Кони, на которых были навьючены скромные пожитки семьи абрека, шумно отфыркиваясь, с трудом преодолевали крутой подъем. Поверх вещей на одном из коней восседал Муги, на другом — Энисат с маленьким Лом-Али, сыном Зезаг. Остальные шли пешком.
Светало. Внешне Зелимхан держался спокойно, но в душе у него все бушевало от ярости. Из рассказов односельчан он узнал о новом налете отряда Вербицкого на аул Харачой, где каратели уничтожили посевы, угнали скот, а дома всех Бахоевых сожгли вновь.
Это сообщение больше всех огорчило Бици.
— Где же мы теперь будем жить, когда вернемся в Харачой?— растерянно спрашивала она.
Зелимхан горько улыбнулся наивности своей жены и сказал:
— Туда еще надо вернуться, моя дорогая.
* * *
Сырое пасмурное утро заглянуло в окна богатого особняка генерала Михеева. Но не от того настроение начальника Терской области было пасмурным. Вчера вечером генерал получил весьма неприятное письмо от наместника Кавказа. Поэтому встал сегодня Михеев хмурый, как туча, и, придя в свой рабочий кабинет, долго ходил из угла в угол медленными тяжелыми шагами. Затем подошел к большому окну, выходившему во двор, и остановился, заложив руки за спину.
Тяжелая завеса моросящего дождя закрывала горы, которые лишь угадывались на горизонте. Деревья стояли мокрые и жалкие, потерявшие всю свою красу за знойные летние месяцы. Несмотря на то, что был еще конец августа, листья пожелтели, и когда налетал ветер, многие из них срывались с веток и, покружившись в воздухе, ложились на землю.
Генерал любил осень. Листопад и оскудение лесов обычно вселяли в него новые надежды: абреки потеряют в лесах прочно скрытое от чужих глаз убежище, и ловить их будет значительно легче. А потому с тех пор, как он стал начальником Терской области, скучный осенний период Михеев считал для себя лучшим временем года.
Картина, открывшаяся сейчас перед глазами начальника области, была уныла и неприглядна. У ворот на высоком столбе висел большой четырехугольник фонаря, маятником болтаясь на ветру. Неподалеку от него была расположена коновязь, вокруг которой кучами валялся конский навоз. Со вчерашнего дня птицы успели растащить его по всему двору.
— Мерзость какая! — в сердцах проворчал генерал и еще долго думал и о нерадивых дворниках, и о своих неприятностях по службе, и о скуке однообразных дней, и обо всем этом тревожном крае...
Потом он резко повернулся и подошел к письменному столу, брезгливо нажав пальцем на кнопку звонка.
Вошел дежурный офицер.
— Прикажите сейчас же убрать двор! — сказал генерал, повысив голос.
— Есть убрать двор, ваше превосходительство! — отчеканил уже немолодой офицер, вытянувшись в струнку.
— Вы что-то еще хотите мне сказать? — спросил Михеев, заметив, что офицер топчется на месте.
— Так точно, господин генерал.
— Говорите.
— Приехал начальник Веденского округа. Он просит принять его.
— Как, полковник Моргания? — удивился Михеев. — В такую рань?
— Так точно. Полковник Моргания.
«Зачем это он?.. Что там у них еще могло случиться?» — с тревогой подумал генерал, но тут же вспомнил, что сам приглашал полковника, и на душе у него сразу полегчало.
— Пусть войдет, — произнес Михеев зевая и устало опустился в мягкое кожаное кресло.
— Доброе утро, Спиридон Петрович, — с легким грузинским акцентом приветствовал Михеева тучный офицер, входя в кабинет.
— Здравствуйте, Арчил Таймазович, — приветливо откликнулся генерал и, поднявшись, пошел навстречу полковнику. — Ну, присаживайтесь, дорогой, — он указал на мягкое кресло, стоявшее около массивного письменного стола.
Немного помедлив, глядя на хозяина ласковыми восточными глазами, полковник сел.
— Когда прибыли? — спросил генерал, усаживаясь за стол.
— Сегодня ночью, ваше превосходительство, — ответил Моргания.
— Ну как, отдохнули с дороги?
— Спасибо.
— А я, признаться, очень плохо спал. Все неприятности, батенька, одни неприятности! — искренне жаловался Михеев.
— Не надо позволять себе так тревожиться, Спиридон Петрович, — сказал полковник тоном старого доброго врача. — Все равно кривых не исправить. Поберегите здоровье.
Генерал откашлялся, вытер платком губы и сказал:
— Не могу, милый друг, это уже привычка у меня, — он сделал паузу и продолжал: — Вижу, как все здесь сложно, трудно и запутано, но интересы государя-императора требуют конструктивного решения.
— Служить его императорскому величеству — счастье для всех нас, — полковник склонился в почтительном поклоне. И после небольшой паузы добавил: — Однако я напрасно заехал сюда.
— Это куда? — не понял генерал.
— Да в Чечню, — ответил тот. — Мне предлагали хорошее место в центре России.
— Что это вы, батенька, разве там спокойнее? — оборвал его генерал. — Оттуда только и сообщают о больших беспорядках, которые подогревают эти, как их, всякого рода социалисты.
Полковник молчал, словно сожалея, что сказал такое.
Генерал Михеев высоко ценил нового начальника Веденского округа. Юрист, окончивший университет, человек с тонким политическим нюхом, Моргания хорошо умел разобраться в местных условиях. В нем удачно сочетались ловкость, сила воли и готовность, не раздумывая, пустить в ход любые средства для достижения цели. Потому генерал с легким сердцем решил послать полковника в Ведено, в первую очередь для борьбы с Зелимханом.
— Ну, рассказывайте, что там у вас нового? Где сейчас скрывается наш главный разбойник?
— Нового? Да как вам сказать, Спиридон Петрович, особенно нового — ничего, — полковник еще не уловил, какого доклада ждет от него начальство.
Заметив уклончивость ответа, генерал махнул рукой:
— Рассказывайте все начистоту, Арчил Таймазович. Я уже давно привык ко всяким худым вестям. — Он вздохнул и добавил: — А добрые вести в этих краях редкость.
— Что касается Зелимхана, то он за последнее время нигде активно себя не проявляет, — начал полковник.
— Куда же еще больше, — перебил его Михеев. — Хватит и того, что он уже наделал.
— Да, — глубоко вздохнул полковник, — ужасно жалко Тархана Тудоевича.
— Хороший был человек, — покивал лысой головой генерал.
— Отличный человек, — подтвердил Моргания и, попросив разрешения, закурил. — Сообщают, Спиридон Петрович, что Зелимхан с семьей перебрался сюда, поближе к вам.
— Как к нам? Куда же это? — насторожился Михеев.
— Говорят, что сейчас он скрывается где-то в горах недалеко от Галашек. Но вряд ли задержится там надолго. Дело в том, что наши лазутчики узнали о его намерении в ближайшее время во главе крупной шайки напасть на город Кизляр.
— Ого! Вот что он задумал! А с какой целью? — генерал устремил на собеседника усталые, полные тревоги глаза.
— С какой целью? Разумеется, чтобы пограбить. Какие же другие цели могут быть у абрека?
— Это вы верно говорите, — согласился Михеев и, тяжело поднявшись, снова подошел к окну. Двор был уже чисто выметен. Дождь прекратился, и из-за гор показалось бледное солнце. Генерал медленно обернулся к полковнику и сказал:
— Арчил Таймазович, вчера я получил строжайшее предписание от его высокопревосходительства. Генерал предлагает нам в ближайшее время покончить с этими разбойниками, в противном случае грозится доложить о нашей бездеятельности императору, — он снова вернулся к письменному столу, все так же тяжело опустился в кресло и, выдвинув средний ящик, взглянул на конверт с пятью сургучными печатями. В нем лежало пресловутое письмо наместника Кавказа, в котором сообщалось, что власть его, Михеева, в пределах Терской области пока что чисто номинальная, что было, прямо скажем, в высшей степени оскорбительно для самолюбивого Михеева.
Генерал закрыл ящик стола и спросил:
— Скажите мне, каковы ваши ближайшие планы против Зелимхана?
— Мои?
— Да, ваши.
— В пределах вверенного мне Веденского округа, — отвечал полковник, оглядывая свои холеные белые руки, — я не позволю разбойничать ни Зелимхану, ни его сподвижникам. Но, как вы успели заметить, абрек этот за последнее время расширил район своих «подвигов» и в основном действует вне пределов моей компетенции. Примером тому может служить город Кизляр, расположенный далеко от моего округа. Я почтительно советую вашему превосходительству срочно уведомить подполковника Вербицкого о готовящемся налете абрека Зелимхана на Кизляр. Что еще? — Моргания сделал небольшую паузу. — Обещаю со своей стороны, насколько это будет возможно, помочь Вербицкому.
— Хорошо, — сказал генерал, — я сделаю то, что вы предлагаете. — Он тут же вызвал своего помощника по военным делам и велел ему тотчас дать Вербицкому шифрованную телеграмму о готовящемся налете банды во главе с абреком Зелимханом на Кизляр. — Вот так, — сказал генерал, проводив глазами своего помощника.— Но, признаюсь, Арчил Таймазовнч, Кизляр меня не слишком тревожит, вряд ли Зелимхан полезет к Вербицкому.
— Видите ли, Спиридон Петрович, — заметил полковник, — абрек Зелимхан всегда появляется там, где мы его совсем не ждем, — Моргания многозначительно поглядел в глаза генералу и бросил окурок в серебряную пепельницу, стоявшую на краю стола.
— Если это так, — серьезно сказал Михеев, — надо только радоваться глупости Зелимхана. Вербицкий достаточно опытный и смелый офицер, и ему предоставляется прекрасная возможность захватить наконец этого знаменитого абрека. — Генерал достал из портсигара, лежащего на столе, папиросу, прикурил ее и продолжал: — Ладно, не будем гадать. Хорошо, что вы сообщили мне об этом, — он сильно затянулся и умолк, отгоняя от себя табачный дым. — Вот что, Арчил Таймазовнч, я хотел посоветоваться с вами еще по одному вопросу.
— Слушаю вас, Спиридон Петрович, — с готовностью откликнулся полковник.
Михеев придвинул к себе черную папку, лежавшую на краю стола, и начал:
— Сегодня я вызвал к себе всех старшин Назрановского округа, где вы долгое время служили, и мне нужен ваш опыт и знание тамошних людей. Начальник округа также будет здесь, но, как вы знаете, он там человек новый.
— Рад служить вам, — сказал Моргания.
— Так вот, — продолжал генерал, слегка ударив по столу своим тяжелым кулаком, — некоторое время тому назад по настоянию сагопшинских стариков явился с повинной их абрек Саламбек. Я, разумеется, собирался его повесить. Но неожиданно ко мне обратились старшины некоторых аулов с просьбой ходатайствовать перед его императорским величеством о помиловании этого негодяя. Конечно, я не могу пойти на это. И вот сегодня я хочу поставить перед ними дилемму: или они выдадут мне этого Саламбека, или же я их самих сошлю в Сибирь.
— Я думаю, что расчет верный, Спиридон Петрович, — задумчиво отозвался полковник, — разумеется, они выдадут Саламбека.
— Конечно, — генерал улыбнулся, плотоядно блеснув золотыми зубами, словно был уже осуществлен его план. — Только страхом этих людей можно держать в узде, — и потушил папиросу о край массивной серебряной пепельницы.
— Что страх и голод единственные аргументы для горцев, это уже давно известно, — сказал полковник, подумав немного. — Но меня удивляет поведение старшин. До сих пор огромное большинство этих людей было верной опорой государственной власти в аулах. С чего это вдруг они поступают как защитники абрека и осмеливаются противостоять вам?
— Не исключаю, что ими могут двигать разные соображения, — генерал наклонился к Моргании. — Но в первую очередь ими владеет тот же страх. Просто ваш харачоевский Зелимхан широко оповестил жителей Назрановского округа, что будет жестоко мстить всем, кто допустит казнь этого разбойника Саламбека.
— Ну, тогда мне все понятно, — сказал полковник, опустив глаза. — А, кстати, ваше превосходительство, вы не могли бы припомнить, старшины каких аулов проявили в этом деле строптивость?
— Как же, разумеется, помню. Это старшины из сел Экажево, Нилхой, Галашки...
— Это ведь туда перебрался Зелимхан.
— Да, вы мне говорили...
— В связи с этим, Спиридон Петрович, у меня родилась одна мысль.
— Говорите.
— Было бы полезно послать в Галашки своего человека. Скажем, писарем. У меня есть подходящий на примете...
— Не возражаю, — кивнул головой Михеев. — Договоритесь об этом с начальником округа.
— Прекрасно! — улыбнулся Моргания. — Это будет для меня верный способ держать под контролем действия Зелимхана.
В эту минуту вошел дежурный офицер и доложил генералу, что старшины и другие вызванные им чиновники уже в сборе.
* * *
Генерал Михеев в сопровождении своих помощников, как военных, так и гражданских, а также начальника Назрановского округа князя Андрекова и полковника Моргании по широкой лестнице спустился на первый этаж и вошел в зал заседаний. Там все они разместились за длинным столом, покрытым зеленым сукном. Старшины, до этого жавшиеся по стенам, следуя приглашению генерала, робко присели на стулья. Михеев холодно оглядел собравшихся из-под густых бесцветных бровей.
Через высокие окна в зал проникали бледные лучи солнца, освещая седые бороды старшин, играя на серебре газырей и кинжалов.
Михеев с самого начала придал разговору угрожающий характер. Тон, каким он обращался к старшинам, был уничтожающе презрительным. Он не говорил, а отчитывал.
— Все вы заодно с этими разбойниками. Вы не можете жить без грабежей, у вас это в крови, — генерал ударил ладонью по столу. — Два дня вам сроку для выдачи властям разбойника Саламбека, или все вы отправитесь в Сибирь, — он вытер платком лоб, зло оглядел зал и крикнул: — Где старшина из Галашек?
— Мурцал из Галашек здесь, ваше превосходительство, — раздался голос.
Вперед вышел плечистый хмурый горец и остановился, разглядывая начальника области с каким-то наивным простодушием.
— Я есть Мурцал, генерал, — сказал он.
— А-а, это вы даете у себя приют разбойникам? — обрушился на него Михеев.
— Я никогда не откажу в пище и ночлеге доброму человеку, — спокойно ответил старшина.
— Значит, всякий разбойник для вас добрый человек?
— Не разбойник, а абрек, генерал, — невозмутимым голосом поправил генерала горец.
— Ах вот как! Арестовать его, — распорядился Михеев.
По залу прошел шум.
— И кто его тянул за язык? Лучше бы молчал, — прошептал старшина из Барсуков своему соседу.
— Верно говоришь, — ответил тот, трусливо оглядываясь вокруг.
Подскочивший полицейский пристав отобрал у Мурцала кинжал и медаль с цепочкой — знак старшинского отличия — и тут же увел его.
— Что за дерзость! — процедил сквозь зубы генерал и тяжело откинулся в кресле. — Теперь я хочу знать, когда будет передан властям этот самый Саламбек? — Михеев переводил уничтожающий взгляд с одного лица на другое. — Где старшина из Сагопши?
Со стула вскочил толстый человек с лоснящимся лицом. Его потные пальцы нервно теребили четки.
— Ва... ваше превосходительство, — заговорил он срывающимся голосом, закатывая полные ужаса глаза. — Сегодня ночью Саламбек ушел назад, в лес...
В зале воцарилась зловещая тишина.
4.
День клонился к вечеру, когда в Чиллан-ирзе появился Зелимхан со своим неизменным Аюбом.
В лесу стояла тишина, нарушаемая лишь пением птиц. Они, словно соревнуясь между собой, разливались на все голоса. Особенно неистовствовали воробьи, которые чирикали так, что не могло быть сомнения: в этом большом хоре у них нет соперников.
Зелимхан любил природу. Для него, оторванного от общества, от семьи, она была самым близким другом, постоянным собеседником, утешителем. Природа приносила ему радость во всяком своем обличии: не только солнечной и нарядной, но и в дождь, в зной, когда полыхали зарницы, и хмурой осенью, и холодной зимой. Ничего, что он так часто остается без крова, природа всегда дает ему приют и покой. Вот и сейчас он стоит, спешившись, держа под уздцы коня, и словно бы молится зачарованный ее прелестью. Но надо торопиться. Немного времени сейчас дано ему для молитв.
— Я пойду, — вздохнув, говорит абрек, — а ты встречай их по одному и направляй ко мне, — и он уходит в лес.
На поляне остались кони и Аюб.
Молодой, лет двадцати семи, статный, с лицом по-девичьи красивым, Аюб — вроде личного секретаря Зелимхана. Он пишет все дипломатические ноты и письма харачоевского абрека. Сейчас он тоже выполняет важное задание.
В течение всего вечера на заветную поляну по одному прибывают всадники. Аюб встречает каждого, предлагает спешиться и посылает налево — в густой лес. Там вновь прибывшего ждет Зелимхан, которому тот приносит клятву верности делу. Затем Зелимхан дает новому сподвижнику условное имя, заставляет укутать лицо башлыком и отправляет назад, к Аюбу, который на этот раз посылает человека направо — в лощину.
Так Зелимхан формировал свой отряд. Делалось это для того, чтобы в случае плена или ранения, оставшись на поле битвы, никто не мог бы выдать своих товарищей.
По-прежнему оставаясь осторожным и недоверчивым, знаменитый абрек затеял это крупное и опасное дело главным образом для того, чтобы проверить на нем людей, плечом к плечу с которыми, быть может, ему предстояло сражаться до конца своих дней, — их храбрость, выносливость и преданность его идеалам.
Когда все были в сборе, Зелимхан с Аюбом пришли к ним в лощину. Кроме новых, здесь были и старые боевые товарищи — Зока и Саламбек, который пока что так и не договорился со старшинами своего аула. Был здесь и дальний родственник Зелимхана — Шахид Борщиков из Шали. Потеряв всех мужчин своей семьи, харачоевский абрек сильно рассчитывал теперь на людей, близких ему по крови, и радовался, когда кто-нибудь из них выражал желание присоединиться к нему.