– Что-что… – проворчал Кучерявый, открывая ворота еще шире. – Простая кабинка – двенадцать «штук», а с минимальными наворотами – все двадцать. Представляешь, ну? Курс доллара упал, как мокрые штаны с ног, но ни один торгаш почему-то не сказал, мол, а давайте, друзья, снизим цены на четверть!
Садовников заглянул в свободную смотровую яму. На дне тускло отсвечивала «пустышка». Хабар не самый бросовый и дорогостоящий, но верный. За него всегда можно получить копейку. В Институте на основе технологии «пустышек» «калоши», что ли, новые разрабатывали.
Хлопнула дверь особняка. Да так громко, что могло показаться, будто это грянул выстрел. Во дворе зашумело. Десятки подошв зашаркали по бетону.
Кучерявый глухо ругнулся, а потом схватился за створку ворот и с места рванул вверх – был и нет. Садовников услышал, как берцы коллеги-сталкера загрохотали по металлочерепице. Сам он, недолго думая, спрыгнул в яму с «пустышкой». Задетый артефакт вскружился, словно юла, цепляя стены ямы и высекая из бетона искры.
Перед воротами гаража загудело. Этот протяжный «ом-м-м» наводил на тревожные мысли о рое рассерженных шершней или о суровых буддийских монахах, владеющих кунг-фу. Садовников приготовил к бою ПМ и забился, затаив дыхание, в дальнюю торцевую часть ямы. Внезапно стало припекать, причем – не по-детски. Сталкер поднял взгляд: над ямой колыхалось горячее марево. Садовников мгновенно покрылся испариной.
Это походило на бродячую «жарку», только было чем-то другим – новым, неизвестным. И от этого – еще более пугающим и опасным.
Тревожный гул у ворот неожиданно утонул в другом пугающем звуке: у «мерседеса» и джипа одновременно завелись двигатели. Вспыхнули фары, затопив гараж обжигающе-ярким сиянием. Над ямой поплыли клубы удушливого дыма.
Следом стало что-то происходить с «пустышкой». Оба ее диска принялись вращаться в разные стороны, а пустота между ними – заполняться синим неоновым светом.
Садовников уловил рядом движение и едва не пальнул от неожиданности. Что-то прокатилось, гремя железом, по «мерседесу», затем грузно упало на пол. В тот же момент сталкера накрыла волна столь невыносимой вони, что он едва не потерял сознание. Хлынули слезы, дыхание сперло.
Над головой жалобно замычали. Что-то протащили по полу, а затем створки ворот протяжно заскрипели.
Сталкер выглянул из ямы и наткнулся на ошалевший и даже напуганный взгляд ожившего мертвеца, которого некто волок из гаража за ноги. Мертвец тщетно, ломая ногти, пытался зацепиться почерневшими пальцами за бетон. За ним оставался темный и зловонный след из лоскутов одежды и кусков отвалившейся плоти.
Кто взял мертвяка на буксир – Садовников так и не разглядел. Он успел увидеть лишь стену из плотного горячего марева, текущего к особняку.
Через какое-то время Садовников услышал, как снова хлопнула дверь. Двигатели автомобилей зачихали, а потом заглохли. Выждав для верности еще немного, сталкер выбрался из ямы, а потом – выскользнул за ворота. После насыщенной трупным запахом и выхлопными газами атмосферы вечерний воздух казался сладким и пьянящим.
– Руку давай! – просипел громким шепотом Кучерявый.
Но Садовников сначала передал ему на крышу трость, а уже потом потянулся рукой.
– Я вот что подумал, – сказал Кучерявый, помогая Садовникову взобраться. – Куплю-ка кабинку за двадцать тысяч – с подсветкой и радио, – зачем экономить на себе?
– А я бы все-таки взял за двенадцать, – возразил Садовников. – Какого, спрашивается, платить целых восемь тысяч за диодную подсветку и радио?
Кучерявый насупился.
– Там же еще будет смеситель… и боковые панели будут… В общем, это моя кабинка, и мне решать. А ты бери себе за двенадцать, если так хочешь.
– Ладно, – не стал спорить Садовников. – А ты видел, кто на нас напал?
– Нет. – Кучерявый пожал плечами. – Я лег на пузо и постарался стать тараканом – плоским и незаметным. Голову не поднимал, считал овец.
– Кого-кого считал? – удивился Садовников.
– Овец. – Кучерявый покраснел. – Я всегда так делаю в Зоне, когда нужно переждать что-то леденящее душу.
– М-да, – произнес Садовников и лег на спину. Над ним было вечернее пепельно-синее небо Зоны. Хотелось курить, но «чуйка» подсказывала, что это было бы небезопасно. То, что утащило мертвяка, – рядом. И, возможно, оно все еще голодно.
– Я вот что подумал, Костыль. – Кучерявый присел рядом. – Черт с ней – с «пустышкой», не потянем мы ее. Я уже пошуршал по окрестностям, – он потянулся к рюкзаку, – набрал всяко-разно безделушек. Тут у меня и «черные брызги», и «бродячие волдыри», и «заводные ложки». Слушай, а может, мне взять нормальную кабинку – «штук» за тридцать? С дополнительными форсунками и разными режимами душа? Как думаешь?
– Я думаю, убираться надо отсюда, – ответил Садовников. – Я планировал уйти с рассветом, но не лежит у меня душа к этому месту. Давай, пока не совсем стемнело – руки в ноги и валим отсюда.
– Да, но есть «но». – Кучерявый почесал макушку, задумчиво поглядел на приставшие к пальцу волосы. – Если я продам «пустышку» из гаража, то смогу купить еще и новый кафель на пол. Мы с женой выбирали недавно, нам понравился с фактурой в виде морской гальки.
Садовников вздохнул. О том, что «пустышка» стала «полной», а значит – ее цена выросла раз так в десять, он решил пока не говорить: незачем раззадоривать и без того громко квакающую внутреннюю жабу Кучерявого. Кроме того, он, быть может, сам заберет артефакт, если хромая судьба когда-нибудь опять забросит к сенаторскому жилищу.
– Идем уже! – Садовников хлопнул приятеля-сталкера по плечу, покосился на особняк, который как будто замер в тревожном ожидании, затем по ветке перебрался на забор. Кучерявый надел рюкзак – тот на вид был тяжелым – и поплелся за Садовниковым.
Едва они собрались перемахнуть на другую сторону, как во дворе перед особняком что-то грюкнуло. Сталкеры затаились. Почти сразу же раздался громкий шепот.
– Ай, блин! Ну чтоб тебя! Это что? Нет-нет! Да ну на фиг! Нет…
Казалось, что бормотавший был бы рад заорать в голос, но прижитые с годами правила поведения в Зоне не позволяли совсем потерять над собой контроль.
Садовников и Кучерявый переглянулись. Со стороны двора опять донесся шепот:
– Костыль! Костыльчик! Я знаю, ты где-то здесь. Я тебя видел. Помоги, брат! Это я – Горбатый! Я вляпался по уши! Помоги!
– Горбатый! – Кучерявый округлил глаза. – Надо помочь! Он мне полторы тысячи должен!
Садовников вздохнул: Горбатого почти все недолюбливали. Он частенько направлял жаждущую сталкерской романтики молодежь в Зону гиблыми тропами. Перед этим, само собой, Горбатый брал с салаг плату за консультации. Говорят, что он также не гнушался обыскивать карманы и рюкзаки покойников, хотя, возможно, это были лишь наветы.
Вообще, здесь имелось над чем поразмыслить. Садовников предполагал, что к особняку мало кто рискнет сунуть нос. В итоге – в одной точке пространства-времени сошлись три сталкера-одиночки, что было само по себе большой редкостью.
И еще Садовникова напрягало, что Горбатый увидел его, а он – нет. Так можно было и пулю в затылок схлопотать, – говорят, водились за Горбатым и такие грешки.
Но помочь брату-сталкеру, угодившему в переплет, – святое дело. Если они с Кучерявым отвернутся от попавшего в беду, и об этом узнают завсегдатаи «Радианта»… Вряд ли кто-то вздумает укорять их вслух, но никто больше не сядет с ними за один столик, не одолжит денег и не станет отмазывать от ментов, если те вдруг выйдут на след.
Поразмыслив, Садовников невольно произнес фразу, которая подошла бы больше герою голливудского боевика, чем скромному сталкеру из российской глубинки:
– Слишком стар я стал для этого дерьма.
Они двинули по забору, приближаясь к источнику шума. Причем Кучерявый шел в рост по узкому ребру бетонной плиты, а Садовников полз следом на четвереньках, как пес. Наверняка со стороны это выглядело комично, но Горбатому было не до шуток: он по пояс провалился в «зыбучий камень», которым стал двор возле главных ворот.
– Привет, Горбатый, – бросил вполголоса Садовников, садясь на забор. – Как оно? Трещат орешки?
– Вот так встреча! – Кучерявый присел рядом с Садовниковым и зашарил взглядом по бетонке, определяя границу аномалии. – Чего же ты, балда, гайку не бросил?
– Здорово, коли не шутите, – ответил Горбатый, ворочаясь в камне, словно муравей в капле сиропа. – Я кинул… только… вот… – Он потянулся рукой и указал на гайку, которая лежала незыблемо. Очевидно – на самой кромке нормального бетона. – Спрыгнул просто косо. Бывает. Поможете мне, мужики, а?
Кучерявый сиганул, как заправской десантник, – точно к гайке. Угодил одним каблуком в «зыбучку», замахал руками, борясь за равновесие, но удержался.
– Костыль!
Садовников спрыгивать не стал, просто швырнул Кучерявому свою трость, а тот уже выудил Горбатого, словно сома-мутанта из речки.
Кучерявый сиганул, как заправской десантник, – точно к гайке. Угодил одним каблуком в «зыбучку», замахал руками, борясь за равновесие, но удержался.
– Костыль!
Садовников спрыгивать не стал, просто швырнул Кучерявому свою трость, а тот уже выудил Горбатого, словно сома-мутанта из речки.
«Чуйка» нашептывала хромому сталкеру, что каждая секунда промедления может грозить смертельной опасностью. Он старался не думать о том неведомом, что поселилось в особняке, ведь Зона, словно шутки ради, делает мысли материальными.
Пока Кучерявый и Горбатый возились, обмениваясь прибаутками и колкостями, Садовников смотрел во все глаза на дом с аномалиями. Ему казалось, что неравномерно густеющий сумрак обтекает особняк, словно дым. В медленно плывущих клубах концентрировалась нечеловеческая, потусторонняя злоба, направленная на все, чего не коснулись спровоцированные Посещением изменения.
Горбатый собирался влезть в дом сенатора. Но отнюдь не за хабаром привела его сталкерская удача.
– Ювелирные изделия, драгоценности, – он начал загибать корявые пальцы, – предметы старины, возможно – наличные. Пацаны, айда вместе грабить награбленное! Нутром чую – на всех хватит!
Горбатый – есть Горбатый. Все у него не как у людей.
– Некогда объяснять! – прошипел Кучерявый, поглядывая на входную дверь особняка. – Если хочешь жить – в дом не суйся!
– Шевелитесь, мужики! – прикрикнул Садовников и подал Горбатому руку. Втянул его на забор, а затем вместе с ним помог взобраться Кучерявому.
– А ты чего здесь делаешь, Костыль? – Горбатый обдал Садовникова запахом чеснока, дешевого курева и гнилых зубов. – Ты же вроде не ходок на большие расстояния?
– Какая тебе разница? – проворчал Садовников. – Просто благодари нас каждую секунду за спасение и дыши в сторонку.
Горбатый задумался, пытаясь понять – обидеться ли ему сразу или лучше запомнить и отомстить в будущем.
В доме зажегся свет. Причем сразу на всех этажах. Тут же засияло и наружное освещение. Двор рассекли пугающие тени.
– Хе-хе, – ухмыльнулся Кучерявый. – А чего вы заморгали? Это автоматика сработала. В определенное время включаются все огни. Я в кино видел, богатеи любят такие фокусы.
– В каком еще кино? – удивился Садовников.
– В этом… э… – Кучерявый почесал затылок, вспоминая. – «Один дома»!
У Садовникова на миг отлегло от сердца. Но только на миг. Потому что он увидел в освещенных окнах силуэты. И силуэтов было много. Какие-то люди собрались перед окнами первого этажа, положив на стекло ладони. И в неверном освещении, в клубящемся сумраке, казалось, будто на темных пятнах их лиц светятся похожие на прорези глаза.
– Ох, ешкин кот! – Горбатый шарахнулся, едва не кувыркнувшись с забора. – А я собирался туда забраться! Выходит, мужики, вы меня дважды спасли!
– Цыплят по осени считают, – хмуро проговорил Садовников, имея в виду, что они еще в глубине Новой Зоны, и до Периметра – пилить и пилить. Не факт, что не придется спасать в третий, четвертый – и так далее – разы.
– Я вот что подумал, – подал голос Кучерявый. – Втроем-то мы точно «пустышку» потянем.
Садовников подавил желание огреть его по голове палкой.
– Серьезно, – продолжил Кучерявый. – Подождем в лесу до утра – у меня, кстати, шахматы с собой есть, – а потом заберем хабар. Чего с пустыми руками уходить? – Сказав это, он встряхнул свой и без того набитый артефактами рюкзак.
– Забудь ты о «пустышке»! – прошипел Садовников, а потом махнул рукой: – Впрочем, черт с тобой… поступай как знаешь – не маленький. А я ухожу.
Он отвернулся от особняка и тут же увидел цепочку тусклых малиновых огоньков, приближающихся со стороны леса.
– Хорошо тебе, Костыль, – заканючил Кучерявый. – У тебя же нету дачи, которую нужно ремонтировать…
– Шухер, пацаны! – перебил его Садовников. – К нам гости!
Они шли, курили, подзадоривали друг друга руганью, бряцали оружием. Скорее всего – бандиты. Садовников никого не узнал, но в темноте глаза могли и подвести.
Сталкеры, точно обменявшись телепатическими сигналами, молча и слаженно вернулись на крышу гаража. У Садовникова возникло ощущение, будто он оказался в замкнутом круге повторяющегося кошмарного сновидения. Следом пришло заражающее отчаянием и тоской предчувствие, что он никогда не выберется из проклятого поместья Шимченко.
– «Пустышка»! – прошептал, точно заговорщик, Кучерявый и показал пальцем на металлочерепицу под ногами. Горбатый проявил интерес лишь из вежливости, с инстинктом самосохранения у него явно было получше, чем у Кучерявого.
– Что ты заладил – «пустышка»-«пустышка»! – пробурчал Садовников. – Как Старый со своей «трубкой»!
Горбатый ругнулся, а потом крепко впился ногтями Садовникову в плечо.
– Не поминай Старого в Зоне! – просипел он, распространяя чесночно-кариозный аромат. – Никто не знает, что с ним произошло!
Что верно – то верно. Садовников молча стряхнул руку Горбатого и решил впредь помалкивать. Захочется Кучерявому гробануться ради пары лишних квадратных метров кафеля и гидробокса с подсветкой – его право.
Тем временем перед главными воротами наметилась движуха. Сталкерам с их позиции на гараже не было видно, что именно там происходило, но понять суть оказалось немудрено, благо звуковое сопровождение вышло красноречивым.
Бандиты не особенно таились. Скорее всего, их привело к «домику» сенатора желание подобрать то, что плохо лежит. В общем, они руководствовались теми же резонами, что и Горбатый.
Не мудрствуя лукаво, бандиты взорвали главные ворота. Грохот заставил сталкеров вжаться в крышу, Садовников даже подумал, что от сотрясения часть особняка обрушится им на головы.
Не обрушилась.
Послышался мерзкий скрип сминаемого гармошкой металла – это одна из выбитых створок угодила в «комариную плешь». Кто-то разразился отборной бранью – вляпался, очевидно, в «зыбучий камень». Его ругань подхватили несколько голосов – так неудачник был извлечен из аномалии. Следом влажно чавкнуло, и голоса на несколько мгновений словно отсекло гильотиной. Характерный звук того, что в «комариную плешь» угодило человеческое тело, было трудно спутать с чем-то иным.
И снова – ругань, мат, подначки. Бряцание железа и шарканье подошв.
Хлопнула входная дверь.
Сталкеры затаили дыхание. Садовников стиснул пальцы на рукояти пистолета.
Шли минуты, тишина наматывала натянутые нервы на зубчатые колеса. Из особняка не доносилось ни звука. Ни шагов, ни голосов, ни выстрелов. В душе Садовников предпочел бы услышать пальбу. Это было бы ожидаемо, нормально в условиях Зоны, хотя в большинстве случаев и бесполезно.
Повеяло теплым ветерком. Слишком уж теплым для сгустившейся ночи. Садовников и Кучерявый переглянулись, а Горбатый что-то прошипел и махнул рукой – мол, глядите. Над крышей возникли языки бледного света, похожие на газовые факелы пугающих размеров. Свет мерцал, роняя на двор, на окружающие особняк строения и на лица сталкеров лиловые отблески. Наверное, это был атмосферный эффект, вроде огней святого Эльма. Но самым странным оказалось то, что в этом мертвенном свете сталкеры явственно увидели тончайшую стеклянистую пленку, покрывающую стены особняка. И под этой пленкой происходили какие-то процессы: перетекали гнойные соки, а вместе с ними – похожие на мельчайшую фосфоресцирующую пыль образования.
Садовников понял, что особняк перестал быть объектом пусть и находящимся на территории Зоны, но все еще принадлежащим миру людей.
Теперь это здание – лишь с большого расстояния похожая на оригинал подделка. Нечто живое. Возможно – не просто аномалия, возможно – нечто более сложное по своей природе и с более важными функциями.
Возможно – нервный центр Расширения. Или – его сердце.
Мысли Садовникова метались между прошлым, настоящим и возможным будущем.
Аномальная сосна украшена мишурой и игрушками. Она выглядит словно маньяк-убийца в костюме клоуна.
Блеск неведомого артефакта, самозародившегося среди коробок с подарками.
Золотой блеск… Проникающий прямо в душу. Дарящий ощущение детского чистого восторга, тепла и безопасности.
«Не вздумай его присвоить, это мой бесценный подарочек на Новый год!» – бормотал Шимченко-младший совсем недетским голосом, в одно мгновение преображаясь из безобидного рохли в фанатика с пылающим взглядом.
«Как странно, – подумал Садовников, устало закрывая глаза. – Одна нелепость породила целую цепь событий, которые можно назвать аномальными даже для Зоны».
Садовников не мог понять, кто посеял это зерно.
Он, когда вынес за Периметр нечто, внешне напоминающее сосну? Да-да, только напоминающее, вот как это трехэтажное образование сейчас притворяется особняком сенатора.
Или Виталик, в чьем одержимом Зоной разуме появилась сумасбродная идея?
«Чуйка» говорила Садовникову, что зерно – Зерно Зоны – проросло, однако урожай еще не снят.