Эйфо
Леди и джентльмены из Федеральной комиссии по коммуникациям, я рад, что имею возможность свидетельствовать перед вами по данной теме.
Мне очень жаль, а может, правильнее было бы сказать, я скорблю, что сведения об этом просочились наружу. Но раз уж известия распространились и вызвали ваш интерес, мне остается только рассказать вам все как на духу и молить Бога, чтобы он помог мне убедить вас в том, что наше открытие совершенно не нужно Америке.
Не стану отрицать, что все мы: Лью Харрисон, радиоведущий, доктор Фред Бокман, физик, и я сам, профессор социологии, — обрели безмятежность. Именно так. Не стану я и утверждать, что человек не должен искать безмятежности. Но если кто-нибудь полагает, что ему нужна безмятежность в том виде, в каком обрели ее мы, должен сказать, что с тем же успехом он мог бы желать закупорки коронарных сосудов.
Лью, Фред и я обрели безмятежность, сидя в мягких креслах и включив приспособление размером с переносной телевизор. Никаких трав и «золотых правил»; никакого контроля над мышцами; никаких попыток сунуть нос в чужие проблемы, чтобы позабыть о собственных; никаких тебе хобби, даосских техник, гимнастики и медитаций в позе лотоса. Такого рода прибор многие, как мне кажется, смутно предвидели как некий венец развития цивилизации: электронная штуковина, дешевая и подходящая для массового производства, которая может одним щелчком тумблера подарить успокоение. Вижу, у вас тут уже есть такой прибор.
Впервые мое знакомство с синтетической безмятежностью состоялось полгода назад. Тогда же, как это ни прискорбно, я познакомился с Лью Харрисоном. Лью — главный ведущий нашего единственного городского радио. Он зарабатывает себе на жизнь болтовней, и я был бы удивлен, узнав, что вам все выболтал кто-то другой.
У Лью, кроме тридцати других программ, есть еще и еженедельная передача, посвященная науке. Каждую неделю он вытаскивает какого-нибудь профессора из Виандот-колледжа и интервьюирует его по специальности. И вот полгода назад Лью представил в своей программе молодого мечтателя и моего университетского друга, доктора Фреда Бокмана. Я подвез Фреда на радиостудию, он пригласил меня зайти и послушать, и я, будь оно неладно, зашел.
Фреду Бокману тридцать, но на вид он не старше восемнадцати. Жизнь не оставила на нем отметин, потому что он совершенно не обращает на нее внимания. Его вниманием безраздельно завладела штуковина, о которой и собирался его порасспросить Лью Харрисон, — восьмитонный зонтик, с помощью которого он слушает звезды. Это огромная радиоантенна, смонтированная на опоре телескопа. Насколько я понимаю, вместо того чтобы смотреть на звезды в телескоп, он направляет эту штуковину в пространство и ловит радиосигналы, испускаемые разными небесными телами.
Ясное дело, на небесных телах нет людей, которые могли бы построить радиостанции. Просто многие небесные тела испускают самые разные излучения, и часть из них можно поймать на радиочастотах. Оборудование Фреда обладает одной очень важной особенностью — оно способно обнаруживать звезды, скрытые от телескопов гигантскими облаками космической пыли. Радиосигналы от этих звезд проходят сквозь эти облака прямиком на антенну Фреда.
Но это еще не все, на что способна эта штука, и в своем интервью с Фредом Лью Харрисон приберег самое интересное к концу программы.
— Все это очень интересно, доктор Бокман, — сказал Лью. — А теперь поведайте нам, не открылось ли с помощью вашего радиотелескопа нечто такое во Вселенной, что не сумели обнаружить оптические телескопы?
Это и был десерт.
— Кое-что удалось, — проговорил Фред. — Мы обнаружили в пространстве около пятидесяти участков, не скрытых космической пылью, которые излучают мощные радиосигналы, при том что там нет вовсе никаких небесных тел.
— Ух ты! — притворно удивился Лью. — Должен сказать, это уже кое-что. Леди и джентльмены, впервые в истории радио мы даем вам возможность услышать голос загадочных пустот доктора Бокмана. — Они заранее протянули провод в кампус к антенне Фреда. Лью махнул инженеру, чтобы тот дал в эфир принимаемый ею сигнал. — Леди и джентльмены, голос пустоты!
Ничего особенного в этом шуме не было — неровное шипение, словно у проколотой шины. Предполагалось, что шум будет звучать в эфире пять секунд. Когда сигнал прекратился, мы с Фредом неожиданно принялись ухмыляться точно пара идиотов. Я чувствовал себя совершенно расслабленным, по телу бегали приятные мурашки. У Лью Харрисона был такой вид, словно он ввалился в гримерную кордебалета где-нибудь на Копакабане. Он безумным взглядом таращился на настенные часы. Монотонное шипение было в эфире целых пять минут! И если бы инженер случайно не зацепился манжетой за рубильник, оно до сих пор шло бы в эфир.
Фред нервно хохотнул, а Лью принялся лихорадочно листать сценарий.
— Шорох ниоткуда, — наконец проговорил Лью. — Доктор Бокман, скажите, кто-то уже придумал название для этих загадочных пустот?
— Нет, — сказал Фред. — В настоящий момент у них нет ни названия, ни объяснения.
Природа излучающих сигнал пустот все еще ждет своего объяснения, но я предложил явлению название, которое, судя по всему, привилось: «Эйфория Бокмана». Пусть нам неизвестно, что представляют собой эти пустоты, зато мы отлично знаем, как они действуют. Слово «эйфория», означающее блаженное чувство радости, душевного подъема и благополучия, подходит как нельзя лучше.
После эфира я, Фред и Лью были друг с другом сердечны на грани слезливой сентиментальности.
— Уж и не припомню, когда доставлял мне такое удовольствие, — сказал Лью. Искренность ему отнюдь не свойственна, однако он не кривил душой.
— Это было одно из самых сильных впечатлений в моей жизни, — смущенно произнес Фред. — Приятно до невозможности…
Совершенно сконфуженные охватившими нас странными эмоциями, мы смущенно распрощались. Я поспешил домой что-нибудь выпить и угодил прямиком в очередную неприятность.
В доме было необычно тихо, и я раза два прошелся по комнатам, пока не обнаружил, что там кто-то есть. Моя жена Сьюзен, добрая и привлекательная женщина, которая всегда гордилась тем, что хорошо и вовремя кормит свое семейство, лежала на диване, мечтательно глядя в потолок.
— Милая, — осторожно позвал я, — я дома. Время ужинать.
— Фред Бокман сегодня выступал по радио, — произнесла она отсутствующим голосом.
— Знаю. Я был с ним в студии.
— Он не от мира сего, — вздохнула она. — Натурально не от мира сего. А этот шум из космоса — как только его включили, сразу ни до чего не стало дела. Лежу вот, пытаюсь прийти в себя.
— Так-так… — Я закусил губу. — Ладно, поищу-ка я лучше Эдди.
Эдди — мой десятилетний сын, а заодно и капитан непобедимой бейсбольной команды нашего района.
— Не трудись понапрасну, па, — раздался тихий голосок откуда-то из глубины комнаты.
— Ты дома? Что стряслось? Игру отменили по случаю атомной атаки?
— Не-а. Мы выиграли восемь подач.
— Так им наподдали, что они и лапки сложили?
— Да нет, они играли очень даже. При ничейном счете оставалось еще двое да двое запасных. — Эдди словно рассказывал сон. — А потом, — сказал он, и глаза его широко раскрылись, — всем вдруг стало все равно и все разбрелись. Я вернулся домой, вижу — ма свернулась на диванчике, ну и я тоже решил прилечь на пол.
— С чего бы это? — настороженно спросил я.
— Па, — задумчиво проговорил Эдди, — да черт меня побери, если я знаю.
— Эдди! — одернула его мать.
— Ма, черт меня побери, если и ты знаешь.
Черт меня побери, если я хоть что-то понял, но меня уже начало грызть смутное подозрение. Я набрал телефон Фреда Бокмана.
— Фред, я тебя не отрываю от ужина?
— Если бы, — ответил Фред, — в доме ни крошки, а я сегодня оставил Марион машину, чтобы съездила за продуктами. Вот она теперь и ищет хоть какую-то открытую бакалейную лавку.
— Машина, что ли, не завелась?
— Вполне себе завелась, — сказал Фред. — Марион даже до рынка доехала. А потом вдруг ей стало так хорошо, что она развернулась да и вышла вон. — Голос у Фреда был расстроенный. — Конечно, женщина имеет право на капризы, но ложь противна мне…
— Марион солгала? Ни за что не поверю! — сказал я.
— Она пыталась убедить меня, что с ней вместе с рынка ушли и все остальные — даже продавцы.
— Фред, — сказал я, — я должен тебе кое-что рассказать. Можно мне приехать сразу после ужина?
Когда я подкатил к ферме Фреда Бокмана, он в полном обалдении читал вечернюю газету.
— Весь город свихнулся! — сказал он. — Без всякого повода все до одной машины свернули к обочине, как будто по улице неслась пожарная команда. Тут вот пишут, что люди замолкали на полуслове и стояли так целых пять минут. Сотни человек вышли на мороз в рубашках с короткими рукавами, улыбаясь, точно на рекламе зубной пасты. — Он потряс газетой: — Ты про это хотел мне сообщить?
Я кивнул.
— Все это приключилось, когда передавали твой шум, и я подумал, что, возможно…
— Один шанс из миллиона, что причина в другом, — сказал Фред. — Время совпадает до секунды.
— Но ведь большая часть народу не слушала радио.
— А им и не надо было, если я все правильно понимаю. Мы приняли из космоса слабые сигналы, усилили их примерно в тысячу раз и ретранслировали. Каждый, кто находился в радиусе действия передатчика, получил изрядную дозу этих усиленных излучений, хотел он того или нет. — Он пожал плечами. — Все равно что прогуляться мимо поля горящей марихуаны.
— Как же получилось, что ты раньше не прочувствовал этого на себе?
— Потому что я никогда не усиливал и не ретранслировал сигналы. Передатчик радиостанции — вот что дало им настоящую силу.
— И что же теперь делать?
Фред удивился:
— Делать? Написать сообщение в какой-нибудь подходящий журнал, вот и все дела.
Входная дверь без стука распахнулась, в комнату влетел красный и запыхавшийся Лью Харрисон и взмахом опытного тореадора сбросил с плеч плащ.
— Тоже хочет получить свою долю? — вопросил он, тыча в меня пальцем.
Фред растерянно заморгал:
— Какую долю?
— Миллионы, — провозгласил Лью. — Миллиарды.
— Чудесно, — проговорил Фред. — О чем это вы толкуете?
— О шорохе звезд! — сказал Лью. — Все его обожают. Да что там — просто с ума по нему сходят. Газеты видали? — На минуту он стал серьезным. — Это все ваш шорох, разве нет, док?
— Полагаем, что да, — произнес Фред. Вид у него был встревоженный. — И каким же способом мы можем наложить лапу на эти миллионы или миллиарды?
— Продажей земельных участков! — восторженно воскликнул Лью. — Лью, сказал я себе, Лью, как вытрясти из этой игрушки наличные финтифлюшки, если нет возможности монополизировать космос? И еще, Лью, спрашиваю я себя, как продать то, что все получают задаром во время передачи?
— Может быть, это невозможно превратить в наличные, — вмешался я. — Я имею в виду, мы почти ничего не знаем…
— Счастье — это плохо? — перебил Лью.
— Нет, — согласился я.
— Отлично, а мы при помощи этой звездной хрени сделаем людей счастливыми. Скажете, это плохо?
— Люди должны быть счастливы, — согласился Фред.
— Именно, — важно кивнул Лью. — Именно счастье мы им и принесем. А свою благодарность нам люди выразят в форме недвижимости. — Он взглянул в окно. — Отлично: коровник. С него и начнем. Установим в коровнике передатчик, протянем линию к вашей антенне, док, и вот у нас уже агентство по продаже земельных участков.
— Простите, — сказал Фред. — Я не совсем понимаю. Здешние места не годятся для строительства. Дороги отвратительные, ни автобусной остановки, ни магазина, вид паршивый, почва каменистая.
Лью несколько раз ткнул Фреда локтем.
— Док, док, док! Конечно, тут есть недостатки, но с передатчиком в коровнике вы сможете дать им самую драгоценную вещь в мироздании — счастье.
— Эйфорийные поля, — сказал я.
— Блестяще! — воскликнул Лью. — Я привожу клиентов, а вы, док, будете сидеть в коровнике и держать руку на кнопке. Едва клиент ступит ногой в Эйфорийные поля, вы влепите ему порцию счастья, и он выложит за участок любые деньги.
— И каждый амбар покажется домом, лишь бы электричество не пропало, — сказал я.
— Короче, — продолжал Лью, глаза у него горели. — Как только распродадим здесь все, перемещаем передатчик и начинаем все сначала. Может, даже запустим целую флотилию передатчиков. — Он щелкнул пальцами. — Точно! Поставим их на колеса!
— Мне почему-то кажется, что полиции это не понравится, — сказал Фред.
— Подумаешь! Когда они сунутся с расследованием, вы щелкнете старым добрым тумблером и вкатите им порцию счастья! — Он пожал плечами. — Черт возьми, по доброте душевной я даже могу выделить им участок где-нибудь в уголке.
— Нет, — тихо проговорил Фред. — Если я когда-нибудь стану прихожанином церкви, мне будет стыдно глядеть в глаза пастору.
— Мы и ему дозу вкатим, — жизнерадостно пообещал Лью.
— Простите, нет. — Фред был непреклонен.
— Ладно. — Лью вышагивал по комнате взад-вперед. — Я ждал чего-то подобного. Предлагаю альтернативный вариант, причем абсолютно законный. Наладим выпуск маленьких усилителей с передатчиком и антенной. Себестоимость не больше полусотни, так что цену назначим доступную среднему американцу — скажем, пятьсот долларов. Договоримся с телефонной компанией, чтобы она передавала сигналы с вашей антенны прямо на дом тем, у кого будут наши приемники. Приемники получают сигнал по проводам, усиливают, транслируют по всему дому, и все счастливы. Врубаетесь? Вместо того чтобы включать радио или телевизор, все будут включать только счастье. Никаких съемочных групп, сценариев, дорогущих камер — вообще ничего, кроме этого шороха.
— Назовем это эйфорифоном, — предложил я. — Или, для краткости, — эйфо.
— Блестяще, просто блестяще! — воскликнул Лью. — Что скажете, док?
— Не знаю. — Фред казался обеспокоенным. — Я в таких вещах не разбираюсь.
— У всех у нас свои недостатки, — великодушно согласился Лью, — я займусь бизнесом, а вы технической стороной вопроса. — Он сделал вид, будто собирается надевать плащ. — Или, может, вы не хотите стать миллионером?
— Да-да, конечно, хочу, — поспешно сказал Фред. — Конечно…
— Вот и славно. — Лью потер руки. — Для начала построим один прибор и проведем испытания.
В этих делах Фред разбирается отлично, и я видел, что задача его заинтересовала.
— Приборчик весьма прост, — сказал он. — Думаю, испытания можно будет провести уже на следующей неделе.
Первое испытание эйфорифона, или эйфо, имело место в гостиной у Фреда Бокмана субботним вечером, через пять дней после сенсационного интервью.
«Морских свинок» было шесть — Лью, Фред со своей женой Марион, я, моя жена Сьюзен и наш сын Эдди. Бокманы расставили стулья вокруг журнального столика, на котором стоял серый стальной ящичек.
Из ящичка торчала длинная, до потолка, раздвижная антенна. Пока Фред хлопотал над своим ящичком, остальные перебрасывались напряженными фразами за пивом с сандвичами. Эдди, конечно, пива не пил, хотя явно нуждался в успокоительном. Он злился, что вместо футбола пришлось тащиться на ферму, и собирался выместить свою злость на старинной мебели Бокманов. Он играл старым теннисным мячом и кочергой возле стеклянных дверей во двор.
— Эдди, прекрати, — в десятый раз сказала Сьюзен.
— Все под контролем, — небрежно бросил Эдди, пуская мяч по всем четырем стенам.
Марион, чьи материнские чувства были отданы безукоризненно отполированной мебели, не могла скрыть отчаяния, глядя, как Эдди превращает комнату в спортзал. Лью по-своему старался утешить ее.
— Пусть себе поломает весь этот хлам, — говорил он. — Все равно на днях вам переезжать во дворец.
— Готово, — негромко сказал Фред.
Все взглянули на него с напускной храбростью, хотя нас подташнивало от страха. Фред подключил два штекера от телефонной розетки к серому ящичку. Линия шла напрямую к антенне в кампусе, а специальный часовой механизм должен был сохранять направление антенны на одну из загадочных пустот в небе — самый мощный источник бокмановской эйфории. Фред воткнул вилку в электрическую розетку и положил руку на выключатель.
— Все готовы?
— Не надо, Фред! — Я оцепенел от страха.
— Включайте, включайте, — сказал Лью. — Если бы у Белла не хватило духу позвонить кому-нибудь, мы бы до сих пор сидели без телефонов.
— Я останусь у выключателя и вырублю аппарат, если что-нибудь пойдет не так, — успокаивающе сказал Фред.
Последовал щелчок, гуденье, и эйфо заработал.
По комнате пронесся единодушный глубокий вздох. Кочерга выпала у Эдди из рук. Он прошелся по гостиной в некоем подобии вальса, опустился на пол у ног матери и положил голову ей на колени. Фред, мурлыкая что-то, покинул свой пост, глаза его были полузакрыты.
Первым нарушил молчание Лью Харрисон, продолжая разговор с Марион.
— Но кому есть дело до материальных благ? — искренне спросил он и обернулся к Сьюзен за поддержкой.
— Ах-ха… — проговорила Сьюзен, мечтательно покачивая головой. Она обвила Лью руками и минут пять целовала его.
— Смотри-ка, — сказал я, похлопывая Сьюзен по спине. — Да вы, ребята, прямо спелись. Чудесно, верно, Фред?
— Эдди, — обеспокоилась Марион, — у нас в кладовке, кажется, есть настоящий бейсбольный мяч. Твердый. Куда лучше этого теннисного мячика.
Эдди не шевельнулся.
Фред, блаженно улыбаясь, фланировал по комнате. Теперь его глаза были полностью закрыты. Зацепившись каблуком за шнур от торшера, он влетел головой прямо в камин.
— Хей-хо, братцы, — сказал он, не открывая глаз, и сообщил: — Звезданулся башкой о подставку для дров.