Грянула автоматная очередь. Пули просвистели над головами. Брызнуло крошево, выбитое из стен, взвились струи пыли и пороховой гари.
Садовников почувствовал, что хватка бандитов ослабела. Через миг все тяжелыми кулями повалились под столы. Сталкер тоже поспешил сползти на пол, но чья-то твердая лапа схватила его за шкиру и подняла на ноги, словно он ничего не весил. Садовников с удивлением обнаружил рядом с собой Большого: тот одной рукой держал сталкера, а другой – автомат с дымящимся дулом. В дверях замер в напряженной позе Хыча: тот тоже был вооружен «калашниковым» с подствольным гранатометом.
– Ты нужен начальству, – сообщил Большой сталкеру.
Садовников ничего не ответил. Он с трудом воспринимал действительность и едва мог вспомнить, о каком начальстве идет речь.
– Пацаны, ну че за дела?.. – просипел Штырь, подняв осыпанную бетонной крошкой голову.
– Привет от Резо, – сказал Большой. – Просил не держать зла, долго объяснять. Потом сочтемся.
Сталкера повели наружу. Он шел, едва переставляя ноги, и непрерывно бормотал:
– Гаечке… Гаечке помогите… помогите Гаечке…
– Всем поможем, чувак. И тебе, и Гаечке, и Вжику, – отвечал, подталкивая сталкера в спину, Большой: люди Шимченко торопились.
За стойкой в холле все так же угодливо улыбался похожий на ворона администратор. Встретившись с Садовниковым взглядом, он подмигнул, и сталкер понял: именно этот человек спас его, сообщив своей реальной «крыше» о кровопролитии, которое должно было произойти – и частично произошло – в ресторане «Приюта».
Глава шестая
22 августа 2015 г.
Окрестности Старого Искитима
Садовников не знал, куда его везут. За окном угадывались скудно освещенные улицы окраины. Потом замелькали деревья и густые кустарники. Значит, авто, за рулем которого сидел Большой, уносилось от Искитима все дальше и дальше. Садовников почти ничего не соображал, время от времени он проваливался в дрему. Направление фиксировал, скорее, по сталкерской привычке, а не потому, что его беспокоило, куда он едет.
Потом резко запахло битумом, и машина остановилась. Глядя, как в свете фар разъезжаются створки ворот, Садовников решил, что это – загородный особняк Шимченко. Понадобилось напрячь мозги, чтобы понять: к особняку они подъехать не смогли бы при всем желании, ведь там теперь Зона. Следовательно…
Машина тронулась. Свет фар скользнул по металлическим фермам, по горам гравия и серебристым кауперам.
«Асфальтобетонный завод», – догадался Садовников и снова клюнул носом.
Хыча помог ему выбраться и, поддерживая за плечо, повел к административному корпусу. Позади них Большой разряжал автоматы и укладывал оружие в стоящую на багажнике спортивную сумку.
Охранник на проходной с неприязнью посмотрел на прибывших, но без разговоров разблокировал турникет. Хыча протащил Садовникова по пустому и гулкому коридору. Они остановились пред дверью с табличкой «VIP». Браток постучал, отклик последовал незамедлительно.
– О, какие люди! – Филя открыл двери и втащил Садовникова внутрь. – Свободен! – небрежно бросил он Хыче.
Садовников предполагал увидеть в VIP-зале вальяжного сенатора, но, кроме Фили, там не оказалось никого. Пустовали богатые кожаные кресла и диван, работал без звука телевизор. Свет прожекторов заливал промышленный пейзаж за окном.
– Вот это да! – Филя повел длинным носом, осматривая порезы на груди и плечах Садовникова. – Вот это я понимаю – работа настоящего мясника! – Он потянул двумя пальцами пропитанную кровью ткань рубашки. – Брутальный бандитский стиль! Штырь отметился?
– Нет, какая-то гнида, – ответил Садовников, валясь в кресло.
– Болит? – осведомился Филя.
– Уже нет.
– Так-так. – Филя походил по ковру туда-сюда. – Так-так… – Он остановился, навел на сталкера палец, – Как сам? «Чуйка» в норме? Не отбита? Не пропита?
– Я отбит, – ответил Садовников, он пристроил голову на спинку кресла и закрыл глаза. – Все равно не жилец больше.
Филя оскалился.
– Из-за Штыря, что ли? Да забей на него! Тоже мне, дона Корлеоне нашел! Рыпнется – замочим в сортире. Не забывай, что ты – наш человек. А своих мы в беде не бросаем.
Садовников вяло открыл глаза. Все было как в тумане, голос помощника сенатора доносился будто из тоннеля. Усталость и похмелье погасили разум. Слова Фили воспринимались отстраненно и не вызывали никаких чувств.
– Я убил ее? – спросил Садовников.
– Телку с татуировками? – уточнил Филя, он перешел к бару и принялся звенеть посудой. – Расслабься! Жива она и практически невредима. Ранение мягких тканей левого плеча, как мне доложили. Даже операция не понадобилась, помазали йодом, и все. Хотя я бы потыкал в эту кралечку скальпелем. А ты?
– Что вам от меня надо? – спросил Садовников, с тревогой ловя себя на том, что начинает испытывать к Филе нечто похожее на признательность и расположение. Может, действительно не так уж и плохо оказаться в команде сенатора… И Штыря поставят на место, и Гаечке помогут, и самому подбросят высокооплачиваемой работы.
– Для начала выпей. Коктейль «Антанта» и рюмочка водочки. – Филя поставил то и другое на подлокотники занятого сталкером кресла. – А потом перейдем к делу.
Садовников без энтузиазма поглядел на плещущееся в стакане желто-черное пойло.
– Одним махом – оп! – и профит, – подначил его Филя. – Там чистейший кофеин, яичко, ром и всякие пряные ништяки.
Когда с выпивкой было покончено, Филя присел на диван, вынул из-под полы финский нож и принялся чистить острием под ногтями.
– Хочешь, и тебе сделаю так же? – предложил он как бы невзначай.
Садовников решил, что тут шутит.
– Наш-то пряничный домик – оказался в Зоне, – продолжил Филя. – Надо было же случиться такому облому… Теперь папик желает, чтобы ты сходил туда, разведал что и как. Возможно ли к особняку подобраться, какие аномалии рядом и… – Филя поднял нож лезвием вверх: – И остался ли кто-нибудь в живых.
Сталкер рассмеялся, роняя темную после коктейля «Антанта» слюну на колени.
– В живых? Ха-ха! В живых! – Он ударил ладонью по подлокотнику, сбросив пустой стакан.
– Дурак, – констатировал Филя, глядя исподлобья. – У папика сын там остался. И жена. Я не говорю уже о сотрудниках.
Садовников прикусил язык.
– А ты думал, одному тебе хреново? – пожурил его Филя. – Голова садовая… из-за какой-то малолетки нюни распустил, как мальчишка. Это ведь она оставила след на твоей морде?
Сталкер прикоснулся к твердой корочке, затянувшей рану на скуле.
– Откуда вы…
– Знаем-знаем, – гаденько рассмеялся Филя. – Теперь вы, как говорится, квиты. Она тебе шкуру подпортила, а ты – ей.
– Я не хотел, – сказал Садовников, отвернувшись. – Это случайно вышло. – Он посмотрел Филе в глаза твердым и почти ясным взглядом. – Мне нужна моя палка и мой ствол. Без них – никуда.
Филя развел руками:
– Так ты берешься?
– Я – сталкер, ходить в Зону – моя работа, – пояснил Садовников, стараясь, чтоб это не звучало слишком пафосно. – Ради спокойствия папика или за хабаром – без разницы.
– Очень хорошо, – улыбнулся Филя. – Мы в тебе не ошиблись.
– Есть «но»… – Садовников поерзал, пристраивая удобнее ноющую спину. – Гаечка.
Филя потер рукавом пиджака лезвие финки. С немым вопросом уставился на сталкера.
– У Гаечки зависимость от «экзо». Можно устроить дурилку на лечение? А потом помочь переехать. – Говоря это, он чувствовал опустошение внутри себя: то, что мешало ему жить в последние месяцы, уходило, испарялось в небытие. – Куда-нибудь подальше отсюда… Вернуться в Москву.
Филя поскреб лезвие ногтем, словно счищая насохшую кровь.
– Гаечка – птица вольная, – сказал он безразлично. – Захочет лечиться – не вопрос. Захочет уехать – папик в Москве все порешает. Но… – Помощник сенатора вздохнул. – Неволить ее не станем. Мы ж не звери. – Финка отправилась в ножны. – Решит уйти – отпустим. Хотя…
Взгляд Фили потускнел. Человек Шимченко прищурился, провел указательным пальцем по диагонали, разрезая воздух. На уголках губ выступила слюна.
– Что «хотя»? – насторожился чуткий Садовников.
– Ничего. – Филя облизнулся. – Тебя отвезут домой. Выспись. Но не забудь. – Он постучал себя по лбу. – Я жду доклад вчера.
* * *22 августа 2015 г.
Искитим
Садовников купил у Татарина бутылку пива.
Сел прямо на бетонную плиту, на которой был установлен ларек. Посмотрел, щурясь, на освещенное рассветом небо. В вышине ветер рвал в клочья остатки ночной хмари.
Район просыпался. Стучали оконные рамы, тявкали псы, во дворах урчали двигатели автомобилей, ручеек сонных людей тек в сторону остановки маршрутного такси.
Садовников в один глоток выдул половину бутылки, вытер воспаленные губы ладонью и собрался вторым глотком покончить с пивом, но тут его отвлекли.
– Трубы горят? Да, морячок? – поинтересовался кто-то, стоящий за ларьком.
Сталкер заглянул за угол и увидел короткостриженого человека в спортивном костюме. На груди у спортсмена вилась толстая золотая цепь. Бандит? А кто же еще… Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал – это, как пить дать, был подосланный Штырем злодей. Расслабился сталкер, поверил, будто сенатор его защитит. Где тот сенатор? В Москве! И в седой ус не дует…
– Да ты пей, пей, – снисходительно позволил «спортсмен», – а то трясешься, как осиновый лист. На тебя даже смотреть больно.
Бандит поднял руку, в ней, к удивлению Садовникова, оказалась бутылка такого же пива. И только сейчас сталкер удосужился сфокусировать взгляд на лице внезапного собеседника.
– Что вы от меня хотите, товарищ майор? – спросил он, поняв, с кем предстоит иметь дело.
«Спортсмен» выудил пачку «Парламента», угостил сигаретой сталкера, закурил сам.
– Рассказывай, Костыль. Где был, с кем говорил, что видел…
Врожденное недоверие к спецслужбам не позволяло Садовникову раскрывать карты по первому требованию. К тому же жизнь «на районе» с детства привила предубеждение насчет стукачества. А уж когда заставляют стучать на самого себя…
– Тебе повезло, что администратор удосужился вызвать подмогу, когда на парковке перед «Приютом» появился ты – весь в кровище и рванине, как зомби, – сказал Шевцов, вытирая губы. – Задал ты жару, базара нет. Но пока мы можем с этим работать. Да, блин, можем!
Садовников молча курил. Снова его призывают оказаться между молотом в лице сенатора и наковальней в лице спецслужб. И те и другие – не лыком шиты. Попробуй тут – выкрутись без потерь.
– Шимченко в Москве, – продолжил Шевцов сиплым шепотом. – Напрасно думаешь, что новые друзья будут тебя всегда защищать. Напрасно вообще думаешь, что они – друзья. Большой и Хыча – люди Резо, которых тот отправил в услужение сенатору. За каждым – длинный и кровавый след. Рэкет и вымогательство для них – это все равно, что тебе чашку чаю с утра выпить. В порядке вещей и на уровне рефлексов.
Из ларька вышел Татарин с метлой. Сурово уставился на беседующую парочку.
– Мальчики, а переместитесь-ка метров на пятьдесят! – попросил торговец вежливо, хотя по глазам его было видно, что он не прочь погнать их метлой через весь Искитим. – Вы своими ясными лицами покупателей распугиваете. Люди обходят ларек десятой дорогой.
– Все понял, командир! Уже уходим! – просипел Шевцов, а когда дверь за широкой спиной Татарина закрылась, он спросил с профессиональным интересом: – Мигрант?
– Христос с вами, товарищ майор! Местный он! – ответил Садовников, почувствовав беспокойство за торговца, у которого всегда можно взять в долг.
– Раз местный, тогда в натуре стоит переползти. – Шевцов завозился, пристраивая в лопухи пустую бутылку.
– Никуда я с вами не поползу, – сказал Садовников. – Задание мне было дано простое и по-человечески понятное. Особняк Шимченко теперь в Зоне. Пацан его там остался, жена. Вот и просит разведать, что и как…
– Шимченко никогда ничего не просит, – поправил Шевцов. – Люди, которые держат пистолет у твоего виска, не просят. Но подписался ты на годное дело. Все правильно говоришь, Костыль. Надо облегчить боль в отцовском сердце. Разведай, Костыль. Мне тоже любопытно, во что превратился особняк сенатора.
– Чтоб вам всем пусто было, – едко улыбнулся Садовников. – Кукловоды хреновы!
* * *Дверь дома оказалась открыта. Садовников отдернул пальцы от ручки, словно та была раскалена. Как говорится, не нужны семь пядей во лбу, чтобы понять – кто и зачем его поджидает. Филя может, конечно, распинаться, что Штыря приструнят. Но частный сектор Искитима – это темный лес, а Штырь и ему подобные – это волки, которые здесь в своем праве. И когда перестают звучать чьи-то радужные обещания, заканчиваются бравада и кураж, выясняется, что ты – один на один с существами, смысл жизни которых – убивать тебе подобных.
Сталкер бросил взгляд через заросший пореем двор на ворота. Уносить ноги, пока не поздно? Эх, потерял, лошара, в «Приюте» совсем новенький пистолет и верную палку. Без них – словно голый и босой.
Взгляд упал на торчащий из колоды топор.
В доме пахло чем-то съестным. Садовников задергал носом. В душе вскипела злоба сродни той, что одолевала его минувшей ночью. Пока хозяина нет, «мичуринские» жарят колбасу, яичницу, варят кофе – пользуются его запасами, словно собственными.
Он пихнул ногой дверь кухни, замахнулся топором, собираясь проломить первую попавшуюся бритую башку.
Оксанка завизжала и выронила эмалированную миску с салатом. Садовников матюгнулся, бросил топор на пол и шумно выдохнул. Его жена стояла среди высыпавшейся нарубленной капусты, лука и огурцов. Она дрожала всем телом и закрывала голову руками. За ее спиной закипел кофе и полился через края турки, заливая плиту.
– Привет, – сказал Садовников. – Жарко сегодня.
Жена словно сорвалась с цепи.
– Дурак-дурак-дурак! – запричитала она, бросаясь на сталкера. Принялось неумело и слабо осыпать его ударами по груди, по плечам, по лицу. Садовников зашипел, отступая. Растревоженные раны начали болеть и кровоточить.
Оксанка опомнилась, когда увидела, что ее кулачки испачканы красным. Тогда она, глухо и мучительно зарыдав, оперлась спиной на стену, облицованную дешевым кафелем, сползла на пол и спрятала лицо в ладонях.
Садовников выключил плиту, бросил турку с остатками кофе в раковину и открыл окно, потому что невыносимо смердело гарью. А после спросил:
– И чего тебя принесло? Ты ведь меня бросила.
– Г-гена… – с трудом выдавила жена, а потом снова зашлась рыданиями.
Садовников задумался. Давненько никто не называл его по имени. Костыль да Костыль обычно…
Он думал, придется долго искать чистый стакан, но выяснилось, что Оксанка помыла посуду. Садовников набрал из-под крана воды и подал стакан супруге.
Оксанка выпила, расплескивая и давясь, до дна.
– Что с тобой происходит, Гена? – спросила она сдавленным от стоящих в горле слез голосом. – Пустых бутылок – целая батарея. Невозможно пройти и не споткнуться. Пол – в окурках и шкурках от колбасы. Хорошо, хоть в туалет ходишь куда надо, а не где придется! А то совсем уже как животное! А у меня за тебя сердце болит!
Садовников закурил, присев на край стола. Кажется, Вселенная твердо решила его добить. Истерика жены была словно контрольный выстрел. Точнее, не выстрел, а обезглавливание деревянной пилой. Он невольно покосился на лежащий в углу топор, как на палочку-выручалочку.
– Да ну на фиг… – отмахнулся сталкер от горячечных мыслей.
– Я, когда увидела, что у тебя полкомнаты в фотографиях этой девицы страшной, так вся и обмерла, – продолжила жаловаться Оксанка. – Думаю, вот нашел мой дурак с кем спутаться. Приживалку привел молодую. А потом – глядь, ее вещей-то в доме нет и срач, как в свинарнике, стало быть, сам живешь, никому не нужный, бедненький…
Садовников мотнул головой. Он мало что понял, ведь бессонная, сумасшедшая ночь не способствовала быстроте мысли.
Фотки Гаечки и в самом деле имелись. Садовников украл их со страницы бывшей стажерки в «Одноклассниках» и распечатал на цветном принтере. Гаечка его вдохновляла. Фотографии москвички помогали писать книгу о сталкерах, с ними можно было поговорить и даже чокнуться, если никого другого не было рядом.
– Она не страшная, – скупо возразил Садовников, обсасывая фильтр сигареты.
– Дурак, – стояла на своем Оксанка. – Кому ты нужен? Без работы. Здоровья никакого. Еще и пьющий. И в Зону ходит. Морда в морщинах, как у шимпанзе, не скажешь, что мужику и сорока нет. А все вам молодых подавай. Я же лучшие годы на тебя потратила. Ничего хорошего не видела. Дом этот на отшибе… огород… все своими руками, все сама, сама.
Садовников с угрюмым видом швырнул окурок в окно.
«И чего им всем нужно от Шимченко? – подумал он, вперившись стеклянным взглядом в жену, но видя перед собой леди в шафрановом платье из „Радианта“. – Ладно, раньше можно было скомпрометировать сенатора „комариной плешью“ в особняке. А теперь-то что? Теперь поместье целиком и полностью в Зоне. Сплошные „комариные плеши“. Возможно, на Шимченко имеется что-то еще. Блин, что за скотство! Не люди, а акулья стая. Что Штырь, что они. Звенья одной цепи. Да, пищевой цепи…»
– Гена, – жалобно протянула Оксанка. – А о чем ты думаешь?
Садовников мысленно хлопнул себя по лбу.
– Думаю о том, что забыл полить астры в палисаднике.
Оксанка захлопала ресницами.
– Ничего страшного! – Она обрадовалась так, как радовался бы человек, который долго блуждал в лабиринте, а потом вдруг нашел выход. – Ночью все равно дождь лил! Огороды у всех зеленые, сама видела. Капусты вот купила, огурчиков. Ты ведь на одной «мивине» сколько месяцев. Бледный как смерть, без витаминов.