Я вздохнула. Это было столь серьезно, просто ставило все понимание с ног на голову. Природа первична, даже боги ее создания, а человек только часть, потому не может жить не по ее законам, потому что часть не может быть отдельно от целого.
– А вы кто для богов?
– Мы внуки.
– О! Какая разница? Творения или внуки?
– Огромная. Кого ты больше уважаешь и кому больше подчиняешься – начальнику или отцу?
– У меня ни того, ни другого.
– Хорошо, не ты, любая тварь божья, именуемая человеком.
– Ну… по-разному.
– Правильно. Можно бояться нарушить заповеди или запреты и того, и другого. Но при одной и той же вине перед начальником тебе будет просто стыдно, а перед отцом совестно, хотя ты понимаешь, что отец простит и поймет тебя скорее.
– Но ведь и вам нелегко живется?
Это был скорее крик отчаяния, я понимала его правоту, но не хотела так легко сдаваться.
– Конечно. Мы не безгрешны и перед Природой тоже. Но если я не беру лишнего, не гажу, то она мне помогает. Я могу привлечь такие ее силы, что хождение по воде покажется просто легким фокусом. Настя, Природа может все, только не все стоит просить. Везде, где только можно, старайся обходиться теми силами, что уже даны. Поверь, их как раз столько, чтобы жить хорошо, в таком случае, когда тебе понадобится много больше, тебе будет дано.
Все, это уже было запредельно. Я вздохнула, Вятич усмехнулся:
– Хватит философских размышлений, давай спать. Еще будет время для разговоров.
– Можно один вопрос?
– Ну, давай.
– Зачем ты притащил меня сюда? Уж не для того же, чтоб я гонялась за Батыем?
В ответ раздался так хорошо знакомый тихий смех:
– Когда-нибудь я расскажу тебе, зачем и почему.
– Еще не созрела? Соблюдаю не все законы Природы?
– Ты? Да ты соблюдаешь только те, без которых выжить не смогла бы! Спи!
Где-то далеко ухнул филин, потрескивали сучья в костре, шуршала в траве мышка, перемигивались в черном небе крупные звезды… И я действительно почувствовала себя частичкой Природы, крохотной, но все же ее частью. Стало почему-то так легко и хорошо, что я тихонько рассмеялась.
– Чего?
– Почувствовала, что я часть Природы.
Вятич приподнялся на локте, внимательно посмотрел мне в лицо, видно, что-то в нем увидел, потому что откинулся обратно, удовлетворенно хмыкнув:
– Когда поймешь это впервые, действительно хочется смеяться, словно тебе весь огромный мир преподнесли на блюдечке.
– Вятич, откуда ты знаешь столько слов из моего времени? Почему разговариваешь со мной на моем языке?
– Чтобы ты не отвыкла, а то потом будешь выглядеть дикой…
Я подумала, что на первый вопрос он все же не ответил, но спорить или переспрашивать не хотелось, успею. Разговаривать вообще не хотелось, слишком огромным, переполняющим было это чувство – что я не одна, со мной вся Природа, включая не только вот этот лес, Русь, даже Землю, а вся Вселенная… Почувствовать себя частичкой Вселенной дорогого стоит.
Гадости делать не хотелось никому, даже проклятому Батыю. Может, этой твари объяснить про единство? Вот он точно тварь и вовсе не одного корня с творчеством!
Думать о Батые тоже не хотелось даже в душеспасительном варианте. Звезды, лес, свежий воздух… И никаких монголов. Как же было хорошо…
Но благостное настроение быстро прошло само собой, вернее, его разрушила возня за пределами круга. Всю ночь нам не давали спать то всполохи, то какие-то тени, визг, хохот, от которого просто волосы вставали дыбом. Утром под глазами у всех, включая Вятича, были синяки.
Я тихонько поинтересовалась:
– Что теперь?
– Сейчас посмотрим.
Когда собрались, Вятич снова сделал какие-то знаки, словно распечатывая полянку, и первым шагнул прочь с нее. Мы не слишком весело потянулись следом. Хотелось есть, пить и спать одновременно.
Пока я пыталась решить, чего же больше, Вятич дошел, ведя свою лошадь в поводу, до пригорка. Я тупо шагала след в след и потому, когда он вдруг остановился, чуть не впилилась ему в спину. Сонное состояние не позволяло быстро соображать. Для начала я чуть подождала, но спина сотника не двигалась, пришлось обходить.
Чуть потянув за собой Славу, я шагнула влево и тоже замерла. На пригорке на пеньке сидел старик. Почему-то я больше удивилась наличию пенька, чем самого старика. Точно помнила, что вчера никаких пеньков тут не было!
Старик молча смотрел на нас, Вятич на него. Я некоторое время переводила взгляд с одного на другого, а потом неожиданно произнесла:
– Здрасьте.
Дед кивнул:
– Здравствуй.
И тут же обратился к Вятичу:
– Не ждал встретить?
– Почему же? – вздохнул сотник. – Ждал. Только не время.
– А когда время?
Я понимала, что происходит что-то очень важное, и не могла решить, что бы мне этакое предпринять, то ли вмешаться в беседу, вежливо напомнив, что разговаривать вдвоем, когда вокруг есть остальные, невежливо, то ли просто применить против деда приемчик карате.
Чуть пораскинув мозгами, насколько позволяло мое сонное состояние, решила, что карате не пройдет, что-то было в дедке такое, что не позволяло надеяться на успех нападения. Нутром чувствовала, что он просто вытянет вперед руку, и я останусь с вытянутой ногой. Хорошо, если ненадолго, а если насовсем?
Но что-то делать было нужно. Меня удивляло спокойствие парней, они словно продолжали спать, отошли чуть в сторону и стояли, безмолвно дожидаясь, когда Вятич поговорит с дедом (или наоборот – дед с Вятичем?). Я решила вмешаться.
– А в чем, собственно, дело? Мы можем пройти дальше или нас так и будут водить кругами?
Сотник почему-то буркнул:
– Еще скажи, что тебе некогда…
– Скажу! Извините, нам действительно некогда.
– Дело не в чем, а в ком. В тебе! – Глаза деда были такого же непонятного цвета, как у Вятича при нашей первой встрече. Стало немного жутко, но Вятич почему-то не беспокоился, хотя доволен встречей явно не был.
– А что я?
Старик вздохнул:
– Скажи парням, чтоб поспали пока. Разговор есть.
– А… может, к тебе? – Сотник явно был озабочен.
– Не стоит, будут потом рассказывать. Пусть просто отдохнут, нарочно всю ночь спать не давал.
Парни не противились. Мы все вернулись к костровищу, и мои ратники устроились отдыхать. Как мне хотелось последовать их примеру, но не получилось, я явно оказывалась одним из трех действующих лиц предстоящего разговора. А жаль, спать хотелось сильно, в глаза хоть спички вставляй.
Дед, видно, оценил мои стоические попытки не клюнуть носом, он провел по моему лицу жилистой рукой, и сонливость просто улетучилась. Я даже рассмеялась: поистине, сон как рукой сняло.
– Настя, ты дольше не сможешь жить так, как жила до сих пор.
Сказать, что я ничего не поняла, было бы преувеличением, я поняла, что чего-то не могу, все остальное было пустым звуком. Оглянувшись на Вятича, увидела в его глазах что-то такое… Так… вот он, встречник…
– Что я должна делать?
Я почему-то четко поняла, что должна, только не знала, что именно. Дед кивнул:
– Против тебя поднялись все силы, приведенные с собой Чужими.
– Батый, что ли? Так мы туда и торопимся. Моя мечта его убить.
– Ты говоришь о людских силах, а я о навьих…
Стало не по себе.
– С чего вы взяли?
– Пока ты не участвовала в бою в том лесу против навьих сил Чужих, тебя еще могли не трогать. Теперь берегись…
Я пыталась сообразить. Получалось, что я, разбивая те темные сгустки нежити, копала сама себе могилу? А… Вятич, как же он это допустил?! Но тут же осадила сама себя: в одиночку ему с такой силой было бы не справиться. Мелькнула мысль, что можно бы вообще не связываться, отправились бы своей дорогой после леса, как сделали наши парни. Но эту мысль я быстренько задавила на корню, даже не додумав.
– И что теперь?
– А теперь тебе нужно либо пройти посвящение, либо вернуться в Москву.
В Москву? Я даже растерялась, а как же… нет! Как же Вятич… и та ночь… Я уже не могла представить себя без Вятича…
– Посвящайте! Во что там?
Дед рассмеялся:
– Недаром Ворон твердил, что Вятич притащил скорее ведьму, чем…
С кем он собирался сравнить ведьму, так и осталось неизвестным, потому что я возопила во весь голос, вспомнив соседку с пятого этажа:
– Я ведьма?! Да вы ведьм настоящих не видели!
– Видел, видел! Ты права, не похожа, – замахал руками старик.
Я вдруг подумала, что он слишком легко одет для зимы, тулупчик на нем нараспашку, рукава рубахи широкие, внутрь даже снег залетает. И как ему не холодно, я и то начала зябнуть. И голова без шапки легким снежком уже присыпана… Понятно, колдуны не мерзнут…
– Послушай, это очень серьезно. Пройти посвящение – значит стать такой, как Вятич. Не сразу, конечно, но постепенно. Это значит, навсегда, понимаешь, навсегда, – с нажимом произнес старик, – быть привязанной к своему делу.
Мне стало немного страшно.
– А… что за дело?
– А… что за дело?
– Не всегда одинаковое, сейчас вон у тебя Батый, потом может быть что-то другое или кто-то другой.
Я беспомощно оглянулась на Вятича, тот только развел руками.
– Подумай, Настя, может, лучше вернуться в свою жизнь и не вспоминать обо всем, что здесь произошло? Я поставлю тебе защиту на некоторое время, но потом придется выбирать. И если ты решишь вернуться, никто тебя не осудит, это твое право. Если останешься, будет очень трудно, всегда трудно.
В другой момент я бы заорала что-нибудь вроде «мы не ищем легких путей!», но сейчас голос старика был слишком серьезным, чтобы ерничать. Я поняла, что решается моя Судьба, причем именно с большой буквы. И решать ее кавалерийским наскоком глупо.
– Подумай, хорошенько подумай, – еще раз посоветовал старик и поднялся, явно намереваясь уйти. Но все же он повернулся к Вятичу: – Молодец, хорошо с монгольской нежитью справились. Как ты Вугу сумел одолеть? Она ведьма вредная…
Сотник усмехнулся:
– Это ее Настя разными ругательствами интернетовскими запугала.
– Ох, Настя, ты даже не представляешь, какую силищу против себя подняла, встав против Батыя.
Он все же пошел обратно к пригорку, не оглядываясь и не прощаясь. Но остановился и посоветовал:
– Идите по тропинке, только не вправо, а слева, там чисто. В лес не заходите, в деревню тоже. Любопытных много.
Старик ушел, а мы все сидели молча. Наконец, я не выдержала:
– Вятич, что за силы, которые я вызвала? С этим можно справиться?
– У Батыя тоже не слабая защита, а вы с Анеей его попытались испугать, потом мы еще и наяву вызов бросили. Ворон предупреждал, что это опасно, я не послушал. Нужно было тебя прямо тогда, не глядя на твои вопли, отправлять обратно.
– Щас! Спешу и падаю! Подхватилась и побежала, даже в щечку поцеловать забыла!
Вятич покачал головой:
– Вот детский сад…
– Анея сказала бы: дурища. Так что там за защита у Батыя?
– Его шаманка тоже умеет навьи силы призывать, и куда лучше Вуги. А татар знаешь сколько погибло… Если она своих навьих против тебя поднимет, самим не отбиться.
– А дед может помочь?
– Дед? Ты даже не представляешь, с кем сейчас разговаривала.
– Не представляю, он не представился.
– Ну и не надо. В общем, Настя, у тебя действительно два пути. Или ты отправляешься срочно, вот прямо сегодня, домой, или…
– Ну, уж договаривай, если начал. Я должна стать ведьмой?
– Ведьмой? Сдурела?! Ты должна стать точкой приложения при столкновении этих двух сил – здешних и пришедших.
Я попыталась не потерять самообладание.
– Это как? Как мячик для пинг-понга, как боксерская груша, просто как закрытая дверь, которую штурмует спецназ?
– Все сразу тебя устроит?
И вдруг меня осенило:
– А ты? Ты такой точкой был?!
Глаза Вятича смотрели прямо и честно:
– Был. И есть.
– Это… это страшно?
Его губы чуть дрогнули в улыбке:
– Если боишься – страшно.
Я с трудом продавила сквозь горло вставший ком, немного посидела молча, Вятич не торопил.
– И что я должна буду делать?
– Жить, как жила. Гоняться за Батыем, ругаться, восхищаться…
– Любить…
– И любить тоже.
Я снова помолчала.
– Вятич, а это… как-то ощущается? Ну… точка приложения?
– Ты однажды это чувствовала. Помнишь, бой в лесу, когда гонялась за чужими навьими?
Я помнила. Это было потрясающее ощущение – я все могла, не глядя под ноги и по сторонам, бегала по лесу, и деревья словно расступались, а кочки прятались. Я была в десять, в сто, в тысячу раз сильнее себя нормальной, и меня это почему-то не удивляло. Точка приложения… Мне нравилось.
– Если так, то я согласна.
Сотник вздохнул:
– Не всегда так, иногда очень даже иначе…
– Ничего, справимся. А точкой приложения Батыя легче бить?
– Во дурища… Ладно, ложись, поспи, у тебя еще есть время на размышления.
– Не хочу я спать, меня дед по лбу стукнул, весь сон пропал.
Глаза Вятича лучше его слов говорили о том, что он думает по поводу «деда» и «стукнул», но я подделываться под его язык не стала. Дед? Не знаю, кто он там, но мне-то показался дедом. Но вообще-то ощущение избранности у меня росло как на дрожжах. Наверное, это плохо.
– Избранность – это прежде всего ответственность.
– Мысли читаешь?
– Ты бы на себя со стороны посмотрела, – буркнул Вятич, – раздуваешься на глазах, скоро станешь такой, как была в начале прошлого лета.
Прошлое лето – это когда я только попала в тринадцатый век и тело моей боярышни Настасьи Федоровой было килограммов на двадцать тяжелее нынешнего. Мне стоило немалых усилий привести его в норму, потому замечание Вятича, что я возвращаюсь к прежним размерам, ввергло в ужас.
– Где?! – Я ощупала бока. Нет, ничего страшного, как было, так и есть.
– Э-эх! Как тебя легко испугать! – Сотник смеялся, протягивая мне руку, чтобы поднять с седла, на котором я пристроилась.
Встав, я оказалась просто в его руках. Пальцы подняли мою голову за подбородок, я снова утонула в голубых до невозможности глазах…
– Глупышка… трусиха… Воительница…
Его губы слились с моими.
Чуть очухавшись, я все же поинтересовалась:
– А я буду рядом с тобой?
– А ты этого хочешь?
– Спрашиваешь!
– Тогда будешь.
Мы не видели, как вдали седой старик покачал головой:
– Ох, Вятич, Вятич, что ж ты наделал… – Чуть подумав, он снова покачал головой, словно возражая сам себе. – А может, так и лучше? Любовь – это сила посильней многих…
Нам было все равно, что там себе думают волхвы, мы продолжили целоваться…
Нежить
Дорога, ведущая влево, как и правая, огибала лес, но она вывела нас к мельнице, увидев которую Вятич покусал губу. Я помнила, что мельник, как и кузнец, всегда связан с какими-то силами, с Водяным, кажется.
Это подтвердил и мой наставник:
– Для тебя проверочка, Настя.
– Чего меня проверять?
Я едва успела договорить, потому что увидела такое… На дубе совсем рядом прямо из коры возникло чье-то большое лицо! Нет, оно не выдвинулось, оно вдруг как-то образовалось из линий коры, небольшие веточки стали густыми бровями, трещины на коре обрисовали глаза, рот, посередине она выступила носом, пониже мох повис седыми усами… Но это точно было лицо.
Увидев такое в подмосковном лесу, я наверняка заорала бы:
– Гляньте, какое дерево!
Но сейчас нутром поняла, что это не просто дерево, это… А вот что это, не знала.
– Вятич…
– Леший, – спокойно откликнулся Вятич.
Одуреть! Но я почему-то не испугалась, спокойно шагнула к дубу:
– Здравствуй, Леший…
– Здравствуй… – прошелестели ветви дуба.
– Через твой лес пройти можно?
Конечно, скептики бы сказали, что это просто пробежала маленькая ящерка, но я точно знала, что это дрогнули губы Лешего:
– Иди…
Нормально! Я беседую с Лешим. Скажи мне кто совсем недавно, покрутила бы пальцем у виска. Шелест листьев принимать за голос Хозяина леса, а бегающую ящерку за его улыбку… Но я не сомневалась в том, что так и есть, просто надо видеть, не всем дано. Вот парни явно не видели, они стояли, тараща на меня глаза и прислушиваясь. Хоть бы не приняли за ведьму.
Нет, отнеслись спокойно, это в порядке вещей, ну поговорил человек с Лешим, и что? Не всем дано, а вот их Насте – да. Вятич привычно покусывал губу.
Чуть отойдя, я оглянулась, кора на дубе снова стала просто корой, а мох мхом. Наваждение? Нет, это Леший, теперь меня не обманешь.
– Договорилась?
– Да. – Мои глаза смотрели почти с вызовом. Неужели скажет, что я беседовала с деревяшкой?
– Молодец. С мельником осторожней, он с Водяным знается.
– Я помню. А Водяной нам страшен?
– Страшен может быть любой, даже просто человек, но и помочь может всякий. Только лучше рассчитывать на свои силы.
Я чувствовала себя просто-таки именинницей, хотелось заорать на весь белый свет, что я теперь избранная! И никакие мысленные ругательства вроде «дурищи» не помогали.
Вятич усмехнулся:
– Лопнешь.
И я понимала, к чему он это сказал.
Дальше до самой мельницы ехали спокойно.
Она, конечно, не работала, потому как лед еще не отпустил озерцо, в которое впадал ручей. Но журчание все равно слышалось, это ручей пробивался подо льдом, местами выходя на поверхность.
Навстречу выскочила собака, заступила путь. Мы остановились подождать, пока хозяин отзовет, хотя легко могли бы отогнать или вообще убить. Плох тот гость, что хозяйских собак начнет бить. Из-за мельницы показался крепкий мужик с окладистой бородищей. Я подумала, как он из такой мучную пыль вытряхивает, неудобно же.
Цыкнув на пса, который тут же отошел в сторону, явно демонстрируя, что он свою работу выполнил честно и дальше вмешиваться не намерен, мельник повел рукой, приглашая пройти.
Мне подумалось, что волосами зарос, что твой лешак.
Я ожидала всяких ужасов вроде вурдалаков или упырей, но мельник грубо обманул мои ужасные ожидания, он оказался нормальным и вполне обычным. Фи! У меня руки чесались повоевать с нечистью, а тут все чисто и тихо. Или в тихом омуте кое-кто водится? Если и водился, то носа не высунул. Ночь прошла спокойно, ни единого вопля о помощи, стона или призрака чьей-нибудь бабушки. И кошка у мельника была не черная, а рыжая, вернее, трехцветная, в руки не давалась, но и не шипела.