– А как же Маша? – удивилась я. – Девочке надо обед сварить, в садик проводить. Вы же тоже работаете.
Телегина скомкала салфетку.
– Домработницу держим. Сейчас хорошо живем, зарабатываем, где можем. Все плохое с нами уже случилось. Помню, как в тот день, когда Василий один на шашлык уехал, я сумку складывала, так ревела от обиды, что голова заболела, пришлось таблетку глотать. Пошла на кухню за водой, и тут Натка звонит, воет похлеще меня. Я себя в руки взяла, стала выяснять, что случилось, почему она с Лешкой и Васькой в деревню не поехала, и услышала такую историю. Алексей с Натой утром поскандалили, он велел ей надеть синее платье без выреза. Ната заспорила: она приготовила красное с декольте. Рощин беременной жене оплеуху отвесил и один на пикник умелся. Понятно без слов: наши ребятки намылились с другими девочками повеселиться. Лехе беременность Наташки надоела, он ей первые месяцы все говорил: «Сделай, пока не поздно, аборт», а Натка ни в какую и всем врала: «Лешка девочку ждет, имя ей придумал». Парням свобода понадобилась, вот и устроили с утра скандалы, чтобы мы, вроде как жены, дома остались. Кожин, повторяю, кретин, но Алексей умный был, почему не сообразил, что мы с Наткой можем созвониться и сложить два плюс два?
– Вероятно, Рощин считал жену и тебя недалекими девицами, – предположила я.
– Фиг знает, чего у него в голове крутилось, – скривилась Телегина, – но мы с Наткой поревели, разозлились, решили им малину обломать, сели в машину и порулили в деревню. Я там раньше всего один раз была, дорогу приблизительно помнила, запуталась, но в конце концов мы на место приехали.
Телегина поежилась:
– Около трех ночи было, когда мы село нашли, еще радовались: «Сейчас тепленькими их с девками возьмем».
– Глупая идея тащить беременную подругу туда, где отец ее ребенка гуляет с другой, – не выдержала я. – И вообще не следует активно вмешиваться в чужую жизнь, может, мужик домой вернется, она с ним помирится и у малышки будет папа.
– Из Лехи родитель, как из унитаза ружье! – вспылила Олеся. – И не моя инициатива была туда ехать. Наташкина. Я ее отговаривала до вечера, а она рогами уперлась: «Хочу подлеца с любовницей застать, в глаза ему плюнуть. Если ты не поедешь, я на электричку сяду, потом пешком пойду». Совсем у нее башню свернуло. Вышли мы из тачки, а в деревне пожар, одна машина на огонь из шланга еле-еле писает. Натка в обморок свалилась. Полиция только на следующий день к полудню приехала. Но я уже знала, что они все мертвые. Васю пожарные почти целым вытащили, он немного обгорел, Леху тоже опознать можно было. А девки в головешки рассыпались.
– Значит, вы с подругой не ошиблись, Кожин и Рощин решили устроить мальчишник, – вздохнула я.
Олеся подперла подбородок кулаком:
– Я Натку на диван у одной из местных баб уложила, сама побежала в избу, которая Рощину принадлежала, она ему от бабки досталась. Только внутрь вошла, стол увидела, на нем водка, пиво, закусь недоеденная, на стульях одежда развешена. Васины джинсы, футболка, трусы, на них сверху лифчик кружевной, на полу платье. Еще один сарафан на диване, стринги в стразах… Дальше продолжать?
– Не стоит, – остановила я Олесю.
– Наташку на следующий день в роддом положили, к вечеру Машка появилась, – вздохнула Телегина.
– Кто опознавал тела? – спросила я.
Олеся потерла лоб:
– Я. Василия мне сразу показали, еще на пожаре, а Алексея уже в морге. Его не в Москву отвезли, а в местную больницу, в городке Конаково. Мрак ваще! Завели меня в подвал, повсюду трубы, грязь, вонь… Лицо Рощина при пожаре почти не обгорело, на нем гримаса жуткая, рот открыт! Жесть реальная!
– Да уж, – поежилась я.
– Страшно было! Натка в роддоме лежала, рвалась сама на мертвого глянуть, но я ей не разрешила, – продолжала Олеся. – У нас с Кожиным дело к разрыву шло, и я на него так за измену обозлилась, что словно на чужого мертвеца смотрела. А Натка Алексея обожала, не стоило ей любимого таким видеть. Я сама чуть в обморок не грохнулась, когда на то, что от Лехи осталось, взглянула.
– Значит, они точно сгорели, – вздохнула я.
– Ага, – кивнула Олеся. – Никто и не сомневался, что парни покойники, их одежда в избе осталась, часы, очки, документы: паспорта, права, рабочее удостоверение. Машина Рощина у забора стояла. Все ясно было и мне, и полицейским. Они живо дело закрыли, мы с Наткой Леху и Васю похоронили, ни одна сволочь с их работы не пришла, денег нам не дали.
– А вы с подругой просили материальную помощь? – уточнила я.
Олеся скривилась:
– Конечно! Натка от новорожденной отойти не могла, а я к начальству Рощина порулила, про пожар рассказала, говорю: «Мы не богаты, покойников двое, выделите хоть какую сумму». Мужик в погонах спокойно ответил: «Василий Кожин у нас без году неделя служил, с испытательного срока его выгнали. Ничего такому горе-сотруднику не положено. Рощин умер не на службе, мне уже доложили, по пьяни он сгорел, с девками в бане куролесил. Некрасивая смерть, пятно на коллективе. Материальную помощь мы оказываем тем, кто на посту погиб. И деньги выдаются родне: матери, сестре, отцу, жене. А вы кто? Какое отношение к Алексею имеете? Кем ему приходитесь? Сожительницей? Ничем помочь не могу. Ступайте к ребятам в отдел, если они чего промеж себя соберут, то и возьмете». Но я домой уехала, подумала: «Да сдохните вы со своими копейками». Кремировали тела, урны потом в могилы к их родителям зарыли. Ну ни одна гадина со службы нам не позвонила, соболезнований не дождались ни от кого.
Глава 24
– Ты сказала, что у Василия и Алексея внезапно появились деньги, – продолжала я.
– Да, – согласилась Олеся.
– Тебя не удивило, откуда у них такие средства? Вдруг они совершили не очень хороший поступок, пошли на служебное преступление, уничтожили улики или, наоборот, что-то кому-то подбросили? Им заплатили, а потом решили их убрать, подстроили пожар, – предположила я.
– Не знаю, – вздохнула Телегина, – они нам о своих делишках не докладывали. Ты права: когда я стала эту ситуацию обдумывать, полезло в голову всякое. Но я не собиралась в полицию идти и о своих соображениях докладывать.
– Ты не хотела, чтобы убийцы понесли наказание? – удивилась я.
– И че, по приговору суда Леха и Вася воскреснут? – невесело усмехнулась Олеся. – Маловероятно, да? А мне все нервы измотают, еще соучастницей того, о чем я понятия не имела, сделают, затаскают нас с Наткой на допросы. Нам и без этого несладко было: Наташка рыдает, у нее молоко пропало, я ее успокаиваю. Потом ночью коробочку с кольцом, которое мне Вася преподнес, последний его подарок, открою, сама слезу пущу. Через полгода только легче стало, хоть я и уходить от него решила, а все равно тяжело. Вот же странно – первые дни после смерти я ненавидела Ваську, а потом плохое забылось, хорошее помнилось.
– Что за кольцо? – поинтересовалась я.
Девушка улыбнулась:
– Дорогая ювелирка, старинной работы. Вася надел мне его на палец и обрадовался: «Во, угадал. Сидит, словно специально под твой размер делали». Я прямо обалдела, шепчу: «Где взял?» Кожин в ответ: «Там такого больше нет». Но я на него насела, и он признался: «Купил». Потом объяснил: «Знакомый один охранником в скупке работает, я ему когда-то помог, просто так, из хорошего отношения. Он отблагодарить меня решил, сегодня звякнул: «Вася, бабка в ломбард пришла, за копейки дорогую вещь принесла, дряхлая совсем, ничего не соображает, цены путает, за тыщу ювелирку сдать хотела. Я пенсионерку тормознул, сам у нее перстень приобрел. Хочешь его у меня за ту же цену забрать?» Ну, я поехал к нему, решил тебе сюрприз сделать». Я, дурочка, ему сначала поверила, в подарке весь вечер по квартире ходила, утром в редакцию с ним собралась, а Василий в дверях встал, загундел: «Зая, не таскай перстень на работу, еще украдут, позавидуют. Его лучше никому не показывать, Наташе тоже, она к Алексею примотается, начнет Рощина пилить: «Почему Василий своей бабе дорогие цацки покупает, а ты мне даже букет не принесешь!» Лучше отдай кольцо, спрячу его.
Я обиделась:
– Забирай! Отлично получилось! Вчера преподнес – сегодня отобрал.
А Вася кольцо в коробочку положил, в стол засунул и давай чирикать:
– Оно твое. Раскинь мозгами, нужно ли с драгоценностью по улицам рассекать. И Наташке про мой презент знать не следует, рухнет от ее зависти ваша дружба.
Тут я и смекнула! Вчера вечером Васька под газом пришел, не пьяный, просто веселый, но пахло от него. Кожин, как хлебнет, делался добрым, ласковым, чего ни попросишь – все отдаст. Перстень он на волне щедрости мне преподнес, а утром хмель выветрился, Вася притих. Колечко непростое, дорогое, что-то с ним не так, Василий его не купил, опасается теперь, что Леша узнает про ювелирку и ему вломит. Васька недавно иномарку новую из салона пригнал, часы приобрел недешевые. Алексей ему так за приобретения вломил! Только перья летели по углам.
– А вы откуда знаете? Вряд ли Рощин друга при вас ругал, – усомнилась я.
Олеся потянулась к чайнику.
– Я уехала по работе на тусовку, предупредила Васю: вернусь ночью. А вечеринка не задалась, никто из заявленных звезд не появился. И что там делать? Я домой около одиннадцати вернулась, слышу, Рощин орет: «Идиот, заканчивай баблом сорить». Кожин ему в ответ: «Ни копейки не потратил, все, как ты велел, спрятал». Алексей еще громче завизжал: «Не …! Машину новую взял». Васька оправдываться начал: «Моя развалюха умерла. Народ ничего не заподозрит, сейчас все в кредит «колеса» берут». Рощин ваще с катушек съехал: «Котлы купил! О… совсем! Приказано было не шиковать!» Я как раз туфли снимала, одну уронила, каблук о пол стукнул. В квартире сразу тихо стало, потом Вася в холл вышел:
– Вау! Чего рано вернулась? А мы с Лехой киношку смотрим, слышала, как телик орет?
Это он так неуклюже попытался изобразить, что не приятель скандалил, а актеры на экране. Я сделала вид, будто поверила. А когда Васька стал просить про перстень помалкивать, до меня дошло: боится Кожин друга, тот ему люлей опять за мотовство навешает. Перстень необычный, старинный. Хотите, покажу?
– Обожаю украшения, – улыбнулась я.
Олеся, опираясь на костыли, ушла, но вскоре вернулась с небольшим бархатным сундучком, откинула крышку и продемонстрировала содержимое.
– Красивое! – на этот раз совершенно искренне воскликнула я. – И оригинальное! Золотой щит, на нем виноградная гроздь, а держат ее крохотные олени. Это герб герцогини Шевальер, я видела его во Франции, в замке Монветон.
– Понятия не имею, – пожала плечами Олеся. – Я до сегодняшнего дня ювелирку никому не демонстрировала. Чего тебе ее под нос сунула? Сама не знаю. Тебе надо журналисткой работать, умеешь ты из человека все вытянуть. Не у каждой получится, это талант!
Разговор прервал звонок в дверь.
– Тетя Олеся, – закричала Маша, – дядя Федя подписи собирает.
– Блин, – буркнула Телегина и поковыляла в холл.
Коробочка с кольцом осталась на столе. Я еще раз внимательно рассмотрела перстень, быстро сфотографировала его телефоном и закрыла бархатную крышку.
Минут через пять хозяйка вернулась:
– Надоел домовый комитет. Второй год ходят, бумаги составляют, хотят, чтобы у нас лифтера в подъезде посадили, а толку нет.
– Олеся, – спросила я, – Василий попросил вас устроить в «Желтухе» публикацию истории о том, как он нахамил Ангелине?
– Ну да, – кивнула Телегина.
– Значит, вы знали, что Кожин задумал? – не успокаивалась я. – Он хотел, чтобы его выгнали с работы.
– Понятия ни о чем не имела! – взвилась Олеся. – Все! До свидания. Разговор завершен. Справедливый врет. Я его ни о чем не просила. Прощайте!
* * *Выйдя от Олеси, я зашла в кафе, заказала чай и начала рыться в телефонной книжке. Давно пора навести порядок в контактах. Сколько раз говорила себе: «Дашенька, полностью записывай имя и фамилию человека». Но нет же, в списке полно странных сокращений, ну, вот, например: «Саша БДР». Непонятно, это мужчина или женщина? Что такое БДР? Название организации? Дальше еще лучше: «Макс ногаживот». Это врач, который лечит конечности и желудок? Или это мутант с растущими из пупка лапами? Я листала список. Куда я вписала ювелира Юрия Бархатова? Фамилии нет, имени тоже. Может, кольцо? Снова неверно. Перстень? Ожерелье? Бриллиант?
Дама за соседним столиком взяла зазвонивший мобильный и воскликнула:
– Ленка! Ты где?
Меня осенило: Лена! Так звали первую жену Юры, ну-ка посмотрю… Точно! «Ленин муж, Юра». Отлично, главное, не забывать, с кем когда-то жили друзья, и не запутаться в именах их бывших половин. Ленка после развода с Бархатовым вышла замуж за Лешу Виноградова. Ну-ка, гляну ради интереса, как у меня записан Алексей? «Ленин муж Лешик». Ну, в принципе, понятно. Хорошо, что у парней разные имена. Вот с Катей Селезневой получилось хуже, она в третий раз расписывается с мужчиной по имени Саша, и теперь у меня в телефоне целый ряд записей: «Саша, муж Кати». И который из них действующий?
Нет, надо навести порядок. О! Нашла! «Юра золото». Это точно он.
– Привет, Дашута! – обрадовался Бархатов. – Опять серьгу сломала?
– Нет, с украшениями пока порядок, – успокоила я его. – Я отправляю тебе фото кольца, посмотри и скажи, сколько оно может стоить.
– Ладно, – согласился Юра. – Ага, уже пришло. Погоди, поставлю тебя на громкую связь. Вау!
– Что? Говори, – потребовала я.
– Дорогая штучка, – забубнил Юра, – я не первый раз ее вижу.
– Знаешь этот перстень? Откуда? – обрадовалась я.
– Одна девушка копию заказывала, – признался Бархатов.
Он хотел сказать еще что-то, но я услышала из трубки звук звонка в дверь.
– Извини, Дашута, клиент идет, продолжим минут через двадцать, он ненадолго, готовый заказ получит, и адью, – скороговоркой произнес ювелир и отсоединился.
Я уставилась на фото. Ну и как драгоценность герцогини Шевальер очутилась у Олеси Телегиной? Знаю удивительную историю, связанную с этой дамой и ее богатством. Мне ее рассказал комиссар Жорж Перье, тот самый, что ушел на пенсию. Жила-была в восемнадцатом веке во Франции герцогиня Шевальер, урожденная Мария Бернес. Она родилась в Австрии и, когда ее в четырнадцать лет выдали замуж за француза, герцога Шевальер, не очень хорошо изъяснялась на языке мужа. По обычаю тех лет невесте знатного лица, если она была иностранкой, предписывалось въезжать во Францию одной, без каких-либо друзей или родственников. Марию доставили в небольшое местечко вблизи Страсбурга, там она разделась догола. Зачем? Эта церемония означала, что невеста оставляет все, принадлежащее родительскому дому, и становится француженкой. У Марии даже отобрали любимую собачку. В семье жениха девушку встретили не особенно ласково. Мария была очень молода, любила балы, развлечения, свекровь и другие дамы считали ее легкомысленной, дурно воспитанной. Единственным другом герцогини оказалась горничная Франсина, ее одногодка. Мария закончила свои дни на гильотине во время правления Конвента[17], куда подевалась Франсина – неизвестно. Спустя почти два столетия в один из крупных аукционных домов Франции пришел мужчина и показал роскошный ювелирный набор. Потом представился:
– Меня зовут Анри Гриньон, я являюсь потомком горничной Франсины. Перед смертью ее хозяйка, герцогиня Мария Шевальер, подарила верной прислуге свои драгоценности. Я до сих пор живу в доме, который принадлежал Франсине. Он очень старый, еще мой отец хотел его перестроить, в частности, сломать огромный камин на первом этаже в гостиной. Очаг не работал, потому что дымоход давно был наглухо заделан. Но мэрия Парижа не давала разрешения на переделку.
Здесь необходимо объяснить, что французы трепетно относятся к историческому наследию. Архитектурная инспекция с большой неохотой позволяет владельцам старинных зданий изменять их внешний и внутренний вид. Один наш русский приятель приобрел апартаменты на улице Бонапарт. Ему не понравились балконные решетки черного цвета, и новосел ничтоже сумнящеся позолотил их. Не успела еще высохнуть краска, как к владельцу дома явилась делегация жителей околотка, потребовавшая вернуть особняку первозданный вид. Новый жилец по российской привычке коротко и ясно отправил соседей по известному адресу и успокоился. Заорал: «Я купил апартаменты, делаю с ними что хочу». Но вскоре он получил письмо от архитектурного надзора. Лучше вам не знать размер суммы штрафа, которую пришлось отсчитать нашему другу, и решетки теперь снова черные. Вот почему наша семья отказалась жить на улице Сен-Сюльпис, в доме восемнадцатого века. В нем даже люстру без разрешения нельзя повесить, а чтобы его получить, придется потратить не один месяц на хождение по кабинетам.
Глава 25
Но Анри оказался неленивым. Здоровенный неработающий камин здорово раздражал семью Гриньон, он занимал много места, и никто в конце двадцатого века не собирался обогревать дом с помощью старинного очага. Гриньон получил разрешение на работы и нанял строителей. Бригада рушила дымоход несколько дней и в конце концов справилась с задачей. Представьте общее изумление, когда в трубе обнаружился железный сундук. Анри вскрыл его, нашел дневник Франсины и ювелирные изделия. Это оказались драгоценности казненной герцогини Шевальер. Экспертиза, проведенная аукционным домом, признала ювелирный набор и записи горничной, принесенные Анри, подлинными. Между страницами дневника лежало завещание герцогини Шевальер. В нем она указала, что оставляет Франсине свои ценности, так как не имеет детей и знает, что они с мужем будут казнены.
Гриньон показал аукционистам фото всех колец, браслетов, серег, колье и сказал, что решил продать свалившееся на него богатство, не поднимая никакого шума. Сейчас сокровища хранятся в укромном месте, Гриньон готов отдать их аукционному дому. Он предоставит потенциальным покупателям гарантию подлинности украшений, покажет дневник Франсины, заключение экспертов, но имя Анри Гриньона не должно прозвучать вслух.