– Они встретились при мне, представляешь? Но только я не знала, зачем он приехал к ней, я ничего не знала и устроила жуткую сцену ревности, даже пригрозила пистолетом.
– Успокойся. Хотя я приехала к тебе, чтобы спросить, не знаешь ли ты, где он может быть. Он пропал, его все ищут, приезжала его мать, Лиза, она сказала нам, что картины, которые мы нашли вчера ночью в прихожей под пледом, принадлежат Мите. Мы ей, в свою очередь, прокрутили эту пленку, и все встало на свои места. Только Митя исчез. Лиза с Бобровым где только не были, мы с Дымовым ездили к Дорошеву, но тот всю ночь пил и теперь спит как свинья.
– Он у Геры, я там его оставила.
Маша оделась, и они поехали к Гере. Там был Хорн, он сказал, что Гера в ванной, и пригласил их войти.
– Ольга Владимировна, я должен вам все объяснить.
– Нет, Миша, не надо. – Ольга достала сигареты и села на предложенный стул. – Еще неизвестно, кто перед кем должен извиняться, я правильно говорю, Маша?
Маша молча кивнула и спросила, не видел ли Хорн Митю.
– Он ушел ночью, незадолго до моего прихода, так мне сказала Гера.
– Его нигде нет.
Вышла Гера, увидев гостей, смутилась и внимательно посмотрела на Машу, словно спрашивая, неужели снова что-то произошло и они приехали за Хорном. Словно успокаивая ее, Миша взял ее руку в свою.
– Они ищут Дождева.
– Гера, это вы передали Мите пленку? – Ольга показала на диктофон.
Гера утвердительно кивнула.
– Я виновата перед ним. Понимаете, когда я была еще замужем за Мишей, я покупала Митины работы по дешевке, но они мне действительно нравились. Миша был совершенно равнодушен к таким вещам, и я привозила их сюда. У меня все стены были увешаны Митиными пейзажами и натюрмортами, мне казалось, что таким образом я ему помогаю. Последний портрет, кажется, твой, Маша, он продал мне около двух недель назад, ему срочно были нужны деньги, кажется, на такси, чтобы добраться до Кукушкина, но он сказал, что оставляет портрет в залог, с тем чтобы потом выкупить. Я предложила ему просто взять у меня денег в долг, но нужно знать Митю. Маша, ты не должна ревновать меня к Мите, у нас никогда ничего не было. Я говорю это при всех. Но дело не в этом. Когда я развелась, Вик – мне трудно говорить об этом, – словом, я подарила ему все Митины работы, а он продавал их иностранцам. И я это знала, но я боялась его. А он, представьте, выкрал у меня и этот последний портрет – кстати, это за ним Митя вчера и приходил, – думаю, что все это они делали в паре с Анной, с его сестрой. Поэтому вчера, когда Вик пришел за мной к Мише и в пьяном угаре стал хвастаться, что у него скоро выставка в галерее и что там будут выставляться Митины работы – он, как вы все уже слышали, и не думал скрывать от меня, что работы краденые, – я, вспомнив про диктофон, записала весь наш разговор. Удивляюсь, как это раньше никто ни о чем не догадался. Ольга Владимировна, разве вы не видели, в какой манере пишет Дорошев? Об этом знает весь город. Как получилось, что его не разоблачили раньше?
– Так ведь Митину руку никто не знал. Пишет себе мальчик дома или на даче, много пишет, но никто практически, кроме близких, не видит. Хотя я с самого начала выражала сомнение в том, что работы принадлежат Вику, слишком уж не похожи они на его прежние. Я лично думаю, что если бы Анна знала, что работы не Вика, она вряд ли стала бы ему помогать, я знаю ее. Другое дело, если он признался ей в этом, когда Дымов был уже в городе. У ее брата появился шанс выбиться в люди… кто ее знает. Ведь Дорошев пьяница и совершенно беспринципный человек. Художник, который ведет такой образ жизни, не может так много работать, кроме того, как он мог, не покидая своей берлоги, писать такие прекрасные пейзажи? Так что я понимаю вас, Гера, и упреки ваши вполне обоснованны. Но мы с вами сейчас тратим время впустую, нам необходимо как можно скорее найти Митю и все ему объяснить.
Ближе к вечеру в квартире Дождевых собрались: Лиза с Глебом, Марта, Ольга Руфинова с Дымовым, Хорн с Герой, Маша, совершенно неожиданно для всех приехал из Кукушкина Сергей Дождев, который сообщил, что Митя не появлялся на даче уже два дня.
Руфинов впервые за долгие годы ночевал дома один. Он отпустил Викторию и Матвея, поужинал в одиночестве на кухне и почти всю ночь просидел за столом, вспоминая события последнего месяца. Он никак не мог смириться с мыслью, что Анна покинула его ради Шубина, а Ольга ушла к Дымову. Больше того, из дома уже во второй раз ушла Маша. Дочь отдалялась от него с каждым днем все дальше и дальше. Она, словно сорвавшись с цепи, теперь с невиданной скоростью наверстывала упущенное не по ее вине время, приобретая опыт. Маша сильно изменилась, но счастливой назвать ее было нельзя. Достаточно было посмотреть ей в глаза, чтобы понять, что она не любит Хорна. Тогда для чего же было затевать этот брачный марафон? Куда она так спешила?
Поздно ночью к нему пожаловал гость. Когда Руфинов увидел перед собой Шубина, он испугался:
– Что-нибудь с Анной?
– Как, разве она не у вас? – Шубин стоял в прихожей, щурясь от яркого света, веки его покраснели, было похоже, что он сильно взволнован. – Она ушла от меня. Пожила несколько дней, поплакала, сказала, что очень благодарна мне за все, вчера примеряли свадебное платье, а сегодня как вышла из дома, так больше и не вернулась. Я заезжал к ней домой – там никого нет. Вот я и подумал, что она у вас.
– А что она сказала вам утром, когда уходила? Может, ей кто-то позвонил?
– Да, она с кем-то разговаривала по телефону, но я не расслышал.
– А вы не обратили внимания, какое у нее было лицо, когда она собиралась уходить, и почему вы сами у нее ничего не спросили?
– Ну как же, спросил, она ответила, что хочет пройтись по магазинам. Я дал ей денег.
– А у брата ее вы были?
– Был, конечно. Виктор… с ним в последнее время что-то происходит. Казалось бы, у человека выставка не сегодня-завтра, с чего бы ему так пить? Он опустился, выглядит ужасно. Анны у него нет и, как он говорит, не было давно.
– Так, может, она уже вернулась к вам? Знаете, как это бывает у женщин, задержалась у подруги.
Шубин как-то недоверчиво, с иронией взглянул на Руфинова и качнул головой:
– Вы же сами прекрасно знаете, что у Анны никогда не было никаких подруг.
– Знаю. Потому что у нее был я.
– Лучше бы и вас не было. Это вы испортили ей жизнь, сделали ее такой. Я все знаю, она рассказала мне, как вы подслушивали в тот вечер – в этом вся ваша сущность, это ваши методы, ваши. Но чего вы добились? Вы сделали одинаково несчастными двух прекрасных женщин: вашу жену и Анну. Вам надо было хотя бы Ольге дать возможность как-то иначе устроить свою жизнь. Возможно, она встретила бы другого человека, с которым была бы счастлива. Или оставили бы в покое Анну. Так нет же, вам были нужны они обе, такие разные, несовместимые. Вы страшный человек, Руфинов. Я понимаю, что сейчас бесполезно вас шантажировать, дело сделано. Даже если Ольга и узнает, что не она является матерью Маши, девочка все равно любит больше Ольгу, она не любит Анну и никогда не сможет испытать к ней дочерних чувств. Вас же она всегда будет любить как отца. Вы все правильно рассчитали, но нисколько не подумали об Анне. А она все это время любила вас и ждала, что вы сделаете выбор.
– Успокойтесь, Шубин, теперь у меня нет ни Ольги, ни Анны. От меня ушла даже моя дочь, Маша. Так что вы совершенно напрасно сотрясаете воздух, все и так ясно. Только не понимаю, зачем вы внушили ей в свое время, что она больна? Разве это не жестоко?
– Нет, я хотел оградить ее ото всех, и от вас в первую очередь.
– Человека нельзя ограждать от жизни, от людей, мы сами чуть было не испортили жизнь своей дочери.
– Вы, Руфинов, разрушитель, и я желаю вам одиночества, глубокого и беспросветного.
С этими словами Шубин, тяжело дыша, повернулся и вышел из квартиры. Руфинов долго прислушивался к его шагам на лестнице и думал о том, что Анна, которую он знал, ни за что на свете не смогла бы выйти замуж за такого человека, как Шубин. Он к тому же всю жизнь напоминал бы ей о ее, пусть и мнимой, болезни. Все равно в этом городе у нее никого, кроме Вика и его, Бориса, нет, а это означало одно – она скоро объявится здесь, в этой квартире, и уже больше никогда ее не покинет.
Сергей Дождев, Ольга и Дымов ужинали, когда позвонил Руфинов и сказал, что Ольге из Москвы только что звонил Планшар и просил передать ей, что он прилетит завтра восьмичасовым рейсом, чтобы принять участие в подготовке выставки.
– Представляю его реакцию, когда он узнает, кто такой на самом деле Дорошев. Но главное, что мы хотя бы во всем разобрались, – сказала Ольга. – Только вот Митю еще не нашли.
– Может, позвонить все-таки в больницы или еще куда? – проговорил Сергей, его голос звучал так нерешительно, словно он сам испугался своих слов.
– Сергей Петрович, мы с Евгением Ивановичем уже обзвонили все, что только можно было обзвонить. К счастью, никого, похожего на Митю, не привозили. Так что он скоро объявится. А где, кстати, Маша?
– Сергей Петрович, мы с Евгением Ивановичем уже обзвонили все, что только можно было обзвонить. К счастью, никого, похожего на Митю, не привозили. Так что он скоро объявится. А где, кстати, Маша?
– Матвей повез ее в Кукушкино, пусть отдохнет. Она знает, что делает, ведь там и у вас, Сергей Петрович, дача. Вполне возможно, что он уже там. В случае, если она найдет его, позвонит сюда от Трушиных.
Понимая, что он здесь лишний, Дождев поехал ночевать к Марте. Но по дороге передумал и решил заехать к Лизе, чтобы справиться, не узнала ли она чего-нибудь нового о Мите. Это был, конечно, самообман, ведь если бы она узнала, тотчас позвонила бы Дымову, но он старался не думать об этом. Поднялся и нажал на кнопку звонка.
Бобров был пьян, он держал в руках смятый лист. В смешных белых трусах, со взъерошенными седыми волосами и слезящимися голубыми глазами, он никак не тянул на первую скрипку и напоминал своим видом опустившегося вдовца.
– Дождев, старина, рад тебе, чертовски рад. Случилось страшное! Охо-хо-хо! Случилось то, что должно было случиться. Он приезжает! Он! Она обманщица, твоя жена, она сказала мне еще тогда, что у них все кончено. Она сама не ведает, что творит. Лиза – непостижимая женщина, мне не стоило связываться с ней. Ее проще убить, чем понять.
– Что случилось?
– Она ушла от меня. Даже вещи не взяла. Сказала, что переночует в гостинице. Я не знаю, говорила она тебе или нет, но у нее есть маленькая дочь, она родила ее в Австрии. Надо знать Лизу, чтобы спокойно отнестись к тому, что она могла оставить девочку с ее отцом и, скажем, с няней, чтобы потом, когда ей надоест очередной мужчина – на этот раз я, будем знакомы! – вернуться к ним. Но я, представь себе, не знал, что того мужчину зовут Франсуа Планшар, тот самый Планшар, с которым работает Дымов. Теперь-то мне хотя бы понятно, каким образом Лиза смогла неожиданно покинуть вас с Митей и укатить за границу – Планшар увез ее шесть лет назад. Но, как видишь, ни деньги, ни дочь не смогли остановить Лизу, и она вернулась сюда, чтобы выйти замуж за меня. Да она просто бесчувственное чудовище! В ней напрочь отсутствует материнский инстинкт.
Дождев повернулся и пошел к двери.
– Ошибаешься, у нее все в порядке с инстинктами, просто она такой человек. Люби ее молча, как я, и радуйся, что она вообще существует. Ну, будь здоров.
Еще в подъезде он почувствовал запах печеного, так вкусно могло пахнуть только у Марты. Она встретила его улыбкой и спросила:
– Угадай, кто у меня?
– Митя или Маслов, кто ж еще?
– А вот и не угадал. Лиза. Ты не поверишь, но она сама ко мне приехала и знаешь зачем? Чтобы я испекла пирог с клубникой и вишнями, завтра приезжает ее маленькая дочка, Габриэль. Лиза – не железная, она перенервничала, прощаясь с Бобровым, мне пришлось напоить ее успокоительным и уложить спать. Пойдем на кухню, и тебе пирога хватит.
Сергей слушал ее щебетание и не мог понять, чему он так радуется. Уж не тому ли, что Лиза попросила Марту об одолжении и снизошла до нее, или тому, что Лиза скорее всего уедет с Планшаром, только теперь во Францию, и будет очень далеко отсюда, а может, тому, что Марта теперь репетирует Нору и эта милая ибсеновская женщина поселилась в ней на некоторое время?
Когда Марта скрылась в ванной, Сергей тихо вышел из кухни и остановился в дверях комнаты, чтобы взглянуть на Лизу. Она спала, свернувшись на диванчике, в юбке и блузке, светлые волосы блестящими волнами – свет падал из окна, а в комнате было темно – мерцали на подушке. Она видела сон, который заселила на этот раз, наверное, Планшаром и дочерью, она улыбалась и дышала ровно и очень трогательно. Она действительно всегда принадлежала только себе и никому больше, и вся ее энергия была направлена на то, чтобы постоянно разнообразить и обновлять свою жизнь, нисколько не заботясь о тех людях, которые любили ее и которых она бросала безжалостно, не оставляя никаких надежд. Если сравнить ее, скажем, с Мартой, которая очень скоро добьется успеха на сцене, или с Ольгой Руфиновой, на которую молятся все пенсионеры и художники города, то Лиза ничего такого не умеет, она даже пирог поручила испечь Марте, а сама в это время спокойно спит. И где спит? У женщины, которую заставила так сильно страдать!
Услышав, как прекратила шуметь вода в ванной, Сергей поспешил вернуться на кухню и налил себе чаю.
– Скажи, Марта, почему она пришла к тебе, она что, печь не умеет?
– Умеет, конечно, но говорит, что у нее все валится из рук. А еще она плакала и говорила, что Планшар давно бы приехал за ней, если бы она этого захотела. Да и по дочери соскучилась.
– А почему же теперь захотела?
– Из-за Мити, по-моему, она и его хочет взять с собой. Представляешь, она не знала, чем занимается Планшар, она и не думала, что его бизнес как-то связан с художественными выставками. Это она случайно от Глеба узнала. А когда они с Планшаром только познакомились, думала, что он просто коллекционер-любитель и покупает картины просто так, для души. Представь, как она засуетилась, узнав, что Планшар приезжает сюда для того, чтобы принять участие в открытии галереи. Конечно, она бы сделала все, чтобы ее сын выставился, но кто бы мог подумать, что Митины работы будут иметь такой успех.
С мокрых волос Марты вода капала прямо на стол, от чего образовалась небольшая лужица, по форме напоминающая сердце. Дождев подумал, что ему никогда не удастся постичь женское сердце и женскую логику и что он обречен на одиночество даже рядом с самой любимой женщиной. Он смотрел на Марту, но видел другую женщину, он страстно хотел ее, но она спала за стеной и в мыслях уже принадлежала другому. Он знал одно: отлучись сейчас Марта куда-нибудь, хоть к соседке, он бы разбудил Лизу своими поцелуями и хотя бы на час, пока она еще не уехала, вернул бы ее себе. Но Марта тоже знала об этом и никуда не уходила. Она все знала и знает и еще находит в себе силы смеяться и делать вид, что радуется жизни. И Дождев, обозвав себя скотиной, нежно привлек Марту к себе и усадил на колени.
– Еще по кусочку пирога и спать.
Как ни уговаривала Маша Матвея вернуться в город без нее, он упрямо отвечал, что у него приказ Руфинова и что он обязан ее охранять. И только после того как она позвонила от Трушиных домой и Матвей сам услышал голос хозяина, ее оставили наконец в покое. Едва стих шум мотора, она, облегченно вздохнув, поднялась на второй этаж. Митя сидел на постели с закрытыми глазами.
– Обещай мне, что, если я сейчас открою глаза, ты не исчезнешь.
– Исчезну, потому что ты меня не любишь. Если бы любил, то не заставлял бы так переживать.
Митя открыл глаза, и Маша бросилась к нему на шею.
– Какая же ты глупая, Маша! Ты же должна была чувствовать, все чувствовать. Ты хочешь меня сейчас почувствовать? – Он раздел ее и уложил в постель. – Ну как? Чувствуешь? Тебе хорошо? Отвечай немедленно, а то остановлюсь.
– А ты не можешь целиком в меня войти и там остаться жить? Мы бы рассказывали друг другу на ночь страшные истории и постоянно лежали, иногда вставали, чтобы поесть.
– Как мне хорошо с тобой! Я чуть с ума не сошел, когда ты сбежала от меня тогда, у Геры. Но я бы все равно тебя нашел, обязательно. Что, что с тобой?
Маша всхлипнула и замерла, прислушиваясь к тому, что происходило где-то внутри ее, потом содрогнулась всем телом, и из горла ее вырвался громкий стон.
– Можешь не отвечать, отдохни немного, и продолжим снова.
– Послушай, Дождев, ты хоть знаешь, что от этого бывают дети?
– Догадываюсь, а для чего же я столько тружусь?
– У нас уже обе подушки на полу, а матрац наполовину съехал.
– Ты же видишь, как я стараюсь.
Спустя час Маша рассказала ему, как его ищет Дымов, как все беспокоятся, что он сотворил с собой что-нибудь.
– А ты видела «Обнаженную М.»?
– Видела. Это ужасно. Неужели я такая на самом деле?
– Ты лучше, но я так по тебе скучал и томился, что и сам не знаю, как написал. Мне кажется, я мог бы писать тебя бесконечно, ты же постоянно меняешься, ты хорошеешь с каждым днем.
Над Кукушкином пылал закат, когда они вышли из дома и отправились звонить к Трушиным. Маша сказала Дымову, который взял трубку, что Митя нашелся и что первой же электричкой они вернутся в город. А потом они пошли бродить по дачному поселку. Отыскав в условленном месте ключ, зашли в Митин сад, открыли домик, летнюю кухню, нашли там немного грибного супа и мороженые сосиски. Митя принес с огорода помидоры и зелень.
– Мне постоянно хочется есть, – говорила Маша, аппетитно жуя наскоро приготовленный салат, – но только почему-то не дома. Вика вкусно готовит, но у тебя или с тобой все вкуснее.
В саду Митя залез на самую верхушку вишневого дерева и насобирал целую миску теплой от жары, сладкой и почти черной вишни. Потом они забрались в малиновые кусты и в темноте, на ощупь, собирали нежные, душистые, немного подвяленные и приторные ягоды.
На открытии галереи Руфиновы вели себя так, словно ничего существенного в их жизни не произошло. Борис не отходил от жены ни на шаг и всем своим видом показывал, как он горд и счастлив быть рядом с ней. Но Ольга в отличие от него, прогуливаясь по гулким светлым залам, не видела никого, кроме Дымова.