Семейный отдых в Турции (сборник рассказов) - Валерий Поволяев 17 стр.


Щенок этот всем своим видом показывал, что жизнь у него плохая, он никому не нужен, на то, что его кто-нибудь возьмет, нет никакой надежды, и так далее, а потому принимать какое-либо участие в общем веселье ему нет никакого смысла.

Петр Петрович выбрал именно этого щенка - приглянулся он ему своей печалью и человеческой готовностью сносить все удары нелегкой жизни.

Когда он привез Васечку домой, то разглядел брачок, который впопыхах не засек - у Васечки вместо двух семенных яичек было одно. Такие казусы иногда случаются. Вернуть щенка хозяину? Такого в правилах игры не было, да и щенок тогда будет обречен: вряд ли кто его возьмет, и хозяин в таком разе будет вынужден его уничтожить. Щенка было жалко, и Петр Петрович, посовещавшись с Инной Михайловной, решил оставить его: плевать, в конце концов, что он с одним яичком! Так Васечка нашел свое место в жизни.

Был он большим любителем ездить на машине за город, садился в кабину рядом с хозяином, Петр Петрович аккуратно пристегивал Васечку к сиденью, и они отправлялись на дачу к друзьям на реку Истру. Васечка вел себя в дороге азартно, следил за встречными машинами, за тем, что происходит на обочине, приподнимался на сиденье, высовывался в окно, взлаивал, поворачивался к хозяину, словно бы обращаясь к нему за поддержкой и ощущая необходимость обсудить увиденное.

Однажды Петр Петрович в спешке отъезда забыл его привязать, так Васечка, высунувшись в открытое окно, вывалился из машины. Хорошо, упал на мягкое, не разбился, хотя все могло кончиться трагично.

Васечка быстро вырос, потяжелел и стал походить на задастого полнотелого мужичка с крупной головой и короткими ногами, страдающего одышкой и почечными коликами.

Проку от Васечки в смысле прибытка не было никакого, единственное, что он умел, - хорошо есть, исправно переваривать пищу да ходить на горшок - вот и все Васечкины способности.

Имелись в семье два кота. Френки и Бакс. Бакс был найден на помойке, принадлежал он к изрядно потрепанной беспорядочными случками в подворотнях сиамской породе, а скорее, был беспородным сиамцем, - но, отъевшись, неожиданно обрел стать и начальственную важность, сделался темным, как вечер в глухую осеннюю пору, огромные голубые глаза его были выразительны, он всегда словно хотел что-то спросить, и это всегдашнее любопытно-вопросительное выражение пожизненно застыло в его глазах.

Чтобы Бакс не разменивался на встречи с кошками в грязных подворотнях, сидел дома и весною не орал голосом пьяного мужика, пристающего к фонарному столбу, его охолостили. И Бакс разом потерял интерес к прекрасному кошачьему полу, вопросительное выражение в глазах сделалось ещё более устойчивым, во взгляде его не было ничего, ни одной мысли, кроме извечного вопроса любопытствующего существа: "А вы чего это тут делаете?"

Другое дело - Френки. Френки - чистопородный кот с родословной, как у лорда - она расписана у него на целых двадцать колен, и там нет ни одного случайного имени, ни одной приблудной кошечки или котика, - только усатые лорды и их благородные подруги, принадлежит Френки к очень ценной породе, которая называется "английская голубая". Шерсть у Френки действительно голубая, цвета дыма от костра, на котором сжигают яблоневые листья.

Но характер... Характер Френки имел дикий, людей не любил и вообще считал их существами более низкого порядка, чем кошки. Яркие, медно-оранжевые, будто две новенькие монеты, глаза его иногда наполняла такая ярость, что они светились в темноте, как автомобильные фары. В таком состоянии к Френки было лучше не подходить, хотя чувства свои он, как истинный лорд, старался не выказывать, и если кто-то приближался к нему, презрительно отворачивался, всем своим видом демонстрируя брезгливость к двуногим, и если до него пытались дотронуться, чтобы погладить, по-змеиному шипел.

Это был очень серьезный, очень дорогой кот.

На Френки Инна Михайловна с Петром Петровичем и решили сделать ставку. Чистопородных "голубых" котов в Москве было раз-два и обчелся, кошек оказалось гораздо больше и на это Инна Михайловна и рассчитывала. За день общения высокородной "англичанки" с хмурым Френки она установила твердую таксу - пятьсот долларов. Теперь осталось только найти "клиенток".

Расчет был сделан верный. После того как дали объявление в газете, в квартире Травянских раздался телефонный звонок. Петр Петрович брился, Инна Михайловна спала.

- Это вы чистопородный английский голубой? - напористо спросил женский низкий голос.

Петр Петрович опешил настолько, что едва не порезался "жилетом" бритвой, которой, если верить рекламе, обрезаться невозможно, но факт есть факт - он почувствовал боль. Прижав трубку телефона плечом к щеке, он продолжал обривать сложное место под нижней губой, где у него находились две родинки.

- Почему это я голубой?

- Ну вы давали объявление в газету?

- Я.

- Тогда чего же отказываетесь?

Петр Петрович запоздало сообразил, что к чему, - это звонила "клиентка", - пробормотал виновато:

- Извините!

- У вас опыт общения с чистопородными невестами есть? - спросила дама, будто Петр Петрович, а не Френки был котом.

- Нет, - чистосердечно признался Петр Петрович.

- Я так и знала! - Дама фыркнула, потом, поразмышляв немного, снизошла: - Ладно, когда встречаемся?

Петр Петрович никак не мог привыкнуть к святой простоте этого разговора, все сбивался, думал, что речь идет о нем самом, а не о коте, ежился и с опаскою поглядывал на дверь комнаты, где отдыхала Инна Михайловна.

Через несколько минут, справившись с ситуацией, он назначил первое свидание.

Сам же, готовясь к встрече, решил полистать толстую, богато иллюстрированную книгу Дороти Силкстоун Ричардз "Ваша кошка". Из книги он узнал многое из жизни английских голубых, даже то, что во время Второй мировой войны количество котов-производителей в Англии (как людей в России) упало настолько, что их приходилось искать в других государствах; узнал, как эти капризные существа надо мыть лавровишневой водой (Петр Петрович даже не представлял, что такая вообще существует на свете), что такое отметины табби и с глазами какого цвета рождаются кошки, выведенные в Картезианском монастыре и именуемые, как и знаменитый ликер - шартрез, все, в общем, но только не то, что должен был делать Френки, когда в гости к нему придет кошечка, имени которой он не знал.

От книги Дороти Ричардз у Петра Петровича мозги поехали, он впал в некую растерянность и в этом состоянии пребывал до тех пор, пока не прибыла владелица властного баритона.

- Ну, где мужчинка? - спросила она с порога, поставив на пол роскошную кожаную сумку с двумя длинными ручками, в сетчатом окошке сумки виднелась усатая кошачья морда. Только кошечка эта была не голубой, а желтовато-коричневой. Цвет её был очень необычный, дорогой, как определил Петр Петрович.

- А разве так можно? - робко поинтересовался он.

- Что можно?

- Скрещивать дымчатого кота с коричневой кошкой?

- Это не коричневая, а кремовая! - Дама назидательно подняла палец и посмотрела на Петра Петровича, как учительница старшего класса на второгодника, в очередной раз застрявшего где-то посреди учебной лестницы его ровесники уже одолевают десятый класс, а он все ещё никак в пятый перейти не может. - Самые лучшие особи получаются от скрещивания голубого жениха с кремовой невестой.

- А мы... мы что должны с вами делать? - дрожащим голосом спросил Петр Петрович - он ужасно переживал за себя, а ещё больше - за своего Френки: вдруг тот оплошает?

- Как что? Доставайте своего мужчинку, мы их познакомим, - дама тронула рукой длинную лямку своей роскошной сумки, стоившей не менее семисот долларов, - и представим им возможность пообщаться друг с другом. Ну, в общем, вы сами все понимаете. Лучше меня небось... - Дама сделала жест, который Петр Петрович ни за что бы не решился воспроизвести на людях.

- Да-да, - поспешно произнес Петр Петрович и полез под кровать вытаскивать Френки.

Френки сидел в самом темном углу, диковато оглядывался, шипел, как Змей Горыныч, и ни за что не хотел даваться в руки хозяину. Грязи он набрался под койкой столько, что его пришлось бы сдавать в химчиску.

Наконец Петр Петрович поймал Френки, дал ему по физиономии, чтобы не кусался, отряхнул, выбил из гладкой шерсти облако пыли и выволок в прихожую. Про себя выматерил жену: нужно было, чтобы она пораньше встала и вымыла Френки.

Он думал, что Френки не произведет никакого впечатления на начальственную даму, но та, увидев кота, оценила его и произнесла удовлетворенно: "О!" Нагнулась над сумкой, расстегивая золотистую молнию.

- У вас для кошачьей любви есть, естественно, отдельная комната? кряхтя, спросила она.

- Есть-есть, - готовно подтвердил Петр Петрович, только сей час поняв, что собственного кабинета ему не видать отныне как своих ушей. Теперь не он там будет хозяин, а кот Френки.

- Есть-есть, - готовно подтвердил Петр Петрович, только сей час поняв, что собственного кабинета ему не видать отныне как своих ушей. Теперь не он там будет хозяин, а кот Френки.

- Разрешите мне взглянуть, что это за комната? - потребовала дама, доставая из сумки кошку, и Петр Петрович поспешил исполнить её просьбу.

Осмотром "брачных апартаментов" дама осталась довольна - особенно её восхитили несколько очень недурных копий Жоржа Брака, висящих в кабинете. Через пять минут она уехала, оставив "невесту" на попечении Петра Петровича. Петр Петрович, сглотнув тягучую горькую слюну, образовавшуюся во рту, подумал о том, что дама поступает очень рискованно, оставляя дорогую киску ему...

А что, если сейчас он эту кошечку сунет себе под мышку и поедет на "птичку", где можно продать и купить что угодно - не только ворованную кошечку, а и контрабандой ввезенного в страну бегемота? Он выглянул в окно и невольно поежился: увидел, что дама садилась в громоздкий шестисотый "мерседес" серебристого цвета. Дверь ей подобострастно открывал водитель в кожаной куртке, с плечами раз в шесть шире, чем плечи Петра Петровича. Впритык к "мерседесу" стоял джип с охраной. Петр Петрович понял, что любое действие с кошечкой может кончиться для него плохо. Даже если он просто отдавит ей палец на лапе...

Он осторожно, стараясь не издавать ни единого звука, открыл дверь в кабинет и заглянул в проем. Френки, надутый, важный, сидел посреди кабинета на ковре и хмурился, будто начальник, с которым в коридоре не поздоровалась уборщица, кошечка же, сложное имя которой у Петра Петровича вылетело из головы, едва его назвала дама с напористым голосом, возбужденно ходила вокруг Френки, выписывала мягкими лапами вензеля и пыталась заигрывать с ним. Мурлыкала, останавливалась и заглядывала в мрачные глаза, хвостом проводила по его морде, снова мурлыкала. Френки пыжился, надувал грудь и терпел.

- Френки! - шепотом позвал его Петр Петрович. - Ты уж постарайся, Френки! - Он неожиданно повторил неприличный жест, который перед отъездом сделала дама: ладонью ударил по кулаку, будто пробку в бутылку загнал. Ладно, Френки?

Френки мрачно глянул на хозяина и отвернулся. Кошечка же на Петра Петровича даже внимания не обратила, будто он был пустым местом, и Петр Петрович невольно ощутил себя таковым. Вздохнул сдавленно и закрыл дверь кабинета. Он переживал за Френки, так переживал, что готов был сам за него исполнить то, что следовало. Одновременно Петр Петрович переживал за самого себя, за благополучие дома и за климат в родной стране.

Из кухни вышел Бакс - этот четверть-сиамец обладал свойством совершенно бесследно исчезать в квартире - растворялся, будто таблетка аспирина "Упса" в стакане воды, а потом так же внезапно возникал... Следом за Баксом появился и Васечка. Бакс остановился у двери кабинета и недоумевающе посмотрел на хозяина: "А чего это там такое происходит, а?" Поднял хвост трубой. "И почему без меня? А?"

- Ладно, Бакс, иди, посмотри. Вдруг что-нибудь новое увидишь?

В кабинете, собственно, ничего и не происходило: Френки продолжал сидеть на ковре, а благородная леди лежала перед ним в позе курицы-табака и преданно заглядывала в глаза.

Бакс, удивленный тем, что в доме, кроме него с Френки, есть ещё представители кошачьего роду-племени, округлил глаза так, что они вообще стали походить у него на блюдца. Не сводя взгляда с Френки, Бакс приблизился к нему, хотел спросить, что тут делает эта рыжая профура, но не успел: в зрачках у Френки вспыхнул яростный синий огонь, он приподнялся над полом и что было силы врезал Баксу лапой по физиономии.

Бакс, взвизгнув, кубарем полетел к двери, точно угодив в проем, будто футбольный мяч в ворота. Петр Петрович посторонился, кувыркающийся Бакс на скорости пронесся мимо, и Петр Петрович закрыл дверь.

Больше Бакс не интересовался, зачем Френки уединяется с чужими кошками в кабинете хозяина.

Васечка подошел к Баксу и сочувственно лизнул его в голову. В ответ вместо благодарности и слезного скулежа, который всегда отличал сентиментальных котов, - также получил по морде. По закону цепной реакции. Это стерпеть было трудно.

Конечно, Васечка мог перекусить Бакса пополам - от чего кот мигом превратился бы в жеваного кузнечика, попавшего под тракторную гусеницу, но Васечка этого не сделал, он мудро и грустно посмотрел на Бакса и молча повалился на него - просто-напросто лег на несчастного кастрата. Всей тяжестью своего упитанного тела придавил его к полу. Вес Васечки раз в десять превышал вес кастрата.

Другой бы на месте Бакса взвыл бы, укусил пса за толстый, покрытый нежной холеной шерстью живот, причинил бы ему боль, но Бакс избрал другой путь - он терпел... Вообще-то, Васечка часто позволял себе подобные выходки по отношению к Баксу, он по-своему воспитывал кастрата.

В доме у всех этих зверюг существовали свои собственные территории они поделили квартиру на три части, и если вальяжный хамоватый Васечка не допускал никаких поползновений на площадь, скажем, Френки - он вообще, если честно, побаивался голубого кота, - то по отношению к Баксу исходил от обратного: нарушение "государственной границы" происходило постоянно. Васечка, переваливаясь с ноги на ногу, с хамским видом подгулявшего купчика мог подойти к Баксу, спихнуть его с какого-нибудь нагретого местечка и преспокойно улечься на нем.

Если с Френки такие штучки не проходили, то с Баксом - сплошь да рядом. Урчанье, фырканье, шипение, оскаленные зубы и выпущенные из лап кривые когти впечатления на Васечку не производили - он на них не реагировал, - и Бакс некоторое время пребывал в растерянности, не зная, что делать. Но потом и он научился отстаивать свою территорию. Он распластывался на полу, выбрасывал во все стороны лапы и по-гадючьи шипел. Сдвинуть его с места хотя бы на сантиметр было невозможно.

И тогда Васечка стал на него ложиться. Как на подстилку. "Ах, ты не хочешь мне уступить? Ну, ладно!" - и плюх всей тяжестью на Бакса. Кот после таких экспериментов напоминал вяленое мясо под названием бастурма: был плоский, мятый, со слипшейся нечесаной шерстью и безумным взглядом, как у индюка, налетевшего на грузовой автомобиль. Но собой был доволен - не уступил подлому кабысдоху и сантиметра своей площади.

Васечка несолоно хлебавши удалялся на свою территорию, а если дома находились хозяева, то получал ещё и гонорар - пару оплеух от Инны Михайловны или Петра Петровича. Но тут Васечка не стерпел: он решил, что пусть будет гонорар, но кастрата он накажет. При хозяине.

А приезжая кошечка все-таки достала Френки, он занялся ею.

Через сутки в квартире вновь появилась дама с властным баритоном и забрала изможденную от любовных утех аристократку. На столе оставила деньги - пять вкусно похрустывающих новеньких бумажек щавелевого цвета. Пятьсот долларов.

Инна Михайловна и Петр Петрович довольно переглянулись и произнесли в один голос:

- А!

И дружно потерли руки.

Следующая случка также принесла пятьсот долларов.

Еще одна, состоявшаяся через пару дней, - также пятьсот. И пошло, и поехало. Петр Петрович не замедлил на кошачьи деньги приобрести себе новый пиджак и две рубашки "Поло", Инна Михайловна - кожаный плащ.

Но кожаные плащи да рубашки популярной фирмы - это мелочи, мыслить надо глобально, по-крупному, - так считала Инна Михайловна. Для того же, чтобы мыслить "глобально, по-крупному", следовало накопить денег побольше.

Инна Михайловна в приливе нежности даже забралась под кровать, где в мрачном одиночестве пребывал пыльный Френки, и погладила его по голове:

- Ты давай, котик, ты старайся!

В ответ Френки противно зашипел. Инна Михайловна в приливе ещё большей нежности попробовала вытянуть Френки из облюбованного им укрытия, поселить на бархатной подстилке, которую она специально приобрела для любовных утех кота, но не тут-то было: Френки дугой выгнул спину и так полыхнул глазищами, что Инна Михайловна, икнув от невольного страха, задом вылезла из-под кровати.

Тем не менее, выбравшись из пыльного укрытия голубого кота, она ещё раз заискивающе заглянула туда, похлопала рукой по подстилке:

- Это для тебя, родной наш котик, исключительно для тебя.

В ответ Френки прошипел что-то невнятное, хамское и отвернулся от докучливой хозяйки.

Петр Петрович вступил в элитный кошачий клуб. Клубов таких в Москве оказалось превеликое множество, что было в общем-то странно при всеобщем, за исключением нескольких тысяч избранных, обнищании. Клубы районные и клубы микрорайонные - скажем, Хамовнические или Чистопрудненские, клубы отдельных улиц - Волхонки, Кутузовского проспекта и Стромынки, клубы городские, клубы, объединяющие любителей кошек по почтовым отделениям и даже домам, - самые разные, различного калибра, богатства и веса, - но Петр Петрович решил учитывать прежде всего интересы Френки и избрал клуб под названием "Элитный голубой", куда входили владельцы английских голубых и русских голубых кошек. Только голубые, только они, словом... И скоро Френки вновь пришлось работать.

Назад Дальше