– Почему?
– Меня он не информировал. Но Жора сказал, что Александре ты мог понравиться.
– Не было ничего, – начал Аркадий, но потом замолк, вспомнив нечто неприятное. И обернулся к двери в комнату.
– Ну и идиот, – сказала Рита, появившись в халате из комнаты, где она, оказывается, спала на диване. – Она же на Аркашку глаз положила. Я ее за это отшила.
– Здравствуй, – сказал я.
– Не перебивай! – вскинулась Рита. – Ты не представляешь, какая это дрянь, шлюха продажная! Ах, я ветка, я травинка – она травинка из железа. Для нее мужики – ступеньки в лестнице. Скажи спасибо, что живым остался.
– Это была случайность, – возразил Аркадий.
– Случайность? Только ты мне об этом не рассказывай. У меня от вашей лапши все уши отсохли.
Они говорили, как будто меня не было в комнате.
Я прервал перепалку.
– Порейко сегодня угрожал Аркадию. Мне не понравилось, как он говорил, – сказал я. – У меня создалось впечатление, что он, то есть его люди, не выносит Аркадия.
– И тебя? – спросила Рита.
Она забрала тяжелые медовые волосы в пук на затылке и, взяв со стола резинку, перетянула ею хвост.
– И меня, – признался я.
– Поэтому и позвали в шоферы?
– Отчасти. А что, у него не было шофера?
– Хорошего шофера не было, – сказал Аркадий. – Был один парень, но его порезали в какой-то разборке, до сих пор в больнице отлеживается, в областной.
– Ты бы уехал куда-нибудь, Аркадий, – сказала Рита. – Хочешь, я с тобой уеду?
– В круиз за пять тысяч баксов? – спросил Аркадий.
– В Курскую область, – сказал я, – к родственникам. Отдохни. Сейчас ты вряд ли особенно нужен на фабрике.
– Как раз сейчас я и нужен, – возразил Аркадий. – У нас многое решается.
– А черт с ним, пускай его пристрелят, – сказала Рита. – Он сам нарывается.
– Ничего они не сделают, шакалы. Только ты эту тачку паршивую у моих окон не ставь. А то я тебя с тачкой вышвырну подальше, – сказал Аркадий.
Я спустился, отогнал машину немного в сторону, благо место было, а когда вернулся, Рита уже ушла.
Я не заметил, как она вышла из подъезда.
Я улегся на диван и спросил Аркадия:
– Надеюсь, ты работаешь с дядей Мишей не только потому, что не выносишь Порейку.
– Все не так просто, – ответил Аркадий и невесело рассмеялся.
– Тогда слушай внимательно, – сказал я. – Сегодня мы с Порейкой встречали людей из центра.
– Ты уже говорил.
– Приехал почетный председатель генерал Чулков. С ним реальный хозяин Фонда – Рустем Марков. Запомнил?
– Несложно.
– Третий – на подхвате, но характерно, что он или из «Памяти», или «баркашовец», я их плохо различаю – черный мундир, много ремней, и сапоги скрипят. Однако он у них прислуга – носит чемоданы. Они остановились в гостинице. Немного поскандалили, поэтому местный милиционер приходил объясняться, и Порейко ему что-то сунул.
– Ничего удивительного, – сказал Аркадий. – Гостиница у милиции под «крышей». Они следят, чтобы был порядок.
– Сегодня вечером они будут что-то обсуждать. Я постараюсь подслушать. Пока мы будем в гостинице, пожалуйста, передай в Москву информацию о приезде генерала Чулкова.
– Не талдычь. Сделаю.
– И тут же, как сообщишь, уходи. Прошу тебя. Приказать не могу, но очень прошу. И Рита просит. Ты ей доверяешь?
– Нечестный прием, – улыбнулся Аркадий. – Ритка здесь ни при чем.
– Когда я вернусь ночью – чтобы тебя не было. Останешься в Курске, пока тебе не скажут возвращаться. Ключ под половиком.
– Ну ладно, ладно, – сказал Аркадий.
Он открыл шкаф и стал вынимать что-то – наверное, белье. Мне было очень неловко. Какого черта я заставляю людей срываться с места, куда-то нестись, как преступников?
Без десяти восемь я попрощался с Аркадием.
– Послание мое отправишь, не забудешь? – спросил я.
– Не забуду.
Он почти обнял меня, коснулся ладонями плеч и отстранился.
Я спустился вниз, к машине, и погнал ее к дому Порейки, не хотел опаздывать – шофер должен быть безукоризненным.
Я прибыл вовремя – мои хозяева уже стояли возле дверей.
– Чего опаздываешь? – буркнул Порейко.
Я выразительно посмотрел на часы.
– Не сюда в восемь, а там надо быть в восемь, – проворчал шеф.
– Ты не прав, Дмитрий, – сказала Александра. – Ты велел ему здесь к восьми быть.
– А ты бы помолчала, – сказал Порейко.
Александра чуть улыбнулась, как улыбается мудрая мать, слушая вопли своего младенца.
Вечер был бархатным, темнело, жужжали комары.
У гостиницы нас ждал Одноглазый Джо. Жоры не было.
Порейко первым вбежал в гостиницу, словно боялся хоть на минуту опоздать. Александра задержалась у машины.
– Александра, – сказал я. – Я боюсь, что они замышляют что-то плохое против Аркадия. Ты могла бы этому помешать?
– Ты бы лучше о себе думал, – ответила Александра. – Ты на подозрении хуже, чем Аркашка.
Она быстро ушла в гостиницу следом за Порейкой.
Уже темнело, вечер обещал быть длинным и облачным, это будут бесконечные сумерки.
Мне надо было подслушать их разговор. Может быть, тогда все и решится.
Но я не знаю, какая из комнат – «полулюкс». Ведь не иначе как там будут идти переговоры.
Я вышел из машины, закрыл ее, чтобы не соблазнять мелких преступников блестящими штучками, перешел на другую сторону улицы, соображая, где находится «полулюкс», – гостиница была массивная, обширная, даром что двухэтажная, но половину первого этажа занимал ресторан, а вторую – служебные помещения. Номера были на втором этаже.
Я прошел по улице. За гостиницей были полуоткрытые ворота – они вели на хозяйственный двор. Двор был обширным, с конюшнями, где стояли разные, видно, не только гостиничные, машины, у одного из складов под желтой в полумраке лампой сгружали с грузовика овощи.
Гостиница была построена в виде буквы Г, причем длинная полоска шла перпендикулярно улице, выходя во двор, а с другой стороны...
Я вышел снова на улицу и посмотрел с другой стороны. Там шел высокий забор, затем начиналось здание магазина «Промтовары». Вернее, он раньше был магазином «Промтовары», а нынче назывался «Кугюр» – черт знает, что этим они хотели сказать. Но вывеску «Промтовары» закрасили кое-как, так что я догадался, чем в нем торговали раньше.
Из-за высокого забора между магазином и гостиницей поднимались купы яблонь с небольшими пока плодами. Там был сад. Но чей? Возможно, он тянулся параллельно улице.
Я попал в глупое положение. Если бежать вокруг квартала и искать, как заглянуть в чужое окно, то за это время кто-нибудь обязательно выйдет проверить и меня не найдет возле машины. Заниматься обычной левитацией на центральной улице города нелогично. Неизвестно, куда тебя потащат сначала – в сумасшедший дом или милицию.
В глубокой задумчивости, свойственной лишь кинорежиссерам и героям авантюрных романов, я отправился обратно, поравнялся с машиной и тут совершенно явственно услышал знакомый голос Порейки:
– А этот тост разрешите поднять за присутствующего среди нас освободителя Европы от фашистского ига!
Господи, и я собирался летать по воздуху и лазить по крышам в то время, как эти бездельники праздновали встречу друзей в ресторане, у открытого окна, не обращая внимания на шоферов и лакеев.
В этот момент грянул оркестр, и все мои радужные надежды разлетелись в пыль. Для того чтобы подслушивать их и дальше, мне пришлось бы сесть на стол, а это вызвало бы удивление.
У меня оставалась надежда на то, что им захочется всерьез поговорить после славного ужина. Надо же на что-то надеяться.
Время у меня было, но мыслей, как назло, – никаких. В результате я не придумал ничего лучше, как заглянуть в холл. Там никого не было. Я осторожно прошел ко входу в ресторан, прикрытому лиловыми портьерами, видно, оставшимися со славных купеческих времен. Все столы длинного скучного зала, разрисованного по стенам плодами южных земель, были заняты. Толстяк танцевал с Александрой, Рустем чокался с Порейкой. Жора с Одноглазым Джо сидели за соседним столиком, пили водку со скудной закуской и всех охраняли. Мне показалось, что Александра увидела меня и подмигнула. Хотя, может, мне хотелось, чтобы она подмигнула.
В зале было дымно, и освещен он был несколькими цветными прожекторами, которые мельтешили, стараясь создать атмосферу непринужденного праздника.
Я вышел из зала и, подойдя к дежурной, показался ей проверяющим. Неважно каким – может, по электрической части, может, по газовой. Я спросил, как пройти в «полулюкс».
Проходить я никуда не стал, а возвратился к машине. Как я и предполагал, окна «полулюкса» выходили в сад. Два окна – третье и четвертое от дальнего конца. Информация есть, но пользы от нее пока мало.
Зато штора в ресторане была прикрыта не до конца, так что я точно увидел, как они, расплатившись, покинули ресторан.
Было без десяти десять. Стемнело, но ночью это серебряное сияние назвать было нельзя. В такую погоду в Питере выходят в два часа ночи посмотреть, как разводят мосты. Люди и предметы приобрели некий полупрозрачный вид и потеряли свой цвет – все было сиреневым и смутным.
Деятельность на гостиничном дворе давно уже прекратилась. Сторож прикрыл ворота и куда-то отошел, возможно, он ждет проказников во дворе.
Через дверь я поглядел, как вся честная компания поднималась наверх. Первым шел генерал, а дальше построением немецких псов-рыцарей, известным по нашему кинематографу как «свинья», шествовали Рустем с Александрой, а затем латники – простые ратники – Порейко и Джо с Жорой и телохранитель в черном, скрипевший ремнями на весь район.
Значит, они решили никого мне в помощь не присылать и вообще списали меня со счетов. Обидно, но удобно.
Меховск рано ложится спать или прилипает к телевизорам, чтобы лучше разбираться в мировом искусстве и политике. Если не считать золотой молодежи, которая догуливала в ресторане, постепенно переходя от рока к присядке, да случайных прохожих, улица была пуста. Теперь можно было рискнуть.
Я сделал так: дошел до магазина и резким прыжком поднялся на его крышу. С непривычки я потянул ногу, и мне пришлось минуты три корчиться за трубой от боли. Все летающие люди из фантастических романов померли бы от смеха, увидев, до чего дошла левитация в наши дни.
Не поднимая высоко головы, я перебрался на другой скат крыши. И разглядел сад. Он в самом деле относился к какому-то большому зданию – больнице или школе, нет, скорее больнице, потому что несколько окон в нем светилось.
Окна длинного крыла гостиницы выходили в этот сад. Мне не стоило труда увидеть свет в «полулюксе», где жил генерал. В обоих окнах.
К счастью, не все деревья в том саду были яблонями. Среди них встречались и более солидные создания. На ветвях одного из них – кажется, липы – я устроился, готовый, если надо, взлететь.
Я должен сказать, что летал я по обязанности, без всякого удовольствия и понимал проблему Икара, который предпочел свалиться в море, только бы не шастать между облаками.
Начало каждого полета требовало такой концентрации всей душевной и физической энергии, что начинал болеть живот и ломить в затылке. Боюсь, что, если бы мне в такой момент смерили давление, оказалось бы, что меня надо срочно класть в больницу.
Нет, я не птица и не создан для полета.
Рассуждая так, я устраивался поудобнее на ветке, глядя в открытое окно номера «полулюкс».
Как раз когда я еще шумел и потрескивал ветвями, Порейко подошел к окну и стал вглядываться в полутьму.
– Как бы кто не подслушал, – сказал он.
– Вы же знаете, это больничный сад. Ну кто в него ночью пойдет? – ответил Одноглазый Джо.
– Кому не надо, тот и пойдет, – ответил Порейко. Он стал закрывать занавеску, но изнутри комнаты сразу откликнулся генерал.
– Можно оставить немного свежего воздуха? – спросил он. – Как говорится, голова в холоде, ноги в тепле. Суворов.
Штору закрывать не стали.
Генерал пил кефир из квадратного пакета. Ему нравилось пить кефир.
– Не то что алкогольные напитки, – сообщил он.
– Я надеюсь, что здесь никто не услышит, – сказал Порейко. – Хотя я продолжаю думать – неплохо бы закрыть окно.
– И не думай, – воспротивился генерал.
Порейко вернулся к окну. Он смотрел вниз, словно кто-то мог подобраться к дому и подложить бомбу. Он курил, и, когда затягивался, его лицо становилось оранжевым от разгоревшегося уголька.
– Я рассчитывал на большее количество живой силы, – сказал генерал. – Моя статистика показывала другие величины.
Наверное, он был генералом по интендантству. Хотя в политику обычно уходили генералы из политорганов.
Я ощутил вечернюю тишину. И запах листвы. Где-то далеко залаяла собака. Вечер был безветренным, парным, и каждое слово, сказанное в комнате, мне было слышно, будто я сидел среди собеседников.
– В общей сложности, – ответил Порейко, отвернувшись от окна и возвратившись в комнату, – мы достигнем нужного числа. Добавим со стороны.
– Ни-ни! – возразил Рустем. Перед ним стояли в ряд несколько банок с пивом «Хейникен», он открывал их по очереди, слизывал пену и потом высасывал банку до дна. – Никакой самодеятельности. Мы мобилизуем наших людей, спецконтингент. Мне надоели объяснения. К тому же, по некоторым сведениям, к нашей деятельности проявляет интерес департамент Мясоедова.
– Это в МВД? – спросил Порейко. Теперь к окну подошла Александра.
– Ты куда? – спросил Порейко.
– Душно у вас, накурено, – сказала она.
Нас разделяла пропасть в десять метров; если бы она смотрела прямо на меня, наверняка бы углядела в листве.
Я замер, превратившись в сук. Сук был не очень убедителен, но она меня не заметила.
– В МВД, – сказал Марков и почесал убегающий подбородок, – но у нас к ним хода пока нет. Пока.
– Как же так, с вашими-то деньгами, с вашим влиянием?
– Я тоже удивлен, – сказал генерал. Он пил кефир, расплывшись на стуле, видно, спине привычней было опираться на прямую твердую доску.
– Это дело времени. Департамент невелик – одно слово, что департамент. Но они решили, что чем меньше людей, тем меньше утечки. Купим. Обязательно купим.
Я подумал, что разговор идет о департаменте полковника Миши. Мне хотелось, чтобы существовал департамент, куда еще никто не смог залезть, купить, развратить и уничтожить.
– Это опасно, – сказал генерал. – Поймите, что я обладаю высокой репутацией. Если что-то просочится в продажную прессу, моей репутации будет нанесен непоправимый ущерб.
– Непоправимых ущербов не бывает, – Рустем открыл еще одну банку пива, – все забывается. На этот счет есть поговорка, но я ее забыл. – Он говорил без акцента, но жестко произносил согласные.
Он сыто засмеялся, словно забыл поговорку нарочно, чтобы подшутить над собеседниками.
– Так, и что же? – спросил Порейко. – Что им известно?
– Им известны предыдущие мобилизации, – сказал Рустем. – Они уже вычисляют, что произошло, и даже, мне сообщили, просили прикрытия для того, чтобы послать агентуру в пункты, где могут произойти новые казусы.
– К нам тоже? – Александра отвернулась от окна и кинула вопрос в густую полутьму комнаты. Им бы свет зажечь. И, как бы услышав мою мысль, генерал произнес:
– Совсем ничего не видно, я этого не выношу. Даже в блиндаже у меня всегда было освещение проведено. Я помню, сидели мы в Грозном под вокзалом, и я говорю ребятам: «А ну-ка сделайте мне свет!» Сделали, черти полосатые!
Генерал врал. Не был он в Грозном под вокзалом, потому что и в прошлом, и в позапрошлом году ему было все те же восемьдесят лет. Такой генерал годен только для митингов.
– Значит, к нам прислали агента? – спросила Александра.
– Вот именно это и я хотел спросить, – произнес Порейко.
Александра зажгла торшер. Его уютный свет как бы сплотил людей, словно на полотне Рембрандта, – остальной мир перестал существовать, растворившись в теплой темноте.
– Не исключено, – сказал толстый. – Мясоедов отличается методичностью.
– А если у нас возникли подозрения? Даже без ваших предупреждений. Что нам делать? – спросил Порейко.
– В двух словах попрошу изложить суть дела, – приказал генерал.
– Недавно у нас в городе появился человек лет двадцати пяти. По биографии и документам – ветеран. Но что меня смутило с самого начала – он остановился в доме у некоего Аркадия Полухина, личности подозрительной и, по нашим сведениям, тайного сотрудника органов.
– Какие основания? – спросил Марков. – Я спрашиваю, чтобы призвать вас к осторожности. Наши товарищи в других местах часто ударяются в подозрительность. А излишняя подозрительность так же опасна, как излишняя доверчивость. Мы можем оттолкнуть, а то и погубить хорошего, преданного идее человека. И главное – привлечь к себе внимание органов. Учтите, не все у нас еще куплено, не все еще нам подвластно. Мы стремимся к этому и в центре, и на местах. Но работа нелегкая, ох нелегкая.
Марков подвигал козырьком и с тоской посмотрел, как уменьшается ряд пивных банок. Перед ним оставалось три или четыре.
Александра перехватила взгляд и, улыбнувшись, сказала:
– Мы можем нашего человека послать. Он всегда киоск откроет.
– Киоск не надо! – предупредил Порейко. – Киоски контролируются враждебной нам группой.
– И вы допускаете?.. – удивился генерал. Он постучал донышком кефирного пакета о столик, стук получился авторитетным и даже строгим.
– У каждого свои проблемы, – сказала Александра. – Вы не можете навести порядок в Москве, а мы не можем разобраться со всеми противниками в маленьком Меховске. Чувствуете сходство ситуации?
– У вас молодые, сильные, смелые ребята! – рассердился генерал. – Поднимите их, направьте, дайте цель, лозунги, и пускай они все сделают.
– Командарм, – сказал Рустем, – ты требуешь от ребят невозможного. Сам говорил, что они нам могут выделить слишком мало людей, а хочешь, чтобы они схватили весь город. В Меховске действует параллельная организация?
– Действует, ох как действует! – поспешил с ответом Порейко. – Союз ветеранов Афганистана во главе с неким Мельником. Мы не наладили с ними связи.