Я помедлил, прежде чем ответить.
- Возможно. Андрей Арбузов это не исключает.
Майор нацелил взгляд мне в переносицу и холодно спросил:
- Вы что же, предполагаете, что гражданин Арбузов... Как, кстати, его имя-отчество?
- Андрей Леонидович.
- Так вы считаете, что гражданин Арбузов Андрей Леонидович мог похитить свою жену и жену своего тестя, потому что ему запретили встречаться с женой?
- Да нет, конечно! Ничего я не предполагаю. Я просто рассказываю.
- И заодно подставляете этого своего Арбузова. Я так понимаю, добавил майор.
Чем-то я ему не понравился.
- Чепуха, - пренебрежительно сказал я.
- Что еще? - спросил майор.
В этот момент вошел сержант. Все посмотрели на него.
- Ну что? - спросил майор. - Можешь говорить.
- Тарасов в Петербурге. Я сейчас говорил с ним.
- Ты проверил?
- Да. Я позвонил в гостиницу, где он остановился. Там подтвердили, что он на месте, в своем номере, и сегодня ещё никуда не выезжал.
Сержант замолк, словно бы вспоминал свой телефонный разговор.
- Продолжай, - поторопил его майор.
- Все. Я ему рассказал о похищении жены и дочери, и он сказал, что к утру будет в Москве.
- Очень хорошо. А что с этим?.. - майор кивнул в мою сторону. - Ну... с братом, с двоюродным братом, с Терещенко? - вспомнил наконец.
Указывал на меня, видимо, намекая на мою связь с Терещенко хотя бы аэрозольный балончик со слезоточивым газом, от которого у меня до сих пор слезились глаза
- Терещенко пока нигде не зарегистрирован. Ищут.
- У вас больше ничего? - повернулся майор ко мне. - Тогда придется проехать с нами. Я думаю, долго мы вас не задержим. Составим протокол и отпустим.
- А может, отложим до завтра? - предложил я.
- А может, все-таки проедем? - сказал майор, поигрывая желваками и холодно целясь взглядом мне в переносицу.
Положительно я ему не нравился.
Все поднялись. Нехотя поднялся и я. Вышли из дома. Пожилой со своими спутниками шел с нами. В особняке остался дежурить лейтенант. Дождь за время, пока я был в доме, усилился.
Указывая на мой "Москвич" майор спросил:
- Это ваша машина?
- Да.
- Иван! - повернулся майор к сержанту. - Поедешь со свидетелем. За руль сядешь ты. Ясно?
Майор посмотрел на меня. Я пожал плечами и сел в кресло рядом с водительским. Сержант сел за руль и некоторое время осваивался. Сиденье было слишком далеко отодвинуто от баранки, мои ноги были длиннее.
Машины впереди стронулись с места. Мы покатили следом.
А за стеклом шел нескончаемый дождь, похоже было на то, что лето уже прошло и не вернется. Асфальт блестел, словно облитый маслом, и фонари длинными огненными лентами отражались в проезжей части Кисилевского переулка и многократно, радужно в лужах у обочин. Да, лето окончилось, увы.
- Что? - переспросил я. Сержант что-то сказал, а я, занятый своими мыслями, не разобрал.
- Я говорю, теперь зарядило.
Мы шли следом за машиной майора. Переулок был пуст. Сержант замешкался и служебная "Волга" успела оторваться от нас. Сержанта это не заботило. Вдруг впереди, на пешеходной "зебре", показался человек. Судя по вытянутой вперед палке, это был слепой. Худой, высокий, закутанный в длинный плащ, он то опускал палку, чтобы стукнуть ею об асфальт, то вновь поднимал горизонтально. Милицейская "Волга" скрылась за поворотом, когда мы подъехали к пешеходному переходу и остановились, пропуская слепого, повернувшего на звук мотора лицо, прикрытое черными незрячими очками. Слепой остановился перед капотом и стал расстегивать плащ. Мысленно я все ещё находился далеко, все ещё в покинутом нами доме, поэтому среагировал запоздало. Я выхватил пистолет и одновременно попытался скользнуть вниз, сложиться на самом дне, но этот мнимый слепой действовал быстрее. Он направил в нашу сторону короткий пистолет-пулемет с длинным глушителем и размашисто повел из стороны в сторону. Я ещё успел заметить, как дернулся сержант, успел услышать вязкий звук, с которым пули входили в его тело, успел заметить сверкающую волну хрустального биссера от рассыпавшегося стекла и тут тяжелый удар в голову, казалось, надолго, погасил мое сознание.
И я подумал, что, вероятно, смерть как раз и выглядит так.
ГЛАВА 15
УСТАЛОСТЬ ОТ ПЕРЕЖИТОГО
Однако я очнулся и в первое мгновение не мог понять, что происходит. Сначала - в этот момент сознание только начало возвращаться - мне показалось, что каким-то образом я оказался на корабле, тесную каюту качало, меня поднимало, несло... Внезапно я понял, что лежу на носилках, и меня пропихивают внутрь машины "скорой помощи".
Этого ещё не хватало.
Я сел, в голову сразу ударило пушечным ядром, но тут же отпустило; лишь продолжало где-то в глубине мерно бухать, словно забивали сваи. Но я не обращал на это внимание. Жить было можно, и я не настолько паршиво себя чувствовал, чтобы позволить себя увезти неизвестно куда. Кто-то из эскулапов попытался было меня задержать; я не обратил на него внимания.
- У вас же сотрясение мозга! - кричал кто-то мне вслед. И это было приятное известие, лишнее подтверждение того, что я цел и невредим. А сотрясение - все это чепуха.
Через некоторое время я обнаружил на голове у себя повязку, значит, кровь была, а я получил контузию. Как на войне. Почему-то сейчас это было приятно сознавать.
На тротуаре, рядом с моей "Шестеркой", темнели блестящие от воды милицейские куртки. Майор тоже был здесь. Он нацелил было взгляд мне в переносицу, но отвлекся, смотря куда-то вниз.
Я посмотрел туда, куда они все смотрели. За моей машиной на носилках лежало укрытое плащом тело.
- Сержант? - спросил я.
- Да, - кивнул полковник. - А вы, я вижу, целы и невредимы?
Майор вновь посмотрел на меня.
- Ладно, езжайте-ка сегодня домой. А завтра попрошу явиться к трем часам. Сейчас вы... плохо выглядите, - сказал он мне, скользнув взглядом по моей повязке.
Когда я приехал к себе домой, была уже глубокая ночь. Я доехал до автостоянки. Дежурил знакомый парень Леха. Я загнал свой покалеченный "Москвич" за ограду. Охранник обещал завтра заняться моей машиной. Завтра же мне надо будет ехать к себе в гараж, где у меня, ещё от лучших времен сохранился "Опель". Когда-то иметь сразу две машины - причем одну иномарку - казалось мне верхом богатства.
Живу я на проспекте Мира в сталинском кирпичном доме вечной постройки в трехкомнатной квартире, которая давно уже требует ремонта. Однако руки все не доходят. Точнее, нет времени, да и жаль тратить его на благоустройство того, к чему я всю жизнь относился скептически: домашнего гнездышка.
Впрочем, дома у меня относительно прибрано.
Лифт вознес меня на мой этаж. Во всем здании стояла мертвая тишина. Голова у меня стала болеть ещё пуще. Я вошел в свою квартиру, открыл окно и впустил вместе с влажным воздухом дождь. Сбросив пиджак, я достал из холодильника бутылку водки и налил себе полстакана. Выпил, сразу полегчало. Я вспомнил об убитом сержанте, и мои тревоги стали казаться не столь уж тяжкими. Я ни минуты не сомневался, что стреляли в меня, но в темноте не заметили подмены. Сержант спас меня, подставив свое тело.
И все же я не мог понять, зачем я кому-то понадобился, зачем меня старались убить? Я вновь прокрутил в голове события этого вечера. Мне вдруг стало подозрительным всё. Зачем ко мне обратилась за помощью совершенно незнакомая женщина? Хотя, конечно, я вполне мог быть для Елены Олеговны первым реальным представителем если не милиции, то правоохранительных органов вообще. Первым, кто реально что-то сделал, что-то касающее её или её семьи и не на экране телевизора, а наяву. Так бывает. Человек верит только тому, с чем сталкивается лично.
Но все равно вопросов было больше, чем ответов. Почему этот Терещенко, этот названый брат Тарасовой Елены Олеговны попытался нейтрализовать меня газом, когда я хотел задержать его до прихода милиции? Вдруг он замешан в похищении сестры, а зашел, возможно, замести следы или просто под шумок прихватить какую-нибудь ценную вещицу? И кто в меня стрелял? И зачем?
Я налил себе ещё полстакана водки, выпил и, ощущая, как приятное тепло растекается по жилам, закурил сигарету.
Через некоторое время я пошел в ванную. Умылся. Идти в душ сил не было. Я посмотрел на себя в зеркало. Повязка придавала мне лихой вид, но в общем-то лицо мне не понравилось: я выглядел усталым, осунувшимся и больным.
Я вернулся в гостиную, в спальню не пошел. Не раздеваясь, лег на диван, укрылся пледом, всегда наготове лежащим рядом в кресле, и лежал, прислушиваясь к тишине уснувшего здания и к тишине города за окном. Я думал, что вот ещё один день прошел. Снова я оказался втянут в события, до которых мне, собственно говоря, никакого дела нет. Не за деньги же я бегаю все эти годы. Вернее, не столько за деньги, сколько за то, чтобы создавать самому себе видимость смысла. Мужик обязательно должен привносить смысл в дело, которому он служит. Но странная вещь, чем дальше, тем все меньше смысла я нахожу во всех этих своих геройских делах, за которые я, правда, время от времени получаю неплохое вознаграждение. Да, наверное, кроме денег человеку ещё что-то надо. Но вот что? Может быть, друзей, как тогда, на войне? Не знаю, можеть быть...
А за окном шелетели тополя и ясно раздавались шаги одинокого прохожего, спешащего поскорее добраться домой. Все замирало до утра, все успокаивалось, засыпало. И постепенно и в мою душу тоже вошел покой...
ГЛАВА 16
ЗВОНОК БИЗНЕСМЕНА
Проснулся я в десятом часу. Нет, было уже около десяти. Я почувствовал бодрый запах кофе, вползающий от соседей через открытое окно и, медленно отгоняя остатки сна, вернулся к действительности, сам отнюдь не бодрый, но уже готовый к тяготам нового дня. А главное, голова уже не болела. Голова была пуста и гудела как большой котел, но уже не по причине контузии. Я прежде всего достал из холодильника бутылку пива, тут же опустошил её из горлышка, и скоро почувствовал, как окончательно возрождаюсь к жизни. Словно Феникс из пепла.
Пуля только чиркнула по моему черепу, сорвала кусок кожи и оглушила. Ничего серьезного. За ночь царапина затянулась, а когда я сходил в душ и смыл остатки запекшейся крови, то новая повязка уже не понадобилась.
Потом я сделал себе яичницу и выпил ещё бутылку пива. А когда потом пил кофе, зазвонил телефон.
- Слушаю, - сказал я и мужской решительный, странно знакомый мне голос резко произнес:
- Мне нужен господин Быков. Это вы?
- Я слушаю.
- Я - Тарасов, отец Марины. Надеюсь, вы помните, как привезли её несколько недель назад? Вчера вы были в моем доме. Мне нужно вас увидеть. И немедленно. Вы можете сейчас подъехать ко мне домой?
Я помедлил, прежде, чем ответить. Честно говоря, я был сыт по горло этой семейкой. И прочими сопутствующими воспоминаниями. Вчерашний альтруизм вышел мне боком, так что меньше всего я хотел вновь окунуться в их убогую, но богатую жизнь.
Тарасов по своему истолковал мои колебания.
- Я желал бы обговорить с вами оплату ваших прежних услуг моей семье. И если вы будете согласны, то и новых.
- Он помедлил секунду и, словно все уже было решено, добавил:
- Жду вас через полчаса у себя дома. Всё.
Он дал отбой. Я ухмыльнулся и положил трубку.
Я подумал, что даже такого рода потрясения, как похищение жены и дочери, не могут изменить в человеке желание оседлать ситуацию, чувствовать себя хозяином положения.
Из своих старых костюмов, я выбрал самый элегантный. Завязал галстук перед зеркалом, стараясь, чтобы узел получше выглядел. Новые ботинки, обнаруженные в шкафу, жали, но в общем я выглядел неплохо; я намерен был продемонстрировать Тарасову независимость и собственную уверенность в будущем. Самому-то себе доказывать это было не надо, но посторонние без регулярных демонстраций высоко оценить человека просто не в состоянии. Это я уже давно понял.
Еще раз критически оглядел себя, стряхнул соринку с плеча, остался собой довольна, и я вышел.
На автостоянке я ещё раз обговорил с Лехой, все ещё не сдавшим смену, сумму возможных затрат на ремонт моего трудолюбиового калеку, затем я сел в свой старый, но ещё очень представительный "Опель", который у меня служил для официальных поездок и поехал к воротам. Я не торопился, но все равно в Кисельный переулок приехал на пятнадцать минут раньше. Днем я здесь ещё не был, поэтому осматривался с любопытством.
ГЛАВА 17
МЕНЯ НАНИМАЮТ
С утра погода прояснилась, и в редких провалах облаков ярко синело небо. Иногда в эти оконца выглядывало солнце. Когда я подъехал к ограде дома номер три, как раз был один из таких солнечных антрактов, и сквозь листву посаженных вдоль ограды деревьев особняк казался залитым жидким золотом - все было умыто, чисто, свежо.
Я свернул к ажурным воротам и коротко просигналил. Мне пришлось посигнались ещё раз и лишь тогда к ограде вышел хмурый парень в почти таком же костюме, что сидел на мне. Парень взглянул на меня сквозь узоры чугунной решетки - я махнул ему рукой из окошка - и стал открывать ворота. Когда обе створки были распахнуты настежь, я медленно вполз во двор, подъехал к дому и остановился перед "Ауди" цвета металлик. Вероятно, это была машина Тарасова.
Я вышел из своего "Опеля", запер дверцу на ключ и посмотрел вверх на окна второго этажа. За занавеской одного из окон мелькнуло лицо, но я не разобрал чье.
Я поднялся на крыльцо. Как раз подоспел парень, успевший закрыть ворота.
- Как о вас доложить? - спросил он, распахивая передо мной дверь.
- Господин Тарасов меня ждет, - пояснил я. - Сообщите, что приехал господин Быков.
- Прошу вас, - пригласил меня заходить вышколенный парень. Я зашел в уже изученный мною дом. Парень, проскользнув мимо, взял телефонную трубку и, не спуская с меня взгляда, коротко доложил о приезде господина Быкова.
Я сел в кресло. Сейчас, днем, французские шторы были подняты, и дневной свет заливал холл, делая помещение больше, просторнее. Утром здесь все успели тщательно убрать, так что я не замечал следов ночного пребывания здесь такой массы мужиков. Я взглянул на часы. Было ровно одиннадцать тридцать. Мы договаривались как раз на это время.
В этот момент открылась дверь и вошел Тарасов. Я встал, мы пожали друг другу руки и сели напротив. Две недели назад, в темноте, я его плохо разглядел, хотя общее впечатление составил. Как представитель нашей элиты, достигшей, наконец, благ цивилизации, он был упитан, сейчас, когда сидел напротив, складки живота перетекали через ремень на брюки, лицо было одутловатым, красным, но выражение имело строгое, ясно дававшее понять, что человек с таким лицом не терпит никаких глупостей.
Тарасов, не оглядываясь, махнул рукой, и парень бесшумно принес поднос с двумя бокалами и бутылкой армянского коньяка. Парень наполнил рюмки и унес бутылку. Я вытащил сигареты и закурил.
Тарасов поднял рюмку и посмотрел её на свет. Потом взглянул на меня.
- Я пригласил вас сюда только потому, что вы и так в курсе всего... что происходит в моей семье. Вы, так или иначе, оказываетесь замешаны буквально во всем. Сразу уясните, что ваша осведомленность о событиях вокруг меня случайна, в этом нет вашей заслуги, так что я сразу хочу, чтобы вы поняли: я не протерплю, если вы будете строить тут передо мной Шерлока Холмса. Вы будете делать то, что можете, а я буду платить вам ровно столько, сколько стоят ваши услуги. Это я говорю, чтобы в дальнейшем между нами не было недоразумений.
Я молча стал выдувать кольца дыма в потолок, стараясь попасть кольцом в кольцо. Он сердито уставился на меня, а потом не выдержал и возорвался.
- Почему вы молчите? Вы что, не поняли, что я вам сказал?
Я немедленно изумился.
- Как? Вы что-то сказали? А мне показалось, вы только готовитесь мне что-то предложить.
Он побагровел так, что я подумал, его сейчас хватит удар. Парень в другом конце зала боялся дышать. Хотя я заметил искру одобрения в его взгляде.
- Итак, я весь внимание, господин Тарасов. Вы хотели о чем-то со мной поговорить? Но учтите, я берусь за дело лишь в том случае, если сумма гонорара заранее обговорена, и я имею гарантии её потом получить.
Тарасов ещё больше раздулся, и в тот момент, когда по моим рассчетам ожидался взрыв, он вдруг махнул рукой - не лопнул, но словно бы сник.
- И что это на меня находит? Но вы тоже должны понять: все вроде бы спокойно, Марина дома, беды ниоткуда не ждешь и вдруг на тебе - звонок из милиции, убийство, похищение. Есть от чего с ума сойти.
Я молча курил.
- То, что я вам скажу, надеюсь, останется между нами. - Я не хочу, чтобы милиция об этом пронюхала, - продолжил Тарасов. Он испытывающе посмотрел на меня. Я молчал и курил. Ему пришлось говорить дальше. - Мне утром звонили.
Сообщив это потрясающее известие, он замолчал, взял свою рюмку, выпил коньяк, поставил её обратно на столи и заурил сигарету. После чего вновь посмотрел на меня.
- Кто звонил? - осведомился я.
- Как кто? Похитители, кто же еще?
Положим, звонить мог кто угодно, но я не стал развивать эту тему. Вместо этого я спросил:
- Что они сказали?
- Я должен передать им триста пятьдесят тысяч долларов.
- Это крупная сумма, - сказал я. - Вы поставили в известность милицию?
- Чепуха! - резко сказал он. - Стоит мне сообщить о требовании этих мерзавцев, как начнется слежка, потом стрельба, бандиты все равно уйдут, а я уже никогда не увижу своей жены и ребенка.
- Но это очень крупная сумма.
- Разумеется, - немедленно согласился Тарасов, - но не настолько, чтобы заставить меня колебаться.
- Вы хоть пытались торговаться? - спросил я.
- Нет, конечно, какая может быть торговля, если на чашу весов поставлена жизнь моих близких?
Я покачал головой.
- Все же надо было поторговаться. Боюсь, ваша уступчивость заставит их изменить сумму выкупа. Когда они обещали ещё раз позвонить?
- Сегодня вечером после девяти.
- И все-таки я бы сообщил в милицию. Похитители вполне могут решить убить вашу жену и дочь. Конечно, не дай Бог, но все возможно. С ними надо не договариваться, с ними надо решительно бороться.
- Вот когда у вас украдут ваших близких, вы и боритесь. Вы так говорите только потому, что это не ваши родные. Нет, я решил и я отдам им эти деньги. Так у меня хоть какая-то надежда. И я хочу, чтобы вы поехали со мной. Один я опасаюсь ехать. С вами - нет. Я наводил справки.