Тяжелая рана ноги надолго приковала герцога к носилкам, но в осаде Антиохии он уже участвовал. В марте 1098 года он совершил подвиг, о котором крестоносцы ещё долго рассказывали. В одиночку преследуя сделавших вылазку неприятелей, он нагнал их у моста и, заняв возвышение, разрубал всех приближавшихся к нему пополам. Благодаря герцогу, франки не только отбили вылазку, но и взяли большую добычу — лошадей и оружие.
И вот, наконец, Антиохия взята, в свою очередь осаждена несметными полчищами врагов, и шатающиеся от голода рыцари ходят по городу с ощущением полной безнадежности. И всё–таки, не держась от голода на ногах, они покинули крепостные стены и набросились на троекратно превосходившего их, сытого, свежего противника. Герцог Готфрид вместе с Гуго Великим и графом Фландрии бросились туда, где неприятель был особо многочисленным. Сарацины не выдержали их натиска, Готфрид в первых рядах вместе с другими героями гнал неприятеля до самой реки, обеспечив франкам небывалую, неслыханную победу.
Наконец настал ключевой момент первого крестового похода — штурм Иерусалима. Любой военный теоретик сказал бы, что крестоносцы не смогут взять этот город. При штурме хорошо укрепленного города силы нападающих, чтобы иметь успех, должны в четыре раза превосходить силы тех, кто обороняется. Между тем, в Иерусалиме было в два раза больше воинов, чем у крестоносцев. Шансов не было. Франки пошли на штурм.
Силы герцога штурмовали город с севера. Защитники Иерусалима основные силы бросили на то, чтобы уничтожить осадную башню, в которой находился Готфрид со своими соратниками. На башне сверкал золотой крест, она медленно приближалась к стене Иерусалима. Под градом стрел рядом с герцогом один за другим падали рыцари и оруженосцы, но его самого словно ангел прикрывал своим крылом. Несмотря на все препятствия, башня Готфрида подошла к стене. С вершины башни на стену перебросили мост. Готфрид с братьями первым бросился по мосту в гущу врагов. Иерусалим был взят.
На следующий день после штурма герцог первым из вождей похода подал пример благочестия. Безоружный и босой, он направился в храм Гроба Господня. За ним, скинув окровавленные одежды, последовали другие крестоносцы.
Среди вождей похода было с полдюжины представителей высшей аристократии Европы — каждый с высочайшим о себе представлением. Выбрать короля Иерусалима в таких условиях было очень не просто. Готфрид ни на что не претендовал, интриг не плел и обращал на себя внимание только этим. Впрочем, князья, не смотря на все свои амбиции, при выборе короля действительно желали следовать воле Господней — ведь это были христианские князья.
Они пригласили слуг каждого из кандидатов и под присягой обязали их говорить правду о характере и образе жизни своих господ. Слуги герцога отвечали, что им не нравится в нем только одно: войдя в церковь, он подолгу не может выйти из неё, и по окончании литургии расспрашивает священников о каждом образе, который есть у них в храме. Слугам это не нравится, ведь, ожидая герцога, они никогда не могут вовремя попасть к столу. Когда избиратели это услышали, они вознесли хвалу тому мужу, которому вменялось в недостаток то, что другие почитали бы за добродетель.
После долгих совещаний герцога Готфрида единодушно избрали королем Иерусалима. Готфрид отказался от короны и знаков королевского достоинства, сказав, что никогда не примет золотого венца в том городе, где на Спасителя был возложен венец терновый. Он принял скромный титул «защитника Гроба Господня».
Кто из герцогов и графов не мечтал о королевской короне? Разве лишь тот, кто не хотел принимать на себя ответственность, которая неизбежно ложится на короля. Но Готфрид именно от ответственности и не отказался, а вот королевской короны не принял.
Падение Иерусалима вызвало шок в исламском мире и побудило многих ранее враждовавших эмиров объединиться. Эмиру Афдалу удалось собрать огромную армию. Афдал поклялся срыть до основания храм Гроба Господня. Готфрид призвал всех вождей немедленно присоединиться к нему и идти навстречу сарацинам. С ним пошли все жители Иерусалима, способные носить оружие.
Армия крестоносцев остановилась на равнине между Яффой и Аскалоном. Ночь на 14 августа крестоносцы провели над оружием, и рано утром был дан сигнал к бою… Христианских воинов набралось всего 20 тысяч, мусульманская армия превосходила их более, чем десятикратно, и всё–таки мусульмане потерпели страшное, сокрушительное поражение. Эмир Афдал бежал, говорят, что по дороге он проклинал пророка Мухаммада.
Иерусалим встретил известие о победе под Аскалоном всеобщим ликованием, защитника Гроба Господня встречали трубами и литаврами. И вот вожди похода, радостные и умиротворенные, с чувством выполненного долга, разъехались по домам. У Готфрида осталось всего 300 рыцарей. Он стал теперь вождем крохотного островка христианства посреди безбрежного моря ислама. У него не было сил даже на оборону своих владений, но этот удивительный воитель продолжал атаковать. Когда город Арсур отказался платить дань, Готфрид решил взять его штурмом. Штурм захлебнулся, Готфрид осадил Арсур.
Однажды к нему в лагерь пришли местные вожди небольших селений и принесли ему скромные символические дары — хлеб, вино, миндаль, изюм. Защитник Гроба Господня принял их, сидя на мешке, набитом соломой и брошеном на землю. Вожди были изумлены и спрашивали, как такой великий государь может сидеть так бесславно, не имея ни ковров, ни шелковых материй. Готфрид ответил: «Для смертного человека достаточно иметь землю сидением, так как после смерти она сделается его постоянным жилищем.» Вожди, прощаясь, сказали приближенным Готфрида: «Это муж, которому должны подчиняться все земли, и который по справедливости предназначен быть властелином всех народов».
Осаду с Асура решили снять, определённый результат она всё–таки дала. Мусульмане теперь, и не думая покушаться на Иерусалим, сидели тихо, радуясь, что сохранили своё. А между тем в Иерусалиме порою просто нечего было есть.
И вот лазутчики доложили Готфриду, что за Иорданом беспечно кочуют арабские шейхи с огромными стадами. Готфрид собрал небольшой отряд, пошел за Иордан и весьма успешно решил продовольственную проблему. Домой он возвращался с огромным количеством крупного и мелкого скота, да ещё и с бесчисленными пленными.
Один местный вождь, захотевший мира с Готфридом, пришёл к нему со свитой. Когда они заключили мир, вождь сказал, что много слышал о силе Готфрида и предложил ему отрубить голову верблюду одним ударом. Готфрид рассмеялся и с лёгкостью отрубил верблюду голову. Араб чрезвычайно изумился и спросил у Готфрида, может ли он это сделать другим мечом? Готфрид взял у араба меч и с такой же легкостью отрубил голову другому верблюду. Араб понял, что сила заключается не в клинке, а в руке. Он подарил Готфриду золото, серебро и лошадей, теперь он искал уже не просто мира, а дружбы с христианским воином.
За то время, пока Готфрид правил Иерусалимом, он показал себя не только, как великий воин, но и как мудрый правитель. Стремясь добиться устойчивости христианских завоеваний, он решил привязать рыцарей к земле и постановил, что проживший на участке год и день рыцарь становится его собственником. Одновременно он наложил дань на эмиров Кесарии, Акры и Аскалона, постаравшись сделать их из противников вассалами.
Первое время в Иерусалиме не было порядка. Победители требовали наград и постоянно ссорились, никто не знал, как решить, кто прав. Тогда Готфрид созвал самых мудрых вождей, и под его руководством был составлен свод законов, названных Иерусалимскими ассизами. Ассизы, принятые с большой торжественностью, были доставлены для хранения в храм Гроба Господня.
Как правитель он умел проявить не только силу, перед которой все трепетали, не только мудрость, которой все восхищались, но и большое смирение, достойное настоящего христианского правителя. В начале 1100 года патриарх Иерусалима потребовал у Готфрида весь город, а так же Яффу и почти всё, что принадлежало Готфриду. Это требование было абсурдно, Готфрид получил Иерусалим и Яффу от совета победоносных князей безо всякого условия когда–либо их уступить кому–либо. Наглость и жадность патриарха поставила едва родившиеся государство крестоносцев на грань конфликта с Церковью. И защитник Гроба Господня с кротостью и смирением уступил патриарху четвертую часть Яффы, а так же Иерусалим с тем лишь условием, что он будет пользоваться этими городами, пока Господь не расширит государства крестоносцев завоеванием двух других городов. Впрочем, этими условиями не суждено было исполниться. Вскоре патриарху пришлось договариваться уже с преемником Готфрида, который принял титул короля.
В июле 1100 года защитник Гроба Господня тяжело заболел. Он исповедовался, причастился и 18 июля принял мирную христианскую кончину. Готфрида погребли в храме Гроба Господня. Его смерть оплакали и христиане, для которых он был отцом, и мусульмане, много раз испытавшие на себе его справедливость и милосердие.
В июле 1100 года защитник Гроба Господня тяжело заболел. Он исповедовался, причастился и 18 июля принял мирную христианскую кончину. Готфрида погребли в храме Гроба Господня. Его смерть оплакали и христиане, для которых он был отцом, и мусульмане, много раз испытавшие на себе его справедливость и милосердие.
Звезда Готфрида просияла в эпоху, когда рыцарство ещё только зародилось, а между тем он навсегда остался непревзойденным, самым лучшим в мире рыцарем. Своей боевой доблестью он был равен Ричарду Львиное Сердце, своим благочестием и набожностью — Людовику Святому. Столь великим достоинствам и добродетелям никогда уже не суждено было сочетаться в одном человеке.
Кажется, у Католической Церкви было более чем достаточно оснований для канонизации Готфрида. Но католики оказались недостойными памяти великого христианского героя. Тогда не можем ли мы понять усыновление Готфрида православным императором, как усыновление Православной Церковью?
Король Людовик VII Юный
Король Франции Людовик VII взошел на трон в ещё довольно юном возрасте. Так он навсегда и остался в истории Юным, хотя правил довольно долго.
В начале его правления, в 1145 году, у юного короля произошел серьезный конфликт с графом Тибо Шампанским, прибегшим к поддержке папы. В гневе король предал огню и мечу владения строптивого вассала, не щадя ни в чем не повинных его подданных. Взяв город Витри, он приказал сжечь церковь, в которой укрылись 1300 прихожан.
Людовик повел себя, как барон–разбойник эпохи Меровингов, а эпоха была уже совсем другая — рыцарская. Все были возмущены этим поступком, сам Бернар Клервоский отправил королю Франции укоряющее письмо. Одумавшись и впав в ужас от содеянного, Людовик был близок к отчаянию. Он боялся гнева Божьего. И тут пришло известие о падении крестоносного графства Эдесского, был объявлен крестовый поход. Король, во искупление совершенного греха, решил «принять крест» и отправиться в крестовый поход.
Он принял крест на Пасху 1146 года, ему было тогда 25 лет. Отправившись в аббатство Сен — Дени, он молился, распростершись, своему небесному покровителю, святому Дионисию. После того, взяв знамя и получив от папы посох странника он обедал в столовой аббатства вместе с монахами. Это был великий праздник Франции, день духовного единения. Король, как простой кающийся грешник, предпринимал великое богоугодное дело. Народ напутствовал его слезами и молитвами.
Перед самым отправлением Людовик совершил то, чего никогда не совершал ни один король — он отправился ходить по домам прокаженных, сопровождаемый лишь двумя слугами. Это был очень искренний поступок настоящего христианина, но одновременно с этим и королевский жест. Рыцарский жест. Посещая и поддерживая отверженных прокажённых, король–рыцарь подчеркивал, что не считает себя лучше их. Его искренность достаточно подтверждалась тем, что он рисковал смертельно заразиться. В тот момент он вверил свою жизнь Богу.
До самого Константинополя все приветствовали короля Франции и его рыцарство, оказывая ему почести и всеми средствами обнаруживая своё доброе расположение. Ну а в Константинополе всё как всегда было не просто. Напряжение, появившееся между греками и франками ещё во время первого крестового похода, всё нарастало, церковный раскол приносил всё более заметные плоды.
Когда Людовик приблизился к Константинополю, нашлись люди, которые советовали ему овладеть всей богатой страной греков–ромеев. Надо было только немедленно написать королю Сицилии Рожеру о том, чтобы он прислал флот, и вместе осадить Константинополь. Людовик с гневом отверг это предложение. Ему советовали политики, но он был рыцарем, а потому не мог напасть на друзей, пусть даже очень ненадежных.
Сановники императора Мануила разговаривали с французами, стоя на коленях. Французы были скорее изумлены, чем тронуты, и отвечали презрительным молчанием. Ведь рыцарь встает на колени только перед Богом и никогда перед человеком. К тому же французы, среди которых, конечно, хватало льстецов, не смогли бы, даже если бы захотели, сравниться в этом отношении с греками. Король–рыцарь сначала терпеливо выслушивал их преувеличенные комплименты и безудержную лесть, хотя и краснел от того, что ему говорят подобные вещи, а потом король начал всё более заметно напрягаться. Тогда епископ Лангра Готфрид пришел к королю на помощь и просто, но решительно сказал медоточивым грекам: «Братья мои, не говорите так часто о славе, величии, мудрости и благочестии короля. Он знает себя, и мы его знаем».
Потом французский хронист писал: «Кто имел случай знать греков, тот скажет, что в минуты страха они унижаются до последней степени, но, взяв верх, становятся заносчивыми и жестоко притесняют слабейшего». В этом столкновении двух ментальностей в полную меру проявила себя ментальность рыцарская. Развитое чувство личного достоинства не позволяет рыцарю заискивать и лебезить ни перед кем, а потому он не любит, когда и перед ним заискивают и лебезят. Его это не радует. Рыцарь может надменно разговаривать с сильным, чтобы показать отсутствие страха, но он никогда не будет надменно разговаривать с тем, кто слабее, потому что это низость, а рыцарство не терпит низости. А у кого–то всё наоборот.
Тогда же отчетливо проявилась разница между французским рыцарством и германским. Родина рыцарства — Франция, германцы рыцарство заимствовали и усвоили не слишком глубоко. Греческий хронист писал: «Людовик, переправившись через Дунай и намереваясь идти дальше, не вел себя с таким неистовством, как Конрад, германский император. Людовик принял весьма благосклонно послов императора Мануила, и через них передал свой поклон императору. Или Людовик был благоразумнее Конрада, или его характер был мягче от природы. Во всяком случае он приобрел особенное расположение императора Мануила».
Грек, хорошо увидевший разницу между Людовиком и Конрадом, конечно, не понял и не мог понять, в чем эта разница. А дело всего лишь в том, что Людовик, в отличие от Конрада, был настоящим рыцарем.
Король Людовик, сопровождаемый императором Мануилом, посещал святые места Константинополя, а потом уступил настойчивой просьбе Мануила и отправился к нему обедать с небольшой свитой. Многие люди короля боялись за него, но он, считая себя под покровительством Бога, полный веры и мужества, не испытывал ни какого беспокойства. Французский хронист писал: «Тот, кто не имеет намерения вредить другим, нелегко верит тому, чтобы кто–нибудь мог ему навредить, и хотя греки не подали ни какого в этом случае повода думать о вероломстве, но всё же думаю, что если бы имели они хорошие мысли, то не были бы уж в такой степени услужливы». Чисто рыцарская оценка чисто рыцарского поведения.
Но повод подозревать греков в вероломстве всё же появился. В разгар торжеств, устроенных греками в честь франков, в самый тот момент, когда они приносили присягу императору Мануилу, вдруг распространилось известие, что Мануил за их спиной договаривается с Иконийским султаном о совместных действия против незваных гостей. Ошеломленные французы уже было начали громить всё вокруг, а епископ Лангрский предложил Людовику немедленно захватить Константинополь, но Людовик, приложив огромные усилия, сдержал своих. Король не останавливался перед самыми жестокими мерами по отношению к французам, которые обижали греков. Были случаи, когда крестоносцы сжигали дома и оливковые рощи греков, таким король приказывал резать уши, отрубать руки и ноги.
Жозеф — Франсуа Мишо писал: «Святое для французов чувство чести вторично спасло Константинополь». Уточнил бы: Константинополь спасла рыцарская честь короля Людовика.
И вот на пути в Святую Землю армия крестоносцев, переходя через горный перевал, попала в засаду. Здесь Людовик показал себя, как очень слабый, беспомощный полководец и как блестящий, великолепный рыцарь. Он даже не пытался командовать своим войском, он просто бился, причем, бился неподражаемо.
Группа храбрецов собралась вокруг короля и стала пробиваться к вершине горы. Тридцать баронов, охранявших Людовика, погибли возле него, дорого продав свои жизни. Король, оставшись в одиночестве, прислонился спиной к дереву и отбивался от доброй сотни врагов, которые ни как не могли его одолеть. Людовика спасла его рыцарская простота, на нем были доспехи рядового рыцаря, враги не узнали в нем короля и не захотели дальше возиться с таким упорным бойцом, предпочли оставить его и грабить обозы. Короля выручили тамплиеры, благодаря которым остатки войска удалось спасти. После этой бойни оставшиеся в живых рыцари искренне восхищались королем, но не имели возможности поблагодарить его за спасение. Рыцарская натура имеет свои слабые стороны. Классический рыцарь — очень плохой организатор. А Людовик был классическим рыцарем.