много. Взамен ей нужны ткани. Из шкур и кожи одежда получается прочная, но тело под ней не очень дышит. Здесь же, южнее, вполне могут расти волокнистые растения… не буду её разубеждать. Ткани в массовом количестве появились в Якутии вместе с русскими купцами. Да еще вот динлины привозят их с Алдана, куда они тоже попадают издалека. Рис, ткани… что ещё? Кстати, на самой первой нашей ночёвке неподалеку от родительской юрты я отыскал медную руду. Небольших залежей почти чего душа пожелает много попадается то там, то тут по всему бассейну Яны и её притоков. С точки зрения большой и густонаселённой России они не представляют особого интереса. Но нам на тетивы для арбалетов хватит.
Конечно, между основными руслами не менее сотни километров, но разветвлённые системы притоков сильно сокращают это расстояние — не забывайте, что кораблик наш сидит неглубоко и повреждение винта ему не грозит. До сих пор не могу сообразить, почему он у нас таким ходким получился.
У Айтал тоже имеется коварный план. Она надеется отыскать зажиточные стойбища и выгодно продать там железные изделия, которых у нас нынче особенно много. Взамен ей нужны ткани. Из шкур и кожи одежда получается прочная, но тело под ней не очень дышит. Здесь же, южнее, вполне могут расти волокнистые растения… не буду её разубеждать. Ткани в массовом количестве появились в Якутии вместе с русскими купцами. Да еще вот динлины привозят их с Алдана, куда они тоже попадают издалека. Рис, ткани… что ещё? Кстати, на самой первой нашей ночёвке неподалеку от родительской юрты я отыскал медную руду. Небольших залежей почти чего душа пожелает много попадается то там, то тут по всему бассейну Яны и её притоков. С точки зрения большой и густонаселённой России они не представляют особого интереса. Но нам на тетивы для арбалетов хватит.
Батагай, где я раньше жил и работал — это рудник оловянной руды. Так что и бронзу при надобности сделать нетрудно. Но она хрупкая, всё-таки, и проволоку из неё не вытянешь. Надо будет поглядывать на счёт цинковой обманки, чтобы попытаться получить латунь.
* * *Только через полторы недели пути мы заметили дымки костров, отгоняющих комаров и мух от стада оленей. Вездесущие тунгусы сделали остановку на своём вечном пути в поисках пастбищ и охотничьих угодий. Айтал прекрасно с ними объяснилась, а я развернул походную кузницу и отковал несколько мелких предметов, о которых они меня попросили. Просто так, не за плату. Из одной вежливости. А радости моей женщины подарили чудесной работы парку. Тоже просто так. Без всякой задней мысли.
Наши арбалеты я охотникам даже не показывал, а то они бы их у нас выцыганили, и пришлось бы нам вместо приятной речной прогулки гнать оленье стадо, сам не знаю куда. Нет уж, увольте!
Вслед за эвенками мы посетили два действительно богатых якутских стойбища, но тканей на продажу у них не оказалось, да и особой нужды в стальных изделиях они не испытывали — отсюда сухим путём не так далеко до перевала через Верхоянский Хребет, откуда недалеко до Алдана. И кузнецы тут свои имеются. Не много мы выручили за свой товар. Зато у нас почти разобрали соль — она тут в цене. За неё я взял соду. На Бытантае она дорога, а я ещё не забыл про свою мечту о стеарине.
В голове моей постепенно вызревало желание заниматься летом разъездной торговлей, а зиму проводить в тёплом доме. Быстрая лодка даёт мне немалые преимущества, как ни крути.
* * *Очередную остановку мы сделали, поднявшись довольно высоко по одному из левых притоков. Основное русло уже повернуло с запада на восток, а это вело нас на юг. Айтал на месте последней остановки, как всегда расспрашивала об окрестных стойбищах и их жителях — в этих краях раньше жили родители её матери. Скорее всего, живут и сейчас. Они якуты и не захудалого рода, поэтому соседи должны знать дорогу к их юртам.
Разумеется, то что было нам рассказано не в точности совпало с местными приметами. Поскольку людей, у которых можно было бы уточнить маршрут в этих краях встретишь не каждый день, то поплутали мы изрядно, пока нашли — оба здесь впервые. Должен признаться, тут и с ориентирами дела обстоят не слишком хорошо — вокруг куполовидные горушки, на склонах которых хвойный стланник, а выше и вовсе лысо — голые камни. Может и растут там лишайники, но нам отсюда не видать. Тем более, что к реке теснится тальник да осинник, а чуть дальше — сплошные лиственницы. Немного тут корма для скота, а потому и якуты здесь селятся не слишком густо. Я даже озадачился, вспомнив как год назад кто-то поминал зажиточные роды из этих мест.
Однако, разыскали мы родню. Дедушка и бабушка Айтал оказались живы и вполне в добром здравии, хотя род возглавлял их младший сын — дядя моей супруги, брат её матери. Как я понял, владели они полусотней лошадей и для здешних мест это действительно считалось хорошим достатком. Приняли нас по-родственному с обильным угощением и долгими разговорами о родне. Что же касается реки, которая течёт не в Яну, а в другую реку, то да, есть такая. И добраться до неё не так уж трудно. А вот как казаки разыщут эту семью, чтобы её обьясачить — ума не приложу. В этой путанице похожих одна на другую горок, разделенных неотличимыми друг от друга логами, без проводника, точно знающего дорогу, можно плутать годами.
Хорошо погостили. Хотя по части торговли никаких особых успехов нас не ожидало. Поменяли сколько-то железных изделий на зимние шкурки куньих, но без особого расчёта. Выглядело это скорее как дары. Еще съездили верхом к той самой другой реке. Можно тут нашу лодку перетащить на нартах за лошадьми, но не в этот раз. Кстати, тканей тут тоже нет на обмен, так что кроме того, что привезёт с Алдана младшая сестра моей маленькой, рассчитывать нам не на что.
Засобирались мы в обратную дорогу. Итак затратили уйму времени на петляние по рекам, а в том, что показанная нам водная артерия выведет нас именно к Индигирке, а не вернётся в Адычу никакой уверенности нет. Из тех, кто здесь живёт никто вниз по ней не спускался, от тунгусов знают. Так самих этих тунгусов нынче тут нет — откочевали. Одним словом, летняя поездка как-то не особенно успешно закончилась. Заскучали мы по дому. А путь-то неблизкий, хоть и вниз по течению. Мы уже, считай, полтора месяца в дороге. Этак и лето скоро закончится.
Собственно, обратную дорогу мы проделали в режиме непрерывного движения, приставая к берегу только чтобы собрать дров. Светло круглые сутки, так что спали по очереди и неслись вниз по течению под мотором. А всё равно больше трёх суток добирались. Да ещё остановились медной рудой запастись.
Пару дней провели в родительской юрте. Средняя дочь из поездки к Алдану ещё не вернулась и родители тревожились за неё. Мы тоже особыми успехами их не порадовали, кроме вестей о находке выхода тощего пласта медистых сланцев. Около половины того, что мы загрузили в лодку по дороге, я оставил и примерно объяснил, как из этого выплавить металл. Почему примерно? Так я геолог, а не металлург. В общих чертах знаю, а сам никогда не пробовал.
А потом мы заторопились домой. Надо запасы на зиму делать и продолжать устраиваться. Лучшее-то время ушло, так что некуда мешкать. Тем более, Айтал сказала, что скоро нас станет больше. Ну не совсем скоро, зимой. Тем более следует поспешить — баню сделать, холодный погреб-ледник, сени приладить просторные — работы невпроворот.
Глава 9. Вот и снова зима
До устья Бытантая мы долетели стрелой, да и до самого дома поднялись по нему бодренько. Эта река нынче достаточно тихая и, как я уже отмечал, менее извилистая, чем Адыча. Просто огибая бесчисленные острова надо выбирать самую широкую протоку, чтобы не отклониться от верного курса. А мотор несёт нас, считай, с ветерком.
Дома всё на своих местах. Дверь всё также подпёрта снаружи палочкой, как мы её и оставили. Печка не растрескалась, заготовленные зимой брёвна никто не укатил, и столбы приготовленных угловых опор скучают по рукам плотника, который обязательно венчает их хозяйственными постройками.
Остатки дня приезда мы уделили планированию грядущих свершений и обсуждению вопроса о том, сколько работников звать на помощь. Вот тут-то и ожидала нас неожиданность. Утром мы проснулись от шума на дворе.
Представляете себе?! Выхожу — а тут Ким с незнакомым парнем борется. Кружок зрителей вокруг… и всё по правилам. У нас, у якутов, если какой спор — побороться — обычное дело. Выяснилось, что вчера нашу лодку увидели соседи аж из трёх стойбищ. А про то, что у меня запланировано строительство знают все. Так вот и примчались в расчёте, что расплатимся мы не хуже, чем в прошлом году. Больше десятка крепких мужчин — это не шуточная сила.
А поскольку так и не проданные чуть ли не с весны железные изделия у нас так и остались (так родители решили), то нет и ограничения по количеству работников. Ким и его братья вполне прилично плотничают, да и остальные, наверное, не без рук. Одним словом, гнать никого не пришлось. Дружно навалились и построили всё, что нужно. Даже в кузнице насыпали земляной пол и вымостили его камнями, перестроили горн и материала наготовили для печей.
Один из парней привел свою девушку, помогать Айтал стряпать на такую ораву едоков. Они как-то сдружились, а потом…
— Миха! Сата мне рассказала, что Тускул не может заплатить за неё калым и она согласилась, что он её украдёт, — во как! До меня дошло, что речь идёт как раз о той самой девушке, что помогает моей солнечной.
— Хм, а нам-то что делать?
— Понимаешь, Тускул — сирота. Его принял род Саты и он вырос с детьми хозяина, но он им не родной.