— А я что сказала?
Отряд быстро собрался, взоры обратились на нас, новеньких, выставленных посреди лужайки словно на продажу. Стало неуютно.
Ведя еще одну лошадь на поводу, к нам подскакала царевна Варвара. Возрастом она превосходила Тому, но до Карины не дотягивала. Зато чудесно совмещала насупленую агрессивность второй с едва распустившейся женственностью первой. Если старшая из оставшихся Варфоломеиных напоминала ощетинившийся жерлами орудий, идущий на таран броненосец, а Тома — стремительную яхту, то Варвара была быстроходным фрегатом, готовым сразиться с броненосцем или сбежать от него, но не дать спуску ни одной яхте в пределах видимости. Начищеные латы сверкали бронзой, а ряды крупных зубов — отменной белизной. На щеках при улыбке появились обаятельные ямочки, но симпатии не вызвали: улыбка вышла надменной и фальшивой. Высокая, отлично сложенная, с выпирающими вперед коническими нагрудниками и прикрытыми броневой юбкой широкими бедрами, девица одарила покровительственно-колючим взглядом:
— Ангелы, конем править можете?
— Нет, — сразу откликнулась Тома.
— Да, — одновременно выдал я. — Чуть-чуть. И только шагом.
— Тогда вам на двоих.
Мы стали обладателями низкой послушной кобылки, почти пони. Скорее, размером с ослика. Назову ее Тойота.
Вспомнив свою единственную конную прогулку, я по примеру Карины решил легко вспорхнуть в седло… и едва не перевалился на другую сторону. Обидно поддержанный посторонними, принял сзади приятный груз. Томины руки обхватили меня, она затихла. При поворачивании головы мое ухо улавливало глубокое ровное дыхание. Впрочем, голова девушки тоже не оставалась на месте: вертелась, как вентилятор на перегретую материнку.
Карина демонстративно уехала вперед. Ее мелкая сестренка, мой странный заложник, держалась рядом. Почти впритирочку. Остальные рассосались в длинную колонну, оставив нас практически одних. Только Варвара сзади следила за порядком в нашем Варфоломеином царстве.
— Что такое школа? — спросил я.
Должны же быть какие-то подводные камни. Если волки это собаки, то и школа может оказаться магазином, пограничной заставой или подпольным казино.
— Это… школа, — не смогла подобрать слов Зарина. — Где учат.
— Чему?
— Всему.
Ну, хоть это не поменялось. Затем я припомнил запись при въезде на ночевку.
— Почему принцы записаны по царевне? Вообще, не разберусь с вашими титулами. Чем принц отличается от царевича?
Зарина солнечно рассмеялась:
— Это же просто. Принцы — мужья царевен, носят их имя. Царевичи — мужья царисс.
Маленькая всадница напоминала сестру только обводами лица и цветом глаз, в остальном являясь полной противоположностью. Вместо угрюмой силы — лучащийся фонтан энергии. Вместо плотной приземистости — хрупкое воздушное изящество. Лицо сияло, глаза искрились и жили собственной жизнью: счастливой, безоблачной и независимой от окружающей суеты. Как и прочие, Зарина тоже носила бронзовые латы поверх одежды из ткани. Среди остальных мы с Томой в своих обвисших халатах на голое тело, штанах без белья и тапочках без задников выглядели придурками. Кто же путешествует конным в таком виде?!
Ответ: мы. Утешало, что не по своей воле.
— Чем царевна отличается от цариссы? — продолжил я экскурс в неведомое.
Давно догадался, но нужно подтвердить.
— Царевны, — разжевала Зарина как маленькому, — дочки царисс.
— Почему у всех не одна фамилия? Семья-то одна.
Зарина поразилась моей глупости.
— Давай еще раз, — сказала она. — Смотри. Мужья царисс — царевичи, мужья царевен — принцы. Само собой, второе имя получают по имени собственницы.
Вот оно как. Шикарная формулировка.
— А остальные? — присовокупил я. — Войники, бойники, кто тут еще есть?
— По тому, кому служат.
Логично. Про царевичей и принцев можно было в отдельный вопрос не выделять.
Дорога частично состояла из вбитых в землю камней. Не булыжная мостовая, но и не грунтовка. Нечто среднее.
— Что разглядываешь? — всполошилась Зарина. — Следы?
— Камни.
Ее взор поскучнел.
— Обычные камни, потому что до гор недалеко. Для усиления дорожного полотна.
— Как они называются?
— Камни? Не знаю. Мама знает. Я их называю маленькие и большие. — Она засмеялась своей шутке.
— Я про горы, — подсказал я.
— Горы? Смешно. — Лучистая улыбка погасла. — Они так и называются: Горы. Остались сзади, а с обеих сторон от них — Большая вода.
— Море?!
— Море?! — радостно подхватила Тома, восприняв единственное слово из разговора. — Где море?
— Что такое море? — серьезно поинтересовалась девочка, уверенно правя своим большим конем.
Настал наш черед поскучнеть. Прижавшаяся сзади Тома снова ушла в собственные мысли. Объяснять пришлось мне:
— Это когда много соленой воды. Очень много.
— Соленой? Фу. Как ее пить?
— Ее не пьют, — продолжил я информационный ликбез. — В ней плавают.
— Как это?
Приехали. Не знает, что значит плавать?
— Вы не плаваете? Но ведь купаетесь?
Зарина воспрянула:
— Еще бы! У нас везде озера и пруды. С гор даже речки спускаются, но их сразу по полям разводят.
— Ну и? — подтолкнул я к очевидному. — Что вы в них делаете?
Оказавшись в своей тарелке, Зарина радостно перечислила:
— Играем в догонялки, брызгаемся, прыгаем, ныряем, бегаем, толкаемся, бултыхаемся, булькаем, дрыгаемся, пихаемся, пры… это я уже говорила…
— А чтобы пересечь водоем? — перебил я.
— Пешком. — Она удивилась. — Как же еще?
Чувствуя, как сзади усмехается Тома, я проявил упорство:
— Вокруг?
— Зачем? — не поняла Зарина. — Поперек.
— А если глубоко?
— Так бывает? — запорхали реснички девочки. — Не видела. Тогда, должно быть, в обход.
— Минуту назад ты упоминала Большую воду, — не выдержал я.
Зарина кивнула:
— Большая вода — граница. Оттуда приходят пожиратели. Из нас туда никто не ходит, опасно.
— О, снова пожиратели. Кто это?
— Не знаю, — девочка выдала искренний печальный вздох. — Про них стараются не говорить. Судя по слову, что-то очень страшное.
Сзади закашлялась Тома. Я сам едва не подавился.
Придерживая коня, с нами поравнялась царисса Дарья.
— Развлекаемся, молодежь?
Интересно, какого ответа она ждала. Все притихли. Титул собеседницы давил хуже возраста.
— Зарина, погуляй.
Девочку как сдуло.
— Давно? — упало с уст цариссы.
— Что? — не поняли мы.
— Прибыли.
— Вчера.
— Почему к Варфоломее? Причалом ныне Евпраксия заведует.
— Так получилось.
Не выдавать же путаную сагу со многими неизвестными и незаконно спасенными.
— Разберемся, — задумчиво проговорила царисса. — По дому соскучились? Как там сейчас?
Что за запрет, который все норовят нарушить?
— Рискнете слушать ангелов?
— А-а, Алле хвала? — понятливо сощурилась и с загадочной полуулыбкой кивнула царисса. — Ладно, придет время, поговорим.
— Вы сказали «сейчас»? — вдруг дошло до меня.
— Я? — удивленно вздернула брови царисса. — И что?
— То есть, как было раньше…
— Уймись, ангелочек. Твое дело знаниями питаться, а не глупые вопросы задавать. Спрос за которые бьет больно и неожиданно.
Глава 3
Потом был привал на обед, снова овощи, и снова обалденно вкусно. Климат способствовал вегетарианству. Кашеварили бойники. Расположилась наша команда у дороги, иногда здороваясь с проезжающими отрядами легких всадников или желто-плащных царберов. Редкие одиночки неслись во весь опор, времени на церемонии у них не было. Тяжело проскрипело несколько тележных караванов. Жутко напылили группы пеших крепостных, перемещавшихся, как выяснилось, с поля на поле. Те и другие в сопровождении войников либо царберов, Военные салютовали нам… скорее, цариссе Дарье, оружием, мы в ответ вежливо кивали.
Один раз в сопровождении шикарной свиты проехала… нет, торжественно проследовала пожилая женщина на роскошно убранном коне. Ее приветствовали особенно рьяно.
— Царыня Мефодия, — шепнула прилипшая банным листом заложница, совсем не оставлявшая в одиночестве. — Лучший страж вотчины целого поколения. Живая легенда.
Зарина со взрослой ответственностью исполняла возложенную обязанность. Аж страшно становилось, до чего может дойти. В туалет-то отпустит?
«Царыня» только царапнуло слух и ничего не сообщило мозгу. Дама была почтенная, весьма в возрасте, но тоже в латах. На шлеме царыни корона как у цариссы. Или чуточку другая. Или из другого металла. Издали разницы не видно.
Царисса Дарья и вместе с ней автоматически все присутствовавшие почтительно поднялись.
— Приветствую, царыня, — выкрикнула царисса не сбавлявшему ход каравану.
— И тебе мое почтение, — донесся отклик.
Несмотря на возраст, голос был моложав и звонок.
— Какими судьбами?
— В сестырь, Дашенька. Дочка справляется, вмешательства не одобряет, а то, что у меня за них сердце кровью обливается, не понимает. Гоняет, как назойливую муху. Того и гляди, прибьет. Езжай, говорит, от греха подальше. Я и поехала.
— На совет?
Царыня фыркнула с не свойственным старости озорством:
— Достали эти заседания, скоро зад до желудка сотрется, в продолжение скамьи превращусь. Нет, на этот раз паломничаю.
Далекое лицо огорошило странным подобием ухмылки. В углах глаз цариссы тоже промелькнули шаловливые искорки, словно царыня в ночной клуб намылилась, оторваться по полной. Неужели в верхах настолько смеются над священными ритуалами, пусть и чуждыми моему миропониманию? Даже не скрывают. Вот тебе и Аллехвала.
— Сестырь… это вроде женского монастыря? — провернув гигантскую мозговую работу, шепнул я Зарине.
— Что? — Лицо царевны с недоуменно открывшимся ротиком застыло в полном непонимании.
— Ничего, — вздохнул я.
— У вас же храм под боком? — удивленно вопрошала царисса царыню.
— За новыми впечатлениями, Дашенька. Понимаешь, одни и те же рожи, одни и те же слова — какие чувства могут вызвать, кроме изжоги? А других у нас не водится. Сама понимаешь, в моем возрасте…
Караван ушел.
С обеда выехали в том же порядке, как остановились: царисса Дарья снова сопутствовала ангелам. Свита сначала чуточку уменьшилась: один из царевичей с двумя войниками ускакал вперед. И сразу более чем восстановилась: прибавилась нагнавшая войница с тройкой бойников. Местность красотами не баловала. Поля, снова поля и опять поля. Дорога разрезала их насквозь, ни разу не изогнувшись. Растянувшаяся колонна цариссы сонно перебирала копытами, всадники подремывали.
— Царыня — это кто? Чем отличается от цариссы по иерархии? — спросил я при первой возможности. — Выше, ниже? Или не по иерархии, а по возрасту? Молодая — царисса, старая — царыня? Или по местности? К примеру, у нас главный начальник — царь, у кого-то король, у племени вождь, у кого-то… да и у нас, впрочем, президент. Названия разные, функция одна. И, в конце концов, чей муж здесь называется царь?
— Слишком много слишком глупых вопросов, — с неожиданным неудовольствием отмахнулась ехавшая бок о бок царисса. — Придет время, узнаешь. Все узнаешь. А не придет…
С неприятным намеком она умолкла, оставив меня в размышлениях за жизнь — изменившуюся за сутки настолько, что прямо не знаю. Ничего не знаю. Ничего не понимаю. Но понять хочу.
Однообразие абсолютно похожих друг на друга пейзажей утомляло. Глаза хотели нового. А желания иногда имеют свойство сбываться.
— Что это? — рассмотрел я необычное.
Издалека небольшой лесок показался привычной лесополосой, защищающей урожаи от ветра. Но чем ближе «лесополоса» становилась, тем быстрее убежденность в этом рассеивалась.
Царисса, долгое время задумчиво нас разглядывавшая, ответила:
— Поселок.
И снова погрузилась в непонятные размышления.
Да, на деревьях жили люди. Сколотили хибарки, сделали шалаши, растянули гамаки. Перекидные лестницы соединяли жилье сложными, но верными дорогами.
— От волков? — догадался я, вглядываясь в невиданные конструкции.
— Крестьяне, — последовал весомый кивок..
В цариссином ответе вовсю сквозило отношение — снисходительность богини к людишкам, без чьих подношений, жертв и поклонения ей тоскливо и голодно. Позже мы увидели и самих крестьян, работавших в поле. Гордей был прав: они старались держаться минимум по трое, бессознательно кучковались, даже когда не требовалось. На поясах висели ножи. У некоторых — дубинки или топорики. Обитый металлом плуг вгрызался в почву, буксиром работала измученная кляча. Понятно, лучшие кони уходят знати и военным. Все как обычно.
— Живут здесь постоянно?
Не укладывалось в голове, что на ветвях можно готовить, ходить в гости, ухаживать, рожать и растить детей, присматривать за больными и стариками…
— Только в сезон. Кстати, гляньте вдаль. Что-то видно?
— Ничего, — сказала напряженно всматривавшаяся Тома.
— Ниче… — начал я и осекся. — Башня!
— Значит, подъезжаем.
До башни еще пробирались через те самые рощи, что должны быть грибными. Кажется, в титуле царисс заложена их специализация. И с развевающимися над кортежем флагами стало понятно. Тот, что с рисунками — флаг ее владения. Второй (цветной, с буквой Д) — именной цариссы Дарьи.
Дорога сузилась, но не исчезла.
— Почему не сделают дорогу к причалу? — спросил я, пользуясь местным термином, обозначающим портал. — Мы пробирались такими дебрями…
— Царская дорога — дорогое удовольствие, как проложить, так и содержать, — сообщила царисса. — Нет проку строить и охранять дороги в места, используемые редко. Учись считать затраты, в том числе чужие, это основа всего.
Сразу два факта. Порталом пользуются редко. Раз. Дороги — царские. Два. Не царисские, а царские.
— Царь живет в столице? — сформулировал я вопрос, которым по праву возгордился. Такие глобальные выводы, столь умелая компиляция рассеянной информации!
Хохот в ответ.
— Насмешил, — царисса вытерла платочком уголок глаза. — Царь? В столице? Даже слова такие забудь.
Хорошо смеется тот, кто последним бьет. Хотелось сказать. Промолчал. Похвалил себя за сдержанность и уважение к возрасту. Вот стану взрослым, она к тому времени постареет, сморщится как смятая банка из-под колы, зубы выпадут… тогда и посмеемся.
Глава 4
Башня вдали лежала как на ладони. Просто круглая каменная башня, высокая, зияющая дырами окошек-бойниц как расстрелянная из пулемета мишень. С зубцами по верху, за которыми обычно прячутся лучники. Неравномерно, как белок в глазунье, вокруг раскинулся деревянный городок.
Мои глаза рвались вперед. И не у меня одного.
Впервые мы миновали развилку. До сих пор лента каменно-глинистого полотна лилась непрерывно. Мы взяли левее. Поля остались позади. Высокие деревья легонько шумели, сопровождая отряд. Громада башни ушла вправо, вскоре измельчала и пропала совсем. Впереди за лесом снова замаячил частокол цекады. Только другой. Вместо царберов в настежь открытых воротах приветственно ожидали уехавшие вперед посланники.
Караван перестроился. Прежний строй исчезал, все притормаживали. Царисса медленно, но верно оказалась первой. Так и въехали: за ней мужья со штандартами, затем остальные. Мы — в золотой серединочке.
Внутри… явно не постоялый двор. Здесь нас тоже встречали. Немолодой мужчина и две женщины. Одеты уже привычно глазу: все в разной степени нарядности безрукавках, а внизу он в юбке, они в штанах. И пара десятков пострелят, похожих на воспитанников детского дома времен седой старины. Их простенькая однообразная форма состояла из двух элементов — рубахи и шаровар. Ноги — босые, что нормально на мягкой шелковистой травке. У многих длинные волосы, скрепленные налобной тесьмой. На первый взгляд большинство — девочки. Возраст колебался вокруг моего: лет тринадцать-пятнадцать.
Грянул хор, громоподобно, гулко, как на Красной площади Девятого мая:
— Алле хвала! Приветствуем смотрительницу школы цариссу Дарью!
Ага, это — школа. Могло быть хуже.
Прибывшие ранее люди цариссы подготовили встречу. Дым из кухни валил стоячего и поднимал лежачего. Везде чистенько, трава скошена, на лицах улыбки, втюхивающие вам без вазелина сто лет безбедной жизни. Покинув седла, Дарья со товарищи удалилась в одни из покоев. Нас, новеньких, перехватила ее дочь и подвела к ждавшему мужчине. Костлявый, ссутулившийся, с расползающейся кляксой лысинки на седой голове, в своей расшитой орнаментом юбке и красивой рубашке без рукавов он походил на грустного шотландского клоуна. Глаза смотрели устало и очень по-доброму. Он представился:
— Школьный распорядитель папринций Люсик. Можно просто дядя Люсик. Любые проблемы в школе, не решаемые другими — это ко мне. Теперь расскажите, кого мне послала Алла-дарительница, да простит Она нас и примет.
— Назовитесь, — шикнула царевна Варвара.
— Царевна Карина Варфоломеина.
— Царевна Зарина Варфоломеина.
Умолкнув, Карина надменно набычилась, сей позой как бы подтверждая немалый статус, зато Зарина расцвела в милой улыбке. Все взгляды сошлись на нас с Томой.
— Ангел Тома, — гордо вылетело сбоку.
Что ж, назвался груздем…
— Ангел Чапа, — тоскливо сообщил я.